что такое нормативная лексика
Лексические нормы
Содержание:
Лексические нормы – нормы, регулирующие правила использования слов и их сочетаний в речи. Слово в речи употребляется соответственно лексическому значению – содержанию, отображающем знание и представление о предмете, свойстве, процессе или явлении.
Человек при употреблении в речи слов и словосочетаний должен следить за уместностью и правильностью лексического значения, а также за выразительностью собственной речи. Соответственно нормы лексики разделяются на две категории: выразительность и точность.
Аспекты лексических норм
Точность – качество речи, заключающееся в соотнесении смысла речи настоящей действительности и способности отыскивать нужные слова для выражения мыслей.
Слово употребляется в зависимости:
Аспекты точности: типичные лексические ошибки
нет ошибки
ошибка
Иногда несочетаемые слова объединяют для достижения художественного эффекта. Пример: трудный ребенок.
Выразительность – качество речи, предполагающее грамотное использование художественных средств обозначения образов.
Средства выразительности используются:
Средства речевой выразительности
Нормы лексики и развитие языка
Причины прихода в русский язык заимствованных слов:
Сфера использования слов
Все слова нашего языка делятся на группы по сфере употребления:
К неограниченной сфере употребления относятся слова, которые составляют основу языка, понятны каждому человеку, говорящему на языке, и используется в любых жизненных ситуациях.
Ограниченная сфера употребления включает в себя:
| диалектизмы | слова, принадлежащие русским говорам, но не входящие в литературный язык |
| просторечные слова | не входят в литературный язык и используются повседневно |
| профессионализмы | синонимы некоторых слов, принятые в профессиональных кругах |
| жаргонизмы | слова, которые употребляются в определённых кругах общения |
Практика ЕГЭ по русскому языку:
Лексические нормы русского языка.
Лексические нормы – это свод правил, который регулирует использование словарного запаса в соответствии с лексическим значением слов, их лексической сочетаемости и стилистической окраски. Лексика (греч. lexikos – словарный, словесный) – это полный словарный запас языка. Словарный запас, а также лексические нормы русского языка рассматривает раздел языковедения, который называется лексикология.
Для чего нужно изучать и знать лексические нормы современного русского языка? Прежде всего, для того, чтобы не выглядеть невеждой в глазах собеседников, читателей или слушателей. Лексикологические ошибки – это не то, что может оттолкнуть собеседника, это также может способствовать полному непониманию. В этой статье мы рассмотрим основные нарушения лексических норм русского языка.
Неправильное оперирование фразеологизмами.
Фразеологизмы – это устойчивые словосочетания, которые имеют смысл только при использовании в том виде, в котором они существуют. С точки зрения лексикологии это отдельная и неделимая единица речи. Фразеологизмами могут быть как пословицы и поговорки, так и афоризмы, и крылатые фразы, а также появившиеся не так давно, но уже ставшие широко известными идиомы.
Плеоназмы в речи.
Плеоназм – это словосочетание, использование которого считается речевым излишеством. Почему? Потому что часто одно из двух слов в словосочетании является лишним, так как его значение повторяет значение второго слова. В итоге, словосочетание становится смысловой тавтологией. Примеры плеоназмов: горячий кипяток, необъяснимый феномен, памятный сувенир, ведущие лидер ы, народный фольклор и др.
Неправильное употребление паронимов.
Паронимы – это слова, которые имеют большую схожесть, но кардинально противоположное значение. Часто они являются однокоренными. Как можно догадаться, именно из-за их схожести люди часто допускают ошибки при употреблении этих слов.
Давайте рассмотрим примеры паронимов.
Неуместное использование слов с нарушением их лексической сочетаемости.
Это нарушение лексической сочетаемости проще всего сразу рассмотреть на конкретных примерах:
Какой вывод можно сделать из данной статьи? Правильное употребление слов, фразеологизмов, паронимов и других лексических норм современного литературного языка – это возможность зарекомендовать уровень своей образованности с первых слов общения. Также это возможность избежать непонимания с собеседником, читателями или слушателями.
Что такое нормативная лексика
Оценивая изменения норм русского языка, единодушие демонстрируют даже те участники общественных дискуссий, которым отродясь не удавалось прийти к согласию ни по одному вопросу. Приказом № 195 министерства образования и науки, вступившим в силу 1 сентября, примерно в одинаковой мере недовольны и либералы, и националисты, и государственники.
Даже верноподданническая и неизменно лояльная по отношению ко всем инициативам центральной власти программа «Вести» в репортаже, посвящённом этой теме, осмеливается деликатно намекнуть: совершено посягательство на святое.
Понять эту реакцию можно: ставшие по новым правилам нормативными словосочетания вроде «вкусное кофе» или «заключать договора» в самом деле режут слух. А жуткий неологизм «брачащиеся» (заменивший другого лексического уродца — «брачующиеся») вызывает примерно те же чувства, что звук алюминиевой вилки, царапающей ценный веджвудский фарфор. Отрицать всё это не приходится. Равно как и то, что именно таким образом изъясняются сегодня десятки миллионов наших соотечественников, с полным на то основанием считающих русский язык родным.
Конечно, признать за этой толпой «неучей» право говорить так, как они привыкли, и безнаказанно без оглядки на школу и суровый словарь Ожегова транслировать свой прононс дальше — детям и внукам, очень сложно. Особенно тяжело это сделать людям, десятки лет героически державшим оборону от «кофе» среднего рода и сделавшим эту беззаветную борьбу частью своей культурной и социальной идентичности. И всё же рано или поздно всем нам придётся покориться неизбежному: попытки противостоять процессам, происходящим в живом языке, более всего похожи на стремление руками сдерживать весенний паводок. Язык меняется, и никто — в том числе Минобразования — не властен над этим обстоятельством.
Вероятно, в нашей конкретной ситуации дело осложняется помимо прочего расплывчатостью самого понятия «нормы». В силу давних культурных традиций слово это в России вызывает довольно мрачные коннотации: нормы насаждают, за их неукоснительным исполнением следят, а ещё бывают такие неприятные вещи, как «норма выработки» или норма, описанная в одноимённом произведении Владимира Сорокина. Трудно отделаться от впечатления, что не сегодня-завтра за привычные и ещё недавно единственно правильные «вкусный кофе» или «заключённые договоры» нас станут штрафовать, притеснять и наказывать — что поделаешь, не норматив. А там и до жуткого принудительного оруэлловского новояза недалеко…
Разумеется, в данном случае понятие «норма» имеет гораздо более щадящий смысл: оно всего лишь означает, что так — «вкусное кофе», а также «йогурт» с ударением на последний слог и «договор» с ударением на первый — теперь тоже можно. Языковые нормы (в отличие от многих других) ничего не предписывают — они просто фиксируют некую объективную реальность, не более того. В наше время нижний слой языка (приметой которого долгое время оставались эти и другие узаконенные нынче обороты) неудержимо распространяется вверх по социальному древу, и не замечать этого — значит страдать солипсизмом в тяжёлой форме.
И именно это обстоятельство — уравнивание разных языковых уровней в правах, а вовсе не сами неблагозвучные, на взгляд многих, выражения больше всего пугают и раздражают борцов за чистоту русского языка вне зависимости от их политических убеждений. Их можно понять — подобного рода нововведения лишают их права претендовать на культурную и социальную гегемонию.
Очень схожая история произошла в Греции, где в 1976 году архаичный и сложный язык элиты кафаревуса был в одночасье заменён упрощённой разговорной демотикой — или, как говорят сами греки, димотики. Греческие интеллектуалы, долгие годы отстаивавшие чистоту кафаревусы (каковой термин, собственно говоря, и означает «чистый»), были в ярости — для них способность говорить и читать на этом красивом книжном языке была знаком принадлежности к элите, обозначая не только культурное, но и зачастую классовое превосходство над носителями простецкой димотики. И, разумеется, победа димотики означала помимо прочего утрату носителями кафаревусы господствующего положения в обществе.
Похоже, что те же или очень сходные мотивы двигают российскими сторонниками непоколебимой мужественности чёрного кофе. Сегодня для очень многих информация о том, «звонИт» у человека телефон или, напротив, «звОнит», является релевантной: в ней имплицитно зашиты сведения о географическом и социальном происхождении злополучного звонильщика (в столицах «звОнят» реже, чем в провинции), об уровне его образования, а нередко и дохода. Разделение различных форм произношения на «правильные» и «неправильные» создаёт не только благодатную почву для интеллектуальского снобизма, но и фактически узаконивает социальный барьер между теми, кто говорит с ошибками, и теми, для кого нормативные варианты являются привычными и единственно возможными. И законодательно оформленное устранение этого барьера не может не оказаться травматичным для привилегированной части общества — в самом деле, на их исконное право считать себя элитой и свысока поглядывать на чернь совершено грубое посягательство.
Коротко говоря, все те, кого глубоко шокировал приказ № 195, беспокоятся не вовсе понапрасну. Основания для беспокойства есть — правда, лежат они далеко за пределами области лингвистики, да, пожалуй, и культуры в целом. Бояться за свои права и привилегии нормально — но так же нормально с достоинством принимать неотвратимое. Не надо быть знатоком Священного писания, чтобы знать: слова вовсе не так просты, как кажется. Они обладают вполне реальной материальной силой, а по некоторым данным, и вовсе являются эманацией божественного начала. Именно поэтому так смешно и нелепо выглядят все попытки удержать их под контролем при помощи формальных запретов и публичных протестов. Дух, знаете ли, веет где хочет. И нынче он определённо склоняется в пользу любителей йогУрта.
Что такое ненормативная лексика?
Понятие “ненормативная лексика” отсутствует в законодательных актах, так как оно имеет лингвистическое, социальное или бытовое значение. В частности, ненормативной лексикой признается нецензурная брань, речевые обороты безнравственного характера, агрессивно-оскорбительные выражения. Использование ненормативного жаргона не обязательно повлечет наказание по КоАП РФ, так как нужно доказать унижение чести и достоинства потерпевшего.
Юридическая трактовка ненормативной лексики используется для назначения санкций за оскорбление, а также ряд иных правонарушений. Для этого должно быть доказано, что правонарушение сопровождалось устными или письменными высказываниями, носящими неприличную форму. Признак неприличности может выражаться следующим образом:
Доказательство случаев использования ненормативной лексики для назначения административного наказания происходит путем вызова свидетелей, исследования переписки (в том числе в сети Интернет), изучения фото- и видеозаписей. Если указанные выражения были высказаны публично (например, при проведении общественного мероприятия), закон предусматривает повышенные меры ответственности.
Если гражданин докажет, что испытал психические и нравственные страдания от ненормативных выражений, в его пользу будет взыскана денежная компенсация морального вреда. Размер указанной компенсации определит суд, с учетом характера нарушения и личных переживаний от ненормативных высказываний.
Что такое нормативная лексика
Оценивая изменения норм русского языка, единодушие демонстрируют даже те участники общественных дискуссий, которым отродясь не удавалось прийти к согласию ни по одному вопросу. Приказом № 195 министерства образования и науки, вступившим в силу 1 сентября, примерно в одинаковой мере недовольны и либералы, и националисты, и государственники.
Даже верноподданническая и неизменно лояльная по отношению ко всем инициативам центральной власти программа «Вести» в репортаже, посвящённом этой теме, осмеливается деликатно намекнуть: совершено посягательство на святое.
Понять эту реакцию можно: ставшие по новым правилам нормативными словосочетания вроде «вкусное кофе» или «заключать договора» в самом деле режут слух. А жуткий неологизм «брачащиеся» (заменивший другого лексического уродца — «брачующиеся») вызывает примерно те же чувства, что звук алюминиевой вилки, царапающей ценный веджвудский фарфор. Отрицать всё это не приходится. Равно как и то, что именно таким образом изъясняются сегодня десятки миллионов наших соотечественников, с полным на то основанием считающих русский язык родным.
Конечно, признать за этой толпой «неучей» право говорить так, как они привыкли, и безнаказанно без оглядки на школу и суровый словарь Ожегова транслировать свой прононс дальше — детям и внукам, очень сложно. Особенно тяжело это сделать людям, десятки лет героически державшим оборону от «кофе» среднего рода и сделавшим эту беззаветную борьбу частью своей культурной и социальной идентичности. И всё же рано или поздно всем нам придётся покориться неизбежному: попытки противостоять процессам, происходящим в живом языке, более всего похожи на стремление руками сдерживать весенний паводок. Язык меняется, и никто — в том числе Минобразования — не властен над этим обстоятельством.
Вероятно, в нашей конкретной ситуации дело осложняется помимо прочего расплывчатостью самого понятия «нормы». В силу давних культурных традиций слово это в России вызывает довольно мрачные коннотации: нормы насаждают, за их неукоснительным исполнением следят, а ещё бывают такие неприятные вещи, как «норма выработки» или норма, описанная в одноимённом произведении Владимира Сорокина. Трудно отделаться от впечатления, что не сегодня-завтра за привычные и ещё недавно единственно правильные «вкусный кофе» или «заключённые договоры» нас станут штрафовать, притеснять и наказывать — что поделаешь, не норматив. А там и до жуткого принудительного оруэлловского новояза недалеко…
Разумеется, в данном случае понятие «норма» имеет гораздо более щадящий смысл: оно всего лишь означает, что так — «вкусное кофе», а также «йогурт» с ударением на последний слог и «договор» с ударением на первый — теперь тоже можно. Языковые нормы (в отличие от многих других) ничего не предписывают — они просто фиксируют некую объективную реальность, не более того. В наше время нижний слой языка (приметой которого долгое время оставались эти и другие узаконенные нынче обороты) неудержимо распространяется вверх по социальному древу, и не замечать этого — значит страдать солипсизмом в тяжёлой форме.
И именно это обстоятельство — уравнивание разных языковых уровней в правах, а вовсе не сами неблагозвучные, на взгляд многих, выражения больше всего пугают и раздражают борцов за чистоту русского языка вне зависимости от их политических убеждений. Их можно понять — подобного рода нововведения лишают их права претендовать на культурную и социальную гегемонию.
Очень схожая история произошла в Греции, где в 1976 году архаичный и сложный язык элиты кафаревуса был в одночасье заменён упрощённой разговорной демотикой — или, как говорят сами греки, димотики. Греческие интеллектуалы, долгие годы отстаивавшие чистоту кафаревусы (каковой термин, собственно говоря, и означает «чистый»), были в ярости — для них способность говорить и читать на этом красивом книжном языке была знаком принадлежности к элите, обозначая не только культурное, но и зачастую классовое превосходство над носителями простецкой димотики. И, разумеется, победа димотики означала помимо прочего утрату носителями кафаревусы господствующего положения в обществе.
Похоже, что те же или очень сходные мотивы двигают российскими сторонниками непоколебимой мужественности чёрного кофе. Сегодня для очень многих информация о том, «звонИт» у человека телефон или, напротив, «звОнит», является релевантной: в ней имплицитно зашиты сведения о географическом и социальном происхождении злополучного звонильщика (в столицах «звОнят» реже, чем в провинции), об уровне его образования, а нередко и дохода. Разделение различных форм произношения на «правильные» и «неправильные» создаёт не только благодатную почву для интеллектуальского снобизма, но и фактически узаконивает социальный барьер между теми, кто говорит с ошибками, и теми, для кого нормативные варианты являются привычными и единственно возможными. И законодательно оформленное устранение этого барьера не может не оказаться травматичным для привилегированной части общества — в самом деле, на их исконное право считать себя элитой и свысока поглядывать на чернь совершено грубое посягательство.
Коротко говоря, все те, кого глубоко шокировал приказ № 195, беспокоятся не вовсе понапрасну. Основания для беспокойства есть — правда, лежат они далеко за пределами области лингвистики, да, пожалуй, и культуры в целом. Бояться за свои права и привилегии нормально — но так же нормально с достоинством принимать неотвратимое. Не надо быть знатоком Священного писания, чтобы знать: слова вовсе не так просты, как кажется. Они обладают вполне реальной материальной силой, а по некоторым данным, и вовсе являются эманацией божественного начала. Именно поэтому так смешно и нелепо выглядят все попытки удержать их под контролем при помощи формальных запретов и публичных протестов. Дух, знаете ли, веет где хочет. И нынче он определённо склоняется в пользу любителей йогУрта.