кто нибудь видел мою девчонку о чем книга
Я прочитала книгу «Кто-нибудь видел мою девчонку?» и до сих пор ее осмысляю
«Кто-нибудь видел мою девчонку? 100 писем к Сереже»
Автор: Карина Добротворская
Содержание передавать бесполезно, потому что яснее, чем это сделал главред журнала «Сноб» Сергей Николаевич, вряд ли можно, но попробовать стоит. Я люблю душевные книги, благодаря которым ты узнаешь себя: в чем-то учишься у автора, а где-то вспоминаешь, что в похожей ситуации сделал точно такую же глупость. Но важный момент заключен не в назидании или поучении, а в данном случае в возможности донести память о человеке, которого уже давно нет в живых. Этот роман, в первую очередь о талантливом, эмоциональном, живом мастере своего дела. Память мыслей и тем более чувств не вечна, поэтому Карина Анатольевна пишет «письма в пустоту», а точнее своему бывшему мужу, которого до сих пор любит всем сердцем — блистательному режиссеру, критику и сценаристу Сергею Добротворскому.
В книге писательница задается несколькими фундаментальными вопросами: «Никому не нужна правда? Всем нужна вера? Потому что вера и есть любовь?», — пишет она.
Для себя я ответ не нашла. Но после прочтения романа, мой мир разделился на «до» и «после». Тривиальная фраза, понимаю, но это так. Изучать труд этой безгранично талантливой и сильной женщины все равно, что говорить со старшей и мудрой подругой, которую не видела очень долгое время. То ли у меня жизнь и отношения всегда сложные (никак не сравниваю с долей, выпавшую на хрупкие плечи Карины Анатольевны, конечно), то ли я от начала и до конца настолько прочувствовала книгу, что рефлексия не отпускает меня до сих пор.
Больно было читать и проживать события в книге — от зарождения влюбленности до трагического финала истории, но в этом есть какой-то катарсис. Можно ли считать эту историю законченной, если любовь живее всех живых? Ответ на этот вопрос Добротворская предлагает найти самим читателям.
Библиотека. Читатели делятся контентом, который на них повлиял
Критики демонстративно ушли с фильма «Кто-нибудь видел мою девчонку?»
Картину Ангелины Никоновой восприняли неоднозначно
На показе фильма «Глубже!» Михаила Сегала могли бы дружными рядами выйти театральные деятели, но от них присутствовал только Константин Богомолов. Фильм он досмотрел, а вот узнал ли себя в герое Антона Лапенко, неизвестно.
Кадр из фильма Ангелины Никоновой «Кто-нибудь видел мою девчонку?»
Ничего общего с реальной средой того времени на экране нет и в помине. Это абсолютно искусственный мир, возможно, просто не сложившийся по незнанию. Продюсер картины Сабина Еремеева скажет: «Время – не герой нашего фильма. Мы все придумали, создавая свой мир». Авторов интересовали любовь и страсть, которых, увы, на экране нет. Непонятно, зачем им понадобились именно эти герои, если они до такой степени стертые и обезличенные.
Ангелине Никоновой за свою работу не стыдно: «Мы были вдохновлены книгой и не воссоздавали историю двух конкретных людей. Наш фильм о чувствах. Кто-то начнет искать себя на экране, и это будет неправильно. Все герои второго плана выдуманные. Когда мы выбрали эту тему, то прекрасно понимали, что обрекаем себя на сильные реакции. Мой режиссерский подход – оставаться максимально деликатной. Одна из претензий, которую я слышу в свой адрес: «Вот вы взяли реальных людей и хайпанули. Но мы же не использовали личности известных людей, чтобы привлечь к себе внимание. Хотя я не могу не учитывать чей-то боли и морально-этического аспекта».
На роль Сергея Добротворского пригласили артиста «Гоголь-центра» Александра Горчилина, который ничего не знал о своем герое, а в острой реакции на фильм увидел личную боль тех, кто был связан с прототипами фильма, цеховую солидарность, затмевающую разум. Киру сыграли Анна Чиповская и Виктория Исакова. Одной по роли – 25, другой – 40 лет. Ничего общего между ними нет, и зрителю предстоит принять или не принять такую условность. Ангелина Никонова хотела визуализировать разницу миров, потому и пригласила таких разных актрис на одну роль. По ее мнению, зрители поверят, что это одна и та же женщина.
Юлия Пересильд впервые оказалась в ее сплоченной команде: «Мне казалось, что я не вхожу в шорт-лист Анны Меликян. Мне казалось, что я сойду с ума от того, что все делаю не так. Мне же часто приходится играть в жестких картинах, а Аня подарила мне легкость».
В главной роли «самого глубокого человека на Земле», театрального режиссера Романа Петровича, который ставит спектакль в «Самом главном театре страны», снялся Александр Паль. Слишком тщательно работает герой, а нужен кассовый продукт, и вот уже на смену ему приглашают хваткого коллегу Хачатряна в исполнении Антона Лапенко. В его образе многие увидели Константина Богомолова, который присутствовал на премьере «Глубже!» вместе с Ксенией Собчак. Поскольку есть сцены с полуобнаженными актерами, где особенно комичен Владимир Симонов (прекрасная актерская работа), а Роман Петрович появлялся в шапке, то кому-то это показалось пародией уже не на Богомолова, а на другого всем известного режиссера. Очень смешно прозвучала реплика: «А что русскому режиссеру бояться?». Михаил Сегал уверяет: «Не было прототипов».
— У Михаила Сегала никогда не поймешь, когда он шутит, а когда серьезен. Вы понимали, чего он хочет?
— Я практически всегда понимал то, что он хочет. Он четко ставит задачу.
— Он же – писатель, и иногда такое ощущение, что он в плену своей литературы.
— Вам так показалось в этом фильме? Значит, есть какая-то доля правды в том, что вы говорите. Я – исполнитель, актер. Кажется ли мне, что он в плену? У Миши очень яркая форма, в которой он пишет, и она сама за себя говорит. Моего героя назначили художественным руководителем, чтобы он проводил национальную идею. Устоять и не скатиться в комедию в такой ситуации было тяжело.
«Кто-нибудь видел мою девчонку?»: самый ожидаемый фильм «Кинотавра» оказался песней о недопитом чае
Корреспондент BURO. на фестивале в Сочи посмотрел фильм из конкурсной программы, снятый по наделавшей шуму книге Карины Добротворской
Фото: пресс-служба «Кинотавра»,
кадр из фильма «Кто-нибудь видел мою девчонку?»,
реж. А. Никонова,
2020 год
«Кто-нибудь видел мою девчонку?» сняла Ангелина Никонова — режиссер, завоевавшая славу на европейских фестивалях с «Портретом в сумерках» о любви героини Ольги Дыховичной к отвратительному менту и ставшая жертвой синдрома второго фильма с чудовищным «Велкам Хом» о русских в Америке. Третья картина поставлена по одноименной автобиографической книге Карины Добротворской, вокруг которой в момент ее выхода в 2014 году в среде причастных к кино развернулся страшный скандал. Карина написала слезливую книгу-признание в любви своему покойному первому мужу — Сергею Добротворскому, культовой фигуре, ленинградскому киноведу и кинокритику, чьи тексты на сегодняшний день чуть ли не канонизированы и оказали влияние на критиков нескольких поколений. В письмах, как бы написанных Добротворскому, героиня рассказывает ему о своем новом любовнике-программисте, которого тоже зовут Сережей (как оказалось, в жизни его звали иначе) и как будто бы невзначай пересказывает историю последних семи лет жизни Добротворского, ставших периодом ее профессионального становления, и вынимает все скелеты из шкафа, не забыв упомянуть ни об одном эксцессе или ошибке мужа. Сергей скончался в 1997 году от передозировки героином в 37 лет; сорвался после того, как Карина его достаточно жестко бросила, а о его сексуальных фетишах, зависимости и настоящей причине смерти, которую держали в тайне друзья Сергея, его родители узнали уже из книги его бывшей жены, что было, мягко сказать, с стороны автора неэтично. Но прошло время, и с книгой смирились. С фильмом смириться потяжелее.
Из-за того, что книгу составляли отрывочные письма, в картине отношений героев можно было более-менее разобраться, только если уже добрался до последней страницы и переместил взгляд к разделу авторских благодарностей. Их биография была насыщена событиями — семь лет прожить не поле перейти. Чтобы вместиться в продаваемый хронометраж, Ангелина Никонова втрое сократила сюжет книги (а значит, и жизни), придав отношениям героев карикатурной прыткости. Из мечущейся фигуры с разными — как темными, так и светлыми, все как у людей — жизненными периодами Сергей превращается в запойного алкоголика, который время от времени бьет Карину (этот факт многие опровергли), после чего влюбленные опять беззаботно шутят о кино Жан-Пьера Мельвиля и Анджея Вайды. Счастливые и трагические моменты существуют в отношениях героев на равных, и если в жизни, как утверждается в книге, между Кариной и Сергеем постепенно образовывалась пропасть, в фильме она уходит от него буквально ни с того ни с сего. Герои у Никоновой разговаривают не как люди, а цитатами из кино (запомни, зритель: мы кинокритики, в жизни общаемся совершенно иначе). А герой Добротворского совершенно одинаково говорит в кругу друзей и на лекциях со студентами (также присутствует гэг, в котором он пугает жену тем, что достал сливочное масло из холодильника, как бы отсылая к скандальной сцене в «Последнем танго в Париже»).
Добротворского со скидкой на то, что его играет Горчилин, омолодили на семь лет и похоронили не в 1997-м, а в 1994-м; и в придачу на могиле выгравировали фамилию «Добровольский». Про журнал «Сеанс», работа с которым Сергея и Карины сильнейшим образом повлияла на их отношения, авторы не сказали ни слова (по всей видимости, оправдывая это страхом очередного скандала). Героиню основательницы издания Любови Аркус оставили, но переименовали ее в «Лизку» и поручили играть кривляющейся артистке Марии Шалаевой; «Коммерсант» переименовали в «журнал „Финансист“». Киноведа и их друга Михаила Трофименкова играет Алексей Золотовицкий, которого здесь ни разу не называют по имени; журналиста Алексея Тарханова — второго мужа Карины, к которому она уйдет от Сергея, — Юрий Чурсин (его тут почему-то зовут Максим). Лекцию о таланте и значении «Сережи» как автора мы выслушиваем от «Аркус-Лизки» на лестничной клетке, пока герои заносят в несоразмерно огромную квартиру Добротворских-Добровольских советский стол. В этой же сцене герой произносит легендарную фразу — как и практически все остальные, по замыслу авторов, должную в дальнейшем разойтись на цитаты — о том, что пишет не положительные и отрицательные, а аналитические рецензии.
Рецензии на книгу «Кто-нибудь видел мою девчонку? 100 писем к Сереже» Карина Добротворская
ГИМН ПОТЕРЯННОМУ ПОКОЛЕНИЮ
Я не люблю мемуары людей искусства, а среди них особо неуважаемый мною жанр – мемуары эпистолярные. Просто мне кажется, что если человек писал письма, не предполагая, что их будут публиковать, то читать их неприлично, а если автор хотел, чтобы письма опубликовали, то скорее всего в них очень мало правды относительно его жизни и тогда какой смысл их читать?
При таких моих взглядах у книги Карины Добротворской «Кто-нибудь видел мою девчонку? 100 писем к Сереже» шансов мне понравиться было ноль целых, ноль десятых. А вот нет же! Я получила огромное удовольствие от чтения. Тут правда необходимо оговориться, что ни кто такая Карина Добротворская, ни кто такой ее первый муж Сергей, я до прочтения книги понятия не имела, их имена мне ни о чем не говорили, так что героев книги я воспринимала как персонажей вымышленных. К тому же сама автор говорит, что все изложенное – ее личная вольная интерпретация отношений с супругом, которые психологически не закончены до сих пор, несмотря на то, что семнадцать лет назад она от него ушла, и тогда же он ушел из жизни. Ну, а где «вольная интерпретация», там и богатое воображение и выборочные факты и многое другое, что опять-таки позволило мне считать книгу, написанную в форме писем давно умершему супругу, не эпистолярными мемуарами, а просто художественным произведением.
К тому же признаюсь честно, что собственно история любовных и семейных отношений Карины и Сергея Добротворских меня мало заинтересовала. Я не увидела в ней ничего особенного, ни трагизма, ни яркости, ни странности, ничего. По-моему вполне нормальная история взросления питерской девочки, которая сначала влюбляется в такого неформального гения, а потом перерастает эту любовь, да еще и откровенно спасается от мужниного хронического алкоголизма, убегая к человеку более состоятельному и надежному. Могу я понять и чем мотивировано написание этой книги. Мне показалось, что автор в глубине души совершенно по-российски попрекает себя отсутствием вины за то, что оставила мужа, спасая собственную жизнь. Ну не принято у нас бежать от алкоголиков, куда более почетно в глазах общества «нести крест». Вот и получается, что надо оправдываться за элементарный инстинкт самосохранения. Ну, да ладно. Все это для меня было не важно. Я читала книгу не об отношениях, а о времени, целой эпохе, которая и в моей памяти осталась очень и очень значимой.
Основные события, описанные в «Ста письмах», развиваются в конце восьмидесятых, начале девяностых годов прошлого века. Сейчас, в свете последних веяний, то время принято вспоминать с ужасом. Ах! Развал Союза! Ах! Голод и карточки! Ах! Полнейший беспредел! Ах! ГКЧП! Ах! Ельцинские реформы! В общем, не времена, а ужас! Ужас! Ужас! Да, все это было. И очереди за макаронами, и коммерческие магазины с заоблачными ценами, и один «сникерс» на всех за счастье, но… Но в те времена я, как и герои книги, к счастью была еще достаточно молода, чтобы не думать «как выжить и прокормить семью», не обращала внимание на эстетику быта и спокойно могла ходить в одних джинсах год, а потом их подштопать, если прохудились. Не это было главным.
Главное, что тогда разом распахнулись окна в мир по всему периметру жизни. Одним и тем же ветром перемен принесло к нам и элитарное кино и мыльные оперы, и Джойса и Чейза, живописный авангард и откровенно вызывающие инсталляции, искусство гениальное и пошлое. А самое прекрасное, хотя и самое трудное было то, что у нас, выросших в железных рамках диктуемых сверху оценок и выработанных мнений, вдруг появилась возможность самим формировать свои предпочтения, вырабатывать вкус на собственном опыте, а не пользоваться готовыми шаблонами. Никто тогда не знал, «как надо», что теперь в искусстве «хорошо», а что «плохо». Это было время, когда в курилках у солидных искусствоведов можно было услышать обсуждение эстетических достоинств «Рабыни Изауры», когда записные интеллектуалы запоем читали детективы и смотрели с одинаковым интересом шедевры Антониони и «Богатые тоже плачут». Мы были как дети, оказавшиеся без присмотра в кондитерском магазине, хватали все, надкусывали, бросали, бежали к другим полкам, наедаясь до отвращения, но постепенно выбирая любимые лакомства, учась не жадничать, отличать подделки в ярких фантиках от мечты гурмана. Нас, студентов тех лет, сейчас часто называют потерянным поколением. Так вот, нас действительно потеряли, но это дало нам возможность найтись самим, без помех и оглядок на изжившие себя авторитеты.
А еще ведь появилась возможность ездить за границу, не проходя унизительных проверок на лояльность. Да, мы чувствовали себя нищими где-нибудь в американской провинции, но опять-таки, питаясь уцененными продуктами и выбирая самые дешевые рейсы, мы могли ездить смотреть города, о которых только читали или видели в кино, бродить по улицам, сидеть в кафешках с одной чашкой чая многие часы, просто для того чтобы надышаться «их» воздухом. И тут мы тоже стали выбирать, формировать предпочтения. Кто-то вдруг выяснял, что не любит рекламную Америку, зато без ума от скандинавских деревень, а кому-то и вовсе вскоре приелась неродная суета. Пожалуй, только Париж не разочаровывал никого. Но, главное, все это был уже наш выбор, а не тупое голосование по принципу «не читал, но осуждаю».
В общем, я очень рекомендую книгу своим ровесникам, всем, для кого было важным научиться выбирать и думать самостоятельно. Я рекомендую ее нынешним молодым, чтобы они лучше поняли своих родителей, которые в их возрасте оказались детьми перед изменившимся миром. Я рекомендую ее нашим родителям, нередко обращающимся к прошлому, как к благу. Вот, взгляните, какой хаос мы считаем прекрасными временами просто потому, что тогда были молоды. Так не связаны ли ваши воспоминания о благе других времен только с тем, что вы тогда были моложе?
История любви кинокритика Сергея Добротворского и его жены Карины в Петербурге начала 90-х гг. Любви, которая закончилась побегом Карины в Москву к другому, и смертью Сергея через год после расставания, несмотря на то, что их отношения казались идеальными.
До этой книги даже не слышала ни о Сергее, ни о Карине Добротворских, ни о большинстве упоминаемых персонажей. Книга привлекла меня как история о красивой трагичной любви. С художественной точки зрения получилось действительно красиво и трагично. Не только сама любовь, но и декорации очень красивые: так называемый, богемный, Петербург 90-х гг.
О Карине можно сказать, что она женщина без стеснения. Если всё описанное в книге действительно правда, то не представляю, насколько надо быть «без комплексов», чтобы опубликовать все эти откровенные откровения. Ладно толпы незнакомцев, но эту книгу читают друзья, коллеги, случайные знакомые, дети, родители Сергея, бывший муж, «нынешний» Серёжа. Я не представляю, насколько надо быть «выше» всего этого, чтобы не бояться вызвать осуждение, не бояться сделать больно близким.
Книга очень залипательная. Не увлекательная, а именно залипательная. Каждый раз, когда начинала читать, было сложно оторваться. Но при этом возвращаться к чтению особо не хотелось. И всё-таки сохранялась интрига: если ты так его любила, что произошло, почему ты ушла к другому.
И вот когда всё-таки добрались до ответа, я думаю, каково вот это вот всё читать/знать её детям. Да и самому Алексею Терханову всё понимать. Всё знать. И жить с ней. И знать, что его сына назвали в честь её бывшего мужа. Наверно, он её очень сильно любил.
Карина вообще предстаёт какой-то «токсичной» по отношению к своим упоминаемым мужчинам.
С Добротворским она была капризной, эгоистичной. Замужняя, гордая и независимая. Демонстративно отталкивала его. Сделала всё, чтобы стать центром его жизни. «Искоренила» его старые привычки, ограничила его круг общения. И в конце концов ушла из его жизни. Разрушив её полностью.
С Терхановым появляется ощущение, что его использовали. Но тут по крайней мере кажется, что она если не любила его, то была влюблена.
А вот «новый» Серёжа – полное ощущение, что для неё просто игрушка. Вся такая интеллигентная взрослая тётя решила поиграть с «деревенским» мальчиком. Она постоянно подчёркивает, что он ничего не читал, не смотрел, нигде не был. Короче, выгодно выделяется на его фоне. Зачем ей это? Или это ей так разнообразия захотелось, отдохнуть от равных? В конце концов, когда понимает, что зашла слишком далеко, просто выгоняет. Но он хоть с видом на Эйфелеву башню пожил. Может быть, он её тоже использовал.
Больше всего меня во всей этой истории раздражали доллары. Сначала я думала, что, может быть, петербургская богема 90-х действительно зарплату долларами получала. Но потом она написала сумму в долларах и упоминание, что получила их в рублёвом эквиваленте. И тут у меня возник вопрос – а зачем это было в доллары переводить? Хоть она и живёт в Париже, но основная ЦА этой книги – явно Россия. Суммы в рублях были бы гораздо более понятными.
В общем, книга интересна как история любви. Плюс красивые декорации.
«Мне есть о чем с ними пить. «
О любви Карины к Сереже можно спорить и спорить. А вот о любви Сереже к ней сама Добротворская написала истинные строки (правда, говоря о другом человеке):
. романтическое желание, чтобы любовь была отчаянной и опасной. Граничила бы со смертью, но была бы бессмертной, вечной.
Борьба с долгостроем
Иных уж нет, а те далече
Книга написана остро, сильно, а еще познавательно (кошмарное, но подходящее слово). Она воскресила не только образ любимого мужчины, но и эпохи во всем их несовершенстве. Несколько раз по тексту автор повторила, что ее бывший муж хорошо знал законы жанра. Могу переадресовать комплимент ей самой: Карина Анатольевна тоже прекрасно разбирается в законах (да и в жанрах тоже).
Формат писем (маленьких эссе) позволяет выразить концентрированную мысль: поговорить об аспекте/случае/конкретном человеке вне всего остального, и в то же время каждое из них является куском общей картины. Законы драматургии соблюдены, но и ответвлений сюжета хватает.
Эту книгу можно читать по-разному: как любовный роман с печальным концом (чуть не написала «плохим» – симптоматично) – тот факт, что часть его героев во главе с рассказчицей еще здравствует, только придает увлекательности; как документ эпохи: Петербург с черно-белой пленки, молодая культурная тусовка, сейчас заматеревшая и превратившаяся в небожителей, да и общая атмосфера поколения девяностых, переживающего (а отчасти успешно игнорирующего) исторические события; как экскурс в историю кино: его в книге много – цитаты из лекций Добротворского, заметки автора, размышления на тему. Но подано все без снобистского возвеличения профессионалов над обывателями, что в контексте книги логично. А можно читать как все вместе, наслаждаясь метким языком и горькой интонацией, от которой как-то тошно становится.
Единственное, что меня покоробило, элегантная реклама других книг этой издательской серии: можно подумать, что это случайность, но два примера из двух в одном абзаце?
Хочется обойтись без явного мнения на тему личных качеств героев, и я сделаю над собой это усилие. Но кроме личных (лиричных) размышлений и совпадений, книга (или больше герои?) заставила задуматься о кино, которое я снисходительно игнорировала.
Прошел уже не один месяц после прочтения этой книги. но она меня не отпускает.
Я уже сейчас не помню, где я впервые узнала об этой книге, но прочитав аннотацию, как-то сразу я загорелась как никогда, я была уверена, что это стопроцентно будет «моя книга». И я начала маниакально ее искать, ее не было конечно в электронке, я объездила самые крупные книжные супермаркеты города..я искала знакомых, кто бы мог из Москвы мне ее привезти. я была одержима.
Субботним днем, зайдя в небольшой книжный магазинчик в СВОЕМ доме, пока ребенок выбирал себе раскраски, я нашла ее там. Где я ее только не искала, все это время она была совсем рядом. За минуту я отменяю все планы, открываю бутылку вина. и погружаюсь.
Я безумно безумно люблю атмосферу 90-х годов, особенно истории отношений того времени.
Эти отношения не надо судить, не надо оценивать, их можно только прочувствовать.
Фотографии я подолгу рассматривала, я выписывала не цитаты. нет. фильмы, упомянутые в книге, видимо уже при прочтении мне было понятно, что самой книги мне будет мало, я хотела полного погружения.
Чувства, которые не всем удается в жизни испытать, это не розовые сопли, отношения двух думающих, эмоциональных людей, творческих. чувственных.
Кто-то смог, кто-то нет.
Кто-то, не смотря ни на что, идет дальше, кто-то тонет. жизнь, будь она неладна.
Это книга-боль, книга-атмосфера, книга-ностальгия.
И если бы я писала книгу тому самому, в безвозвратное прошлое, я бы писала ее так, как Карина.
Эта книга не для всех.
И я читаю сотни других, чтобы найти такую как эта.
В самое сердце. полное понимание.. разделенная боль.
«Ты шагнул за экран – как Орфей Жана Кокто шагнул в зеркало»
Важно знать, что, во-первых, все эти письма, из которых состоит книга – совершенно реальные письма от реально человека о реальных событиях. Совсем реальных. До оголенного мяса; во-вторых, Сергей и Карина Добротворские персонажи богемного Петербурга 90-х, критики театра и кино. И эти два факта, по большому счету, и составляют основную мизансцену книги.
В «100 письмах к Сереже» есть «манкость» ( слово, которое второстепенным персонажем проходит в самой книге). Манкий Петербург ( не Питер), манкий мир театра и кино ( но в самую первую очередь – кино и еще раз кино), манкость беспорядочных и балансирующих на грани 90-х. И грязь и свет – все там манкое.
«Кто-нибудь видел мою девчонку? 100 писем к Сереже» без сомнения достойна внимания читателя. Пусть 90% аудитории и не знают кто такой Сергей Добротворский и тем более слыхом не слыхивал о его второй жене. Прочитают – узнают. И захотят узнать больше. Пусть не о Карине, но о Сергее точно. А фотографии из личного архива пары и их друзей, которые так уместно «вживили» в тело книги помогут создать те самые образы эпохи чуть осязаемее.
Кто-нибудь видел мою девчонку? 100 писем к Серёже
Отзывы на книгу « Кто-нибудь видел мою девчонку? 100 писем к Сереже »
ГИМН ПОТЕРЯННОМУ ПОКОЛЕНИЮ
Я не люблю мемуары людей искусства, а среди них особо неуважаемый мною жанр – мемуары эпистолярные. Просто мне кажется, что если человек писал письма, не предполагая, что их будут публиковать, то читать их неприлично, а если автор хотел, чтобы письма опубликовали, то скорее всего в них очень мало правды относительно его жизни и тогда какой смысл их читать?
При таких моих взглядах у книги Карины Добротворской «Кто-нибудь видел мою девчонку? 100 писем к Сереже» шансов мне понравиться было ноль целых, ноль десятых. А вот нет же! Я получила огромное удовольствие от чтения. Тут правда необходимо оговориться, что ни кто такая Карина Добротворская, ни кто такой ее первый муж Сергей, я до прочтения книги понятия не имела, их имена мне ни о чем не говорили, так что героев книги я воспринимала как персонажей вымышленных. К тому же сама автор говорит, что все изложенное – ее личная вольная интерпретация отношений с супругом, которые психологически не закончены до сих пор, несмотря на то, что семнадцать лет назад она от него ушла, и тогда же он ушел из жизни. Ну, а где «вольная интерпретация», там и богатое воображение и выборочные факты и многое другое, что опять-таки позволило мне считать книгу, написанную в форме писем давно умершему супругу, не эпистолярными мемуарами, а просто художественным произведением.
К тому же признаюсь честно, что собственно история любовных и семейных отношений Карины и Сергея Добротворских меня мало заинтересовала. Я не увидела в ней ничего особенного, ни трагизма, ни яркости, ни странности, ничего. По-моему вполне нормальная история взросления питерской девочки, которая сначала влюбляется в такого неформального гения, а потом перерастает эту любовь, да еще и откровенно спасается от мужниного хронического алкоголизма, убегая к человеку более состоятельному и надежному. Могу я понять и чем мотивировано написание этой книги. Мне показалось, что автор в глубине души совершенно по-российски попрекает себя отсутствием вины за то, что оставила мужа, спасая собственную жизнь. Ну не принято у нас бежать от алкоголиков, куда более почетно в глазах общества «нести крест». Вот и получается, что надо оправдываться за элементарный инстинкт самосохранения. Ну, да ладно. Все это для меня было не важно. Я читала книгу не об отношениях, а о времени, целой эпохе, которая и в моей памяти осталась очень и очень значимой.
Основные события, описанные в «Ста письмах», развиваются в конце восьмидесятых, начале девяностых годов прошлого века. Сейчас, в свете последних веяний, то время принято вспоминать с ужасом. Ах! Развал Союза! Ах! Голод и карточки! Ах! Полнейший беспредел! Ах! ГКЧП! Ах! Ельцинские реформы! В общем, не времена, а ужас! Ужас! Ужас! Да, все это было. И очереди за макаронами, и коммерческие магазины с заоблачными ценами, и один «сникерс» на всех за счастье, но… Но в те времена я, как и герои книги, к счастью была еще достаточно молода, чтобы не думать «как выжить и прокормить семью», не обращала внимание на эстетику быта и спокойно могла ходить в одних джинсах год, а потом их подштопать, если прохудились. Не это было главным.
Главное, что тогда разом распахнулись окна в мир по всему периметру жизни. Одним и тем же ветром перемен принесло к нам и элитарное кино и мыльные оперы, и Джойса и Чейза, живописный авангард и откровенно вызывающие инсталляции, искусство гениальное и пошлое. А самое прекрасное, хотя и самое трудное было то, что у нас, выросших в железных рамках диктуемых сверху оценок и выработанных мнений, вдруг появилась возможность самим формировать свои предпочтения, вырабатывать вкус на собственном опыте, а не пользоваться готовыми шаблонами. Никто тогда не знал, «как надо», что теперь в искусстве «хорошо», а что «плохо». Это было время, когда в курилках у солидных искусствоведов можно было услышать обсуждение эстетических достоинств «Рабыни Изауры», когда записные интеллектуалы запоем читали детективы и смотрели с одинаковым интересом шедевры Антониони и «Богатые тоже плачут». Мы были как дети, оказавшиеся без присмотра в кондитерском магазине, хватали все, надкусывали, бросали, бежали к другим полкам, наедаясь до отвращения, но постепенно выбирая любимые лакомства, учась не жадничать, отличать подделки в ярких фантиках от мечты гурмана. Нас, студентов тех лет, сейчас часто называют потерянным поколением. Так вот, нас действительно потеряли, но это дало нам возможность найтись самим, без помех и оглядок на изжившие себя авторитеты.
А еще ведь появилась возможность ездить за границу, не проходя унизительных проверок на лояльность. Да, мы чувствовали себя нищими где-нибудь в американской провинции, но опять-таки, питаясь уцененными продуктами и выбирая самые дешевые рейсы, мы могли ездить смотреть города, о которых только читали или видели в кино, бродить по улицам, сидеть в кафешках с одной чашкой чая многие часы, просто для того чтобы надышаться «их» воздухом. И тут мы тоже стали выбирать, формировать предпочтения. Кто-то вдруг выяснял, что не любит рекламную Америку, зато без ума от скандинавских деревень, а кому-то и вовсе вскоре приелась неродная суета. Пожалуй, только Париж не разочаровывал никого. Но, главное, все это был уже наш выбор, а не тупое голосование по принципу «не читал, но осуждаю».
В общем, я очень рекомендую книгу своим ровесникам, всем, для кого было важным научиться выбирать и думать самостоятельно. Я рекомендую ее нынешним молодым, чтобы они лучше поняли своих родителей, которые в их возрасте оказались детьми перед изменившимся миром. Я рекомендую ее нашим родителям, нередко обращающимся к прошлому, как к благу. Вот, взгляните, какой хаос мы считаем прекрасными временами просто потому, что тогда были молоды. Так не связаны ли ваши воспоминания о благе других времен только с тем, что вы тогда были моложе?