что такое диспуты в средневековье
Диспут
Диспут (от лат. disputatio ) — в схоластической системе образования средневековой Европы формальный способ ведения спора, проводимого с целью установления богословской или научной истины. Данный процесс подчинялся формальным правилам, основными из которых были ссылки устоявшиеся письменные авторитетные источники и тщательный анализ аргументов каждой из сторон. Другой категорией диспутов были межконфессиональные диспуты, призванные доказать превосходство того или иного религиозного учения.
Содержание
В схоластике
Формальный диспут был способом проведения состязательной дискуссии, в которой один из её участников защищал некоторый тезис перед выдвигающими возражения и контраргументы оппонентами. Данный метод являлся общепринятым в средневековой университетской практике и был главным способом тренировки и проведения экзамена во всех четырёх основных науках — искусстве, медицине, теологии и юриспруденции. Структурно, процедура имела сходство с юридическим процессом и возглавлялась магистром, который подобно судье принимал окончательное решение о результате диспута. Существенным правилом являлось «бремя доказательства (англ.) русск. », требовавшее, чтобы тезис доказывал тот, кто его выдвинул.
Правила построения и изложения аргументации основывались на теории, изложенной в «Органоне» и «Риторике» (англ.) русск. Аристотеля и «De Inventione» (англ.) русск. Цицерона.
Межконфессиональные диспуты
В Средние века
В Средние века большое значение имели диспуты христианских теологов с их иудейскими коллегами. Часто христианскую сторону представлял крещёный еврей, хорошо знакомый с талмудической литературой. Наиболее известны следующие диспуты:
В период Реформации
См. также
Примечания
Литература
Полезное
Смотреть что такое «Диспут» в других словарях:
диспут — а, м. dispute f., ит. disputa, пол. dysputa. 1. Спор, прения. Сл. 18. Вчера в собрании статском довольно диспута было. АК 6 160. А когда все подпишут свое мнение о деле, тогда диспуты иметь, и с той диспуты, куда более голосов явится, так и… … Исторический словарь галлицизмов русского языка
ДИСПУТ — (лат. disputatio, от disputare спорить). Спор, прение об ученом предмете, публичная защита диссертации. Словарь иностранных слов, вошедших в состав русского языка. Чудинов А.Н., 1910. ДИСПУТ 1) ученый спор; 2) публичная защита диссертации,… … Словарь иностранных слов русского языка
диспут — См … Словарь синонимов
ДИСПУТ — ДИСПУТ, диспута, муж. (от лат. dispute обсуждаю) (книжн.). Публичный спор на научные темы. Диспут о происхождении человека. Диспут о кино. || Публичная защита диссертации (устар.). «А спорил в жизни только раз на диспуте магистра.» Тютчев.… … Толковый словарь Ушакова
ДИСПУТ — муж., лат. ученый спор, прение, состязание, гласный отстой, защита, оправдание сочинения, написанного для получения ученой степени. Диспут на магистра, на доктора. Толковый словарь Даля. В.И. Даль. 1863 1866 … Толковый словарь Даля
Диспут — Речь * Афоризм * Болтливость * Грамотность * Диалог * Клевета * Красноречие * Краткость * Крик * Критика * Лесть * Молчание * Мысль * Насмешка * Обещание * Острота * … Сводная энциклопедия афоризмов
ДИСПУТ — (от лат. disputo рассуждаю спорю), публичный спор на научные, литературные и т. п. темы … Большой Энциклопедический словарь
ДИСПУТ — ДИСПУТ, а, муж. Публичный спор на научную или общественно важную тему. Д. при защите диссертации. Литературный д. Толковый словарь Ожегова. С.И. Ожегов, Н.Ю. Шведова. 1949 1992 … Толковый словарь Ожегова
Диспут — (от лат. disputo рассуждаю, спорю) публичный спор на политические, научные, литературные и т. п. темы. Политическая наука: Словарь справочник. сост. проф пол наук Санжаревский И.И.. 2010 … Политология. Словарь.
диспут — ДИСПУТ (от лат. disputare рассуждать, спорить) публичное обсуждение научной или общественной проблемы. Ее смысл все участники Д. понимают еще до его начала. Это первое предварительное условие Д. Вторым является наличие тезиса гипотезы,… … Энциклопедия эпистемологии и философии науки
Диспуты
Интеллектуальный спорт. — Профессиональные спорщики. — Кризис жанра
На первом этапе обучения преподаватель зачитывал текст и комментировал его, а студент просто слушал. На следующем этапе текст читал и анализировал уже сам студент, а преподаватель поправлял, если надо. Наконец, третьим этапом были диспуты, то есть семинары в нашем понимании: студенты обсуждали текст, предложенный учителем, а тот оценивал их выступления. Таким образом изучали схоластическое богословие, римское право и философию по Аристотелю.
Являясь частью учебного процесса, диспуты были и своего рода «активным отдыхом», азартным спортивным состязанием, чем-то вроде словесного турнира с элементами митинга и театрального представления. Целью участников диспутов было научиться отстаивать свою точку зрения, применяя полученные знания, и привлекать других на свою сторону.
Присутствие на диспутах было обязательным. На факультете вольных искусств в рабочие дни диспуты проводили магистры, а по воскресеньям — бакалавры. В день «диспутации» лекции не читались.
Магистр-председатель, произносивший речь, старался выбрать тему «посочнее» и поинтереснее, и формулировал тезисы, предлагая их оспорить. Другие магистры развивали эти тезисы своими аргументами. Бакалавр-оппонент должен был разрешить поставленный вопрос, дав ему логическое определение.
В Париже тезисы для диспутов объявляли за несколько дней; каждый участник был поочередно оратором и оппонентом. В ходе прений запрещалось употреблять резкие оценочные суждения: студентам, присутствовавшим при этом действе, прививали культуру спора. В Падуе запрещалось шуметь во время диспутов, вмешиваться в них или заранее сговариваться с одним из участников. Послушав, «как надо» вести научные споры, студенты вечером того же дня или в воскресенье устраивали собственные диспуты под руководством магистра или бакалавра.
Диспуты начинались в полдень и продолжались вечером и проходили почти каждый день при полном аншлаге. В Парижском университете на факультете вольных искусств раз в год или в четыре года, в зависимости от внешних обстоятельств, устраивали диспут «на вольную тему» под руководством декана, который длился… две недели. Это был своего рода фестиваль диалектики и бенефис кводлибетария — человека, отваживавшегося возражать на аргументы всех противников, которым будет угодно бросить ему вызов.
Такие диспуты проходили в особо торжественной обстановке, в присутствии ректора и докторов высших факультетов. Ректор, декан, магистры по старшинству, а затем и все желающие развивали свои аргументы, а кводлибетарий, стоявший на кафедре у всех на виду, должен был всякому возражать, порой отстаивая прямо противоположные точки зрения, облекая при этом свои рассуждения в безупречную логическую форму и выискивая малейшие щелочки в броне доказательств противника.
Однажды целый день спорили: могут ли демоны и силы тьмы быть связываемы заклинанием? Чтобы удерживать внимание слушателей, которых все эти латинские мудрствования начинали утомлять, бакалавров и школяров просили задавать вопросы юмористического свойства, возможно, даже скабрезные, но не выходящие за рамки благопристойности, — например, «о верности любовниц». Кводлибетарию же в качестве поощрения выдавали новые берет, сапоги и перчатки.
Мастера схоластических диспутов гастролировали по стране, а то и уезжали за границу, вызывая, точно странствующие рыцари, желающих сразиться с ними на словесной дуэли. Ингольштадтский профессор богословия Иоганн Экк побывал в Кёльне, Гейдельберге, Майнце, Фрейбурге, Тюбингене, а еще в Италии, и везде торжествовал победу. Диспут 28 августа 1515 года в Вене под председательством делегированного государем доктора-юриста продолжался целый день. Экку противостояли пять теологов и два магистра вольных искусств. В зале была такая давка, что некоторых студентов, лишившихся чувств, замертво выносили из залы. Экк производил выгодное впечатление спокойной уверенностью, начитанностью и громким ровным голосом. Диспут закончился вничью.
Однако самую громкую славу Экку принес диспут с Мартином Лютером, которого тот обвинил в «богемской ереси», то есть подражании гуситам. Лютера защищал Андреас Карлштадт, доктор богословия из Виттенбергского университета, и Экк сначала вызвал на бой именно его. В декабре 1518 года он опубликовал 12 тезисов, которые намеревался развить во время диспута, но поскольку они были нацелены против Лютера, тот заявил Карлштадту, что готов сразиться с Экком лицом к лицу.
Диспут между Экком и Карлштадтом начался в Лейпцигском университете 27 июня 1519 года и продолжался четыре дня. Он был посвящен свободе воли человека в выборе между Добром и Злом. Несмотря на то, что Экк в конце концов отошел от своей изначальной позиции, благодаря своей прекрасной памяти и диалектическому мышлению он сумел сбить с толку тугодума Карлштадта и был признан победителем. Однако, по его собственному признанию, Лютер превосходил его в находчивости и образованности. Их диспут о папской власти, чистилище, покаянии длился 23 дня, с 4 по 27 июля, и судьи не могли вынести вердикт. Тогда Экк заманил Лютера в ловушку: заставил его во всеуслышание заявить о том, что Констанцский собор, осудивший Гуса, был неправ и что сам он не признаёт власти папы. Богословы Лейпцигского университета признали победителем Экка, осыпали его почестями и подарками.
Со временем диспуты выродились в простое жонглирование словами и цитатами, в выхолощенное упражнение, из которого были изгнаны живая мысль и стремление родить в споре истину. Гуманисты сравнивали диспуты с петушиными боями. Культура спора была безнадежно утрачена: оппоненты не чурались взаимных оскорблений и угроз, порой брань переходила в самую настоящую драку, ученые мужи отвешивали противникам пинки и пощечины, даже кусались. И ради чего? Вместо того чтобы отстаивать свою правоту, «отличники» в искусстве диалектики приобретали эластичные взгляды и становились непревзойденными лицемерами. Жак дю Перрон (1556–1618), сын протестантского священника, бежавшего от преследований в Швейцарию, к двадцати годам стал одним из ученейших людей своего времени. Он отправился в Париж и отрекся от протестантства, чтобы получить должность королевского чтеца, а затем принял сан священника и стал придворным проповедником. Однажды он произнес перед королем Генрихом III исполненную красноречия проповедь против атеизма, приведя убедительные доказательства бытия Божия. Король осыпал его похвалами. Тщеславный священник тут же произнес новую речь, не менее убедительно доказав, что Бога нет. Король прогнал его с глаз долой, но должности не лишил.
В 1603 году семнадцатилетний маркиз де Шиллу оставил Академию Плювинеля, чтобы стать аббатом де Ришельё. Он стал усиленно изучать богословие в Наваррском коллеже и много занимался самостоятельно. Юноша познакомился с одним из мастеров полемики того времени, англичанином Ричардом Смитом, и задумал устроить публичный философско-богословский диспут в стенах Сорбонны. Руководство университета отвергло эту идею; диспут состоялся в 1604 году в Наваррском коллеже и имел большой успех.
Любовь к словопрениям сохранялась и на бытовом уровне: выпускники университетов уже не могли вести «нормальную» беседу и в разговоре норовили опровергать друг друга. «Склонность к препирательствам… может превратиться в дурную привычку и часто делает человека невыносимым в обществе, так как он начинает всем противоречить, — с неодобрением писал Бенджамин Франклин в автобиографии, вспоминая свою молодость, пришедшуюся на 1720-е годы. — Люди здравомыслящие… редко себя так ведут, кроме юристов, университетчиков, а также всех, получивших образование в Эдинбурге».
Впрочем, к концу XVIII века диспуты уже были благополучно забыты. Аббат Бастон вспоминает, что в Сорбонне лишь один профессор, нормандец по имени Жоли, внешне суровый, но добрый в душе, захотел восстановить порядок в аудитории и с этой целью ввести диспуты для упражнения в задавании вопросов и аргументации. В первый раз необычное зрелище привлекло всеобщее внимание, так что даже установилась тишина, но в дальнейшем всё пошло по-старому.
Конечно, в разумных пределах дискуссия на определенную тему не могла не быть полезной. Тот же Бастон вспоминал, как однажды, не удовлетворившись объяснениями профессора Шеврейя по поводу какого-то места из Пятикнижия, написал ему длинное анонимное письмо на латыни. Он был взволнован и польщен, когда на следующем занятии профессор упомянул об этом письме, похвалив неведомого автора, и счел своим долгом ответить на содержавшиеся в нем вопросы. «Автор» мгновенно стал университетской знаменитостью.
Философский диспут в Средневековье
Критическое отношение к схоластическим диспутам обнаруживается и у представителей зарождающейся науки Нового времени. Так Френсис Бэкон (1561-1626) сетует в своем «Новом Органоне» на то, что «…громкие и торжественные диспуты часто превращаются в споры относительно слов и имен…» и предлагает искать альтернативные формы научных занятий, в основе которых вместо спекулятивных рассуждений лежали бы наблюдения и опыт.
Но подобное пренебрежительное отношение к культуре диспута, по меньшей мере, несправедливо. Оно является, с одной стороны, исторической реакцией, направленной против средневекового засилья книжной учености, слепого следования канону и теологического мировоззрения. С другой стороны — результатом недостаточного понимания самой природы схоластического диспута и роли, которую он играл в средневековом познании универсальной Истины. Чтобы освободиться от предвзятого отношения, попытаемся разобраться, чем в действительности был философский диспут для Средневековья.
Термин «диспут» происходит от латинского глагола disputare, который имеет значения «спорить», «рассуждать», «исследовать». Еще древнегреческий софист Протагор (ок. 490– 420 гг. до н.э.), бывший искусным спорщиком, использовал публичные диспуты для демонстрации своего диалектического мастерства, а также предлагал своим ученикам отстаивать или опровергать предложенные им тезисы. Разрабатывая теорию красноречия, софисты не могли не затронуть вопросов, которые позднее были отнесены к сфере логики. Протагор написал специальное сочинение «Искусство спорить». Исходя из положения, что о всякой вещи есть два противоположных мнения, он первый стал применять диалог, в котором два собеседника в споре защищали два противоположных взгляда. Спустя семнадцать веков диалектическому методу Протагора суждено было стать одним из краеугольных камней университетского образования.
Во всех средневековых университетах двумя основными способами обучения были lectio (лекция) и disputatio (диспут). Как правило, сначала учащимся зачитывался определенный отрывок из Священного писания или другого текста, принадлежащего перу признанного авторитета, а затем наставник объявлял quaestio (вопрос) для прений. Сам диспут представлял собой серию своеобразных диалектических поединков, проходивших под председательством одного или нескольких преподавателей, несущих за них ответственность. Каждый студент должен был выдвигать аргументы pro et contra (за и против) предложенного положения. Наиболее яркое воплощение эта техника сопоставления доводов и контрдоводов получила в трактате «Sic et non» («Да и нет») известного французского схоласта Пьера Абеляра (1079-1142). Некоторые диспуты проводились регулярно через одну-две недели, и преподаватели, курсы которых они дополняли, старались выбрать для них темы таким образом, чтобы их совокупность составляла единое целое. От этих диспутов до нас дошли “Quaestiones disputae” («Вопросы диспутов»), которыми изобилуют средневековые сочинения.
Темы средневековых диспутов по преимуществу носили религиозный характер. С XI в., ввиду обращения схоластической философии к сочинениям Аристотеля, традиционной темой университетских диспутов стала проблема универсалий.
Следует отметить, что диспут был в средневековье не только методом преподавания, но и формой философского исследования. Само устройство диспута, столь чуждое современным представлениям о манере научной дискуссии, выявляет важную особенность средневекового мышления. В диспуте имело место противостояние персональных сознаний, по-разному интерпретирующих канонические тексты. Каждый из спорящих претендовал на подлинность и достоверность своей интерпретации. В глубине «диспутирующего» сознания было скрыто убеждение в существовании единственной Истины, открывающейся в противостоянии неадекватных интерпретаций, вызванных неадекватностью самого человеческого восприятия священных текстов.
Стоит подчеркнуть также, что в средневековом диспуте воплощался речевой диалог, в рамках которого разворачивалась диалектика сакрального и мирского. Каждый ученик оказывался личностью (буквально – скрывающимся за «личиной», «маской»), совмещающей в себе божественную природу, направленную на постижение Истины, и природу человеческую, искаженную первородным грехом. Потому ответ на поставленный вопрос был не поиском «объективной истины» в современном понимании, а жизнью Разума в человеке.
Следствием чрезвычайного эмоционального напряжения, царившего на некоторых университетских диспутах, становились порою весьма курьезные ситуации. Так один парижский схоласт Симон, прославившийся своим диалектическим искусством, затеял однажды диспут на тему таинства святой Троицы. На разворачивание всех pro et contra по этому вопросу ему потребовалось два дня; причем диспут этот вызвал необычайный интерес, как у студентов, так и среди преподавателей. Рассуждения Симона были столь остроумны, а доводы столь блистательны, что после окончания диспута множество студентов бросилось к нему с мольбой повторить некоторые положения, чтобы их можно было записать. Согласно свидетельствам очевидцев, опьяненный похвалами Симон возвел глаза к небу, захохотал и обратился к Христу со следующей речью: «Иисус, Иисусик, сегодня я немало послужил твоему Закону, разъясняя этот вопрос. Но если бы я захотел восстать на Тебя и против Тебя обратиться, то я бы нашел довольно оснований и еще более сильных аргументов для того, чтобы поколебать Твою религию, и смог бы ее уничтожить!» Такое богохульство не могло остаться безнаказанным. Как утверждают источники, тот же час Симон впал в глубочайший идиотизм и потерял способность к разумной речи.
Говоря о схоластическом диспуте, нельзя не упомянуть о той огромной роли, которую он сыграл в развитии логики. Многие современные исследователи согласятся, что без становления культуры диспута, развития формально-логического аппарата норм доказательства и обоснования не стала бы возможной и философия Нового времени с ее интеллектуализмом, критицизмом и методологизмом. Таким образом, упреки Ф. Бэкона, упомянутые ранее, теряют свою остроту при рассмотрении того фундамента, который схоластическая философия заложила для будущего здания европейской науки. В целом, выпады Нового времени против схоластической философии следует относить только к тем омертвевшим ее формам, которые заполонили университеты к XVI в. Впрочем, и в эпоху Ренессанса культура философского диспута не вполне выродилась. Напротив, в живом диспуте обсуждались новые вопросы, характерные уже для гуманистического мышления и нередко несшие в себе угрозу для господства католической церкви. Так весной 1568 г. в Париже должен был состояться диспут, к которому Дж. Бруно написал 120 тезисов против метафизики Аристотеля. Все эти тезисы базировались на позиции атомизма. Хотя диспут и состоялся, Бруно пришлось покинуть Париж. В это время католическая церковь, увидевшая в свободных диспутах потенциальную угрозу, начала прибегать к запрещению публичных дискуссий. Впрочем, в качестве метода обучения философский диспут не был полностью упразднен, но просуществовал во многих европейских университетах до середины XVIII в., а в некоторых католических учебных заведениях и до начала XX в.
Итак, мы выяснили, что схоластический диспут имеет в своей основе важные особенности средневекового мышления. Они включают в себя не только его религиозную направленность, подвергшуюся впоследствии жесткой критике, но и особое воззрение на проблемы достоверности, непривычную для современного человека интерпретацию личности, ритуальный характер самого процесса познания, общую ставку на диалектику и ключевую роль эмоциональной составляющей в философском поиске. Подробное изучение этих характерных особенностей помогает пересмотреть представления о Средневековье как о «темных веках», а о схоластической философии как о своеобразной теологической софистике.
Опыт изучения культуры средневекового диспута может иметь и практическую ценность. Ведь если рассматривать диспут в отрыве от религиозной догматики, исследовать лишь формально-логическую сторону диспута, современным преподавателям будет чему поучиться у своих средневековых коллег. Ведь в современном образовании логика, увы, играет далеко не ведущую роль. Большинство современных школьников и студентов не знакомы даже с азами логики, не говоря уж об основах аргументации. А без этих знаний ученическая дискуссия оказывается игрой без правил, в которой каждый участник действует по наитию. Однако в игре без правил не может быть ни выигравших, ни проигравших. В отсутствие культуры спора живая мысль не имеет структурной основы и представляется аморфной и неясной. Кончено, строгость мышления — не панацея от идейного бесплодия. Но овладение аппаратом логики дает человеку ценнейший инструмент, без которого тот представляется лишь сложным хранилищем информации.
Источники:
1. Абеляр П. История моих бедствий. // Абеляр, Петр. История моих бедствий : Августин Аврелий. Исповедь. М., Республика, 1992. С. 260.
2. Бэкон Ф. Новый органон. // Сочинения : в 2 т. : пер. с англ. М., Мысль, 1971-1972. Т. 2. С. 26.
3. Жильсон Э. Философия в средние века : от истоков патристики до конца XIV века. М., Республика, 2004. С. 296-302.
4. Либера А. Средневековое мышление. М., Праксис, 2004. С. 92-134.
Литература:
5. Кохановский В. П. Основы философии науки. Ростов н/Д, Феникс, 2007. С. 144-156.
6. Неретина С.С. Верующий разум. К истории средневековой философии. Архангельск, Изд-во Поморского педуниверситета, 1995. C 303-310.
7. Огурцов А. П. Дисциплинарная структура науки. Ее генезис и обоснование. М., Наука, 1990. C. 158.
8. Пирс Ч. С. Научная метафизика // Избранные философские произведения. М., Логос, 2000. С. 342-376.
9. Швырев В.Ф. Рациональность как философская проблема. // Рациональность как предмет философского исследования. М., ИФ РАН, 1995. С. 3-21.
10. Соколов В.В. Средневековая философия. М.: Высш. школа, 1979. С. 126-131.
Средневековый диспут в университете
Данная статья относится к Категории: ОРГ научной деятельности
Опять-таки: степень истинности этого тезиса или того как будто не важна; важна техника защиты его либо опровержения учёность как техника её применения в дидактических сферах обретения этой учёности.
Жар словесной баталии обязан был контрастировать с бесстрастною стужей академических оборотов, вроде: «не нахожу истинным», «это недопустимо», «немыслимо», «невероятно». Идеологического свойства ярлыки, вроде: «еретик», «подозрительной веры», «заблудившийся в вере», площадная брань, лексика кухни, топика телесного низа категорически воспрещались неукоснительной инструкцией ведения всякого уважающего себя кводлибетария.
Подумать только, даже ослом нельзя было назвать своего противника. Правда, и тогда тоже умели обходить запреты. Называли, конечно, и ослом, и разным прочим. Но важно, что запрещалось».
Рабинович В.Л., Рождер Бэкон. Видение о чудодее, который наживая опыт, а проживал судьбу, СПб, «Алетейя», 2014 г., с. 62-63.
Изображения в статье
Болонские студенты немецкой «нации» (землячества). Миниатюра XV века, Автор: Перенесено с de.wikipedia на Викисклад участником Stefan Bernd., Общественное достояние
Правдива ли история про английских лучников, средний палец и происхождение выражения f#ck you?
В соцсетях можно встретить забавную историю о том, что происхождение известного жеста и не менее распространённого ругательства берёт начало от битвы при Азенкуре, состоявшейся в 1415 году. Мы проверили, так ли это на самом деле.
(Спойлер для ЛЛ: неправда)
Современные учёные придерживаются мнения, что демонстрация среднего пальца приобрела своё символическое значение задолго до Столетней войны. По словам антрополога Десмонда Морриса, «это один из самых древних из известных нам жестов». Специалист уверен, что он происходит из первобытных времён, а его символика довольно проста: средний палец — пенис, сжатые пальцы — тестикулы.
Использование подобного жеста можно встретить уже в античные времена. Так, в сочинениях Диогена Лаэртского упоминается история, связанная с Диогеном Синопским — якобы тот указал на Демосфена именно средним пальцем со словами:
«Вот вам правитель афинского народа». Там же описан другой эпизод: «Большинство людей, говорил он (Диоген Синопский. — Прим. ред.), отстоит от сумасшествия на один только палец: если человек будет вытягивать средний палец, его сочтут сумасшедшим, а если указательный, то не сочтут».
Жест сохранился и в Древнем Риме. Например, в эпиграмме Марциала говорится:
«Смейся, Секстилий, над теми, кто называет тебя педерастом, и показывай им средний палец».
В другой его эпиграмме рассказывается о старике, который хвастается отменным здоровьем и демонстрирует врачам «неприличный» палец. Использование этого жеста в Древнем Риме описывает и американский исследователь Энтони Корбелл.
Но вернемся к Столетней войне. Современные историки, занимающиеся этим историческим периодом, не согласны с популярной в интернете байкой. Энн Карри, профессор Университета Саутгемптона и бывший вице-президент Королевского исторического общества, посвятила целую книгу битве при Азенкуре. В ней исследовательница пишет:
«Ни в одной хронике или историческом сочинении XVI века нет сообщений о том, что английские лучники показывали какие-либо жесты французам после битвы, чтобы продемонстрировать тем, что у них всё ещё есть пальцы. Нет никаких доказательств тому, что при захвате лучника тем или иным способом противник отрезал ему пальцы».
Схожую оценку даёт и американский историк Джон Киган.
Возможный первоисточник популярной легенды — хроника XV века, написанная французом Жаном де Вавреном. В ней говорится, что в своей речи перед битвой английский король Генрих V якобы заявил:
«Французы хвастались, что они отрежут по три пальца с правой руки всех попавших в плен лучников, чтобы впоследствии ни один воин или конь не был убит с помощью их луков».
Подлинность этого утверждения весьма сомнительна — присутствие французского хрониста при выступлении английского короля в условиях войны представляется маловероятным.
Ещё нас можно читать в Телеграме, в Фейсбуке и в Вконтакте. Традиционно уточняю, что в сообществах отсутствуют спам, реклама и пропаганда чего-либо (за исключением здравого смысла), а в день обычно публикуем не больше двух постов.
Аудиоверсии проверок в виде подкастов c «Коммерсантъ FM» доступны в Simplecast, «Яндекс.Подкасты», Apple Podcasts, «ЛитРес», Soundstream.
Как в Йене один студент буянил
Автор: Ксения Чепикова.
За что в Средневековье и Новом времени можно было вылететь из университета?
Заваленные экзамены? Прогулы занятий? Пьянки и дебоши? А вот и нет!
У меня тут объяснительная записка руководства Йенского университета от 4 августа 1568 года, адресованная саксонскому герцогу, по поводу некоего студента Вайзманна, на которого жители Йены только в указанном году подавали жалобы аж десять раз.
«…постоянно устраивал различные проделки на улицах, носил непотребную одежду, врывался на танцы и мешал там, участвовал в каждой заварушке, приставал к горожанам, крестьянам, гостям города и даже детям, вламывался в чужие дома, мочился на своего домовладельца (. ) и вообще жил распутно и по-скотски».
Больше мы на это смотреть не могли, – пишут далее уважаемые профессора, – так что исключили его из университета и выслали из города.
Казалось бы, рядовой случай исключения из-за проблем с дисциплиной, почему же ректорат отчитывается перед самим герцогом? Да потому что Вайзманн доставал добрых горожан Йены вовсе не с начала года, а как минимум с октября 1567-го, когда начался осенний семестр, а может и того дольше, и без всяких для себя последствий. Жалобы в университет никакого эффекта не имели, так что горожане пожаловались самому герцогу, а тот поинтересовался в университете, что же это за Вайзманн такой. Пришлось писать объяснительную и срочно принимать меры. Но почему же раньше ректорат не обращал на буйного юношу никакого внимания?
Проблемы с дисциплиной документированы во всех европейских университетах Средневековья и Нового времени. Университет существовал в пределах города, но при этом не подчинялся городскому совету и бургомистру – этакий город в городе, имевший собственные законы, собственный суд и даже университетскую тюрьму. Между тем, студенты, естественно, активно взаимодействовали с городскими жителями – в лавках, тавернах, борделях, на вечерних улицах. Что с учетом обильного потребления алкоголя (в те времена были совершенно другие представления о нормальных и допустимых его дозах) постоянно выливалось в конфликты.
Кроме регулярных шумных попоек, традиционных драк с «городскими» парнями, в которых каждая сторона стремилась показать свою доблесть, и даже с городскими стражниками, типичными развлечениями студентов были, например, Gassengehen, то есть толпой ходить ночью по улицам и громко орать, в том числе непристойные песни, и Häuserstürmen, то есть, выламывая двери, врываться в чужие дома. Такой вот незамысловатый активный досуг. Городские власти не имели полномочий их наказывать, могли только жаловаться в университет. В крайнем случае, арестовать и передать университету.
Учебу тогда начинали в среднем в возрасте 14-15 лет. Чем займется подросток, впервые вырвавшийся из-под родительской опеки, очутившийся в чужом городе в окружении себе подобных, имея на руках немалую сумму денег и массу свободного времени? Чисто теоретически – кто-то, возможно, и учебой с утра до вечера. Но не будем себя обманывать! Тем более что далеко не все юные обитатели университетов, чьи обеспеченные семьи решили дать им образование, разделяли родительские стремления.
На этот случай существовали наставники – нанятые родителями «старшие товарищи», следившие за тем, чтобы их подопечные не погружались уж слишком активно в буйную студенческую жизнь. Для бедных, но способных юношей это считалось прекрасной возможностью получить образование: стать компаньоном какого-нибудь богатого и/или знатного юного студента, чьи родители оплачивали учебу и содержание обоих. Однако не все семьи могли позволить себе платить за присутствие наставника, да и тем не всегда удавалось устоять перед соблазнами студенческой жизни, и в итоге они отрывались на полную катушку вместе с подопечными на денежки их родителей.
В любом конфликте университет принимал сторону своих, город – своих. Незначительная бытовая ссора между двумя подвыпившими балбесами имела все шансы перерасти в полноценное противостояние между городским советом и ректоратом, и тогда за справедливостью обращались к правителю. Жалобы на слишком мягкое отношение университетского руководства к студенческим безобразиям встречаются часто и, откровенно говоря, вполне обоснованы. Молодые люди действительно обычно избегали серьезных наказаний. А причиной исключения из университета могло стать как минимум преступление, часто серьезное.
Дело в том, что весь университет, от последнего привратника до самого ректора, финансировался за счет студентов – тех денег, которые они вносили за обучение, проживание, экзамены. Так что ректорат, естественно, стремился увеличить их количество и ревностно заботился об их благополучии и безопасности. И неважно, что не все посещали занятия, главное, чтобы платили. Стоит, правда, заметить, что и городу студенты приносили не только проблемы, но и определенный престиж, а также большие деньги. Ведь они снимали жилье, покупали еду, алкоголь, одежду и прочие товары, посещали увеселительные заведения.
Но вернемся к Вайзманну. Думаете, он оказался сыном какой-то большой шишки, и поэтому так долго оставался безнаказанным? Вовсе нет, самый обычный парень. Просто пока он столь изобретательно развлекался в городе, исправно внося в университетскую кассу взносы за обучение, ректорат его поведение вообще не заботило. Можно даже сказать, что его исключение – исключительно показательное, в назидание другим, для успокоения городского совета и особенно усыпления внимания герцога. А так бы и безобразничал дальше, пока не встретил кого-то эмоционально неуравновешенного и вооруженного, кто отомстил бы за поруганную честь домовладельца.
Студенческая жизнь, гравюра из Speculum Cornelianum (1608/1618 годы)
Автор: Ксения Чепикова.
А ещё вы можете поддержать Кота рублём, за что мы будем вам благодарны.
Яндекс-Юmoney (410016237363870) или Сбер: 4274 3200 5285 2137.
Подробный список пришедших донатов вот тут.
Подпишись, чтобы не пропустить новые интересные посты!
Случайность, промысел божий или голь на выдумку хитра
Если заинтересовала тема, больше в телеграм-канале https://t.me/noxetmedicinum
Мыши впали в депрессию, увидев издевательства над сородичами
Группа исследователей из Токийского научного университета (Япония) обнаружила, что мыши, наблюдая за страданиями своих собратьев, сами впадают в депрессию.
Эти существа определенно обладают эмпатией (сопереживанием)
Ученые провели эксперимент, в котором в небольшую клетку с мышью крупного размера поместили маленькую мышь — этим они вызвали раздражение большой особи, побуждая ее агрессивно защищать свое пространство. За этим наблюдала третья мышь, находящаяся в безопасности в собственной клетке.
Несмотря на то, что они не подвергались риску, у мышей-зрителей развились симптомы депрессии. Через 10 дней у них появились признаки ангедонии (неспособности испытывать удовольствие) — ключевого симптома депрессии у людей.
«Если вы дадите мышам возможность пить сладкую или обычную воду, они почти всегда будут пить сладкую воду, потому что это более приятно. Но мышь, ставшая свидетелем социального поражения сородича, этого не делала, что указывает на снижение тяги к удовольствиям», — Акиёси Сайто, ведущий автор исследования.
Сайто сравнил таких мышей с «хикикомори» — молодыми людьми в Японии, которые настолько затворяются в домах своих родителей, что не могут работать или ходить в школу.
«Они не интересовались другими мышами, что необычно, поскольку мыши — существа общительные», — отметил Сайто.
Произошло также физиологическое изменение: новые нейроны у мышей-зрителей имели пониженную выживаемость в зубчатой извилине, области гиппокампа, связанной с памятью и сенсорным восприятием.
Выживаемость нейронов стабилизировалась после того, как мышам дали антидепрессант флуоксетин, селективный ингибитор обратного захвата серотонина, широко известный как прозак. Однако полного выздоровления не случилось. У некоторых мышей симптомы вернулись через несколько недель.
По словам ученых, эта так называемая «вторичная» депрессия может дать представление о том, как у людей возникают проблемы с психическим здоровьем и как их лечить. Это важно для понимания того, что лечение депрессии у людей не является быстрым решением, отметил Сайто.
Быть англосаксом дело добровольное? Антропологический анализ черепов англосаксов V–IX вв
Заселение значительной части острова Великобритания германоязычными племенами из континентальной Северо-Западной Европы, в период с середины 5-го по начало 7-го века н. э., сыграло важную роль в формировании английского языка и в целом Королевства Англии. Поэтому неудивительно, что этот эпизод в истории региона стал предметом значительного количества исследований. Однако несмотря на это сохраняется неопределенность в отношении числа переселенцев и характера их взаимоотношений с ранее существовавшими жителями острова, в частности с романо-бриттами.
Традиционно, до развития современной науки, знания о заселении Британии англами, саксами, ютами и фризами основывались на двух исторических текстах: «Церковной истории народа англов» и «Англосаксонской хронике». Считается, что «Церковная история», написанная Бедой Достопочтенным, была завершена в 731 году н. э. А оригинальная версия Англосаксонской хроники была составлена в конце 9 века н. э., и ее копии обновлялись по крайней мере до середины 12 века н. э. Оба этих документа описывают массовое вторжение и быстрое вытеснение коренного населения, что в последствии было оспорено археологами. Их данные свидетельствуют о том, что изменения, связанные с прибытием германоязычных племён, происходили относительно медленно, что противоречит идее о быстрой замене романо-бриттов. Анализы изотопов кислорода и стронция англосаксов показали, что лишь небольшое их количество происходит из континентальной Европы. В свою очередь анализ полногеномных данных из работы 2016 года показал, что англосаксы были тесно связаны с современными датчанами и голландцами, а их вклад в людей, проживающих сегодня в Восточной Англии, составляет около 38%.
В новой работе при помощи методов геометрической морфометрии авторы решили в процентном соотношении оценить количество англосаксов, чьё происхождение соответствует Северо-Западной Европе и постримскому периоду Великобритании. И в целом пролить свет на масштабы миграции из континентальной Северо-Западной Европы, которая произошла между серединой 5-го и началом 7-го веков н. э.
Для этого учёные использовали методы трехмерного анализа черепов чтобы сравнить образцы из средневековой Англии, а также более раннего периода с таковыми из Дании железного века.
Авторы работы сосредоточились на реперных точках в основании черепов, потому как предыдущие исследования показали, что трехмерная форма этой области черепа может быть очень информативной, почти как ДНК.
В описываемой работе, англосаксонский период был разбит на две части, ранний с 410 по 660 гг. и средний с 660 по 889 гг.
Анализ ранних англосаксонских скелетов, показал, что от 67 до 75% людей из англосаксонских погребений, имели континентальное происхождение, как в Северо-Западной Европе. А от 25 до 33%, местное происхождение которое было наследием предыдущих периодов на Британских островах. Однако в среднем англосаксонском периоде картина меняется и уже 50-70% англосаксов, вероятно, имели местное происхождение, в то время, как только от 30 до 50% из них, имели континентальное европейское происхождение. Стоит учесть, что авторы работы решили разделить мужчин и женщин в анализах, а когда для проверки объединили выборки, то полученные результаты были практически идентичны. А стало быть, мужчины и женщины внесли равный вклад.
В этих разделённых, дополнительных анализах 69% предков женщин раннего англосаксонского периода, по оценкам, происходили из территорий современной Дании, а 31% из досредневековой Англии. Однако в среднем периоде уже 52% их предков были из досредневековой Англии, а 48% из Дании.
Тот же анализ для мужчин показал, что в раннем периоде 70% их предков, происходили из Дании, а 30% из досредневековой Англии. Также, как и в случае с женщинами, картина изменилась в среднем англосаксонском периоде, когда 63% предков мужчин происходили из досредневековой Британии, а 37%-из Дании.
При этом ранние исследования ДНК показали, что большинство переселенцев были мужчинами. Было бы хорошо объяснить такое несоответствие.
Ранее для изучения числа мигрантов из Северо-Западной Европы были использованы исторические записи, а также изотопные и генетические анализы. Но, как и упоминалось, исторические записи в «Церковной истории народа англов» и «Англосаксонской хронике», описывают массовое замещение местного на тот момент населения большим количеством германоязычных людей из континентальной Северо-Западной Европы. Правдоподобное объяснение несоответствия между результатами учёных и историческими текстами состоит в том, что последние просто неточны. «Церковная история» и «Англосаксонские хроники» были написаны через несколько столетий после рассматриваемых событий, и поэтому вполне возможно, что их авторы сильно преувеличили число переселенцев. Возможно, что континентальное европейское происхождение было более престижным, чем местное и это побудило большинство поздних англосаксов утверждать, что их предки были из Северо-Западной Европы. Существовало также мнение, что жители средневековья верили в изначальное разделение людей на народы, рода, нации, с общим происхождением и культурой, которые обычно и естественным образом образовывали отдельные политические единицы. Поэтому в их понимании, англосаксы могли быть исключительно потомками германоязычных переселенцев.
Кстати, часто в комментариях встречаются представители схожей точки зрения. )
А что касается несоответствия результатов изотопным исследованиям, которые показали, что лишь немногие англосаксы были выходцами из континентальной Европы, то этому существует несколько потенциальных объяснений.
Анализ изотопов кислорода и стронция, извлеченных из зубов, проливает свет на то, где вырос человек, а не на его происхождение. Таким образом, вполне возможно, что некоторые, если не все, люди, которые считались местными, имели родителей из континентальной Европы, но сами выросли в южной Британии, то есть они были переселенцами во втором поколении. Но также возможно и то, что существовали региональные различия в количестве германоязычных переселенцев. Помимо этого, изотопные исследования могли недооценить число выходцев из континентальной Европы, потому как в нескольких исследованиях были выявлены дополнительные неместные люди в выборках. Предполагалось, что некоторые из них были родом с других Британских островов, а остальные считались неопределенного происхождения.
А вот к последним генетическим данным новые результаты ближе. Но это касается более современных исследований, потому как в ранних работах, основанных преимущественно на гаплогруппах результаты были более размыты. Так в исследовании от 2002 г., было показано, что от 50 до 100% мужчин в Центральной Англии имеют континентальное европейское происхождение (кроме Северного Уэльса). Это же исследование указало на большее количество мужчин-переселенцев чем женщин. Может в этом и есть объяснение несоответствия, упомянутого выше.
Но в более новых работах процент выходцев из материковой Европы в Англии составляет от 10% до 73%, в зависимости от региона. Поэтому в отличие от исторических текстов и изотопных анализов, новые данные не противоречат имеющимся данным ДНК о происхождении англосаксов. Новая оценка того, что от 66 до 75% ранних англосаксов были выходцами из континентальной Северо-Западной Европы, вполне укладывается в диапазон оценок, полученных в ходе исследований ДНК, что подтверждает использование 3D-формы основания черепа в качестве индикатора происхождения захороненных.
Однако новые результаты показывают, что число англосаксов континентального европейского происхождения сократилось примерно с 67% в раннем англосаксонском периоде до примерно 33% в среднем периоде. При этом авторы отмечают, что ранее заметных изменений в относительной численности местных и неместных жителей между этими периодами выявлено не было. Об этом не упоминается в исторических текстах, как собственно и в исследованиях изотопов и ДНК.
Существует несколько потенциальных объяснений такого изменения:
1. С 3-го по 7-й век увеличивалось число местных жителей, которые принимали англосаксонскую идентичность.
2. Когда массовая миграция народов из материковой Европы прекратилась, произошло закономерное увеличение смешанных браков между людьми континентального европейского происхождения и местного. При этом это могли быть потомки переселенцев из Северо-Западной Европы уже не в первом поколении.
3. Возможно, что миграция из материковой Европы все еще продолжалась после 660 года н. э., но со значительно более низкой интенсивностью, чем в предыдущий период.
4. Увеличение доли лиц местного происхождения было следствием того, что они попросту превосходили по численности переселенцев из Северо-Западной Европы.
Определение того, какая из этих гипотез или их комбинаций ближе к действительности, потребует дальнейших исследований.
Но стоит отметить, что неплохо было бы и в данном исследовании объединить антропологические и археологические данные с изотопными и генетическими по тем же образцам. Но будем довольствоваться тем, что есть и ждать продолжения.
А в целом, новое исследование предполагает, что англосаксы Британии, с примкнувшими к ним ютами и фризами, состояли не только из людей родом из континентальной Северо-Западной Европы, но также из многих местных жителей с родословной из досредневековой Англии. При этом доля местных жителей увеличивалась со временем и к среднему англосаксонскому периоду люди с местной родословной уже превосходили людей с континентальной европейской родословной. Возможно, что со временем англосаксонская идентичность была делом добровольным и престижным.