кто то наврал тебе что меня нет
Кто то наврал тебе что меня нет
Ночь коротка, цель далека
Ночью так часто хочется пить
Ты выходишь на кухню но вода здесь горька
Ты не хочешь здесь спать, ты не можешь здесь жить
Доброе утро, последний герой!
Ты помнишь! когда то ты был юн
ты думал что всегда будешь таким.
ты бродил по лесам ты смеялся и пел ты помнишь что это такое быть молодым.
всё это ушло рвсстворилось как дым! ты помнишь что это такое быть молодым.
ты можешь пойти позвонить друзьям, сходить в кино, встретить милых дам. не трудно уйти от печальных проблем, столько вариантов! не использованных схем! пожалуйся Богу! но что это даст.
мы то же не будем излишне тактичны,
на нашем тернистом пути
и если солнца не видно то огонь сигарет наше светило
Попробуй заснуть, но ни как не спится,
Эй, Звезда Рок’н’ролла!
И если завтра проснёшся, то попробуй Влюбиться
Как Звезда Рок’н’ролла!
Михаил (Майк) Науменко » Звезда Рок’н’ролла!»
Попробуй спастись от дождя, если он внутри,
Попробуй сдержать желание выйти вон!
Цой, конечноже, «подросток»
. Чтож к реке торопимся, братцы,
Стопудовый камень на шее-
Рановато, парни, купаться.
Александр (Саш-Баш) Башлачёв «Не кому берёзу заломати»
8 советов тем, кто хочет научиться правильно врать
Американский психолог Роберт Фелдман, посвятивший карьеру изучению вранья, утверждает, что даже самый правдивый человек, разговаривая с незнакомцем, врет в среднем четыре раза за десять минут. Что интересно, разговаривая с родственниками или близкими друзьями, мы обманываем еще чаще.
Вранье может быть совсем безобидное — произнося такое, мы даже не замечаем, что наврали (например, «отлично выглядишь»). А может быть и серьезное — когда мы и сами знаем, что врем (например, «дорогая, я никогда тебе не изменял»).
Большинство из нас считают, что их-то как раз обмануть нельзя: мы всегда знаем, когда нам врут. Это не так.
Психолог из Калифорнийского университета Беркли Лианн Бринк, занимающаяся распознаванием лжи, утверждает, что понять, что вам врут, если врун способный, практически невозможно. А ее коллега из Университета Сан-Франциско Пол Экман провел эксперимент, в котором участвовало 15 тыс. человек. Им показывали видео, в котором люди врут и говорят правду, и просили распознать, где им наврали. В среднем с заданием справилось меньше половины.
Чему бы вы ни учили своих детей, сами-то вы отлично знаете, что врать полезно. Кстати, психолог из Университета Массачусетса Роберт Фелдман провел очень интересное исследование и выяснил, что самые популярные дети в школе как раз те, кто умеет хорошо врать — потому что с ними интересно. И действительно, у всех нас есть знакомые, которые обманывают сладострастно, с фантазией; и даже зная заранее, что они врут, слушаем мы их с большим удовольствием. Но даже в сущности правдивым людям иногда приходится врать, хотя им это делать и не нравится.
Итак, учимся. Что же нужно сделать, чтобы в ваше вранье поверили?
Примите решение наврать
Взвесьте все за и против и примите окончательное решение, что наврете. И после того, как решение принято, больше в нем не сомневайтесь. Вранье очень легко определить именно из-за внутренних сомнений, которые мучают лгущего. Морально это или аморально? Правильно или неправильно? Честно или нечестно? Уже неважно. Если решили врать, врите.
Взвесьте возможность провала
Перед тем как наврать, подумайте, что будет, если выяснится правда, и насколько это вообще вероятно. Если вы врали на эту конкретную тему раньше — и вам верили, — то, возможно, вам удастся провернуть то же самое опять. Ловили ли вас на лжи люди, которым вы планируете наврать? Есть ли свидетели «правды», которые потенциально могли бы подорвать вашу историю? И наконец, что будет, если правда раскроется. Например, если вам десять, подумайте, за что вас накажут сильнее — за двойку или за то, что вы ее скрыли? Если взвесив все обстоятельства, вы все же пришли к выводу, что наврать будет лучше, чем сказать правду, нужно врать.
Удостоверьтесь, что вам это выгодно
Очень важно понимать, зачем вы вообще врете. Что вам с этого?
Помните, что чем реже вы врете, чем сильнее ваша репутация «правдивого» человека, тем сильнее вам будут верить.
А это значит, что, если не размениваться на мелкое вранье и сберечь этот «капитал» на тот момент, когда вам это действительно будет нужно, эффект будет сильнее — никто в вас не усомнится. В общем, если врете, врите по-крупному.
Прорабатывайте свое вранье
Психолог, доктор Синтия Коэн провела исследование и выяснила то, что мы и без нее знали: попасться на вранье легче всего, когда рассказываешь историю в первый раз. Если хорошенько проработать все детали вранья заранее, чтобы не пришлось ничего придумывать на месте, вероятность успеха возрастает в несколько раз. Вы на эту тему уже кому-то врали — и во второй раз про одно и то же насочиняете намного эффективнее, потому что потренировались.
И более того, в этот раз вы не создаете вранье (используя части мозга, отвечающие за креативные процессы), а вспоминаете его — то есть делаете ровно то же, что бы делали, пересказывая правдивую историю.
Сложнее всего определить вранье, которое не совсем вранье. Чем большее правдивых фактов в вашей истории, тем сложнее будет уличить вас в том, что вы говорите неправду. Также правдивые факты приводят к тому, что слушатель задает меньше вопросов. А чем меньше вопросов, тем меньше вероятность того, что вас рассекретят.
Знайте, кому вы врете
Секрет хорошего вруна — он очень эмпатичен. Он отлично видит и чувствует, что творится в голове у того, кому он врет. Разным людям подходит разное вранье. Кому вы собрались наврать? Во что он поверит скорее? Адаптируйте вранье под жертву.
История, которую вы рассказываете, должна быть максимально короткой. Вруны часто проваливаются на том, что начинают рассказывать бесконечные истории с большим количеством подробностей, потому что все это продумали заранее. Продумать вранье важно до мельчайших деталей, но не нужно выдавать их все, пока вас не спросят.
Изначальное вранье должно быть максимально коротким.
Начинайте с вранья
Если нужно кому-то наврать, делайте это сразу. Не начинайте разговор с каких-то других тем, надеясь, что это поможет вам собраться с силами. Не поможет. Первым делом нужно наврать, пока собеседник еще не пригляделся к вам, не привык к вашим жестам и не умеет считывать подтексты в ваших словах. Сначала вранье — потом правда.
Бонус
Вруна часто выдают не слова, а действия. Как выглядеть, чтобы вам поверили?
1. Не отводите глаза, но и не смотрите прямо в зрачки человеку, которому врете. Смотрите на его лицо в целом.
2. Улыбайтесь (ученые утверждают, что, когда люди говорят правду, они чаще улыбаются).
3. Следите за собой — врущий чаще трогает себя за пуговицы, теребит собственную одежду, бессознательно почесывается.
4. Контролируйте собственный голос. Так как вранье процесс энергоемкий и требующий концентрации слишком большого количества систем организма, голос врущего становится бесцветным и монотонным (у мозга нет дополнительных резервов на то, чтобы бессознательно его контролировать). Поэтому нужно это делать насильно.
Добавьте красок в голос, повышайте и понижайте тональность, изменяйте ритм — старайтесь звучать правдиво, то есть разнообразно, как бы вы это делали, рассказывая интересную правдивую историю.
5. Размахивайте руками — если вам это вообще свойственно. Врущий часто бессознательно ограничивает движения и мимику. Хотите, чтобы вам верили — не ограничивайте.
Кто то наврал тебе что меня нет
Собрание сочинений в тридцати томах
Том 6. Пьесы 1901-1906
Бессемёнов, Василий Васильев, 58 лет, зажиточный мещанин, старшина малярного цеха.
Акулина Ивановна, жена его, 52 года.
Петр, бывший студент, 26 лет; Татьяна, школьная учительница, 28 лет, его дети.
Нил, воспитанник Бессемёнова, машинист, 27 лет.
Перчихин, дальний родственник Бессемёнова, торговец певчими птицами, 50 лет.
Поля, его дочь, швейка, работает в семьях поденно, 21 год.
Елена Николаевна Кривцова, вдова смотрителя тюрьмы, живет на квартире у Бессемёновых, 24 года.
Тетерев, певчий; Шишкин, студент, нахлебники у Бессемёновых.
Цветаева, учительница, подруга Татьяны, 25 лет.
Место действия — маленький провинциальный город.
Комната в зажиточном мещанском доме. Ее правый угол отрезан двумя глухими переборками; они выступают в комнату прямым углом и, стесняя задний план ее, образуют на переднем еще маленькую комнату, отделенную от большой деревянной аркой. В арке протянута проволока, на ней висит пестрый занавес. В задней стене большой комнаты — дверь в сени и другую половину дома, где помещается кухня и комнаты нахлебников. Слева от двери — огромный, тяжелый шкаф для посуды, в углу сундук, справа — старинные часы в футляре. Большой, как луна, маятник медленно качается за стеклом, и, когда в комнате тихо, слышится его бездушное — да, так! да, так! В левой стене — две двери: одна в комнату стариков, другая — к Петру. Между дверями печь, облицованная белыми изразцами. У печи — старый диван, обитый клеенкой, пред ним — большой стол, на котором обедают, пьют чай. Дешевые венские стулья с тошнотворной правильностью стоят у стен. Слева же у самого края сцены — стеклянная горка, в ней — разноцветные коробочки, пасхальные яйца, пара бронзовых подсвечников, ложки чайные и столовые, несколько штук серебряных стаканчиков, стопок. В комнате за аркой, у стены против зрителя — пианино, этажерка с нотами, в углу кадка с филодендроном. В правой стене — два окна, на подоконниках — цветы, у окон — кушетка, около нее — у передней стены — маленький стол.
Вечер, около пяти часов. В окна смотрит осенний сумрак. В большой комнате — почти темно. Татьяна, полулежа на кушетке, читает книгу, Поля у стола — шьет.
Татьяна (читает). «Взошла луна. И было странно видеть, что от нее, такой маленькой и грустной, на землю так много льется серебристо-голубого, ласкового света»…
(Бросает книгу на колени себе.) Темно.
Татьяна. Не надо! Я устала читать…
Поля. Как это хорошо написано! Просто так… и грустно… за душу берет… (Пауза.) Ужасно хочется знать — какой конец? поженятся они — иль нет?
Татьяна (с досадой). Не в этом дело…
Поля. А я бы такого не полюбила… нет!
Поля. Скучный он… И всё жалуется… Неуверенный потому что… Мужчина должен знать, что ему нужно делать в жизни…
Татьяна (негромко). А… Нил — знает?
Поля (уверенно). Он знает!
Поля. Я… не могу вам это рассказать… так просто, как он говорит… Но только — дурным людям… злым и жадным — плохо будет от него! Не любит он их…
Татьяна. Кто — дурен? И кто — хорош?
Поля. Он Знает. (Татьяна молчит, не глядя на Полю. Поля, улыбаясь, берет книгу с ее колен.) Хорошо это написано! Она очень уж привлекательная… такая прямая, простая, душевная! Вот как видишь женщину-то, в милом образе описанную, так и сама себе лучше кажешься…
Татьяна. Какая наивная… смешная ты, Поля! А меня — раздражает вся эта история! Не было такой девушки! И усадьбы, и реки, и луны — ничего такого не было! Всё это выдумано. И всегда в книгах описывают жизнь не такой, какая она на самом деле… у нас, у тебя, например…
Поля. Пишут про интересное. А в нашей жизни — какой интерес?
Татьяна (не слушая, с раздраженьем). Мне часто кажется, что книги пишут люди… которые не любят меня и… всегда спорят со мной. Как будто они говорят мне: это лучше, чем ты думаешь, а вот это — хуже…
Поля. А я думаю, что все писатели непременно добрые… Посмотрела бы я на писателя.
Татьяна (как бы сама с собою). Дурное и тяжелое они изображают не так, как я его вижу… а как-то особенно… более крупно… в трагическом тоне. А хорошее — они выдумывают. Никто не объясняется в любви так, как об этом пишут! И жизнь совсем не трагична… она течет тихо, однообразно… как большая мутная река. А когда смотришь, как течет река, то глаза устают, делается скучно… голова тупеет, и даже не хочется подумать — зачем река течет?
Поля (задумчиво глядя пред собой). Нет, Я бы посмотрела на писателя! Вы читали, а я нет-нет да в подумаю — какой он? Молодой? старый? брюнет.
Поля. Вот этот писатель…
Поля. Ах… жалко как! Давно? Молодой?
Татьяна. Средних лет. Он пил водку…
Поля. Бедненький… (Пауза.) И почему это — умные люди пьянствуют? Вот этот, нахлебник ваш, певчий… он ведь умный, а — пьет… почему это?
Татьяна. Жить скучно…
Петр (заспанный, выходит из своей комнаты). Экая тьма! Кто это сидит?
Поля. Я… и Татьяна Васильевна…
Петр. Что ж вы огонь не зажжете?
Поля. Мы сумерничаем…
Петр. В мою комнату от стариков запах деревянного масла проходит… Должно быть, от этого во сне видел, будто плыву по какой-то реке, а вода в ней густая, как деготь… Плыть тяжело… и я не знаю — куда надо плыть… и не вижу берега. Попадаются мне какие-то обломки, но когда я хватаюсь за них — они рассыпаются в прах… гнилые, трухлявые. Ерунда… (Насвистывая, шагает по комнате.) Пора бы чай пить:
Поля (зажигая лампу). Пойду, похлопочу… (Уходит.)
Петр. По вечерам у нас в доме как-то особенно… тесно и угрюмо. Все эти допотопные вещи как бы вырастают, становятся еще крупнее, тяжелее… и, вытесняя воздух, — мешают дышать. (Стучит рукой в шкаф.) Вот этот чулан восемнадцать лет стоит на одном месте… восемнадцать лет… Говорят — жизнь быстро двигается вперед, а вот шкафа этого она никуда не подвинула ни на вершок… Маленький я не раз разбивал себе лоб о его твердыню… и теперь он почему-то мешает мне. Дурацкая штука… Не шкаф, а какой-то символ… чёрт бы его взял!
Татьяна. Какой ты скучный, Петр… Тебе вредно жить так…
Татьяна. Ты нигде не бываешь… только наверху у Лены… каждый вечер. И это очень беспокоит стариков… (Петр, не отвечая, ходит и свищет.) Знаешь — я стала сильно уставать… В школе меня утомляет шум и беспорядок… здесь — тишина и порядок. Хотя у нас стало веселее с той поры, как переехала Лена. Да-а, я очень устаю! А до праздников еще далеко… Ноябрь… Декабрь. (Часы бьют, шесть раз.)
Бессемёнов (высовывая голову из двери, своей комнаты). Засвистали козаченьки! Прошение-то, поди-ка, опять не написал?
Петр. Написал, написал…
Бессемёнов. Насилу-то удосужился… эхе-хе!
Татьяна. Какое это прошение?
Петр. О взыскании с купца Сизова 17 р. 50 к. за окраску крыши на сарае…
Акулина Ивановна (выходит с лампой). А на дворе-то опять дождик пошел. (Подходит к шкафу, достает из него посуду и накрывает на стол.). Холодно у нас чего-то. Топили, а холодно. Старый дом-то… продувает… охо-хо! А отец-то, ребятишки, опять сердитый… поясницу, говорит, ломит у него. Тоже старый… а всё неудачи да непорядки… расходы большие… забота.
Все вруны
Петрова Ася — Все вруны
Наврал прямо перед Рождеством. На носу Рождество, а он наврал. И самое интересное, что я этому обрадовался. Я вообще люблю, когда люди врут. Это подтверждает мою теорию о том, что все вруны. К тому же, если ты знаешь, что тебе наврут, то ты всегда в безопасности.
Мой папа тоже говорит, что все вруны. Кого-то вруном сделала жизнь, а кто-то был вруном с рождения. Мой папа говорит, что у человека в жизни есть две возможности: быть вруном и стать вруном.
Правда я ни разу не видел, чтобы моя бабушка врала. Но это, наверно, просто от старости. Ведь враньё – очень творческий процесс. Когда придумываешь ложь, то одновременно создаёшь целый небольшой мирок, где эта ложь является правдой. Одна ложь тянет за собой другую, и потом они, как хоровод подружек, соединяются в одну большущую неправду. С помощью вранья можно избежать миллиона неприятных моментов. С помощью вранья можно завести друзей, преуспеть во всех делах и даже заставить себя любить. Мир спасёт враньё!
Вообще-то, я не всегда врал. Раньше я иногда говорил правду. Но потом внезапно обнаружил, что правда никому не нужна, никто не имеет ни малейшего желания ни слышать правду, ни её произносить. Вместо этого, все друг другу врут.
Если я скажу учительнице в школе, что устал, и мне было лень идти на занятия, она рассердится. Зато если я навру, что болел, она будет абсолютно удовлетворена. Если я скажу маме, что не сходил к зубному врачу, потому что боюсь, что будет больно, она рассердится. С другой стороны, если я скажу, что у меня столько домашнего задания, что не продохнуть, она меня пожалеет, и визит к врачу будет отсрочен. Если я скажу маме своего друга, что не ем её блинчики, потому что на вкус они как вата, то она обидится. Если я скажу, что у меня аллергия на муку, она мне посочувствует. В общем, нет никакого смысла говорить правду. Я был почти всегда в этом уверен, и моя уверенность ни за что бы не поколебалась, если бы не Паша.
Паша мой друг. Мы познакомились несколько месяцев назад, и сразу же он поразил меня своей способностью говорить правду. Прямо в лоб. Чистую правду. Ничем не прикрытую. Собственно, так мы и познакомились. Я ехал в автобусе, и вдруг кто-то несколько раз похлопал меня по спине, чтобы я обернулся. Ну, оборачиваюсь я и вижу – стоит передо мной парень с рыжими волосами и в синем пальто. Я спрашиваю его: «В чём дело?» А он говорит: «Ты мне на ногу наступил, а у меня был палец сломан на этой ноге. Болит теперь ужасно. Мог бы хоть извиниться». Я был ошарашен. Ну, кто станет в автобусе говорить пассажиру, что тот наступил ему на ногу! Любой нормальный человек просто наступит в ответ, или пихнет как-нибудь, или выругается. Но я ни разу не видел, чтобы кто-нибудь спокойно подошёл и пожаловался на боль в ноге.
– Извини, – соврал я, – наверно, ты меня с кем-то спутал.
– Нет-нет, я уверен, ты наступил мне на ногу, когда мы вместе входили на остановке возле школы.
– Мы учимся в одной школе, но я в математическом классе, – продолжал он с непосредственностью идиота.
– А ещё мы живем на соседних улицах. Я тебя часто у светофора вижу.
Вот так мы и познакомились, а потом подружились. С той встречи в автобусе мы стали неразлучны. Всё вместе делали, всюду вместе ходили. И все вокруг удивлялись, что мы дружим. Ещё бы! Я тоже этому удивлялся – ведь я всегда врал, а он всегда говорил только правду.
– Ну, и дурацкая же у тебя шапка! – сказал он мне как-то утром, когда мы шли на автобус.
– Вечно ты говоришь то, что не хочется слушать, – пробурчал я в ответ, поправляя на голове красную шапку с помпоном, которую мне на день рождения подарила бабушка.
– Я же твой друг, – рассмеялся Паша, – я должен говорить то, что другие стесняются сказать. А именно – у тебя на голове надета полная катастрофа!
– Отлично, – хмуро ответил я, стянув с себя шапку.
В то утро я так и нёс эту злосчастную шапку в руке до самой школы. Впрочем, на шапке Паша не остановился. С одежды он плавно перешёл на моё лицо, и однажды утром, внимательно в меня вглядываясь, заявил: «Слушай, твой нос – это что-то страшное. Настоящий рубильник!»
Я не мог себе объяснить то двойственное чувство, которое возникало у меня от общения с Пашей. С одной стороны, он страшно бесил меня своей правдивостью и прямотой, с другой – было в этом что-то обезоруживающее.
Как-то раз Пашина классная руководительница собралась вести детей на экскурсию. И я решил присоединиться. Не то чтобы я любил музеи, но я подумал, что если мы с Пашей куда-то вместе пойдём, то будет забавно.
– Пройду по-тихому, никто не заметит, – сказал я Паше.
– Заметят. Мы должны сказать Наталье Ивановне.
– Она не разрешит, скажет, что я из другого класса и всё такое.
– Эй, ты что, не хочешь, чтобы я шёл?
– Хочу, просто будет лучше, если мы скажем правду.
– Опять ты со своей правдой! Достал уже! Ну, соври ты хоть раз в жизни! Или не ври – дай мне соврать, а сам помолчи.
Паша отрицательно покачал головой.
– Вот увидишь, она разрешит.
И поскольку Наталья Ивановна проходила в двух шагах от нас, Паша к ней повернулся и громко произнёс:
– Наталья Ивановна, тут мой друг Дима из литературного класса очень хочет пойти с нами на экскурсию. Мы с ним ещё ни разу никуда вместе не ходили, и мы подумали, это было бы здорово. Нам вместе гораздо веселее. Вы не разрешите ему тоже пойти?
Наталья Ивановна секунду подумала и очень быстро ответила:
– Да, конечно, только пусть свою классную руководительницу предупредит. Если она согласится его отпустить с последнего урока, то я не против.
Я ушам своим не поверил, а Паша самодовольно улыбнулся. Я не мог понять, почему люди ему верят. И почему не сердятся на его правду. Если бы я попросил взять с собой на экскурсию друга, мне бы точно не разрешили. Нашли бы кучу отговорок, сказали бы, что это не по правилам, наплели бы полную чушь, лишь бы не согласиться. А может, у Паши какая-то особенная интонация? Или какая-то особенная искренность в глазах? Тьфу ты, черт! Что я несу? Всё это глупости. Он врун. Такой же врун, как и все другие. Его правдивость – сплошное прикрытие. В конце концов, я поймаю его на самом подлом вранье. Надо только подождать.
Мы пошли на экскурсию, но своей учительнице я, конечно, ничего не сказал. Кстати, в последний момент музей почему-то отменился, и мы отправились в зоопарк. Там была клетка со слоном, и все подходили к ней, чтобы сквозь решетку погладить слона по хоботу. На клетке была надпись – « животных не кормить». Но у меня был кусочек булки, и мне так хотелось посмотреть, как слон кушает, что я не выдержал. Когда Наталья Ивановна отвернулась, я подошёл к слону, погладил его по хоботу, вынул булку и протянул слону. Слон очень мягко подцепил с моей ладони угощенье и стал жевать.
– Надеюсь, никто не кормил животных? – спросила Наталья Ивановна на обратном пути.
– Только дали слону немного булки, – весело ответил Паша прежде, чем я успел его остановить.
– Булки? Слону? – недовольно подняла бровь учительница.
– Совсем чуть-чуть, он выглядел голодным, а у нас была свежая булка, к тому же, так хотелось посмотреть, как он жуёт, – сказал Паша.
– Ну ладно, – улыбнулась Наталья Ивановна.
Я был вне себя. Мне хотелось врезать Паше, чтобы он перестал всё всем рассказывать. И мне хотелось, чтобы его, наконец, хоть кто-нибудь отругал. Ведь он то и дело нарушал правила. Он открыто над всеми смеялся. И закрыто тоже. Я не верил в его честность. Я чувствовал, что за этой огромной честностью скрывается не менее огромная ложь. Я ждал момента, когда ложь прорвётся наружу, и этот момент настал.
Перед зимними каникулами у Паши был день рождения. Я знал, какого числа у него день рождения, но ни разу не спрашивал, будет он устраивать праздник или нет. Лучший друг не должен беспокоиться о приглашении на праздник лучшего друга. Однако время шло, до дня рождения Паши оставалось каких-то два дня, а он меня всё не приглашал. Тогда я решил спросить, будет ли он устраивать вечеринку. Он сказал, что нет, мол, хочет отметить с родителями. Я удивился, но дальше расспрашивать не стал.
На утро, последовавшее за вечером дня рождения, я встретил в школьном гардеробе Вику – девочку, которая очень нравилась Паше.
– А почему тебя не было у Паши на дне рождении? – спросила она, вешая пальто на кривой крючок.
У меня всё внутри похолодело от обиды, какого-то непонятного страха и горечи.
– Я нехорошо себя чувствовал, – сказал я, еле удерживаясь от того, чтобы не заплакать, – а много народу было?
– Да! Человек шесть, наверно. Ну ладно, я побежала.
Я несколько минут стоял в гардеробе, опустив руки, совершенно растерянный. И вдруг… Я почувствовал, что ужасно рад. Вот она – ложь. Он наврал. Наврал прямо перед Рождеством. У меня будто камень с души свалился. Не зря я ему не доверял. Никому нельзя доверять. Вот и всё.
Но это было не всё. После минуты радости разоблачения наступила минуты негодования. Зачем он, собственно, мне наврал? Я же его лучший друг. Если бы он хотел провести день рождения в тишине и покое, это бы ещё ладно, но ведь он позвал кучу народа. Для вранья причины могут быть самые разные, но они всегда есть. Так зачем он мне наврал?
– Зачем ты мне наврал, идиот? – заорал я, влетая в чужой класс и набрасываясь на Пашу.
– О чём ты говоришь? – спросил Паша как ни в чем не бывало.
– Ты болван! Какого черта ты врал мне про свой день рождения!? Вика мне всё рассказала! Я бы и сам не пошёл, если бы ты мне честно сказал, что не хочешь меня видеть! Но ты подло наврал! Почему? Я хочу знать!
– Ладно, – задиристо произнёс Паша, и в классе воцарилась тишина. Все хотели послушать, как Паша признаётся во вранье. – Я соврал тебе, чтобы тебя проверить. Ты так мечтал услышать из моего рта ложь – мне было любопытно, как ты отреагируешь, если я тебе навру.
– Ты полный придурок!
– Зато теперь я вижу твою реакцию.
На этих словах я рванул из класса, хлопнув дверью. Весь день на уроках мне было не по себе, я не мог сосредоточиться, ничего не соображал, не знал, как мне теперь себя вести. Когда учительница окликнула меня – Дима, хватит летать в облаках! – я совершенно неожиданно для самого себя ответил ей: «Удивительно, что я ещё где-то летаю, а не сплю мёртвым сном. От этих однообразных примеров кого угодно сморит». Меня, разумеется, тут же выставили из класса. Это был последний урок, поэтому я просто пошёл домой, снова и снова прокручивая в голове ссору с Пашей. Однако ушёл я недалеко, потому что прямо на остановке возле школы я встретил Пашу. Я было отвернулся и даже хотел пойти в другую сторону, но он заговорил со мной.
– Я тебе правда не врал.
– Нет, ну послушай. Я не врал тебе. Я попросил Вику, чтобы она сказала, что у меня был праздник. Я хотел, чтобы ты подумал, что я врал. Я хотел увидеть твою реакцию.
У меня от удивления глаза вылезли на лоб.
– Ты что, совсем ку-ку?
– Нет, но ты меня достал со своим враньём. Я хотел доказать тебе, что враньё – это не так уж и весело.
– Поздравляю! У тебя это получилось!
– Так ты не сердишься?
– Не знаю. Я только что сказал учительнице, что её урок скучный, и меня выставили. А всё из-за тебя.
– А я только что сказал Наталье Ивановне, что не списывал, хотя на самом деле списывал.
Мы ударили по рукам и запрыгнули в автобус. Я внимательно смотрел на Пашу, и вдруг в мою голову закралось сомнение.
– Слушай, а ты точно не праздновал день рождения?
– Нет. На самом деле я праздновал. Шутка. Но сейчас я вру. А сейчас я не вру, что наврал перед этим, чтобы ты не сердился, что я никогда не врал.
– Я ничего не понял, но предупреждаю, что если будешь мне врать, то я тебя убью.