что такое конверсия впк
КОНВЕРСИЯ ОБОРОННОЙ ПРОМЫШЛЕННОСТИ
КОНВЕРСИЯ ОБОРОННОЙ ПРОМЫШЛЕННОСТИ (от лат. conversio – превращение, изменение), перевод военно-промышленного комплекса (ВПК/ОПК) на выпуск гражд. продукции. Согласно рос. законодат-ву, под конверсией оборонной пром-ти в части, касающейся пром. произв-ва, понимаются: 1) частичная или полная переориентация высвобождаемых производств. мощностей, науч.-техн. потенциала и труд. ресурсов оборонных и сопряженных с ними предприятий, объединений и орг-ций с военных на гражд. нужды; 2) прекращение деят-ти или ликвидация предприятий оборон. пром-ти из-за технико-экон. нецелесообразности их перепрофилирования.
Различают конверсию на макроуровне (экономика страны в целом) и на микроуровне (отд. предприятия и орг-ции). На макроуровне конверсия означает перелив мат. и труд. ресурсов из воен. сферы в гражд. произв-во; на микроуровне – перепрофилирование производств. мощностей предприятия, позволяющее использовать в произв-ве гражд. продукции оборудование, ранее занятое в произв-ве воен. продукции.
Для СССР традиционно выделяют 3 периода проведения процесса конверсии. В 1946–50 осуществлялась т. н. реконверсия – обратное перепрофилирование (как правило, частичное) пром. предприятий, временно работавших по воен. заказам, а до этого выпускавших изделия гражд. назначения.
Осн. целью конверсии 1955–65 можно считать попытку переориентировать весь воен.-пром. потенциал на совр. высокие технологии, используя достижения в электронике и создании новых взрывчатых веществ. На деле лишь были снижены воен. расходы за счет сокращения Вооруженных сил, а в пром. произв-ве произошла замена в выпуске устаревших видов вооружений на более современные. Реально же конверсия в оборонной пром-ти не была осуществлена.
Конверсия 1988–91 проводилась как одна из составляющих общей экон. политики и продолжилась с 1992 как реструктуризация ОПК России. Она имела 2 цели: 1) снизить воен. нагрузку на бюджет страны в условиях непомерной стоимости «гонки вооружений»; 2) увеличить произв-во дефицит. гражд. продукции, а также наладить выпуск новых высокотехнологичных гражд. товаров.
С кон. 1980-х гг. объем ресурсов, задействованных в разработке и произв-ве вооружений, действительно сокращался. В 1991 объем произв-ва воен. продукции в СССР уменьшился по сравнению с 1989 на 37 %. Почти полуторное преобладание числ. занятых в произв-ве воен. продукции в ВПК сменилось преобладанием занятых в гражд. произв-ве. Низшей точки падение достигло в 1997: произв-во воен. продукции по сравнению с 1991 снизилось более чем в 10 раз. Числ. занятых в ОПК РФ (в целом, без деления на занятых в произв-ве военной и произв-ве гражд. продукции) к 1997 уменьшилась в 2,5 раза. В теч. 1990-х гг. и в 1-й пол. 2000-х гг. фактически не выделялись средства на проведение НИОКР и обновление производств. мощностей. Так что цель экономии ресурсов страны за счет снижения их потребления в воен. произв-ве к кон. 1990-х гг. можно считать достигнутой.
Однако высвобожденные ресурсы не нашли эффективного применения. Одна из причин – то, что разработка и произв-во практически всей наукоемкой продукции, в т. ч. гражданской, исторически оказались сосредоточены именно в ОПК. Эффективно использовать высвобожденные ресурсы можно было только в рамках этого же комплекса (его гражд. составляющей), и степень эффективности существенно зависела от результатов конверсии на микроуровне. Последняя же затруднялась тем, что производств. мощности, используемые в произв-ве воен. продукции, как правило, узкоспециализированы и их перепрофилирование зачастую оказывается либо нерентабельным, либо вообще невозможным.
Одним из ключевых направлений конверсии считается эффективное использование двойных технологий (т. е. применимых для произв-ва как военной, так и гражд. продукции). Опыт реструктуризации рос. оборонной пром-ти показал, что успеха в произв-ве новой гражд. продукции добивались в осн. те отрасли, для к-рых подобные направления гражд. произв-ва являлись традиционными. Напр., НПК «Иркут» (куда входит Иркутский авиазавод) разработал гидросамолет Бе-200; ряд рос. авиац. предприятий (в частн., Улан-Удэнский авиационный з-д) стал выпускать вертолет Ми-28. Успешный пример принципиально нового гражд. произв-ва на основе воен. технологий – орг-ция выпуска газоперекачивающих станций и установок для нужд «Газпрома» предприятиями, ранее выпускавшими газотурбин. авиадвигатели. Однако роль таких произв-в в развитии «оборонки» невелика.
В целом последняя конверсия не достигла своих целей. Не удалось обеспечить финанс. эффективности ОПК, в т. ч. из-за высоких затрат на открытие непрофильных для «оборонки» произв-в и переобучение персонала. Не удалось добиться кардинал. техн. перевооружения пром-ти и качеств. скачка в развитии наукоемких произв-в. Отсутствовал эффективный механизм передачи передовых технологий из воен. произв-ва в гражданское, прежде всего из-за долгих сроков рассекречивания двойных технологий (часто – 10–15 лет против 2–5 лет в зап. странах). Высокий уровень монополизма в сов. ВПК не создавал у предприятий стимула к актив. освоению выпуска принципиально новой гражд. продукции.
В нач. XXI в. при обсуждении путей развития ОПК либо рассматривается развитие наукоемкого произв-ва в целом (без деления на выпуск воен. и гражд. продукции), либо делается акцент на необходимости обеспечения безопасности страны. Вопросы конверсии оборонного произв-ва, заявленные в кон. 1980-х – 1-й пол. 1990-х гг., с сер. 1990-х гг. фактически с повестки дня сняты.
Лит.: Мелман С. Конверсия и разоружение. Демилитаризированное общество. М., 1990; Российская газета. 1992. 27 апр. (Закон РФ «О конверсии оборонной промышленности в Российской Федерации»); Оборонная промышленность России: конверсия или реконструкция? М., 1996; Рассадин В.Н. Оборонно-промышленный комплекс. Генезис. Конверсия. М., 2002; Соколов А.В. Оборонная промышленность России: состояние и тенденции развития. Новосибирск, 2003.
Конверсия – дело государственное
В последнее время в СМИ все чаще муссируется тема необходимости проведения новой конверсии военной промышленности. Причем термин «конверсия», дискредитировавший себя десятилетиями ранее, в данном контексте стараются не употреблять, но утверждают, что этот процесс неизбежно должен быть запущен. Надо разобраться, насколько остра эта проблема на самом деле, возможно, она создается искусственно.
Понятие «конверсия» подразумевает переориентацию предприятий с выпуска военной продукции на производство гражданской, включая потребительские товары. Учитывая значимость оборонной промышленности для безопасности страны, этот процесс нельзя пускать на самотек – он должен проходить при обязательном участии и под жестким контролем государства в интересах российской экономики и нашего общества.
Забытый опыт
Самая массовая конверсия была проведена в СССР после окончания Великой Отечественной войны. Правда, называли ее по-другому – восстановление народного хозяйства и перевод военной экономики на мирные рельсы. Тогда проделали колоссальную работу по восстановлению разрушенной инфраструктуры. Во время войны советские труженики героически ковали победу в тылу, теперь им предстояло за считаные годы поднять из руин разрушенное войной народное хозяйство и перестроить промышленность с военного направления на гражданское. И эта исполинская задача, не имеющая по масштабам аналогов в мире и потребовавшая колоссального напряжения сил, была решена в кратчайшие сроки.
В 60–70-е годы перед страной встала новая задача – увеличить выпуск гражданской продукции, в частности товаров народного потребления. Руководством было принято решение – каждое крупное предприятие ОПК должно иметь хотя бы один цех, выпускающий гражданскую продукцию.
“ Прежде чем начинать конверсию оборонной промышленности, нужно четко понимать, какие задачи необходимо поставить перед предприятиями ОПК, как государство будет финансировать этот процесс, что страна и народ получат в итоге ”
Внутренняя и внешняя обстановка оказывали серьезное влияние на общее состояние оборонной промышленности, заставляя сокращать выпуск военной продукции и увеличивать производство гражданской. И если сокращение шло семимильными шагами, то с решением второй задачи возникли серьезные проблемы.
Во-первых, переход с военных рельсов на гражданские требовал соответствующего финансирования, которого просто не было. Во-вторых, предприятия ОПК в одночасье оказались выброшенными из стабильной плановой экономики в дикую стихию рыночной. Промышленные гиганты «оборонки», коих было великое множество, в основной массе не смогли подстроиться под новую суровую реальность. В-третьих, государственные структуры не имели компетенций оказывать какую-то помощь, даже чисто на уровне консультаций или в плане информационного обеспечения. В-четвертых, страны Запада, окрыленные развалом СССР, всячески способствовали развалу нашей «оборонки». Эти причины оказывали свое разрушающее воздействие. Конверсия в такой ситуации стала грубой профанацией и дискредитировала себя в глазах как производственников, так и общества в целом.
Конечно, нашлись и исключения, когда при обнулении гособоронзаказа предприятия оборонного сектора сумели выжить за счет экспортного потенциала и сохранить основное направление деятельности. Их не столь много, но они были. Зато о тех, кто выжил в лихие 90-е за счет перепрофилирования и перехода на чисто гражданскую продукцию, вообще не слышно. Такая вот конверсия состоялась. В ходе этого процесса «оборонка» заметно ушла в минус и только в начале 2000-х годов начала медленно возрождаться.
Конверсия под ультиматум
Сегодня либеральный финансово-экономический блок правительства России снова упрямо пытается втащить оборонпром в очередную конверсию. Причем чуть ли не требует к 2030 году довести выпуск гражданской продукции на каждом предприятии до уровня 50 процентов от общего объема продукции. При этом правительство снова уклоняется от финансирования процесса, но грозится перекрыть гособоронзаказ. Где-то мы уже слышали нечто подобное: «Не будут брать – отключим газ!». Получается, что вместо действенной помощи в ход идет политика ультиматумов.
Далее. Важное значение имеет правильный выбор будущей продукции, которую потенциально способно выпускать то или иное предприятие ВПК. И этот выбор не так легок, как кажется на первый взгляд. Например, судостроительный завод, ранее выпускавший боевые корабли, может относительно просто перейти на выпуск рыболовных или грузовых судов, хотя и это требует определенной перестройки производства и дополнительных финансовых вливаний. А еще ситуация упрощается тем, что сейчас возник спрос на эти суда и есть заказчики и покупатели, однако в других отраслях все намного сложнее.
Оборонные приборостроительные предприятия чисто гипотетически могут выпускать оборудование для медицинских учреждений. Причем при том условии, что государство будет финансировать из бюджета заказчика в лице российского здравоохранения, изрядно пострадавшего за долгие годы «оптимизации». Пандемия наглядно показала, на чем можно экономить, а на чем выйдет себе дороже. К сожалению, в России был выбран второй вариант, поэтому сегодня приходится в авральном режиме исправлять ситуацию. Тем не менее наладить выпуск медоборудования на предприятиях ОПК уже само по себе непростое дело, ибо в этой сфере действуют стандарты, значительно отличающиеся от оборонных.
Еще одно предложение. Почему бы в кооперации с известной германской или японской фирмой не наладить производство тех же томографов, постепенно увеличивая процент локализации производства на территории нашей страны? В результате помимо экономии валюты была бы еще и установлена вполне конкретная цена на изделие, что позволит избежать множества уголовных дел, возбужденных из-за «откатов» при закупке дорогостоящей импортной техники. Но ведь никто в правительстве и пальцем не пошевелил, чтобы заняться темой. Видимо, кому-то нравится ловить рыбку в мутной воде.
А что за бугром?
Пустой лозунг. Почему конверсия военных технологий обречена на провал
Слово «конверсия», ныне подзабытое, было одним из самых популярных в конце 80-х — начале 90-х. Актуальность конверсии была тогда самоочевидной. Военно-промышленный комплекс занимал в промышленности Советского Союза центральное место, под грузом оборонных затрат экономика не выдерживала, ее перевод на мирные рельсы был безусловным приоритетом для любого правительства в то время. «Верхняя Вольта с ракетами» — стандартное определение СССР, конечно, страдало пропагандистским перехлестом, но отчасти было верным. Научившись строить космические ракеты и атомные подводные лодки, Советы так и не научились выращивать достаточно хлеба или шить джинсы.
Но даже самым ярым антисоветчикам было ясно, что проблема так просто не решается: в ВПК были заняты десятки миллионов людей. Вопрос о том, как их трудоустроить, вставал сам собой. Многие военно-промышленные предприятия были градообразующими и, по сути, единственными работодателями в некоторых районах страны. Предложенный тогда же властью и «прорабами перестройки» ответ — конверсия — привлекал общество своей простотой и убедительностью. О невозможности для оборонного завода, делающего ракеты, перейти на производство мясорубок как-то не задумывались.
Советская конверсия
На самом деле конверсия в оборонном комплексе СССР имела давнюю историю. В те времена существовали два правительства: правительство Алексея Косыгина, куда входило большинство министров экономического бока, и «правительство» Дмитрия Устинова, куратора ВПК, куда входили девять министров оборонных отраслей промышленности, знаменитая «девятка».
Заводы всех министерств «девятки» должны были в обязательном порядке выпускать гражданскую продукцию, процент которой составлял 45% от военного назначения. Поскольку технологическая дисциплина на предприятиях ВПК была выше, именно им поручали осваивать наиболее сложные с технической точки зрения товары широкого потребления. По некоторым данным, до 90% телевизоров и радиоприемников, например, выпускали именно такие заводы.
Например, Министерство оборонной промышленности на Кировском заводе в Ленинграде делало тракторы, в Ижевске — автомобили и мотоциклы, в Нижнем Тагиле — вагоны. Оно же выпускало практически все фотоаппараты страны на заводе ЛОМО в Ленинграде и в Красногорске. ЭВМ изначально создавались и производились в институтах и заводах Минрадиопрома, одного из самых закрытых ведомств страны, производителя систем ПВО и радаров. Даже атомный Минсредмаш выпускал и минеральные удобрения в Кирово-Чепецке, и добывал золото в Узбекистане. Я сам шестнадцатилетним пареньком во время обязательной летней практики на «закрытом» оборонном заводе в своем родном городе, делавшем платы для микросхем, изготовлял подставки под посуду — по сто пятьдесят штук за смену.
Более или менее, но предприятия ВПК закрывали наиболее неотложные потребности населения в качественных товарах. Конечно, с точки зрения устройства нормальной экономики это было неправильно, но никто и не утверждает, что народное хозяйство СССР строилось на здоровых основаниях. Страна развивалась так, как могла.
Первые несколько лет у директоров ВПК было золотое время. Выскочив из-под контроля партии и министерств, они зажили в свое удовольствие, но очень быстро оказалось, что экономическая свобода имеет свою обратную сторону. Государство более их продукцию не покупало, либо покупало в существенно меньших размерах, да и деньги за нее поступали с опозданием. За четыре года производство на заводах ВПК упало почти в пять раз, причем гражданское производство на них сократилось в той же пропорции, что и военное.
Пустой лозунг
Оказалось, что конверсия — всего лишь лозунг, за которым ничего не стоит. Правительство не давало на нее денег, а сами предприятия не имели собственных средств для демонтажа старого оборудования и закупки нового, для гражданской продукции. При этом они должны были поддерживать мобилизационные мощности на случай войны.
Но дело заключалось не только в технических проблемах. Россия стремительно входила на мировой рынок и открывала свой внутренний для импортеров, завозивших товар более качественный и/или дешевый, чем продукция отечественного ВПК. Его мясорубки или телевизоры потребители покупали только в условиях отсутствия конкуренции.
Затраты на маркетинг и брендинг теоретически были еще большими, чем на техническое перевооружение. Качество рабочей силы, требования к помещениям — все играло против ВПК. Прежний кирпичный цех не подходил для современного производства, ориентирующегося на легкие конструкции и сооружения. Да и конкурентов себе ни один зарубежный гигант выращивать не собирался. Так что авторы идеи «конверсии» на поверку оказались кем-то вроде активистов МММ того времени, обещавших хороший процент на «акции».
Таким образом, новые российские власти должны были бы всячески холить и лелеять ВПК, несущий пусть не золотые яйца, но дающий несомненную прибыль. И ни о какой конверсии не могло быть и речи. Следовало, разумеется, сократить ВПК — пропорционально сокращению территории страны, и соответственно, уменьшению запросов на пополнение техники в связи с окончанием холодной войны.
Все же надежды, связанные с технологическим обновлением страны, следовало возлагать не на ВПК, а на иные секторы экономики, поскольку его производственная и интеллектуальная база мало подходили для такой задачи.
Возможна ли конверсия военных технологий в авиации
У СССР был мощный сектор гражданской авиации, полностью покрывавший потребность самой большой страны в мире, в которой многие районы были доступны только авиационным путем. Сегодня он фактически уничтожен, и перспектив на восстановление не просматривается. Истории с Ту-204 или Sukhoj Superjet 100 скорее печальны и оптимизма не внушают. Задним числом можно признать, что в 90-е годы необходимо было сделать выбор в пользу какого-то сегмента ВПК, который можно конвертировать на производство гражданской продукции, бросив в него все силы и средства, и этим сектором должна была быть авиация.
Однако этого не произошло, и Россия по-прежнему продает в основном военные самолеты и вертолеты, поставки которых занимают почти половину военного экспорта.
Вопреки мнению о состязательности рынка, мировой авиапром сегодня жестко монополизирован. На нем есть два глобальных игрока — Boeing и Airbus, есть два региональных — канадский Bombardier и бразильский Embraer. На него хотят попасть (и, скорее всего, попадут) китайский Comac с ARJ21 и японцы с Mitsubishi Regional Jet. Место России во всем этом — очень скромное, несмотря на ее авиационную историю в XX веке.
Нужно иметь в виду еще один, часто забываемый фактор. Развитие авиационной промышленности в стране прямо связано с ее географией. Почему именно Канада и Бразилия стали вдруг авиапроизводителями? У них самые большие территории в мире после России, примерно такие же, как у США и Китая. Такие страны не могут обходиться без мощного авиатранспорта, а это тянет за собой и строительство самолетов. Иными словами, Россия не только историей, но и географией обречена быть авиапроизводителем, однако дело упирается в неспособность правительства создать необходимые условия для этого.
Власть предпочитает паразитировать на достижениях советского оборонного авиапрома, которые пока еще можно продавать в страны третьего мира. Да, Sukhoj Superjet 100 — движение в правильном направлении, но все делается как-то неубедительно, да еще и зависит от флуктуаций во внешней политике, когда в любой момент можно ограничить поставку западных комплектующих.
Уступая Китаю
В ближайшие 15-20 лет Китай станет глобальным игроком на мировом авиационном рынке, как он стал на автомобильном. Хотя поначалу китайские автомобили и вызывали скептическую усмешку, а теперь он автопроизводитель №1 в мире, опережая США почти в три раза. В 2018 году Китай вышел на лидирующие позиции и в космосе, осуществив больше запусков, чем США, и два раза больше, чем Россия. Его экспедиция с луноходом ясно показала, кто становится державой №2 в космосе.
Проблема не только в поисках источников финансирования и поставщиков технологий. Нет ясной, осмысленной концепции развития отечественного авиапрома — в противном случае он бы не находился в таком состоянии. Магадан, Камчатка, Сахалин и весь Дальний Восток и Сибирь буквально «висят» на воздушном транспорте. Ибо даже туда, куда можно добраться поездом, никто не будет добираться семь суток. Значит, спрос на самолеты в России будет всегда. Даже в том же Китае из Пекина в Шанхай можно добираться скоростными поездами, там 90% населения сосредоточено на территории в два миллиона квадратных километров, где можно обходиться без авиации. У нас такое невозможно.
Реформы российского ВПК в 90-е годы: конверсия или диверсия?
На сказанные в свое время Владимиром Путиным слова о «недопустимости выпуска сковородок на ракетных заводах», помнится, очень обиделся Михаил Горбачев, тут же принявшийся доказывать, что ничего такого на самом деле не было. Он утверждал, что попытка «перековать мечи на орала», начатая им в СССР и «творчески развитая» последователями-«перестройщиками» уже в России, «обороноспособности страны никакого ущерба не нанесла». Более того, она еще и «полностью соответствовала нуждам граждан в эпоху дефицита». Оставим в стороне тот момент, что упомянутый дефицит как раз Михаилом Сергеевичем и его командой и был создан. Попробуем выяснить, сколько правды в остальных его словах.
Скажем прямо – немного. Практически нет совсем. Можно ли считать «отсутствием урона обороноспособности» падение объемов производства ВПК с 1992 по 1996 год почти на 78%? А полное сворачивание целых кластеров перспективных оружейных программ — например, разработки и производства ракет класса «воздух-воздух», систем РЭБ и прочего? Распил (в самом буквальном смысле слова – на металлолом) недостроенных танков, боевых самолетов и кораблей? Уход на протяжении нескольких лет из штатов оборонных заводов, КБ и НИИ двух с половиной миллионов специалистов? Вопросы, думается, риторические. Но это только полбеды.
Акционирование к 1997 году половины предприятий российского ВПК, их выход из-под государственного контроля, переход 30% военных предприятий в частные руки и «заход» на многие из них иностранных представителей, сумевших сполна воспользоваться предоставившимися возможностями по овладению технологиями и производственными секретами, об ознакомлении с которыми еще не так давно они не могли и мечтать, – это «конверсия» или все-таки чистейшей воды диверсия? Целенаправленное разрушение военно-промышленного комплекса едва не отброс ило в «каменный век» не только отечественные вооруженные силы, но и всю страну.
Теперь, собственно, о сковородках. А также кастрюлях, мясорубках и прочем дешевом ширпотребе, выпуск которого на военных заводах навеки стал частью отечественного народного фольклора. Да, делали! Однако вовсе не потому, что директора соответствующих предприятий были круглыми идиотами или вредителями. Имелись на то причины – весьма серьезные и конкретные. Начать тут следует с того, что выпуск не просто гражданской продукции, а товаров народного потребления осуществлялся предприятиями советского ВПК еще до прихода к власти Горбачева и его опричников.
Мало кто сейчас об этом знает и помнит, но именно в этой сфере к концу 80-х годов производилось до 2 тысяч различных изделий, имевших никак не военное, а сугубо хозяйственное или даже, как тогда говорили, «культурно-бытовое назначение». И вот тут речь шла как раз не о примитивных сковородках. Из цехов предприятий каждый год выходило почти 100% радиоприемников, 95% холодильников, 69% пылесосов, 66% стиральных машин и так далее.
Помимо этого, там же изготавливалось вычислительной техники на 5 миллиардов рублей, оборудования для предприятий легкой промышленности – на 3 с лишним миллиарда. Полновесных, заметьте, еще вполне советских рубликов. Также можно вспомнить всенародно любимые ижевские мотоциклы, фотоаппараты ленинградского ЛОМО и киевского «Арсенала» и много чего еще. Казалось бы, в условиях конверсии для всех этих производителей должны были настать прямо-таки райские времена. Не тут-то было…
Падение выпуска гражданской продукции ВПК (на 71%) мало чем уступало уменьшению производства традиционной и основной военной продукции на 88%. Отчего так? Да потому, что своей безумной либерализацией внешней торговли тогдашние реформаторы открыли широкую дорогу на отечественный рынок импортному ширпотребу, который был, чего греха таить, как правило, качественнее отечественных образцов, а главное – в разы дешевле. Особенно – ввезенный контрабандно или полулегально. Такой конкуренции выдержать наша промышленность не смогла.
Свою роль сыграло и то, что любая гражданская продукция, производившаяся на предприятиях ВПК, была существенно дороже своих же гражданских аналогов. Насколько? Приведу лишь один конкретный пример: насос для перекачки сырого зерна производительностью 2500 литров в час, произведенный на обычном заводе, стоил 180 рублей, а такой же точно агрегат в «военном» исполнении — уже 3 с половиной тысячи рублей. И дело тут было вовсе не в «рвачестве» — на предприятиях ВПК использовались (и по сей день используются) гораздо более дорогостоящее оборудование, материалы, полуфабрикаты и все прочее. Да и работают там люди, чей труд оплачивается несколько по иным расценкам, чем на гражданке. Отсюда и разница.
В конечном итоге директорам военных заводов, от которых «вышестоящие инстанции» с ножом у горла требовали выпуска «конверсионных изделий», а остатки трудового коллектива – хоть какой-то зарплаты, ничего не оставалось, как клепать самые убогие образцы ширпотреба, которые можно было отпускать потребителю хотя бы себе не в убыток. Повезло лишь тем, кто быстро и удачно нашел новые «ниши», умудрившись освоить выпуск чего-то действительно стоящего, вроде оборудования для строительства или нефтедобычи. Остальным оставалось лишь уповать на удачу, ведь принятый в 1992 году закон о конверсии был не более чем набором общих фраз и благих пожеланий, а вот о том, как военные предприятия должны выживать в реальности, там сказано ничего не было.
К счастью, полностью уничтожить мощнейший военно-промышленный комплекс, созданный во времена Советского Союза, оказалось не под силу всей своре тогдашних реформаторов. Он их пережил, правда, с большими потерями для себя, последствия которых приходится преодолевать и наверстывать уже в нынешние годы. Периодически раздающиеся из уст «первых лиц» страны призывы к «новой конверсии», возможно, и имеют под собой основания. Но повторить ошибки тех лет, о которых речь шла выше, нельзя ни в коем случае.