что такое политическое православие
Символ Веры
Политическое православие как идеология, оправдывающая войну со всем миром
Политическое православие представляет собой не религию, а религиозную идеологию, которая радикально отличается от исходной религии вплоть до прямых противоречий между ними. Религиозные идеологии свободно обращаются с догматикой и со священными текстами и склонны расширительно толковать понятие «религиозная принадлежность»
Как православие пришло в российскую политику и в чем состоит проект «православной цивилизации». Как следует оценивать риски политизации церкви в духе имперского строительства и до какой степени политические взгляды верующих контролируются государством. Зачем представители РПЦ рассуждают о том, что русские созданы для войны. О феномене политического православия «Новой» рассказал исследователь проблемы, религиовед Борис Кнорре, доцент Высшей школы экономики.
— В России появилось множество людей, которые заявляют свои политические лозунги, опираясь на православие. Как это стало возможным?
— Политизированные группы, примыкающие к церкви, существовали в течение всех 90‑х среди церковно-монархических низов. Епископат тогда препятствовал этой политизации. Ключевое изменение произошло в 2004 году, когда будущий патриарх Кирилл, тогда митрополит, представил на Всемирном русском соборе так называемую доктрину православной цивилизации. Он фактически взял за основу мысль Сэмюэля Хантингтона из его работы «О столкновении цивилизаций» и заявил, что мы должны представлять собой одну из них. Православная цивилизация была представлена им как особое геополитическое образование, состоящее из стран, здесь я буду цитировать, «на формирование культур которых православие оказало решающее влияние — это Болгария, Белоруссия, Греция, Кипр, Македония, Россия, Румыния, Сербия, Черногория, Украина». С православной цивилизацией Кирилл также связал диаспоры, существующие по всему миру.
Будущий патриарх тогда ограничился декларациями, а о самом политическом православии вскоре высказался критически. А вот Всеволод Чаплин буквально в то же время начал озвучивать конкретные и весьма радикальные принципы, на которых, по его мнению, должна строиться православная цивилизация. В том же 2004 году Чаплин в беседе на «Эхе Москвы» заявил, что христианство сможет иметь будущее в Европе, только если оно снова научит людей умирать и убивать. Два года спустя он опубликовал в журнале «Политический класс» статью «Пять постулатов православной цивилизации». Среди них Чаплин перечислял отказ от рыночной экономики, единство церкви, народа и государства, ведь разделенность есть греховность.
В 2006 году появляются статьи Егора Холмогорова. Слова Холмогорова об «атомном православии» начали со временем популяризировать и Чаплин, и Охлобыстин. В 2011 году Охлобыстин, выступая с так называемой «Доктриной‑77», рассуждает о том, что русские созданы для войны и что мы можем организоваться только в двух случаях — в храме для молитвы и на поле брани для битвы с врагом. Риторика «священной войны», очистительной брани против неправославного, греховного мира стала одним из центральных постулатов политического православия.
— Что вообще означает термин «политическое православие»?
— В 30‑е годы XX века понятие «политической религии» использовал философ Эрик Фёгелин, применяя его к правительственным тотальным идеологиям: коммунизму, фашизму, национал-социализму. Но сегодня понятие «политической религии» принципиально отличается от фёгелиновского. Это такое течение внутри религии, которое ориентировано на формирование гомогенного общества, построенного по религиозным принципам. Политическое православие претендует на деприватизацию религии, на экспорт соответствующих религиозно-нравственных норм за ограду церкви, на то, чтобы проникнуть во все сферы общества и определять жизненные правила не только религиозных, но и нерелигиозных людей. А это предполагает лоббирование соответствующих законов, тотальную переделку Конституции государства. Из политических религий больше всего преуспел в этом ислам. Но есть также «политический индуизм», политическими могут быть и протестантизм, и католицизм.
— Политические православные — это, по сути, фундаменталисты?
— Отчасти да, но есть отличия. Исследовательница процессов политизации религии Анастасия Митрофанова замечает, что фундаменталистам свойственно желание к инкапсуляции своего социального пространства, возвращения «к истокам» именно в рамках национального проекта, а политическое православие ставит куда более глобальные задачи.
— Сейчас в России власть использует православие в своих интересах или православие борется за власть?
— И то, и другое. И каждый шаг одного актора — власти или церкви — усиливает ответный шаг другого. В 90‑е, когда религия только-только была разрешена, в момент демократических преобразований православные сетовали, что перемены происходят без учета культурной и национальной роли православия. Церковное руководство и политически активные православные «низы» уже тогда нацеливались на то, чтобы воздействовать на элиту. Выделялась такая организация, как Союз православных граждан. Они говорили: мы не рвемся во власть, но наша цель — нравственный аудит, поддержка политиков и людей во власти с православным мировоззрением.
Этой группе всегда были свойственны имперские амбиции, даже тогда, когда они были непопулярны. Многие священники тяжело переживали разрушение СССР, в чем я мог убедиться лично. На одном церковном приходе, в который я ходил зимой 1991—1992 гг., это храм Ильи Пророка в с. Ильинское, гневные инвективы в адрес власти Ельцина, плач по ушедшему СССР были главной темой проповедей в конце почти каждой литургии. Похоже, что в сознании многих верующих советское прошлое вошло так крепко, что по мере ухода в прошлое стало сакрализироваться.
— Подобные идеи как раз «выстрелили» сейчас, во время украинского кризиса?
— Можно сказать, что да. Имперские идеи политического православия достаточно популярны в церковной среде. Верующие тяжело переживали разрушение СССР — в их сознании советское пространство было сакральной русской землей. Так что геополитические идеи вынашивались с самого распада Советского союза и в 2014 году получили возможность реализоваться. Однако если бы власти это было не нужно, то идеологов Русской весны не стали бы приглашать на федеральные каналы и в центральные СМИ.
— То есть власть принимает законы о защите чувств верующих и подобные им, чтобы воспитать эту кавалерию и в нужный момент ее на кого-то спускать?
— Нет, я бы не стал видеть в законе о защите чувств именно такой умысел. Власть просто идет навстречу, причем далеко не в той мере, в какой политические православные этого бы хотели. Они бы хотели большей радикальности от президента, например, в изоляции страны от западного мира.
— В ноябре, до увольнения со своей должности в патриархии, Всеволод Чаплин сделал такое заявление: «Мы начали отступать с Карибского кризиса, мы тогда испугались прямого столкновения. Нам нужно и можно было тогда настоять на своем… Мы или не будем жить никак, или не будем жить по тем правилам, которые нам навязываются извне кем бы то ни было».
— Чаплин еще в 2007‑м высказался в том духе, что для православных верующих намного хуже погубить свою душу в результате нашествия атеистов и иноверцев на нашу землю, чем погибнуть во всемирной ядерной катастрофе. А священник Иоанн Охлобыстин в 2011 году заявил: «Тогда у нас не останется другого выхода, как уничтожить весь остальной прогнивший насквозь пороками и равнодушием мир и покончить с собой в надежде, что из чудом уцелевших человеческих особей появится, наконец, новое, лучшее человечество». Но дело не в этих заявлениях, а в отсутствии ожидаемой христианской реакции со стороны духовенства. Патриарх уволил Чаплина лишь в прошлом декабре, а свои безумные идеи, оправдывающие право пожертвовать чужой жизнью ради защиты веры, Чаплин озвучивает уже более 10 лет. Где были голоса священнослужителей за исключением Кураева и еще нескольких человек?
— Но там же есть трезвые люди?
— Разумеется, причем я считаю, что их все-таки большинство. Но, во‑первых, они обычно пассивны, в отличие от политиканов и фундаменталистов, во‑вторых — не столь интересны СМИ, в‑третьих, не хотят обращать внимание на очевидный абсурд. И действительно, до 2014 года можно было смотреть на многие высказывания как на эпатаж ради красного словца. Но после трагедии с Донбассом это уже невозможно. Но, повторяю, в церкви много священников, которым не нужна политика, тех, кто не замахивается на мега-идеи, а предпочитает банальность добра.
— Есть ли в нынешней церкви люди с либеральной позицией?
— Когда-то либеральными можно было назвать идеи церковных реформ, высказанные священником Александром Борисовым, но он уже давно ничего не формирует. По-моему, сегодня понятие «либерал» вообще вышло за рамки содержательной идентификации, потому что многие используют его у нас в качестве ярлыка для обозначения «всего плохого», чтобы громить оппонента. Достаточно проявить где-то самостоятельную точку зрения, выступить с какой-нибудь инициативой — и все, ты уже «либерал». Идеи соборности, христианской солидарности общин, которые развивает, например, «Преображенское братство», возглавляемое священником Георгием Кочетковым, кто-то называет либерализмом, хотя на самом деле это попытка организации общины, стремление к осмыслению церковных традиций и евангельских норм, прежде всего нормы покаяния. В конце октября прошлого года они организовали покаянную акцию памяти жертв политических репрессий: в течение недели выходили зажигать свечи под именами репрессированных.
Кстати, если применять сегодняшние критерии либерализма, то самым главным «либералом» окажется Всеволод Чаплин. После своей отставки он стал предлагать церковные реформы — выборность духовенства и епископов, требовать прозрачности церковного бюджета, упрекать церковное руководство в излишней роскоши его резиденций. Но это все после увольнения…
— А как же Кураев?
— Феномен Кураева, конечно, беспрецедентный. В условиях «установки на молчание», унификации мнений все-таки кто-то может говорить о том, что в «датском королевстве» не так. При этом Кураев не примыкает ни к какой идеологической партии — ни к «партии войны», ни к госпатриотам, ни к условным либералам.
— РПЦ как-то изменилась с приходом патриарха Кирилла?
— Кирилл поддержал то, что стало проявляться во второй половине нулевых. В первые десять лет постсоветского восстановления в церкви любили эстетизировать слабость: в духе юродства подчеркивали неустроенность как ценность, эстетику самоуничижения смаковали. Православные на фоне ухода от советских стереотипов и противостояния новой культуре успеха подчеркивали, что надо отказаться от погони за жизненными благами, чтобы получить блага от Бога. Эту парадигму стали критиковать в середине нулевых: если уж страна начала вставать с колен, то с колен должны были встать и православные. Кирилл помог придать этому процессу более системный характер. Но тут наступила другая крайность — триумфализм, ставка на протокол, отчетность, стремление подверстать церковь под четко отлаженный административный механизм. В 90‑е можно было иметь какие угодно недостатки, только бы не успешность. Уже в 2011‑м заговорили совсем другое.
— Я в ноябре ездила в Свердловскую область к деревенским пенсионерам, которым дрова на зиму помогает купить православная благотворительная организация. Поэтому много общалась с сельским священником. И у них там как будто 90‑е: мне жаловались, что все плохо, в церковь никто не ходит, денег нет, приходится восстанавливать храм подручными материалами.
— Многие приходы весьма бедные, и люди чувствуют этот диссонанс. У многих священников психология стигматизации осталась, и она уродливо сочетается навязываемой сверху психологией триумфализма. К идее величия обращаются как к оправданию лишений. Вместо поиска путей решения проблемы они обращаются к идее величия как к компенсации и оправданию этих проблем. Это зеркально нашей власти — понятно, что церковь не в вакууме существует, — но в церкви эта модель представлена еще ярче, чем в обществе.
— Тот священник еще сказал, что социальное служение для церкви вообще не главное: бабушкам дрова привозят, а они все равно в храм не идут. А пока мы душу не спасем, то есть в церковь не приведем, им ничто не поможет.
— Именно так, при этом церковные люди не всегда готовы признаваться в этой установке. Объяснения настоятеля прихода могут быть весьма завуалированными: мол, конечно, помогать очень нужно, это призвание церкви… Но «скорби», выпадающие на долю людей, приближают их к Богу. А на церковном приходе у такого священника могут присутствовать нуждающиеся прихожане, нуждающиеся в этой самой помощи, но не получающие ее. Тут всплывают патерналистские модели: если Бог, как отец, не наказывает человека, значит, он его оставил.
— То, что для власти церковь — полезный институт, понятно. Но всегда ли РПЦ будет опорой действующего режима? Украинские священники, например, выходили на Майдан.
— Это феномен нашего московского православия: сакрализация власти — часть духовной традиции. Но я бы не сказал, что наше политическое православие — безусловная опора режима. Не забывайте про довольно частые призывы к изменению Конституции РФ. На Украине священники относятся к власти более отстраненно, но идеализировать их тоже не стоит, есть и там свои политические приоритеты. Например, у Филарета есть очень резкие заявления: что люди на Донбассе — это корень зла, что нужно создавать отдельный культ своих святых. Там сейчас свое политическое православие выстраивается.
— То есть можно сказать, что украинское православие на Майдане отстаивало себя перед московским?
— Киевский патриархат — да, а Украинская церковь Московского патриархата — нет, она отвергает лишь политическое православие, у них было специальное постановление в 2007 году, осуждавшее это явление. УПЦ МП, пожалуй, наименее политизированная церковь. Вообще, когда церковь должна балансировать между разными политическими силами, это заставляет ее оставаться самостоятельной, не прикипая к одной силе или власти.
— Может случиться так, что в нашей церкви появится новое течение — и РПЦ станет двигателем социальных изменений?
— По закону маятника, когда изменится политическим режим или общество устанет от искусственного триумфализма, то многие клирики и миряне могут спровоцировать изменения в церкви. Возможно, появится разделение на авторитаристов и тех, кто за общинную модель и самоорганизацию. Но соблазн смотреть на мир через образы войны, ощущать себя героем «священной битвы» слишком велик.
Должен ли христианин участвовать в политической жизни?
Ответы пастырей
До какой степени христианин может и обязан участвовать в политической жизни? Скажем, ходить на выборы и голосовать – это обязанность или право, которым можно и не воспользоваться? И может ли христианин делать политическую карьеру? В целом чего от политики и политической сферы уместно ждать христианину, а чего нет? Что она дать не сможет?
Никого нельзя лишать права выбора
Степень участия в выборах для церковнослужителей, начиная с иподиаконов и заканчивая архиереем, определена решением Священного Синода от 4 октября 2012 года. Если кратко, то власть, если есть на то желание, выбираем, но во власти не участвуем, то бишь кесарю отдаем кесарево, но в кесари не баллотируемся.
Иное дело православный прихожанин. У каждого, кто подходит к исповедальному аналою, кого мы накрываем епитрахилью, свое отношение к власти, партиям, к политическим процессам, вокруг него происходящим. Эти отношения не внешний антураж или жизненное обрамление, это вполне реальные события, влияющие на его жизнь, на благополучие его семьи, на будущее его детей. Он имеет право выбора и право влияния (своим бюллетенем) на эти выборы, но не приведи Господь кому-то из рясоносящих указывать, за кого он должен проголосовать. Каждый на тот свет самостоятельно топает, по только ему принадлежащей тропинке, и лишать права выбора никто не в праве.
Совет типа: «Проголосуйте за Александра Ивановича, так как он нам колокольню построил!» – имеет страшные духовные последствия. Личность превращается в стадо, в одинаковые, безголосые, серые сущности, живущие не по своей воле. И тогда становится ненужным евангельский нелогичный поступок Пастыря (Христа) ради одной потерявшейся овечки.
Политика – это власть, одно из трех искушений, которыми диавол пытался совратить Сына Божьего. Христианство указало единственный путь спасения: оно преображает человека, при условии, если сам человек этого желает. И хотя политическая деятельность чревата великими соблазнами, но если у политика поступки и деятельность христоцентричны, если его обещания, программы и желания находятся в симфонии с реальным делом, то почему бы ему не стать власть предержащим?
Безусловно, так называемые «правила политической борьбы» далеки от постулатов законов Божьих, но что лучше: уйти во внешнюю гуманность и гедонизм, как предлагает сегодня мир, или все же стать тем, кто напомнит окружающим: ты Человек?
Так что, если среди ваших прихожан, православных друзей или знакомых есть тот, кто может реально, по-христиански творить нужное и полезное для общества и для вас лично, то пусть будет политиком. Не «подсвечником» (как мы не столь давно называли некоторых представителей власти, стоящих на почетных местах в храме на наших праздниках), а тем, кто на каждое свое действие испрашивает Божье благословение.
Важно правильно оценить свои духовные силы и чистоту намерений
Вопрос об отношении христиан к политике сложный и неоднозначный. Прежде всего, этот вопрос – не праздный. Мы, христиане, вынуждены на него отвечать в силу того, что так или иначе данная сфера общественной жизни влияет на нас. Имеет ли этот вопрос значение для духовной жизни? Думаю, да. Иначе данная тема не затрагивалась бы в Священном Писании. Мне кажется, здесь важно обобщить опыт новозаветных текстов. И первое, на что обращает внимание слово Божие, это то, что христиане не должны пренебрегать гражданскими обязанностями (см.: Мк.12:13-17). При этом главная цель участия последователей Христа в политической жизни страны – помощь в поддержании законности и порядка, о которых заботятся власти (см.: Рим. 13: 1-7). С другой стороны, пример святого Иоанна Крестителя, обличившего правителя, а также пример первохристианских мучеников, не покорившихся повелению властей воздать честь идолам, свидетельствуют о том, что на христианах лежит важное обязательство – в любой сфере личной и общественной жизни оставаться верными своему призванию, своему Богу. Пожалуй, эти две стороны отношения христиан к гражданской жизни и должны лежать в основе нашего участия в политике.
Где речь идет о судьбе Отечества – христиане не должны быть безучастны. Что же касается участия в политической жизни сверх гражданского долга (построения политической карьеры и проч.) – наверное, этот вопрос каждый христианин должен решить самостоятельно. Здесь важно правильно оценить свои духовные силы, а также чистоту намерений.
Мне кажется, что главная цель политики, в ее идеальном аспекте, создать такие условия гражданской жизни, которые будут по крайней мере не мешать духовной жизни человека, а в лучшем случае – способствовать ее развитию. Этого можно желать, к этому следует стремиться и, в рамках закона, стоит добиваться от властей. При этом важно помнить, что в конечном итоге спасение человека всецело находится во власти Бога, Который знает, как спасать любящих Его в любых условиях, и взаимоотношения с Которым куда важнее внешних обстоятельств.
Никто не может принудить христианина участвовать в политических процессах
Мы не можем выйти из отношений сего мира, поэтому падший мир и навязывает нам участие в политических процессах. Но если все верующие люди под предлогом отречения от мира страстей выйдут из политики, то там останутся одни безбожники. Последствия такой расстановки сил мы уже видели в ХХ веке.
Тем не менее никто не может принудить христианина участвовать в политических процессах. Если совесть ему говорит, что это приносит вред душе, то зачем идти наперекор совести?
На примерах других стран мы видим, что духовные лица прямо участвуют в политическом процессе. Например, в Великобританском парламенте издавна представлено духовенство Англиканской церкви. В настоящее время «духовные лорды» – это 26 человек, среди которых самые влиятельные прелаты церкви: архиепископ Кентерберийский, архиепископ Йоркский, епископ Лондона и другие. В то же время мы видим, что их членство в парламенте не дает гарантии непринятия антихристианских законов.
Я думаю, что логично, когда в парламенте интересы каждой значимой социальной группы кто-то представляет. Поэтому необходимо, чтобы и интересы православных христиан были представлены. Тогда есть большая вероятность появления продуманных и, насколько возможно, справедливых законов.
В политике, как нигде, христиане очень нужны
Политическая, как и всякая иная, деятельность может иметь место в жизни христианина. В одном из основных документов нашей Церкви, а именно в «Основах социальной концепции РПЦ», в главе «Церковь и политика», мы находим обоснование и нравственные предпосылки, которыми должен руководствоваться христианин, желающий участвовать в политической деятельности: «V. 3. Ничто не препятствует участию православных мирян в деятельности органов законодательной, исполнительной и судебной власти, политических организаций. Мало того, такое участие, если оно совершается в согласии с вероучением Церкви, ее нравственными нормами и ее официальной позицией по общественным вопросам, является одной из форм миссии Церкви в обществе. Миряне могут и призваны, исполняя свой гражданский долг, участвовать в процессах, связанных с выборами властей всех уровней, и содействовать любым нравственно оправданным начинаниям государства».
То есть не только сходить проголосовать, но и пытаться идти путем политической карьеры христианину позволено, но при этом он должен хорошо понимать, что свою деятельность должен будет выстраивать «в согласии с вероучением Церкви, ее нравственными нормами». Но… возможно ли это? Вот тот главный вопрос, на который должен сам себе ответить христианин, стремящийся найти себя в этой сфере. Возможно ли, будучи политиком, оставаться при этом добросовестным христианином? Если возможно, то на любом ли уровне? Не получится ли так, что для достижения следующей карьерной ступени необходимо будет пойти в чем-то против совести и ты не сможешь противостать этому искушению, так как стремился встать на эту ступень все предыдущие годы? Все эти вопросы представляются весьма актуальными всякому человеку, хоть сколько-нибудь знакомому с миром современной политики.
Но, с другой стороны, в политике, как нигде, христиане очень нужны. Если прав был К. Эттли, говоривший, что «политика — это искусство принимать важные решения при недостаточной информации и нехватке времени», то кому, как не христианину, осваивать это искусство, сопрягая этот труд с молитвой Богу о даровании мудрости в принятии важных решений, касающихся многих? Да и само поприще быть «слугой народа», думается, по-настоящему «по зубам» лишь добросовестному человеку, который сумеет «сорвать» с его наименования столь позорно усвоившиеся ему ковычки и иронию. И таковых среди христиан больше.
Христианину, волей Божией поставленному на путь политической деятельности, хочется пожелать, прежде всего, не терять верного ориентира. А он может быть только один: власть дарована тебе на время и лишь для того, чтобы ты добросовестно и на пределе своих сил служил ближнему.
Нам нужно сильное государство, чтобы Православие было сильным
Как ни крути, но политику невозможно обойти стороной. Политика во многом решает судьбу нашей Родины, а значит, и судьбу близких нам людей, наших детей и потомков. Разве можем мы быть равнодушными к тому, что ожидает родных нам людей?
Обычно мы слышим, что политика – грязное дело. Но всё зависит от того, кто приступает к политике. В руках одних политика – система манипуляций над народом для достижения своих эгоистических целей. В руках других политика есть инструмент служения Богу и ближним. Тогда в первом случае политика развращает того, кто и так был развратен. А во втором случае политика лишает последнего свободного времени тех, кто и так о себе не думал.
Отрадно видеть, что в последние годы среди наших политиков стало больше порядочных, честных людей. В каком-то смысле политика способна стать особым жертвенным служением, когда к этому служению приступает искренний христианин. Он чувствует ответственность за то доверие, которое оказывает ему народ. А сам опыт минувшей четверти столетия показал, что верность Отечеству более оправданна, более способствует даже авторитету политика, нежели поддакивание и слепое следование за лидер ами западных держав.
Не политика делает человека грязным, но человек делает грязной политику – своим двуличием, обманом, своекорыстием. Воцерковленный человек воцерковит и политику. Если вспомнить историю христианства, то именно святые политики кардинально влияли на присутствие христианства в государстве и обществе. И император Константин, и князь Владимир Великий были сильными, мудрыми политиками, их обращение ко Христу влекло за собой обращение ко Христу целых народов.
Ослабление христианского государства, как правило, влекло за собой оскудение христианской жизни. Так что игнорировать эту сторону нашей земной жизни никак нельзя. Нам нужно сильное государство, чтобы Православие было сильным.
Что касается выборов, то это, конечно, дело добровольное. Если кто-то не примет участия в выборах, то он не перестанет быть чадом Церкви. Но в каком-то смысле это огорчительно, ведь решается судьба нашей Родины. Сейчас наступает тот момент, когда надо поддержать укрепление России на международной арене, не сдать позиции, а, наоборот, закрепить успехи и продвинуться дальше. Важно, чтобы каждый из нас стоял в этом ряду, делая честно свое дело и поддерживая тех, кто идет впереди, а не прятался равнодушно и недоверчиво в стороне. Думаю, что сейчас исторически очень важный момент. Дай Бог всем нам не ошибиться в выборе.
Православие в политике – это прекрасно, но политика в Православии недопустима
Политическая жизнь – это неотъемлемая часть жизни государства, связанная с программой реализации тех или иных национальных идей, носителем которых в идеале является сам народ.
Сказать, что православный человек обязан участвовать в политической жизни, конечно, нельзя. Но православный человек живёт не в безвоздушном пространстве. Здесь, на земле, он сын своего Отечества, гражданин, и если он болеет душой за свою Родину, если хочет, чтобы наша держава в совокупности своей жизни становилась всё более «приятной Богу», то он, конечно, может участвовать и в политической жизни в той мере, в какой сам для себя считает это возможным и нужным, и в той степени, в какой это предусмотрено конституцией. Более того, можно сказать, что великие святые Руси, такие как Сергий Радонежский и Серафим Саровский (в определенные периоды устранявшиеся от общественной жизни для «великого сосредоточения»), в конечном итоге своей духовной близостью к Богу, несомненно, влияли на формирование национальной политики Руси больше, чем иные государственные и политические деятели самого высокого уровня.
Отдельно скажем о людях, которые интересуются политикой профессионально, как отдельной областью общественной жизни. Является ли эта область человеческой деятельности заведомо греховной, неприемлемой с точки зрения православной веры и нравственности? Конечно, нет! И в политику могут идти православные люди и даже именно с тем, чтобы быть, насколько возможно, исполнителями заповедей Христовых и участниками деятельного воплощения моральных и нравственных принципов, согласных с православной верой. Можно сказать так: Православие в политике – это прекрасно, но политика в Православии недопустима.
Что я имею в виду? Духовная жизнь имеет целью своей обретение Царства Небесного, и это важнейшее восхождение человека осуществляется не иначе, как в Церкви, которая есть «полнота Наполняющего всё во всём» (Еф.1: 23). В этом смысле к Церкви нельзя ничего прибавить, и нельзя ничего убавить от Неё. Прибавление возможно только за счет присоединения к Ней новых членов, а умаление (да и то только внешнее) за счет отпадения смертельно согрешающих. Можно сказать, что духовная, церковная жизнь первична по отношению к любой иной сфере человеческой деятельности. Это полнота, которая может изливаться, условно говоря, «во вне», то есть во все сферы человеческой жизни, согласные с Божиим Законом. Но сама полнота церковной жизни не нуждается ни в каких «дополнениях».
Если же возвращаться к политике, то само по себе это понятие очень широкое. Как минимум мы можем говорить о политике внешней и внутренней. То есть одно дело – защищать честь Отечества, как говорят сейчас, «на международной арене». И это прерогатива дипломатических работников всех уровней. Но есть и другая область – это политика внутренняя, со множеством институтов и направлений работы, главным образом социальной. Потому что своя политика существует и в сфере здравоохранения, и в сфере образования, и в сфере культуры… И вот возникает любопытный вопрос. А как вообще формируется государственная политика во всех областях общественной жизни? И ответ на всю его кажущуюся сложность окажется в основе своей простым. Эта политика формируется конкретными людьми. И если православные люди «гнушаются» политикой и уходят из этой сферы человеческой деятельности, никак не влияют на формирование повестки дня государственной жизни, то тогда не стоит нам и удивляться, что политика государства во всех областях жизни общества будет всё более удаляться от норм христианской морали и нравственности.
Если прямо отвечать на вопрос: чего не может дать политика? – то ответ очевиден: политика не может дать человеку полноту духовной жизни в согласии с Богом. То, что осуществляется в Церкви. Но выражением и воплощением этой жизни может служить организация нашей общей жизни на началах христианской духовности. И это то, к чему мы можем и должны стремиться.