что такое московский акцент
ЖизньМосковский акцент:
Как особенности говора делят нас на «своих» и «чужих»
Акцент как повод для дискриминации
Избавиться от акцента — мечта многих людей, изучающих английский (или любой другой иностранный) язык. Акцента, указывающего на родную страну, принято стесняться — достаточно вспомнить хотя бы выступление Виталия Мутко, ставшее мемом. Многие боятся говорить, считая, что особенности произношения означают, что они ещё недостаточно хорошо знают язык — хотя произношение не связано напрямую, например, со словарным запасом или умением понимать других на слух.
В реальности, правда, всё немного сложнее. Даже эксперты по тестам на знание языка советуют не пытаться копировать акцент носителей языка, а работать над произношением — то есть стремиться произносить слова чётко, так чтобы речь была легко понятна окружающим. Считается, что понятное произношение — это и есть пресловутый «акцент носителя», но это далеко не всегда так. Особенно если учесть, что единого «стандартного» английского языка в принципе не существует. Существуют как минимум британская, американская, ирландская, шотландская, австралийская, новозеландская и другие версии — в общем-то, у каждого человека, говорящего на английском, есть какой-то акцент. Это характерно и, например, для испанского — произношение в латиноамериканских странах сильно отличается от типичного для самой Испании.
Внутри «стандартных» версий языка тоже существуют свои подгруппы и диалекты. Эталонной версией британского английского считается нормативное произношение (received pronunciation) — то, что принято называть «королевским английским». В реальности, по приблизительным оценкам, так с детства без специальных занятий говорят менее 3 % британцев — сложно представить, что у остальных 97 % английский «неправильный». Тем не менее здесь есть своя сложность — диалектные версии языка нередко обрастают дополнительными смыслами. Это характерно не только для английского языка (по тому, как человек говорит по-русски, нередко пытаются определить место его рождения), но здесь, пожалуй, чувствуется острее, чем во многих других странах. По произношению носителя английского в Великобритании нередко делают выводы о его образовании, уровне дохода, ресурсах, происхождении.
В России считается, что человек со свойственной регионам речью якобы обладает меньшим образованием и культурным уровнем
В британском английском акценты носителей языка — это ещё и вопрос классовой дискриминации: сильный выговор может стать препятствием на пути к карьере и развитию. Журналист The Guardian Дэниел Лавелл, например, рассказывает, что пошёл на курсы по «смягчению» акцента, так как его дразнили из-за произношения — он родом из Манчестера. Раньше британские преподаватели техники речи упирали на то, что учат говорить «правильно», сегодня говорят скорее о том, чтобы «смягчить» произношение и говорить «чётче» — хотя идея, что на родном языке можно говорить «правильно» и «неправильно», сохраняется. «Акценты связаны с неравномерным распределением экономического и культурного влияния в регионах, — отмечает доцент, преподаватель социологии Даремского университета Сол Гамсу. — Связь между интеллектуальными способностями, формами речи представителей среднего класса и элит и акцентами сильно вплетена в классовую структуру британского общества».
Неудивительно, что произношением как инструментом тоже пытаются пользоваться — например, сменив акцент на более «высокий». Так поступила Маргарет Тэтчер, родившаяся в графстве Линкольншир, — нормативное произношение для неё стало приложением к позиции власти. Или Дэвид Бекхэм — бывший капитан сборной в начале карьеры говорил гораздо «проще», чем сегодня. Бывает и обратный процесс: бывший британский премьер-министр, наоборот, пытался говорить «проще», вероятно, чтобы искусственно приблизиться к среднему классу.
Конечно, это касается не только Великобритании. В США кроме самых известных диалектов — новоанглийского, южноамериканского и западного, или общеамериканского, — существует почти два десятка вариантов произношения. Часть из них тоже связана с неравенством: например, к диалектам афроамериканского населения страны (и их носителям) существует предубеждение, хотя они широко встречаются в поп-культуре.
В России тоже есть предубеждение перед диалектами — формами языка, характерными для разных территорий страны, к которым относятся не только особенности произношения, но и грамматика, и специфическая для региона лексика. К местным говорам нередко относятся пренебрежительно: считается, что человек со свойственной регионам речью якобы обладает меньшим образованием и культурным уровнем. Диалектов могут стесняться сами их носители, а на федеральном телевидении едва ли можно увидеть людей с произношением, отличающимся от «общепринятого». Эксперты считают, что это ошибочное мнение: диалекты не менее сложны, чем более распространённые формы русского языка, и обладают важным культурным значением.
Проблема повышенного внимания к произношению ещё и в том, что оно становится почвой для дискриминации и в других ситуациях. Исследования показывают, что для того, чтобы мы обратили внимание на акцент или отличающееся от нашего произношение, достаточно тридцати миллисекунд — то есть одного короткого слова. Нередко это приводит к таким же стремительным выводам. Специалист по социолингвистике Стэнфордского университета Джон Бо провёл эксперимент. Он звонил по газетным объявлениям о сдаче квартир, отвечая на них, используя разные диалекты: общеамериканский, считающийся «стандартным», а также диалекты, характерные для афроамериканского и мексикано-американского населения. С «нестандартным» произношением ему реже предлагали сдать квартиру — исследователь связал это с предубеждениями по отношению к обладателям того или иного произношения, представлениями о «надёжности» и «платёжеспособности». «Акценты говорят нам о реальных людях не меньше, чем о том, что мы сами на них проецируем», — считает Софи Скотт, профессор когнитивной нейробиологии Университетского колледжа Лондона.
В Великобритании встречается даже практика переучивания на более «социально приемлемый» вариант регионального произношения
В России взрослые люди могут использовать курсы русского языка и сценической речи не только для того, чтобы исправить дикцию и интонации, но и чтобы приблизить свою речь к «эталонной», казаться для других «своим», а не «чужим» по произношению. В мире языковые курсы могут быть обязательными для представителей некоторых профессий — не только артистов и ведущих, но и, например, сотрудников колл-центров. В той же Великобритании встречается даже практика переучивания на более «социально приемлемый» вариант регионального произношения — например, шотландский или южноамериканский диалект.
Предубеждение по отношению к «непривычному» произношению и диалекту становится частью более масштабной дискриминации. Это особенно важно, если учесть, что процесс работает и в обратную сторону: исследования (правда, не самые новые) показывают, что люди могут хуже воспринимать информацию от человека, если его воспринимают как «чужого» — даже если у него на самом деле нет акцента. В одном из таких экспериментов участникам показали две фотографии — белого американца и человека с азиатскими корнями. Им проиграли одинаковую аудиозапись, в которой звучал общеамериканский диалект. Когда участники исследования смотрели на человека с азиатской внешностью, им было сложнее понять его речь — некоторые даже приписывали ему несуществующий акцент.
Всё это ещё один повод задуматься о предубеждениях, которые мы сами не обязательно осознаём, но можем транслировать. Это особенно важно, если учесть, насколько условно само деление на «правильную» и «неправильную» манеру говорить, когда речь идёт не о грамотности, а об особенностях местной речи. И насколько сложнее история появления «правильного» языка, чем мы думаем. «Если бы развивалась Владимиро-Суздальская Русь, то наш с вами язык был бы „окающим“, а „акальщики“ казались бы нам диалектными и необразованными, — отмечает старший научный сотрудник отдела диалектологии и лингвистической географии Института русского языка им. В. В. Виноградова РАН Игорь Исаев. — Так что вопрос становления одного из диалектов в качестве литературного языка в конечном счёте — вопрос однажды случившегося выбора. Это не значит, что говоры, которые легли в основу нормы, настолько хороши, что общим голосованием в Древней Руси их выбрали местом для формирования литературного языка. Так случилось, что с возвышением Московского региона литературная норма стала той, которая характерна для говоров Москвы».
Отличия столичной речи от русской народной: по каким словам-паразитам можно безошибочно определить москвича
В каждом регионе нашей страны есть свои диалектические особенности, которые указывают на происхождение человека. Наиболее известным диалектом является столичный, так как речь именно жителей Москвы нам чаще всего приходится слышать в фильмах, телешоу и новостях. Какие же особенности безошибочно указывают на москвичей и какие тенденции появились в их речи в последние годы?
Фонетические отличия
Самой характерной чертой, которая исторически присуща московскому говору, является так называемое «аканье». Если жители северных регионов и Поволжья имеют тенденцию «окать», то шутки про «Ма-а-скву» считаются визитной карточкой именно столицы.
Другой яркой особенностью является протяжная манера произношения слов. Москвичи говорят не слишком быстро, по крайней мере, так кажется многим приезжим.
Старомосковский диалект
Наибольшие отличия фонетики жителей столицы можно заметить в старомосковском произношении. Сейчас эти особенности нечасто можно встретить в речи молодого поколения, но если вы включите советские фильмы, то специфика произношения некоторых слов просто бросается в глаза (или, скорее, в уши). И сейчас в речи старшего поколения еще можно уловить эти нюансы.
Что же было характерно для старомосковского диалекта?
Первый классический пример – это использование звука «Ш» вместо «Ч»: «булоШНая», «кориШНевый», «молоШНик», «яиШНица» (впрочем, последний пример характерен сейчас для жителей многих регионов России).
Следующая яркая особенность – твердое произнесение согласных «Х», «К» и «Г» в конце слов перед гласной: «легкЫй», «московскЫй», «тихЫй».
Можно отметить также, что на стыке двух твердых согласных в середине слова, первый из них смягчается: «церЬковь», «вверьх».
Наконец, очень заметным и показательным является такое отличие: в возвратных суффиксах –сь и –ся согласный «С» произносится твердо: «додумалсА», «расписалсА», «держиС», «надеюС» и так далее.
Слова-паразиты москвичей
Но, как уже было отмечено, в речи современных жителей столицы эти особенности малозаметны или вовсе отсутствуют. Зато слова-паразиты «размножаются» с огромной скоростью. Остановимся на нескольких лексических единицах, которые заполняют речь москвичей.
Также среди речевых паразитов можно отметить слова «это», «во-о-от», «так сказать», «на самом деле», «ну», «да нет» и другие.
Современные тенденции
Как, по мнению филологов и лингвистов, меняется московский говор в последние годы? Специалисты отмечают, что яркие особенности, которые раньше были присущи московской речи, сегодня сходят на нет.
На то есть простая причина: в Москве слишком много приезжих, которые неизменно привносят собственные речевые особенности в говор. Поэтому московский диалект, ранее бывший столь характерным и ярким, сегодня становится по сути сборной солянкой всевозможных российских говоров.
Экономичность языка
Эксперты считают также, что утрате способности говорить способствуют социальные сети, куда постепенно перекочевало общение. Даже встречаясь, чтобы пообщаться вживую, люди быстро могут потерять интерес к беседе и уткнуться в свои гаджеты.
Среди сокращений, которыми пользуются многие москвичи, можно привести такие примеры:
Разрыв поколений
Наконец, филологи указывают на еще одну тенденцию, которая производит не слишком радостное впечатление. Дело в том, что если в прошлом бабушки и дедушки легко находили общий язык с внуками, то сегодня это становится для них все труднее. С развитием технологий и расширением виртуального пространства, все глубже становится разрыв между поколениями.
Среди современных родителей, а также бабушек и дедушек, немало продвинутых, которые стараются оставаться в тренде и быть на одной волне со своими детьми внуками. Они осваивают смартфоны, Интернет, социальные сети, стараются вникать в молодежный жаргон со всеми его «мемами», «лайками», «репостами», «твитами» и прочим.
Но не всем такая интеграция в молодежную культуру дается легко. Из-за этого отношения между молодью и старшим поколением становятся менее близкими и доверительными. В этом случае все зависит лишь от терпения и понимания потомков.
Как бы то ни было, мир не стоит на месте. Изменения в языке – это яркие показатели вектора, в направлении которого движется современная культура.
Говорит Москва: особенности столичной речи
Спросишь у кого: «Чем отличается московское произношение от других?» В ответ, скорее всего, услышишь: «Много “акают”». Но так ли это на самом деле или же налицо очередной устоявшийся стереотип? О том, что же думают по этому поводу гости и жители столицы, читайте в нашем материале
«Аканье»
Так «акают», или «не акают» — вот в чем вопрос. Мнения путешественников и самих жителей столицы в этом вопросе разделяется. Но можно сказать с уверенностью, что такой «тренд» у москвичей присутствует, просто далеко не у всех. А уж если «акают», то на слух это очень заметно.
Очень режет. Будучи в аэропорту во время пересадки Москва – Питер, не поверила своим ушам, когда услышала стандартное объявление по громкой связи. Что то вроде «Увжааааимыее псаажиииирыыы. » Даже оглянулась вокруг, проверить реакцию, но кроме меня это никого не шокировало)) Затем общалась с тремя девушками-москвичками, гостями сестры, они заметно акали. Ну и на последнем месте работы приходилось частенько общаться с куратором из московского офиса, та же акающе-растягивающая манера.
Удел приезжих
Среди самих жителей Москвы бытует и такое интересное мнение, что знаменитое «аканье», в котором часто обвиняют жителей города, на самом деле привезли с собой выходцы из других регионов, и встречалось оно чаще во времена советского периода. Сейчас же такое произношение — редкость и даже признак невежества.
Существует версия, что такой акцент с выделением «а» больше относится к советскому периоду и характерен не для коренных москвичей, а тех, кто стал таковым недавно. Тогда переезд в Москву считался повышением социального статуса относительно земляков. И, вероятно, такая манера речи выражала особое удовлетворение положением дел. В наши дни акцент встречается к редко, так как воспринимается в обществе как проявление невежества.
Неспешность
Другая особенность столичного говора, замечаемая многими, — это спокойная и неторопливая манера общения, иногда даже чересчур медленная. Когда в мегаполисе вокруг сплошная суета — хоть поговорить можно спокойно (если вы никуда не спешите).
Я с Севера. Мы (как нам все говорят) очень быстро говорим, даже норвежцы с удивлением просят притормозить. Так вот. Москвичи, конечно, так не акают, как поговаривают многие не-москвичи, но заметно медленнее говорят. Задаю москвичу вопрос, а он ответ свой тяяяянет так неторопливо, я уже подпрыгивать начинаю.
Странно, вроде как москвичи спешат всегда. А говорить не спешат.
Растягивание
И опять-таки многие утверждают, что москвичам, вдобавок к неспешной манере общения, нравится растягивать гласные в словах. И хотя эта речевая особенность тоже довольно заметна, некоторым она даже чем-то нравится.
Малаадой челааавек! Очень отличается от речи дикторов, например, новостных передач. Замедление и упор на гласные. Забавный, манерный. Везде режет слух, кроме может быть, западной части России.
Опускание безударных гласных
А вот некоторые безударные гласные москвичам, напротив, свойственно опускать. Этакий баланс: ударные гласные продлеваем, а те, на которые не падает ударение, — опускаем.
Для московского акцента характерна сильная по сравнению с литературным вариантом произношения редукция безударных гласных, причем она действительно сочетается с более протяжным «а». То есть когда мои племянники-москвичи говорят «бабушка», то я слышу «бабшка-а». Самый простой пример, но так же и с другими словами.
Ну и, разумеется, бытует мнение, что сегодня разницы в московском и каком-либо другом говоре нашей страны практически нет. То есть утверждение о том, что столичное произношение имеет свои отличительные особенности, — не что иное, как вымысел.
Эстеты могут сравнить голоса радиодикторов советской поры — Всесоюзного и Ленинградского радио. «Дожди» и «дожжи» — это оттуда. Сейчас разница в говоре жителей двух столиц, по моим наблюдениям, — просто миф. То же могу сказать про нижегородцев, например, или псковичей. А по протяжным гласным можно выделить разве что белоруса.
Старомосковское произношение и что от него осталось
Прошлое и будущее
Русское литературное произношение складывалось на протяжении долгого времени. В выработке литературных норм особая роль принадлежит московскому говору.
До образования национального языка в ХVII веке на разных территориях были распространены диалектные разновидности русского языка. На диалектах говорило все население феодальных земель независимо от социальной принадлежности.
Произношение в Москве — компромисс между севернорусским и южнорусским,с некоторыми особенностями так называемого среднерусского наречия.
Феодальная раздробленность эпохи средневековья привела к разделению древнерусского языка на многие говоры и диалекты. Историческое значение Москвы заключалось в создании общерусского варианта языка.
Положение, следовательно, складывалось то же, что и в Петербурге начала XIX в. Петербургу предстояло собрать воедино социальные диалекты (жаргоны). Москва то же самое, но на два века раньше сделала с диалектами территориальными.
Времена изменялись, материал для построения новых норм языка оказывался иным, но задача стояла все та же: из множества типов местной речи — наследия раздробленности державы — создать общерусскую норму.
Население Москвы в XVI – XVII века составляли выходцы из разных мест, в большом городе возникал своеобразный сплав из разнородных диалектных черт. Будучи в основе севернорусским (окающим), с течением времени московский говор приобретает черты, свойственные южнорусскому наречию.
Революция 1917 года, приведшая к смене социального строя, внесла изменения во все сферы общественной жизни, в том числе и в язык; подверглась изменениям и орфоэпия. Изменяется состав населения Москвы, в столицу съезжаются носители самых разных русских говоров. Все это приводит к серьезным сдвигам в литературном языке и влечет к орфоэпическим изменениям.
В середине прошлого века, когда появилось полное описание произносительных норм русского языка, общество осознало необходимость сохранения традиции правильного произношения. Основу орфоэпических норм составляет и сейчас старомосковское произношение.
Старомосковское произношение не было популярным или широко распространенным; разные слои говорили на своих диалектах и со своим прононсом, в том числе, в Москве. Театральная языковая норма старой Москвы была взята за основу для дикторов радио, а позднее и ТВ; через эти институты единообразное произношение и нормы устной речи навязывались всей стране.
Оно формировалось в среде московской интеллигенции и образованного купечества, поддерживалось в эпоху социальных потрясений театральной речью как более консервативной частью языка, проникало в язык всех культурных слоев населения. Особая заслуга в сохранении образцового русского произношения принадлежит двум театрам – Малому театру в Москве и Александринскому в Петербурге. Это, по словам лингвиста М.В.Панова, «живое воплощение орфоэпического идеала».
Яркие черты
Наиболее яркие черты старомосковской произносительной системы, сохранившиеся в наши дни или претерпевшие значительные изменения.
1. По правилам старомосковского произношения согласные звуки перед мягкими согласными должны произноситься мягко: надо говорить [д`]верь, [с`]вет.
Сейчас обычно произносится твердый согласный, однако старая норма допускается и сохраняется в театральной речи и в речи москвичей старшего поколения.
Иногда можно услышать в поездах московского метрополитена: Осторожно, [д`]вери закрываются, [с`]ледующая станция – «Курская».
Произношение шн, шт в соответствии с орфографическими сочетаниями чн, чт было в определенных случаях присуще не только старомосковскому говору, но и, очевидно, являлось частью литературного языка на более раннем этапе формирования
Сто лет назад было такое распределение, что в словах обиходных говорили «шн», а в словах, вот, например, в терминах, вариант только «чн».
Говорили: «молоЧНая кислота», но при этом – «молоШНая каша». Говорили только: «тоЧНый», хотя там тоже сочетание ЧН, конеЧНый, но при этом – конеШно.
И уже сто лет назад учёные пытались найти объяснение вот этому феномену и спрашивали: а вот почему? Какие именно слова? И были разные-разные предположения, и оказывалось, что в принципе ни одно объяснение не подходит. Большинство слов, в которых варьируется такое произношение, стилистически неправильное. И пытались в зависимости от того, какое слово производящее, какие другие согласные в этом слове, вот дать какое-то объяснение. Ни одно объяснение не было исчерпывающим.
Сейчас количество слов, в которых произносят «ШН», существенно сократилось. Но по-прежнему говорят «конечно», слово «скучно» в данный момент имеет два варианта – говорят и «скуШно» и «скуЧНо». Старшее поколение говорит только «скуШно».
3. Буквосочетания [зж], [жд], [жж] по старой московской норме произносились с долгим мягким звуком [ж`ж`]: до[ж`ж`]и (дожди), дро[ж`ж`]и (дрожжи), по[ж`ж`]е (позже). В настоящее время подобное произношение встречается редко.
4. На месте буквы г в словах религиозного содержания считалось единственно правильным произношение фрикативного g: Бо[g]а (Бога), бла[g]о (благо), бла[g]одать (благодать). Современная норма допускает такое произношение лишь в словах Бога, Господи.
5. Формы прилагательных единственного числа именительного падежа мужского рода в современном русском языке образуются с окончаниями (ый) или (ой): новый – нов[ъй]. Это старый спор двух окончаний, истоки его во взаимодействии старославянского и древнерусского языков. Более «старинным» является произношение нов[ъй], сильн[ъй], тверд[ъй]. Свидетельствуют об этом пушкинские рифмы:
Ее находит идеальной.
Князь тихо на череп коня наступил
И молвил: Спи, друг одинокий!
Твой старый хозяин тебя пережил:
На тризне уже недалекой…
Примеры из стихотворений Н.А.Некрасова:
Вольно ж без работы гулять!
Лежит на ней дельности строгой
И внутренней силы печать.
За нагруженной снопами телегой
Чинно идет жеребеночек пегий.
Сценическая речь, стремясь сохранить язык классиков, не отказывается от старомосковской нормы. Но и в бытовой речи у некоторых наших современников, безупречно владеющих литературным языком, выдерживается более или менее последовательно эта норма.
Что также отражено рифмой у Н.А. Некрасова и (ближе к нашему времени) у М.И. Цветаевой:
На ухабе всякий раз
Зверь рычал ретиво.
Смывает лучшие румяна
Любовь. Попробуйте на вкус,
Как слезы солоны. Боюсь,
Я завтра утром – мертвой встану.
Стихи эти следует читать, соблюдая волю автора, не разрушая рифмы. Такие рифмы есть и у современных поэтов; если система рифмовки тяготеет к точности, то они говорят о произношении с,са в возвратных формах глагола. Вот строки Б.Л. Пастернака:
Сквозь фортку крикну детворе:
Тысячелетье на дворе?
А так читает свои стихи А. Вознесенский:
Я в кого-то переселила[с]!
Разбежала[с], как с бус стеклярус,
Это лишь некоторые, наиболее яркие черты старомосковского говора. Надо ли нам знать, как говорили в Москве сто лет назад, надо ли следовать орфоэпическим традициям? Много раз орфоэпические нормы, связанные с давними культурными традициями, объявлялись реакционными, буржуазными (20-е и 30-е годы), устарелыми, исчезнувшими.
На самом деле они живы и требуют орфоэпического внимания и поддержки.
«Старая» норма редко реализуется в живой речи, но она не мертва, она воскресает всякий раз, когда мы читаем стихи поэтов Золотого и Серебряного веков русской литературы, когда в театре мы слышим диалоги пьес А.Н. Островского и А.К. Толстого и чувствуем красоту старого московского говора. Сценическая речь не во всем совпадает с бытовой, и это ее достоинство, а не порок, она осуществляет живую связь речи современников с речью русской классики, с языком великих писателей прошлого.
Согласно наблюдениям лингвистов, в настоящее время в ряде слов многие москвичи разного возраста, владеющие нормами литературного произношения, последовательно произносят шн: булошник, подсвешник, тряпош]ый и т. д.
Для выяснения вопроса о распространенности этого явления было проведено анкетирование, цель которого состояла в определении регулярности появления старомосковских вариантов произношения в современной речи и описании факторов, поддерживающих их сохранение. В анкеты были включены как старомосковские, так и современные произносительные варианты.
Анкетируемому предлагалось выбрать тот вариант, который свойственен его речи. В исследовании принимали участие испытуемые, разделенные по возрастному критерию на три орфоэпические группы.В ходе исследования дополнительно учитывались зафиксированные в бытовой речи случаи употребления рассматриваемой нормы, а также анализировалась речь дикторов телевизионных программ канала «Культура».
Результаты исследования позволили установить определенные этапы отхода от старомосковского произношения:
1. В некоторых словах сохраняется только старомосковский произносительный вариант шн: конешно, нарошно и др.
2. В следующей группе слов сосуществуют реализации шн и ч’н при преобладании старшего варианта: горчишники и горчич’ники, скушно и скуч’но и др.
3. Равноправие вариантов шн и ч’н: шутошный и шуточ’ный, порядошный и порядоч’ный и др.
4. Сосуществуют шн и ч’н при преобладании младшего варианта: горнич’ная и горнишная, тряпич’ный и тряпишный и др.
5. Произношение исключительно ч’н согласно младшей норме: яблоч’ный, молоч’ный и др.
При общей тенденции к вытеснению старомосковского произносительного варианта новым можно было бы ожидать, что в речи каждого следующего поколения будет происходить отдаление каждого конкретного слова от старомосковского варианта, но в обязательном порядке этого не происходит.
В речи современного молодого поколения в некоторых случаях наблюдалась консервация того соотношения вариантов ч’н/шн, которое фиксировалось и на прошлом этапе развития языка (например, в словах: скушно, прачешная, подсвешник, яишница, девишник, скворешник).
Как вообще меняется язык
Высокие книжные слова и выражения через язык церкви проникали в общий язык и скрепляли его— для всех это авторитетный источник. Прямых заимствований из церковнославянского языка было мало. Использовались формальные средства и общие правила образования новых слов, которые выработал церковнославянский язык.
Появилось множество новых суффиксов, прежде бывших книжными, возникло много слов, иногда общего значения.
«Столкнулись» слова одного значения, но разного происхождения, подчас с неуловимыми оттенками смысла. Приходилось выбирать, какое предпочесть, а какое отвергнуть: властитель — властелин, убиение — убитие — убийство, дан-ник — данщик, невежество — невежествие — невежественность, безумьство — безумие — беэумьствие, старость — староство — староствие — старчество, из-гона — изгонка — изгнание и сотни других.
Не забудем, что таких рядов набиралось много, и лишь приблизительно было ясно, что общим для составляющих такие ряды слов является корень, а суффиксы всюду свои. Одни из них — разговорные, другие — книжные, третьи — причудливое смешение тех и других. Возникла проблема стиля: стало ясно, что только в конкретном тексте можно разобраться с богатством, полученным из веков.
И по части грамматических категорий накопилось много вариантов. Вот категория рода у имен. Более шестисот слов имели варианты (скажем, занавесъ — занавесь — занавеса). Какой вариант предпочесть? И новые заимствования из разных европейских языков в XVII в. вызывали подобное же колебание (залъ — зало — зала). Проходило время, и постепенно, слово за словом, язык очищался.
Появилось множество новых слов и новых форм старых слов. Неожиданно оказалось, что многозначность (а точнее, нерасчленимый в сознании синкретизм значений) слова чрезвычайно неудобна, когда речь заходит о чем-то конкретном. Скажем, слово жена обозначало одновременно и женщину, и супругу, и социальный статус женщины в обществе. Также и мужь— и супруг, и мужчина, и звание (высокий мужь).
Образованные от этих имен прилагательные позволили со-вдать новые формы: жена — женский, мужь — мужь-ской, а на их основе уже и новые слова: женьчина, мужьчина. Разговорная речь нуждалась в специализации жизненно важных слов, поэтому именно в московских памятниках XVI в. и возникают ряды: жена— женка — женьчина, мужь — мужик — мужьчина.
Биологические, социальные, семейные характеристики человека по полу стали определяться самостоятельными словами. Семантическая дифференциация началась в московском говоре, но пока лишь на уровне бытовой лексики.
Давно известные книжные слова тоже переосмыслялись в соответствии с социальными нуждами людей. Нынешние слова совесть и жизнь (жызень) совсем другого значения, чем были они до XVI в. Слова, которые прежде были почти однозначными, но употреблялись в разных жанрах и стилях, пройдя все тот же путь «усреднения» значения, стали разграничивать важные понятия: живот ‘биологическое существование’— житие ‘социальное’ — жизнь ‘духовное’. Уже не в признаке-прилагательном указывалось подобное различие (мой живот, чистое житие, вечная жизнь), а в самостоятельном имени-термине. Это значит, что и понятие о соответствующих сторонах человеческой жизни складывалось в сознании и оформлялось в слове.
Питательной средой для «усреднения» прежде самостоятельных речевых стихий явилась в Москве деловая речь, язык документов, т. е., как ни странно, «язык московских приказов» — чиновная речь. Это была единственная форма письменной речи, которая одновременно использовала и церковнославянизмы и формы народного языка. Их не просто соединяли в одном документе, но и обрабатывали, редактируя текст и доводя до неких образцов. Престиж форм деловой речи позволял «разносить» речевую норму московских приказов за пределы столицы: в XVII в. всюду писали так, как дьяки в Москве.
Все это постепенно привело к стилистическому снижению некоторых жанров традиционной литературы. Так, и жития святых, и повести о военных действиях, и рассказы о житейских делах стали писать на более доступном простому народу языке, хотя в преобразовании книжных (письменных) вариантов речи были и свои отличия от того, что происходило в развитии устной речи.
Почему именно московский говор у нас стал основой литературного произношения?
Когда такая большая территория, как территория России, когда такое обилие диалектов, разных способов произнесения на вот этой большой территории, обязательно нужен какой-то способ произнесения, какой-то говор, вот в данном случае, это московский говор, который был бы универсальным, всеобщим, он был бы для всех.
Все могли бы им пользоваться в каких-то важных случаях, которые требуют участия всех. Это, например, жизнь государства, это образование. И так исторически сложилось, — историки любят эту форму, — так исторически сложилось, что именно московский говор стал базой, основой для литературного произношения. И причин тому две: первая – собственно, такая политика, политическая, социальная, что это говор столичный, что все приезжают в столицу, все взаимодействуют со столицей.
А вторая причина – она на самом деле, тесно связана с первой, потому что московский говор он занимает промежуточное положение между всех русских говоров.
Во-первых, за счёт своего географического положения, во-вторых, за счёт взаимодействия с другими говорами, как такой своеобразный плавильный котёл, впитал, переварил, адаптировал черты многих, многих, многих русских диалектов, и занял вот это вот промежуточное положение. Получается, что московский говор удобен всем, хотя, безусловно, от всех русских диалектов отличается.