что такое пески забвения
Буря в пустыне или пески забвения
БЕЗОБРАЗИЕ, ЕСЛИ ТЫ СПИШЬ
В ПЕСКАХ ЗАБВЕНИЯ.
МЕЧТА. ЧЕМ ОНА СТАНЕТ, СБЫВШИСЬ?
— ПЕСКОМ ЗАБВЕНИЯ.
ЧУВСТВА ОПИШЕМ ТАК:
ТЕСНО, ХОТЬ И ПУСТО ВНУТРИ.
ДАЖЕ, ТРЕВОГИ НЕТ — ЭТОЙ ПРЕДВЕСТНИЦЕ БУРИ.
БУРЯ В ПУСТЫНЕ
ИЛИ
ПЕСКИ ЗАБВЕНИЯ.
ОНА НЕПРОСТОЙ БЫЛА ЭТА ПУСТЫНЯ. НЕЖНОСТЬ
ЕЁ БЫЛА ТАКОЙ ВНЕЗАПНОЙ И ТАКОЙ ОБЖИГ-
АЮЩЕЙ, ЧТО ВСЁ ЖИВОЕ ИСЧЕЗЛО В НЕЙ, НИ
НАЙДЯ, НИ ВЫХОДА СВОИМ ЖЕЛАНИЯМ, НИ
ЖАЛОСТИ К СЕБЕ.
СО ВРЕМЕНЕМ, ПЕСКИ ЗАНЕСЛИ ГОРОДА, И
СО ВРЕМЕНЕМ, СТАЛИ ТАКОЙ ЖЕ ВЕЧНОСТЬЮ,
КАК И САМО ВРЕМЯ. ПЕСОК ВРЕМЕНИ НЕ-
ТОРОПЛИВО ПЕРЕТЕКАЛ ИЗ БЫВШЕГО В БУДУ-
ЩЕЕ И УЖЕ САМ НЕ ПОНИМАЛ, НИ ГДЕ
БЫЛ, НИ ГДЕ БУДЕТ. ЕДИНСТВЕННОЕ, ЧТО
ОН ПОМНИЛ, ТАК ЭТО ТО, КЕМ ОН БЫЛ,
КОГДА БЫЛ ГОРОЮ: ОН БЫЛ БЕЛ.
БЕЛОСТЬ ЕГО ПРОШЛА, И СИЯНИЕ СМЕНИЛОСЬ
СЕРОСТЬЮ ГОЛЫХ СКАЛ, СОЙДЯ МУТНЫМ ПО-
ТОКОМ С ГОРЫ. ВРЕМЯ И ВЕЧНОСТЬ ДО-
ВЕРШИЛИ ДЕЛО, ВСЁ СРОВНЯВ С ЗЕМЛЁЙ.
«ГОСПОДИ, КАК БЫЛО БЫТЬ С ТОБОЙ ПРИ-
ЯТНО, НО ПРИНЯТ Я БЫЛ, ТОЛЬКО, ЗЕМЛЁЮ».
— ЗДРАВСТВУЙ!
— ЗДРАВСТВУЙ!
— РАССКАЖИ МНЕ О БОГЕ. КАКОЙ ОН?
— ОН БЕЛЫЙ, КАК СНЕГ.
— Я ЗНАЮ. ТЕПЕРЬ, РАССКАЖИ МНЕ, КАКОЙ
ОН НА ОЩУПЬ?
— ОН НЕ ТВЁРДЫЙ, НО ОН И НЕ МЯГКИЙ. ОН
ХОЛОДНЫЙ. ЧЕМ БОЛЬШЕ Я К НЕМУ СТРЕМИЛ-
СЯ, ТЕМ ХОЛОДНЕЕ И ТВЁРЖЕ СТАНОВИЛСЯ
САМ, ПОКА НЕ УМЕРЛО ВСЁ ЖИВОЕ ВО МНЕ.
А ОН ВСЁ ТАКОЙ-ЖЕ, НЕДОСТУПНЫЙ И НЕ-
ПОДКУПНЫЙ В ПРАВОТЕ СВОЕЙ.
— ТЫ СЧИТАЕШЬ ЕГО НЕПРАВЫМ?
— Я СЧИТАЮ ЕГО ПРИЗИРАЕМЫМ.
— В ЧЁМ?
— В СИЯНИИ ЕГО НЕТ ЖИЗНИ. ОН, ХОТЬ, И
ДАЁТ ЖИЗНЬ, НО САМ ОН МЁРТВ.
— Я, ТОЖЕ, МЕРТВА?
— ТЫ МНЕ НЕ КАЖЕШЬСЯ МЁРТВОЙ, В ТЕБЕ ЕСТЬ
ЖИЗНЬ.
— ЖИЗНЬ НЕ ДЕЛАЕТ МЕНЯ ЖИВОЙ, УБИВАЯ МЕ-
НЯ.
— НО, Я ДУМАЮ, ЧТО И ТЫ НЕ ВСЁ МОЖЕШЬ
ПРОСТИТЬ. ПОЭТОМУ, РАНО ТЕБЯ ХОРОНИТЬ.
СТРАННОЕ ЭТО БЫЛО ОЩУЩЕНИЕ: КАК, СТРАННО
БЫЛО ОЩУЩАТЬ, КОГДА-ТО, ВОДУ ПОД НОГАМИ Т-
ВЕРЬДЬЮ, ТАК ТЕПЕРЬ, ТВЕРДЬ УПЛЫВАЛА ИЗ-
ПОД НОГ. ОН БЫЛ В САМОМ СЕРДЦЕ ПУСТЫНИ,
КОГДА ПОЧУВСТВОВАЛ ЭТО. МОЖЕТ ГОРДОСТЬ, А
МОЖЕТ БЫТЬ ОДИНОЧЕСТВО, ПРИВЕДШЕЕ ЕГО СЮ-
ДА, НЕ ПОЗВОЛИЛИ ЕМУ КРИЧАТЬ, КАК, КОГДА-
ТО, В ГОРАХ, ОН ПОГРУЖАЛСЯ В ПЕСОК МОЛЧА,
ТОЛЬКО ВЗДОХИ ВЫДАВАЛИ НАПРЯЖЕНИЕ.
«ЗЫБКО ВСЁ В ЭТОМ МИРЕ БУШУЮЩЕМ, КАК
РАДОСТЬ В ОГНЕ, ПОКА НЕ НАПИТАЕШЬ ЕГО
СВОЕЙ КРОВЬЮ И ПОТОМ».
ЗА ЭТИМ ОН И ПРИШЁЛ СЮДА, ПОТЕРЯВШИЙ
СЕБЯ И СВОЮ ЛЮБОВЬ.
«МНОГО СЛЁЗ И СОЛИ ВПИТАЕТ В СЕБЯ ПЕС-
ОК ПРЕЖДЕ, ЧЕМ, ОН, СТАНЕТ, ТВЁРДЫМ И
ПО НЕМУ МОЖНО БУДЕТ ХОДИТЬ».
— СТРАННО БЫЛО, КОГДА ТЫ УШЁЛ И НЕ ПОП-
РОЩАЛСЯ.
— МЕНЯ, ПРОСТО, НЕ БЫЛО.
— Я БЫЛА.
— ТЫ ЗАБЫЛА.
— Я, ПРОСТО, ОТВЕРНУЛАСЬ.
— ЗАМЕНЯ.
— ЗАХОТЕВ.
— ЧТО?
— ТЕБЯ.
— Я БЫЛ У ТЕБЯ.
— ТЫ БЫЛ НА РАБОТЕ.
— Я ДОЛЖЕН БЫЛ БЫТЬ ТАМ.
— ТЫ МОГ МЕНЯ НЕ СЛУШАТЬ.
— ЕСЛИ БЫ Я ЗНАЛ.
— ТЕПЕРЬ ТЫ ЗНАЕШЬ.
— ТЕПЕРЬ Я НЕ СЛУШАЮ.
— И ЧТО?
— ТЕПЕРЬ СЛУШАЕШЬ ТЫ.
— ЧТО?
— КАК ПОЁТ ПЕСОК, ЗАНОСЯ ТЕБЯ.
«ЗАБУДЬ, ЕСЛИ ЗАХОТЕЛ, НО ПОМНИТЬ БУДЕШЬ,
ЧТО ПОТЕРЯЛ».
— НЕВЕЛИКА ПОТЕРЯ — ВОШКИНА ПЕТЕЛЯ.
— ПЕТЕЛЯ ПЛЕТЬЮ ВЕНЁТСЯ.
— ВЕНЯ — МАЛЬЧИК ХОРОШИЙ.
— НЕ МАЛЬЧИК, И ДАЖЕ НЕ МУЖ, А МЕЧ КА-
РАЮЩИЙ.
— КАРА МОЯ ОДНА — МЕЧТА.
— МЕЧТА О МЕСТИ?
— МЕЧТА О МИЛОСТИ ТВОЕЙ КО МНЕ.
Не надо тревожить Пески Забвения
Когда моей дочери Елизавете, нынче совершенно взрослой барышне, на голову с антресолей упал букварь, ей было лет пять. Убедившись, что дитя не ушиблось, мы с Лизиным папой дали ей посмотреть занятную книжицу 1969 примерно года издания. С первой страницы на Лизу смотрел, прищурившись, незнакомый пожилой человек в кепке.
— Это кто? – поинтересовался ребенок.
— А ты не знаешь?!
— Не знаю, дед какой-то, — равнодушно ответило чадо.
— Лиза, это дедушка…
— Тсс! Не спугни, — сказал муж.
— Чей это дедушка? – заинтересовалась Лиза, почуяв интригу.
— Ленин, — ответила я, и получила в ответ долгожданный и совершенно нереальный в моем детстве вопрос:
— А кто такая эта Лена?
Говорят, москвичи отказались переименовывать станцию метро, названную в честь большевистского палача, расстрелявшего не только последнего царя (к которому, да простят меня православные братья и сестры, я симпатии не питаю), но и все царское семейство, включая ни в чем не повинных женщин и детей.
Говорят, мотивировали свое решение вполне разумно: смена вывесок – дело дорогое, а деньги есть куда потратить и без того, особенно в городе, где до сих пор существует Ленинский проспект, а на Красной площади безуспешно дожидается приличных человеческих похорон мертвый дедушка той самой Лены.
Другие вполне обоснованно говорили, что им неприятно было бы жить на улице, например, Чикатило. Да в общем, я сама с радостью узнала, что мой любимый книжный магазин находится нынче на Татарской улице, а не на улице людоедки Землячки.
Наверное, я была бы рада, если бы эту станцию назвали как-нибудь ласково. Например, по имени той деревни, что снесли, чтоб ее построить.
Но есть еще кое-что, что кажется мне мудрым и правильным.
Года два назад я поймала на обочине машинку.
За рулем сидел мальчик лет 25.
— Как поедем? — традиционно спросил мальчик.
— Да по Калининскому, — машинально ответила я.
— По какому?!
— По Новому Арбату.
— И зачем переименовали? Красивое название было. Я вообще считаю, надо так и называть улицы: Калининская, Березовая, Рябиновая там какая-нибудь…
— Тогда была бы КАЛИНОВАЯ, — осторожно поправила я.
— А, ну да. Тогда понятно, почему переименовали.
Я ничего не сказала юноше про Всесоюзного Старосту Михаила Ивановича Калинина. Мне вообще кажется: не надо тревожить Пески Забвения, и они сами засыплют эти имена, а наш великий и могучий русский язык сровняет холмики на их могилках.
Знали вы, к примеру, что очаровательный дачный поселок Кратово назван в честь какого-то большевика? А тихий патриархальный Тутаев – в честь красного комиссара?
А город Загорск, ныне ставший (слава Богу!) Сергиевым Посадом, назывался Загорском не потому, что стоял со всеми своими домишками, колоколенками и куполами за какими-то чудесными сказочным холмами и горками, а потому, что фамилию Загорский носил неизвестный мне член ВКП(б).
Да что там, городишко, выстроенный при большой химической промышленности и названный в честь непроизносимого для русских Феликса Эдмундовича, местное население зовет напевно и ласково: Держинск, или – Здержинск, с ударением на букву Е…
Уверена, что память народная подрисует какую-нибудь Святую Ульяну под название Ульяновск, даже если его не переименуют в Симбирск.
А нам, мне кажется, стоит заботиться не о покойниках, а о том, чтобы не засорить свои мозги и географические атласы именами новых упырей, за которых потом будет мучительно стыдно и неудобно.