что такое аск у художников
Что такое АСК и с чем его едят?//
ОСТОРОЖНО МНОГО БУКАВ.
Сегодня я бы хотела поговорить про арт-АСКи в ВКонтакте и разъяснить что это собственно такое незнающим (или освежить память знающим) людям.
Наверняка когда-то вы видели что-то по типу «Задавай вопрос персонажу» у разных художников где они предлагают вам задать интересующий вас вопрос как фендомному,так и оригинальному персонажу.Сам же художник, скажем, рисует ответ на вопрос от лица персонажа.
Так вот,для таких целей ВКонтакте существуют группы-АСКи,где собираются много таких художников.Они бывают,опять же,как фандомные так и оригинальные.
Фандомные аски зачастую как раз посвящены фандому и там собраны ВСЕ персонажи вашего любимого фильма/аниме/вселенной.В оригинальных же асках отвечают именно ВАШИ оригинальные персонажи которых вы придумали.У вас абсолютно свободная платформа для творчества!
Но не все бывает так просто,правда?
1) Персонаж должен пройти опрос.Он может не понравиться обычным наблюдателям аска и вы не пройдёте на роль:как и в фандомном,так и в оригинальном
В целом,конечно,это не портит общего впечатления от самих асков но эти нюансы нужно держать в памяти.
У нас очень чуткие понимающие админы которые все вам докладно разъяснят(я в том числе) помогут освоиться.Ждем вас в роли отвечающих!! (если есть вопросы прошу в лс)
Ниже представляю пример моего ответа из АСКа
(Из которого я ушла правда,но имеет ли это значение?)
Что такое аск у художников
║ ➲ АСК-это не оффтопик
Хей!Эм,знаешь?В последние время наши любимые участники делают аски,много асков.Нам конечно нравится читать ваши ответы и узнавать о вас больше,но всё же есть некоторые нюансы которые хотелось бы уточнить.Так что если ты занимаешься асками или хочешь заняться,то прошу прочесть эту статью,она небольшая,но полезная и возможно станет одним из правил нашего амино.
Данное слово имеет несколько лексических значений.Например: приложение к соц.сетям в котором можно оставлять анкету о себе,а в скандинавской мифологии Аск-это первый человек созданный богами,но мы сейчас говорим о другом.
Аск-ask,в переводе с англ.яз. означает-спрашивать или просить.В данном формате записей можно задавать вопросы участникам,их OC или персонажам за которого отвечает участник.Можно сказать что это общение между автором аска и человеком задающий вопрос.В русской адаптации аском стали называть «Вопрос-ответ», данную рубрику можно встретить как в нашем соо,так и в других.
Авторы часто создавая АСК не указывают некоторые возможно важные для них вещи,на которые не все хотят отвечать,из-за чего могут возникнуть конфликты.
1.Стоит указать персонажа за которого ты хочешь отвечать будь то ты/твоя OC/персонаж Undertale и его AU.
2.Если есть определённое количество вопросов на которые ты ответишь или с какого по какое время ты будешь отвечать то можно это указать(не обязательно)
3.Если есть вопросы на которые ты не очень хочешь отвечать то следует это указать(например логин,пароль,возраст и т.п.)
Внимание!Кураторы и лидер ы не отвечают за АСКи.И в случае конфликта в АСКе если автором НЕ было указано что можно что нельзя,руководство не чем помочь не сможет.
Т.к. это личный АСК,то форма ответа абсолютно любая,если тебе удобнее на каждый вопрос-ответ делать отдельный пост,то мы не против это не нарушает правила Амино,но такие АСКи мы не будем добавлять в Подборку,ибо она становится слишком «растянутой» и за АСКами не видно творчество других участников над которым они правда старались.
1. Мы убедительно просим собрать минимум 5-6 ответов(можно больше) и сделать большой пост.
2.Если ты ещё планируешь выпускать АСКи по персонажу то стоит придумать хештег.Так будет проще найти прошлые части АСКа
Это делать НЕ обязательно.
3.Была создана новая категория «АСК» и поэтому мы просим не ленится и добавлять твой Вопрос-ответ в эту категорию
·•••【АСК-это НЕ оффтопик】•••·
Хочу сказать что не важно за какого персонажа ты отвечаешь относится он к Undertale или твоя ОС.Если ОС то не имеет значения относится расса к Undertale (например скелет) или нет(например фури).
Просим не подавать жалобы на подобные записи(если они НЕ нарушают остальные правила амино такие как:контент 18+ или нецензурной лексика.)Так же руководство соо НЕ имеет право скрывать АСКи(если они НЕ нарушает остальные правила амино такие как:контент 18+ или нецензурной лексика.)
На этом всё.Надеюсь что ты будешь соблюдать наши правила.Пока!
Художник Дима Аске — о проблемах образования и о том, как сегодня заработать на искусстве
Дмитрий Аске — один из самых известных в России художников уличной волны, чьи работы продаются на аукционах за тысячи евро. «Афиша Daily» поговорила с ним о современных технологиях, темных очках и о том, как заработать на искусстве.
— Что значит Аске́?
— Это псевдоним. Он у меня с тех времен, когда я рисовал граффити. Просто придумался в 2002 году такой набор букв, который мне было прикольно писать. И так он со мной и остался, — а потом я посмотрел, что есть такое скандинавское имя (имя Аск символизирует склонность человека к непрерывному движению. — Прим. ред.).
— С ударением на последний слог?
— Не могу сказать, но я предпочитаю так. Хотя, когда люди ставят ударение на первый, меня это не сильно парит. И все же мне кажется, что правильнее свою позицию как‑то обозначать, поэтому иногда я прописываю ударение.
— Почему на твоем логотипе 
изображены зайцы?
— Зайцы с крыльями. Это тоже из дремучих времен — из 2003 года, когда я учился в институте. Никаких осознанных историй я туда не вкладывал. Мне сейчас сложно что‑то объяснить, просто он есть.
— Получается, что раньше ты многое делал не вполне осознанно, а сейчас, насколько я понимаю, ты стал больше внимания уделять теории. Размышлял о том, какие идеи вкладываешь в свои работы?
— Когда тебе 15–20 лет, ты все пробуешь, а когда уже взрослеешь, ты, конечно, начинаешь думать, зачем это делаешь, что вкладываешь в свои работы. Это правильно и гармонично. А по поводу тем, которые я сейчас затрагиваю, — их несколько. Одна из основных — взаимоотношение людей с современными информационными технологиями: как они на них влияют, почему люди о них не думают, насколько сильно они меняют то, как мы живем, как мы общаемся друг с другом.
— Интересно, что ты заговорил о Маклюэне! Тогда не хватало традиционных методов, чтобы описать новые коммуникации, так и сейчас все говорят о том, что искусство «уличной волны» нельзя описать понятиями классической истории искусств.
— Ты говорил, что теперь изучаешь историю искусств самостоятельно. Какие используешь источники?
— Из того, что прямо сейчас в голову приходит, — у Андрея Великанова есть крутые лекции, на «Арзамасе» классные подкасты. Из книжек — серия Thames & Hudson по разным направлениям современного искусства. Есть книжки вроде «Искусства с 1900 года», которую «Гараж» издавал. Эрик Булатов интересно пишет про себя и свое творчество. Я стараюсь с разных сторон на это смотреть, потому что мне важно понимать, в каком контексте нахожусь, что было до меня, что сейчас происходит и как я могу встроить то, что делаю, в общий процесс.
— Что из того, что ты читал, наиболее близко тебе?
— Искусство Возрождения, художники вроде Боттичелли. Мне интересна эпоха модернизма: Баухаус, русский авангард — начало XX века, когда произошел слом классического искусства и начался модернизм. Интересно советское неофициальное искусство. Раньше я на все это смотрел как на какие‑то недоделки — какое‑то все некачественное, скучное. Но когда я начал читать про жизнь этих художников, то я как‑то по-новому взглянул на то, чем они занимались, и мне их искусство стало ближе. Это Виктор Пивоваров, Эрик Булатов, Олег Васильев.
— Расскажи про свой творческий процесс — с момента, когда тебе в голову приходит какая‑то идея.
— Обычно я начинаю со сбора визуального материала — фотографии, скриншоты из фильмов; на его основе делаю эскизы отдельных элементов. Затем их сканирую, компоную в фотошопе — и вот это ключевой процесс, потому что во время него у меня появляются идеи либо отдельных работ, либо серии: я понимаю, про что они могут быть, куда я их могу применить — для выставки или для еще каких‑то проектов. Потом, когда у меня уже есть готовая композиция, я отрисовываю векторные контуры, выбираю расцветки, дорабатываю какие‑то детали. А дальше это можно переносить либо в чертежи для фанерных картин, либо на стену.
— В одном из интервью ты говорил, что тебя вдохновляют советские мозаики, Lego и компьютерные игры. Какие твои любимые советские мозаики?
— Гигантская скульптура на здании ЦЭМИ у метро «Профсоюзная» — это лента Мебиуса 
, но все ее «ухом» называют. У меня там отец работал, часто приходилось бывать в детстве. Еще одна мозаика 
есть на Сущевском Валу (точный адрес — Сущевский Вал, 49с2. — Прим. ред.) — по дороге от метро «Марьина Роща» до Еврейского музея. Там, по-моему, сейчас жилой комплекс делают, но вроде как мозаику сохраняют.
— А в какие компьютерные игры играешь?
— Сейчас уже ни в какие. В школе очень много играл, но каких‑то конкретных не назову, разве что Warcraft, Need for Speed, Doom — такого плана, совсем олдскул. Когда я учился в институте, играл в Half-Life. А дальше у меня совсем интерес к ним пропал, потому что я понял, что это лютая трата времени, лучше его занять чем‑то другим.
Последнее, во что я играл, — какой‑то шутер в очках [виртуальной реальности] Oculus, и это, конечно, произвело сильное впечатление. Когда я снял очки, у меня было ощущение, что на мне еще вторые, которые тоже можно снять и посмотреть, что скрывается за этой реальностью. То есть погружение настолько полное, что мозг перестает различать реальность и компьютерный мир. С одной стороны, это очень круто, с другой, заставляет задуматься: насколько вообще дети, которые будут в это играть, смогут воспринимать настоящее.
— Ты, кстати, часто ходишь в очках. Почему ты выбрал именно их, а не маску или балаклаву?
— Балаклава и маска выглядят слишком агрессивно и создают не совсем тот образ, который мне бы хотелось транслировать.
— А какой бы ты образ хотел транслировать?
— Хороший вопрос. Хотел бы транслировать не свой образ, а какие‑то идеи через свои работы. А то, как я выгляжу, — уже второстепенно.
С очками сначала было так: когда рисовал граффити, как и остальные райтеры, лицо не показывал, а потом, когда уже перестал этим заниматься и стал участвовать в каких‑то публичных мероприятиях, то понял, что глупо будет сидеть в маске или как‑то скрывать свое лицо, тем более что ничего незаконного я не делаю, поэтому решил оставить просто очки. Сейчас это часть моего образа, плюс мне так комфортно. Насчет дополненной реальности иногда шучу, что это у меня новые технологии: вижу так план моей лекции или еще что‑то.
— Как ты считаешь, насколько важно современному художнику поддерживать личный бренд?
— Если человек хочет стать профессионалом и получать деньги за это, то, естественно, ему нужно выстраивать бренд, общение со своей аудиторией, искать эту аудиторию. Сейчас без этого сложно расти и двигаться в конструктивном ключе.
— Расскажи про свою аудиторию. Сколько им лет, откуда они?
— Я ориентируюсь на то, чтобы мое искусство считывали совершенно разные люди. Мне хочется, чтобы оно было более универсальное. И по моему опыту общения с людьми, которые приходят ко мне на лекции или пишут в социальных сетях, это могут быть и школьники, и студенты, и люди 30–40 лет, и даже за 50–60. Есть такой дедуля Юрий Сергеевич; он ездит по всяким фестивалям уличного искусства, фотографирует, общается с художниками — ему это интересно. И я знаю, что он не один такой.
Пару лет назад я читал лекцию в штаб-квартире «Роснано» — очень удивился, что меня туда пригласили, — а кроме лекции там была еще мини-выставка с моими работами. И когда я у организаторов спросил, почему они решили позвать меня, они сказали: «Ну мы обычно живопись показываем, но все это уже десять раз видели, плюс вы еще лекции читаете. И уличное искусство — это что‑то интересное, интригующее, необычное». То есть сейчас это может быть интересно совершенно разным людям, и мне это нравится, потому что тебя не загоняют в какие‑то рамки.
— Когда ты делал Code Red, название, которое ты придумал, кричало о том, что журнал сделан в России. Сейчас ты позиционируешь себя как российский художник? Национальная принадлежность стала частью твоего личного бренда?
Правда, когда я в начале 2010-х больше работал с чисто цифровой графикой, у меня было больше заказчиков из‑за границы. А когда начал профессионально заниматься искусством, я понял, что пока основная моя аудитория находится здесь. Работаю над тем, чтобы ее расширить за пределы нашей страны.
— Расскажи про Vltramarine, ты до сих пор им занимаешься?
— Уже не занимаюсь. История такая, что изначально это был Code Red, который мы печатали с 2005 по 2010 год, а в 2009-м запустили ежедневный блог с новостями о граффити и стрит-арте. Когда я в 2015 году ушел из Code Red, то сайт стал называться Vltramarine, и еще какое‑то время я публиковал там материалы. Но в прошлом году у меня перестало хватать на него времени, и теперь я посильно обновляю только соцсети, иногда выкладываю туда работы, которые мне нравятся.
— Российское за рубежом часто воспринимается как экзотика. В музыке, например, периодически возникает тренд приглашать российских музыкантов на большие фестивали, потому что это что‑то необычное и новое. В искусстве такое чувствуется?
— Мне кажется, что в искусстве не совсем так. Так было, когда рухнул Советский Союз, и как раз была волна популярности бывших советских, а теперь российских художников, но она достаточно быстро прошла. И опять же, сегодня русское как экзотическое популярно, а завтра популярно что‑нибудь из Эквадора.
— Одно из больших изменений в искусстве за последнее время — активное участие в художественной жизни со стороны брендов; они стали чуть ли не самыми крупными заказчиками искусства. Как ты к этому относишься, не видишь в этом возможных негативных последствий?
— Потому что ты не пьешь и не куришь?
— Ну, во-первых, не пью и не курю, а во-вторых, не хочу с ними работать, потому что это порча кармы. С другой стороны, бренды предоставляют художнику свою аудиторию, платят деньги, и в хороших случаях это реально взаимовыгодное сотрудничество.
— А какие у художника есть способы заработать, помимо сотрудничества с брендами? Приносит ли продажа картин такой доход, что на него можно жить?
— Мне — да. Но не всем, конечно же. Чтобы прийти к тому моменту, когда тебе просто платят за то, что ты делаешь, — покупают твои картины, принты — надо очень долго работать. Я веду отсчет своей карьеры с 2000 года — уже 19 лет прошло, — и зарабатывать продажей картин, так чтобы я мог этим полностью себя обеспечивать, я начал только в 2016-м.
До этого я был сооснователем и совладельцем бренда, занимался графическим дизайном, веб-дизайном, различным фрилансом. Это были творческие проекты, но не мои персональные истории. Продажа работ — это максимально круто, потому что я делаю то, что мне интересно, и люди приходят ко мне, чтобы это купить. А когда сотрудничаешь с брендом, у тебя все равно есть техническое задание, по которому ты пытаешься как‑то совместить свои творческие стремления с тем, что от тебя хотят получить. Хотя это тоже может быть интересно.
— Насколько я понимаю, с фанерой ты начал работать благодаря как раз коллаборации с одним из брендов, когда тебе дали деревянный кроссовок.
— Да-да, была такая история в 2009 году. Это была коллаборация со студией Faces & Laces, с моими друзьями — они достаточно много проектов мне принесли, я им сильно за это благодарен. Тогда было предложено оформить фанерный силуэт кроссовка. Я подумал, что рисовать на нем как‑то скучно, все будут это делать, и вручную напилил фанерные детали. А потом, в 2011 году, опять же для Faces & Laces, подумал, что было бы круто сделать что‑то своими руками, — не просто принты, как я делал за год до этого. Вспомнил, что фанера — отличный материал. В итоге сделал иллюстрации, распечатал контуры, приклеил на фанеру, распилил — вот так и родилась моя техника, в которой я работаю до сих пор. А в 2016 году я еще стал делать скульптуры — это новое для меня направление.
— Ты говорил, что тебя вдохновляет Возрождение, — а одной из черт этого времени были универсальные люди; те, кто был одновременно и художником, и архитектором, и ученым, и много кем еще. Сейчас важно уметь работать в разных направлениях, быть универсальным?
— Ты участвовал в нескольких благотворительных проектах — например, рисовал в Детской деревне — SOS Пушкин. Какие социальные проблемы волнуют тебя больше всего?
В школе мне не нравилось читать книжки, меня заставляли, думал, что это какое‑то мучение. Когда бросил институт и перешел на самообразование, то понял, что читать книжки — суперкруто, очень интересно, увлекательно и полезно. Но когда я учился в школе, почему‑то никто не смог до меня это правильно донести.
— Как изменилась Москва? Не только как для жителя, но и для художника, ты ведь рисовал здесь еще 20 лет назад. Стало ли лучше?
Недавно принимал участие в фестивале в Одинцово. В то время как в Москве все закрашивают, там создают порядка 30 гигантских росписей на торцах 18-этажных домов. И хотя выбор художников, на мой взгляд, не самый лучший — это мое персональное мнение, кураторы все равно на свои критерии ориентируются, — если сравнивать этот жилой квартал до появления этих росписей и после, то, как мне кажется, стало лучше.
Очень круто делать подобные проекты не в гигантских городах, где и так среда перенасыщена визуальной информацией, а в каких‑то небольших местах, где культуры, наоборот, не хватает.
— Как ты считаешь, есть ли возможность у российских художников из регионов добиться чего‑то, не приезжая в Москву? Стоит ли оставаться в своем городе?
— Сложный вопрос. Мне трудно судить, потому что я родился в Москве, жил и живу здесь. Во многом мне повезло: каких‑то проблем, с которыми сталкиваются молодые люди, которые приезжают сюда из других городов, у меня не было.
В сегодняшней ситуации, когда интернет доступен каждому и основной канал коммуникации — это инстаграм, фейсбук и так далее, ты можешь транслировать свое творчество из любой точки мира. Ты можешь приехать пожить в Москве, получить какой‑то опыт, вернуться обратно и стараться сделать что‑то крутое у себя.
— Что ты думаешь про закон о запрете рекламных росписей в Москве?
— Круто, что наконец-то эту лавочку прикрыли. Растяжки-то сняли давно, но хитрые коммерсанты нашли лазейку — рекламу можно было нарисовать. Кроме того, многие рисунки, которые были художественными проектами, были сделаны в рамках фестивалей, перекрашивались и заменялись рекламой. Это мне очень сильно не нравилось. А сейчас вроде как всю эту рекламу замазывают, и, насколько я понял, закон был принят как раз для того, чтобы она больше в городе не появлялась.
— А что ты думаешь о патриотичных рисунках, когда Минин и Пожарский во всю стену?
— Во-первых, это сделано очень топорно, во-вторых, если говорить про Боровицкую площадь, где с одной стороны памятник Владимиру, а с другой три росписи, то это просто безвкусица, которая портит облик города. Если говорить про патриотические росписи или про идеологические вещи вроде ЗОЖ, то это можно сделать более грамотно, чтобы это не выглядело стремно и не создавало обратный эффект отторжения.
— А нужно ли это делать вообще?
— А почему нет? Общественное пространство с палеолита используется для передачи сообщения: петроглифы (выбитые или нанесенные краской изображения на камне. — Прим. ред.) — это тоже коммуникация друг с другом или с высшими силами. В советское время городское пространство использовалось для пропаганды, все монументальное искусство было наполнено идеологией. В Соединенных Штатах или в Англии рисованная реклама появилась еще в XIX веке — они тоже используют общественное пространство, но не для идеологии, а для коммерции, хотя суть одна и та же. Это очень удобная площадка для трансляции своих идей.
— 10 лет назад ты говорил, что в России туго с новыми именами, с интересными молодыми художниками. Сейчас что‑то изменилось?
— Изменилось, но хотелось бы больше, конечно. Из моей сферы, из того, что я называю искусством уличной волны, я бы выделил Ваню Ninety, Вову Абиха, Сашу Блота. Это первые люди, которые пришли мне на ум.
— А как обстоят дела с женщинами в российском стрит-арте?
— Девушки есть, но их, конечно же, намного меньше. В чем‑то это связано с тем, что это физически сложно — рисовать на улице, таскать краску, ездить куда‑то с огромным рюкзаком. Если человек талантлив, то какая разница, мужчина он или женщина?! Вон логотип Nike сделала женщина (Кэролин Дэвидсон. — Прим. ред.). Вера Мухина придумала «Рабочего и колхозницу» — один из символов советского наследия. Граненый стакан тоже сделала Мухина — многие просто об этом не знают.
И тут опять же чисто вопрос образования, потому что, если люди воспринимают только то, что им транслируют, им сложно сформировать какую‑то объективную точку зрения. Мой совет — больше интересоваться вопросом, что делали женщины, и тогда не будет возникать предубеждений.
Что такое аск у художников
Floyd, это одна маленькая шутка. Наш пабл даже не особо направлен на рофлы. Мы относимся к персонажам, как к своим родственникам, неужели нельзя немного пошутить над ними? Если всегда быть серьёзными и сдохнуть можно от скуки. От ваших правильностей только духота происходит. Что лучше духота или болото? (я не оскорбляю даже, я только отражаю ваши слова сейчас).
Показать полностью.
Нет, ну правда, почему кому-то можно делать паблик, а кому-то уже нельзя, тип не успели, надо было раньше? Что за бред вообще? У нас не гонки. У нас свобода. Если бы вы посмотрели ответы (хотя у большинства ответов, как таковых, даже не было, ибо паблику нашему нет даже месяца!), то увидели бы, что это просто аск, который мы с душой ведём, мы любим персонажей, иногда подшучиваем над ними, знаю, что повторяюсь.
Вы говорите это человеку, который всей душой любит эту историю, который может прочувствовать боль персонажей, ибо похожие ситуации и были у него (как, думаю, и у каждого из нас). Но если залезать только в серьёзные самокопания/копания этого фд/да любого другого, разве можно будет хоть раз улыбнуться? Посмеяться, поражать?
Посмотрите на китай-фд, на его норм сторону, где шутят про клан, вырезанный за мизинец, про человека-лего и тд. И ничего, норм живут, купаясь в стекле, но хотя бы где-то смеются.
Если вы сами считаете твистед клоунадой из-за пары мемных пабликов (коим наш вообще не является), то, думаю, это не проблема фд твистеда.
Дима Аске: «Это миф, что настоящий художник не взаимодействует с коммерцией»
Как пройти путь от рисования граффити к успешной карьере на арт-рынке рассказывает Дмитрий Аске.
В 2016 году Дима Аске занял четвертую строчку среди молодых художников по суммарной стоимости работ, проданных на аукционах Vladey. Пример Аске в уличном искусстве далеко не единственный — Кирилл Кто, Тимофей Радя, Миша Мост — также выставляются в престижных галереях и участвуют в аукционах. Катя Карцева побеседовала с Дмитрием, чтобы выяснить, возможен ли баланс между андеграундным искусством и успешной карьерой на арт-рынке.
Дмитрий Аске граффити на стене дома
Мне казалось, что граффити и уличное искусство по своей природе не совместимы с коммерцией и арт-рынком. Или это вовсе не так?
Смысл граффити состоял в том, чтобы подросток, как правило мужского пола, начиная с 11-12 лет покрывает своим именем как можно больше поверхностей, как можно более крутым способом. Читать далее.
Дима Аске: Для начала стоит отметить, что граффити и стрит-арт — это разные вещи. Граффити до сих пор остается субкультурой, участники которой не сталкиваются с арт-рынком и искусством в целом.
Граффити — это тиражирование собственного псевдонима или названия команды на городских поверхностях или различных видах транспорта. То есть граффити — это буквы. А рекламные фасады и другие настенные росписи никакого отношения к нему не имеют.
Возвращаясь к вопросу, несанкционированное творчество на улице — безвоздмездно, то есть за него никто не будет платить, но для художника городское пространство может стать отличной площадкой взаимодействия со зрителями, формирования аудитории и накопления символического капитала.
Тима Радя: «Уличное для меня важнее, чем искусство». Читать далее.
Художники, упомянутые во вступлении, попали в галереи именно потому, что их заметили благодаря работе на улицах. И это обычная история по всему миру. Многие известные художники, которых пока еще называют уличными, практически всегда не только рисуют в городе, но и активно выставляются и продают свои студийные работы или тиражную графику.
Одно дело, когда работы Бэнкси выпиливают из стен для продажи, а другое когда сами уличные художники активно участвуют в арт-рынке. Как тебе кажется, есть ли в этом опасность для уличного художника: оказаться заложником своего коммерческого успеха?
Дима Аске: Если говорить о Бэнкси, то он и сам успешно продает свои работы, которые потом попадают на вторичный рынок. При всем демонстративном анархизме и анти-потребительстве он — миллионер, который волей-неволей стал активным участником арт-рынка.
Популярность и востребованность уличного искусства привели к тому, что с начала 2000-х годов стрит-арт необратимо изменился и стал глобальным феноменом.
Многие специалисты в данной области считают, что сам термин «стит-арт» уже не подходит для описания сложившегося многогранного явления.
Дмитрий Аске граффити на стене дома. (Сегодня работы не существует. Ее вопреки мнению художника и жителей дома закрасили власти).
И мне кажется, что термин «уличная волна», который предложили мои коллеги из Института исследования и развития стрит-арта в Санкт-Петербурге, точнее описывает ситуацию и круг авторов, которые работают внутри и снаружи «белого куба».
Посмотрите на тех художников, которые формируют образ уличного искусства сегодня. Эти художники ездят по всему миру: они участвуют в многочисленных фестивалях, выставках и коммерческих проектах. График некоторых можно сравнить с расписанием рок-звезд. Конечно, кто-то из них может почувствовать себя в ловушке своего стиля, образа и успеха, но в то же время другие отлично себя ощущают и рады такому развитию своей карьеры.
Сталкивался ли ты с необходимостью делать некий выбор или с критическим отношением от ребят, которые остались в андеграунде?
Дима Аске: У многих в головах до сих пор жив миф о том, что настоящий художник никак не взаимодействует с коммерческой стороной искусства.
Можно продавать свои произведения, а можно зарабатывать сомнительной художественной халтурой, не афишировать ее и претендовать на мифический статус «настоящего художника».
Кроме монументальных работ Дмитрий Аске создает многослойные фанерные рельефы, которые выставляются в галереях и продаются на аукционах.
Каждый сам делает выбор. С одной стороны, как и везде, в среде уличных художников можно встретить критику в адрес успешных авторов, но, как правило, за ней скрывается подсознательная зависть, а не четкая позиция или идеология. С другой стороны, есть много молодых людей, которых очень вдохновляет пример тех, кто добился успеха, придя в мир искусства из субкультуры.
Когда я была на «Артмоссфере» в Манеже в августе 2016-го, в глаза бросилось, что зрители очень отличались от тех, кого я привыкла видеть в музеях и на биеннале современного искусства. Как тебе кажется, чем объясняется интерес со стороны галеристов и коллекционеров к уличным художникам и их работам?
Дима Аске: Как известно, арт-рынку всегда нужны новые имена и молодые художники. Вторая причина — заметный рост популярности стрит-арта. Он превратился в модный ярлык, который может принести коммерческую выгоду. Я вижу, что в Москве галереи начинают сотрудничать с художниками «уличной волны». Например, известная галерея и фонд RuArts не первый год активно работают в этом направлении. И сейчас они не единственные. Еще показательный пример, сейчас на триеннале в Гараже представлены работы нескольких уличных художников, а граффити и стрит-арт часто упоминаются в их полевых исследованиях художественной ситуации разных городов России.
В Европе существует отдельный сегмент арт-рынка, который там называют urban contemporary.
Сквозной темой в работах Аске являются новые технологии, соотношение реального и виртуального миров.
В его рамках существует множество галерей, коллекционеров, есть даже свои ярмарки и разделы на аукционах. Там продают и покупают студийные работы тех художников, которые начинали или до сих пор продолжают рисовать на улицах. В прошлом году я читал большой курс из 20 лекций о граффити и стрит-арте, и в его рамках было отдельное выступление на эту тему.
Мне казалось, что уличное искусство в большей степени существует в Интернете (репосты в соц.сетях и блогах) и поэтому более интернационально, чем искусство местных художников, работающих с живописью, объектами и инсталляциями. Так ли это? И если да, то получается, что у российских уличных художников больше шансов стать известными в мировом масштабе?
Дима Аске: Совершенно верно. Основной площадкой демонстрации работ уличных художников является Интернет. Именно он сыграл ключевую роль в том, что стрит-арт стал глобальным явлением и обрел такую популярность.
Проект Неустойчивые Равновесия. Куратор Катя Карцева.
И, конечно, благодаря Сети уличные художники из разных стран находятся в едином контексте. Например, работы моего друга Алексея Луки больше востребованы в Европе, чем в России: его часто приглашают на фестивали и выставки. Или могу привести в пример киевских художников Владимира Манжоса (Waone) и Алексея Бордусова (Aec), которые стали в прямом смысле звездами мирового уличного искусства: их уже давно приглашают рисовать по всему миру от Канады до Австралии, а их холсты на прошлогодней выставке в Нью-Йорке стоили двадцать — тридцать тысяч долларов.
Что касается шансов, то мне сложно сказать однозначно. С одной стороны, да, поскольку художники, кураторы, галеристы и коллекционеры находятся в общем контексте.
Ольга Тобрелутс: «Русское искусство — это сырьевой рынок». Читать далее
С другой, за границей намного сильнее конкуренция во всех сферах искусства, а в России она не так ярко выражена, и в этом тоже есть свои возможности.
Выставка Дмитрия Аске
Влияет ли известность за границей на положение художника в России?
Дима Аске: На сегодняшний день у нас не так много художников «уличной волны», которые зарабатывают продажей своих работ. И у каждого своя история. Для большинства российских авторов пока решающее значение имеет местная ситуация. Что касается меня, то пока почти все мои работы приобретают в России.
В 2010-м году нью-йоркский журнал Print Magazine включил тебя в список двадцати самых талантливых и перспективных молодых художников со всего мира. Это отразилось как-то на твоей карьере в плане внимания институций и коллекционеров?
Дима Аске: Это был другой период моей карьеры. Тогда я в основном занимался цифровой графикой и сотрудничал с различными брендами. Например, есть вероятность, что я был первым российским автором, чьи работы появились на вещах Nike и Reebok.
Дима Аске начинал как графический дизайнер для известных брендов.
Возвращаясь к тому материалу в журнале Print, думаю, что она способствовала появлению некоторых заказов и других публикаций. Но поскольку мир дизайна и иллюстрации напрямую не связан с миром искусства, то вряд ли для коллекционеров и институций это сыграло какую-то роль.
Когда вообще началась твоя успешная коммерческая история на арт-рынке? Это случилось запланировано, стало результатом целенаправленных действий или в большей степени произошло спонтанно?
Дима Аске: Четкого плана не было, но мои действия направлены на максимальную реализацию открывающихся возможностей. Впервые мои фанерные произведения приобрели в 2014-м году. В том году участвовал в групповых выставках в галереях MSK Eastside, Pechersky и RuArts, а также в аукционе, который фонд RuArts проводил совместно с «Артмоссферой». И везде все или часть выставленных работ находили своих новых владельцев. В 2015-м году меня наряду с другими художниками «уличной волны» пригласили для участия в одном из аукционов Vladey «Все по 100». Тогда у меня не было опыта участия в подобных торгах, и были сомнения в положительном результате, но я решил рискнуть. Итогом торгов я остался доволен, а в 2016-м меня пригласили для участия в классических торгах, на которых оба моих произведения ушли с молотка с тройным превышением оценочной стоимости. После этого я плодотворно сотрудничаю с Vladey, а этой осенью у меня запланирована персональная выставка в галерее RuArts.
Дима Аске