кто такой демушкин и за что сидел
«Люди платили любые деньги, чтобы не уехать туда»: националист Дмитрий Дёмушкин рассказал, как сидел за экстремизм
Националист Дмитрий Дёмушкин вышел на свободу в конце февраля, проведя почти два с половиной года в колонии по обвинению в публикации в соцсетях экстремистских фотографий с «Русского марша». Он освободился раньше срока благодаря частичной декриминализации статьи 282 УК РФ «Возбуждение ненависти либо вражды, а также унижение человеческого достоинства». Теперь это деяние, совершённое впервые, подпадает под административную ответственность и карается арестом или штрафом.
В интервью RT он рассказал о том, как отбывал наказание.
— Дмитрий, расскажите, что с вами было после оглашения приговора 25 апреля 2017 года?
— С кем-то из известных людей сидели?
— Нас постоянно меняли местами, чтобы мы там не образовывали каких-то своих коллективов. И мне удалось посидеть там с разными людьми. Сидел с ребятами из так называемой банды ГТА, их потом в суде постреляли. Были таджики, которые метро в Питере взорвали. Сидел с чеченцем, фигурантом дела об убийстве Бориса Немцова, с лидер ом ореховской группировки Андреем Пылёвым.
Были четыре вора в законе, был последний фигурант теракта в «Норд-Осте». Заместитель губернатора Курской области Василий Зубков, депутаты. Когда я уезжал, туда заехал заместитель начальника ФСИН. Киллеры какие-то из Казани сидели, у них похищения, убийства. Там примерно половина «пожизненников» были.
И когда они узнали, что у меня два с половиной года общего режима, они не могли понять, как я вообще сюда попал. Многие просто не верили, что я судим за эту картинку про русскую власть. Мой приговор там походил по камерам, все глядели и удивлялись. Говорили, что не думали, что за это уже начали сажать. В этот спецблок ведь даже убийц обычных, кто по 105-й статье, не сажали, они сидели в обычных камерах «Матросской Тишины». На прогулку и на проверку нас выводили 13 сотрудников с двумя собаками: восемь сотрудников ФСИН и пять спецназовцев ещё на усиление.
— Куда вас отправили потом?
— Во Владимир, но мне до последнего не говорили, что именно туда.
— Почему?
— Были случаи, когда люди вскрывали шею себе или наносили травмы какие-то, платили большие деньги, чтобы не попасть туда. Все знали, что на тот момент это был один из самых «жёстких» регионов в плане отбывания наказания. А колония в Покрове, куда я в итоге попал, считается одной из самых жёстких среди колоний общего режима.
— Как вас перевозили?
— Там были сверхмеры предосторожности. Я был прикован к специальному тросу. Он с машины сначала до вагона тянется, вы идёте по нему. А потом продолжается уже в вагоне. Ну и по дороге конвой, конечно, поглумился от души.
— Били?
— Мне сказали, что с тем профучётом, который поставили в «Матросской Тишине», многие люди доезжают до места назначения инвалидами. То есть эту метку специально дают тем, с кем надо обращаться пожёстче. В вагоне все конвойные в масках. Но я всю жизнь по единоборствам выступал и заранее знал, что будут бить и по приёмке, и по приезде, и в пути.
— Вас сразу в Покров привезли?
— Нет, сначала во владимирское СИЗО №1. По приезде со мной вообще не беседовали. Меня сразу отделили от всех осуждённых и посадили в карцер. Причем никак это не оформили. У меня официально за время срока вообще нет никаких взысканий. Сидел в обособленной круглой башне, где раньше сидели лица, приговорённые к расстрелу. Там есть одна камера маленькая, кругленькая, с очень низким потолком, ниже уровня земли. В ней холодно и так сыро, что если полы помыть — они пять суток остаются влажными. В итоге я заработал пневмонию. Хорошо хоть не туберкулёз.
— Сколько вы там провели?
— Недолго, но первые четыре-пять дней меня даже гулять не выводили. Когда я сам поднял этот вопрос, мне сказали: у нас недостаточно сил. В итоге они собрали какую-то группу сотрудников с собаками и повели меня одного закованного гулять на прогулочный дворик. То есть ко мне относились как к очень опасному преступнику, хотя оснований для этого не было — я никогда нигде не оказывал сопротивления, не нападал ни на кого.
— Потом вас перевезли в Покров в ИК №2?
— Что он собой представляет?
— Сам барак типовой, только народу там поменьше. Максимум там были до 50—55 человек, из них 20 человек активистов, которые сотрудничают с администрацией. И они, собственно, проводят с заключёнными всю работу.
— Что вы имеете в виду?
— Там всё в комплексе. И в плане слежки, и в плане наказаний каких-то. Они следили за всем, а уже сотрудники колонии непосредственно контролировали этих активистов.
— Вы же первый раз были осуждены и сидели в колонии для «первоходов»?
— Да, но есть нюансы. Впервые осуждённых там было не так много. Мой сосед по шконке отсидел 26 лет на тот момент, другой парень — 19. Дело в том, что в Покров свозили людей, которые до этого отбывали большие тюремные сроки на просторах СНГ. У них там могло быть по шесть судимостей, но если в России они наказание не отбывали, то все считались «первоходами». Ещё туда на воспитание свозили из других колоний проблемных зэков и всяких дезорганизаторов.
— Как к вам относились в колонии сотрудники?
— Честно скажу, меня не били. Физического воздействия со стороны заключённых или сотрудников ФСИН не было. Там была жёсткая установка: Дёмушкина не бить. Я это понял на приёмке. Я туда шёл буквально по телам избитых товарищей. Меня там отдельно развернули, поставили. Я повернулся и говорю: «Ребята, я как бы полностью готов». На что мне сказали: «К чему ты готов? Дмитрий Николаевич, не надо клеветать на нас, проходите».
— Если не били, то что было самое тяжёлое?
— Гораздо страшнее избиений режим содержания. Ты либо стоишь по шесть-восемь часов в день, либо сидишь с прямой спиной, ножки вместе, ручки на коленях, и нельзя ничего сделать. На любое действие, например нос почесать захотелось, нужно получать разрешение от активистов, которые за всеми постоянно следят. Разговаривать можно было только на прогулке по две минуты. Но прогулок практически не было и порой они длились минут десять. Поэтому общаться там в принципе не получалось. Если я о чём-то беседовал с активистами, то они потом обязательно должны были записать разговор.
— Как это?
— Там была тетрадка специальная, она так и называлась «Дмитрий Дёмушкин». И там они писали всё, что я им сказал, и всё, что они мне. Вести эту тетрадь было их обязанностью, и если кто-то не записал, то они друг друга постоянно сдавали. Атмосфера у активистов тоже была очень тяжёлая. Друзей там не было ни у кого.
— Получается, восемь месяцев вы занимались только тем, что целыми днями сидели или стояли неподвижно?
— Да. Вдобавок там было ещё очень холодно. Я вообще столько холода не видел, хотя и в проруби окунался ежегодно, и считаю себя человеком, закалённым достаточно. Но там нельзя согреться. В бараке у нас было +11 на термометре, иногда до +13 доходило. Но нам не давали одевать тёплые вещи. Мы спали в футболке и трусах, а одеяльце очень тоненькое было, и сон превращался в муку. Сразу отрубаешься из-за усталости, а через несколько часов просыпаешься от холода. Вставать нельзя. Единственная радость — выпить горячего чаю в столовой. Но иногда чай был холодным, и это было очень болезненно. Казалось бы, мелочь. А а эта мелочь тогда с ума сводила.
— Кормили нормально?
— Рацион обычный, к нему никаких нареканий. Давали баланду, каши разные. В этом плане, думаю, меню не отличалось от любой другой зоны. В каши добавляли разное мясо. Хотя в целом, конечно, было голодно. До тюрьмы я весил 105 кг, а за эти восемь месяцев дошёл до 60 кг. Когда приехали меня снимать телевизионщики из Москвы, на меня там напялили толстый свитер, чтобы хоть как-то скрыть огромную потерю массы. Но всё равно скрыть худобу не смогли. Московские силовики потом местным по этому поводу выговорили, и меня из сектора перевели.
— Были ещё какие-то особенности содержания в этом секторе?
— В таких условиях конфликтов либо дружбы с кем-то особо не было?
— Если не дают даже разговаривать и смотреть друг на друга, то у вас не может быть никаких конфликтов ни с кем. Вы не можете ни с кем подружиться или объединиться. Вы с утра до вечера бегаете, все команды выполняете на бегу, с опущенной головой, руки за спиной всегда, даже в бараке. Искусственно создаётся ситуация, как будто вы опаздываете всё время. То есть вам даётся полторы минуты на застилку кровати, полторы минуты, чтобы одеться, полторы минуты, чтобы построиться в локальном секторе. Всё это быстро, всё это бегом, всё это с криками постоянными. И вы живёте в таком искусственно созданном нервном напряжении, что вам ни до чего и ни до кого.
В туалет ходите с человеком, который стоит и смотрит, как вы делаете свои дела. И ночью каждый выход в туалет записывается в журнал. Вам ложку не дают, ручку не дают, там ничего своего нельзя иметь. Ложка даётся на время приёма пищи и тут же забирается. Ручка даётся для написания писем на 15 минут. По идее, они должны даваться ежедневно, но у нас эти 15 минут были раз в неделю. И чтобы ответить на одно письмо, мне требовалось пять недель.
— Вас же, по идее, должен был навещать прокурор. Жаловаться ему, видимо, не вариант?
— Да, он приходил, но кто там будет жаловаться? Заходили в барак всякие люди из управы, прокуроры, все им: «Здравст-вуй-те». — «Вопросы есть?» — «Нет». — «На личный приём кто хочет?» — «Нет». — «Все нормально?» — «Да». Всё, разворачиваются, уходят. Можно поднять руку, но где вас потом найдут-то?
— Судя по вашим рассказам, вам пришлось тяжелее, чем пожизненно осуждённым, которые сидят на особом режиме.
— У нас люди ездили на областную олимпиаду для заключённых — проводилась такая, и там были те, кто содержится на особом режиме. Они говорили, что у нас в Покрове там ад настоящий, бесчеловечные условия. То есть даже заключённые с особого режима удивлялись, как у нас в ИК-2 всё устроено.
— Что изменилось на воле, пока вас не было?
— За время заключения я, конечно, очень много потерял, в том числе в личном плане. Моя гражданская жена не выдержала и ушла от меня, очень тяжёлая для меня история. Моя школа единоборств в организационном плане тоже подразвалилась. Сейчас пытаюсь восстановить её работу.
Дмитрий Дёмушкин
ПЕРЕСТАНЬТЕ ФАЛЬСИФИЦИРОВАТЬ УГОЛОВНЫЕ ДЕЛА!
P.S. Свобода не в том, что вам позволяют, а в том, что вы позволяете позволить себе.
Я КАТЕГОРИЧЕСКИ ЗАПРЕЩАЮ,
пользуясь законным правом, установленным КОНСТИТУЦИЕЙ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ в статье 23, 24, собирать, хранить, использовать и распространять информацию о моей частной жизни, читать мою переписку, просматривать мои приватные фото и видео материалы, прослушивать мои телефонные разговоры и использовать любой материал из непубличной переписки с моей страницы в социальной сети ВКОНТАКТЕ!
Статья 23
1. Каждый имеет право на неприкосновенность частной жизни, личную и семейную тайну, защиту своей чести и доброго имени.
2. Каждый имеет право на тайну переписки, телефонных переговоров, почтовых, телеграфных и иных сообщений. Ограничение этого права допускается только на основании судебного решения.
Статья 24
1. Сбор, хранение, использование и распространение информации о частной жизни лица без его согласия не допускаются.
О себе:
ВНИМАНИЕ! НА ЭТОЙ СТРАНИЦЕ РАЗМЕЩЕНЫ МАТЕРИАЛЫ О ТРАДИЦИЯХ РАЗНЫХ НАРОДОВ, ОБЩЕСТВЕННЫХ ЯВЛЕНИЯХ И ПОЛИТИКЕ РАЗНЫХ ГОСУДАРСТВ. ПРОДОЛЖАЯ ПРОСМОТР ЭТОЙ СТРАНИЦЫ ВЫ ПОДТВЕРЖДАЕТЕ, ЧТО НИКАКИЕ ИЗОБРАЖЕНИЯ ИЛИ ВЫСКАЗЫВАНИЯ НЕ МОГУТ ОСКОРБИТЬ ВАС ИЛИ ЗАДЕТЬ ВАШИ РЕЛИГИОЗНЫЕ ИЛИ ДРУГИЕ ЧУВСТВА! В ПРОТИВНОМ СЛУЧАЕ ВЫ ДОЛЖНЫ НЕМЕДЛЕННО ПОКИНУТЬ СТРАНИЦУ И НЕ ПРОДОЛЖАТЬ ЕЁ ПРОСМОТР! РАЗМЕЩЁННЫЕ МАТЕРИАЛЫ ЯВЛЯЮТСЯ ЗАМЕТКАМИ ЧАСТНОГО ЛИЦА, СОБРАННЫМИ В ПРОЦЕССЕ САМООБРАЗОВАНИЯ
Суд приговорил националиста Дмитрия Демушкина к 2,5 годам тюрьмы за экстремизм
Националист Дмитрий Демушкин во время «Русского марша» в Москве, 2013 год
Илья Питалев/РИА «Новости»
Лидер запрещенного в России движения «Русские» Дмитрий Демушкин приговорен Нагатинским судом Москвы к двум с половиной годам лишения свободы за распространение в социальных сетях экстремистских материалов. Об этом «Газете.Ru» сообщил адвокат осужденного Михаил Тихонов, а позже подтвердили в пресс-службе суда.
Судья Антон Филатов распорядился взять Демушкина под стражу прямо в зале заседания, после чего на националиста были надеты наручники.
До оглашения приговора Демушкин содержался под домашним арестом.
По словам Тихонова, защита будет обжаловать сегодняшнее решение суда, как только получит копию приговора.
«Демушкина приговорили ровно к такому сроку, который запрашивал прокурор во время прений сторон. Сейчас будет решаться вопрос о том, в какое СИЗО повезут нашего подзащитного. Видимо, власти не хотят особой огласки. Сегодня на процесс пришли несколько десятков сторонников Демушкина. А после того, как они стали выражать ему поддержку, произошла стычка со спецназом. Всех сочувствующих вытеснили в итоге на улицу», — рассказал «Газете.Ru» другой защитник Демушкина, Олег Колесников.
Следствие полагает, что в 2011–2013 годах Дмитрий Демушкин опубликовал в социальных сетях ряд статей «с целью разжигания ненависти и вражды к определенной группе лиц». В рамках уголовного дела проводились соответствующие психолого-лингвистические и компьютерно-технические экспертизы, а также допросы.
Суд над экс-лидером «Русских» тянется с 2016 года, процесс проходил в закрытом режиме. «Это было сделано по просьбе прокурора, хотя ни защите, ни общественности с тех пор так и не разъяснили, на каком основании это сделано.
Ведь в деле не было упомянуто сведений, которые затрагивают интересы несовершеннолетних, не содержалось сведений, составляющих гостайну, а также не шло речи о преступлении против половой неприкосновенности. То есть ни одного из трех оснований, по которым можно закрыть процесс по закону, тут не было», — рассуждает Олег Колесников.
Как рассказал «Газете.Ru» сам Демушкин незадолго до того, как оказался под домашним арестом, Нагатинский суд уже второй раз пытался рассмотреть его дело.
«Изначально на стадии приговора суд вернул мое дело в прокуратуру, после чего по нему поменялся следователь», — сказал он. Позже выяснилось, что из Нагатинского суда была уволена судья Элеонора Ванина, которая вела первый процесс.
По словам Колесникова, в итоге следствие оставило лишь один эпизод в деле его клиента.
«Суть в следующем: на баннере, с которым ходил Демушкин на «Русский марш», был написан лозунг, который позднее эксперты сочли экстремистским. Но ведь тогда, на мероприятии, он был согласован с московскими властями, никто не пытался его отобрать или заставить самого Дмитрия спрятать этот баннер. Более того, он использовался на других мероприятиях моим клиентом. А после того, как фотография с этим транспарантом попала в соцсети, возбудили дело», — рассказал Колесников.
По его словам, отбывать срок Демушкин будет в колонии общего режима. Суд также зачел в срок наказания те полгода, что лидер «Русских» провел под домашним арестом, так что отсидеть ему придется только два года.
«Впрочем, до решения Мосгорсуда он будет в следственном изоляторе», — отметил защитник.
Начало пути
Демушкин вырос в семье водителя и учительницы русского языка и литературы. В начале 1995 года Демушкин примкнул к группе людей, «которые себя позиционировали как скинхеды», а позднее вошел в структуру «Русского национального единства» (РНЕ (организация запрещена в России)) Александра Баркашова. Там он некоторое время отвечал за набор новых членов этой структуры, а потом стал руководителем внутренней службы безопасности РНЕ.
Еще до запрета данной организации судом Демушкин создал внутри нее ультраправую структуру «Славянский союз» (организация запрещена в России). Главными лозунгами были провозглашены установление русской национальной власти, увеличение национального представительства русских и закрепление за ними статуса государствообразующей нации. В начале 2010 года во главе «Славянского союза» Демушкин принимал участие в конфликте вокруг поселка Речник, строения на территории которого подлежали сносу согласно решению Кунцевского суда Москвы. В 2010 году суд запретил «Славянский союз». После этого националист попытался создать движение «Славянская сила», но и оно было запрещено судом.
Кадыров и другие друзья
В 2011 году Демушкин вместе с лидер ом запрещенного Движения против нелегальной эмиграции Александром Поткиным (известным также как Белов) создал этнополитическое движение «Русские», которое он принципиально не регистрировал в качестве официальной партии. По словам лидер ов движения, его цель — защита интересов русского народа. Активисты организации устраивали «Русские марши» в Люблино на юго-востоке Москвы.
Также члены «Русских» боролись против так называемых резиновых квартир и нелегальной миграции в целом. Правда, их работа заключалась в информировании правоохранителей о фактах нарушения закона в сфере миграции. В 2015 году «Русских» запретил Мосгорсуд. А еще до запрета этого движения Демушкин и Поткин неоднократно приезжали в Чечню и встречались с главой республики Рамзаном Кадыровым. Это вызвало неоднозначную реакцию в среде русских националистов. Более того, серьезным испытанием для движения стал конфликт на востоке Украины, который начался весной 2015 года. Ряд участников «Русских» поддержали самопровозглашенные ДНР и ЛНР, но немалая часть членов организации оказались сторонниками украинских властей. Сам Демушкин публично не выражал поддержку никому из участников этого конфликта.
Демушкин поддерживал близкие отношения с одним из видных представителей радикальных ультраправых Александром Шакировым по прозвищу Зорг (убит в Московской области в феврале 2014 года), одним из лидер ов движения автомобилистов «Смотра» Эриком Китуашвили по прозвищу Давыдыч, осужденным позже за мошенничество, рэп-исполнителем Романом Чумаковым по прозвищу Рома-Жиган, который в 2014 году был осужден на год колонии за вымогательство, а также с бывшим музыкантом «Ленинграда» Стасом Борецким.
Уголовные дела
Ранее в отношении Демушкина уже возбуждались уголовные дела. Так, в октябре 2011 года СК открыл дело по статье «Возбуждение ненависти или вражды». По версии следователей, в интервью одному из информационных агентств националист высказывал идеи о признании превосходства русской нации над другими, призывал к беспорядкам и применению насилия в отношении лиц, которые будут препятствовать установлению идеологии русского превосходства. Однако потом суд признал незаконным его уголовное преследование. Демушкин даже добился компенсации от СК РФ в размере 55 тыс. рублей.
А в марте 2014 года мировой суд Останкинского района Москвы признал Демушкина виновным в организации экстремистского сообщества — движения «Славянская сила», лидер ом которого он является.
Согласно приговору суда, националист продолжал руководить этой структурой после ее запрета судом. В итоге Демушкин был приговорен к штрафу в 200 тыс. рублей, но освобожден от наказания в связи с истечением срока давности совершения преступления.
Националиста Дмитрия Демушкина досрочно освободили из колонии
Автор фото, Artem Korotaev/TASS
В 2017 году Демушкин получил 2,5 года колонии по делу об экстремизме
Решение об освобождении Демушкина принял Петушинский суд Владимирской области, сообщили агентству ТАСС в областном суде.
По приговору он должен был выйти на свободу 7 марта. Таким образом, его выпустили за 15 суток до окончания срока.
За что сидел Демушкин
В 2017 году Нагатинский районный суд Москвы приговорил Демушкина к 2,5 годам лишения свободы в колонии общего режима по делу об экстремизме за публикацию на его странице «ВКонтакте» двух фотографий с «Русского марша». Суд признал его виновным по статье 282 УК РФ о возбуждении ненависти либо вражды, которую чаще называют экстремистской.
В 2012 году Демушкин подавал документы для участия в выборах мэра Калининграда, но избирательная комиссия отказала ему в регистрации.
Демушкин выступал в поддержку отставного полковника ГРУ Владимира Квачкова, который также вышел на этой неделе из колонии после изменения приговора по делу об экстремизме.
Квачков при этом дожидался 10 дней, пока решение суда о его досрочном освобождении вступит в силу. Демушкин же сказал РИА Новости, что его освободили немедленно, но не объяснил, почему.
В апреле прошлого года из колонии вышел еще один известный националист Александр Белов (Поткин), также принимавший участие в организации «Русских маршей».
Смягчение статьи 282
Идея декриминализировать 282-ю статью принадлежит самому Путину. В октябре 2018 года он внес в Госдуму законопроект. Это произошло на фоне резкого роста числа уголовных дел об экстремизме, в том числе в отношении людей, которые делали репосты сообщений в социальных сетях.
Как отмечалось в пояснительной записке к законопроекту, привлечение к уголовной ответственности по 282-й статье УК РФ является обоснованным «не во всех случаях».
Наибольший резонанс вызвало дело студентки из Барнаула Марии Мотузной, которая несколько лет назад сохранила на своей странице во «ВКонтакте» фотографии, показавшиеся следователям экстремистскими.
Отряд «ничего нельзя»: Демушкин о том, как отбывают срок «террористы и экстремисты»
На свободу вышел националист Дмитрий Демушкин. Его приговорили к 2,5 годам за репост фотографии согласованного с полицией плаката на «Русском марше» и картинку с надписью «Только чистые белые дети и взрослые». Он рассказал, как содержат «террористов и экстремистов» в ИК-2 в Покрове: избиения, руки всегда за спиной, восемь подъемов за ночь и +11 градусов в камере.
Начну с момента ареста. Меня посадили в спецблок «Матросской тишины». Так называемый шестой спецблок, на языке зеков — «Воровской продол». Туда сажали террористов, воров в законе, криминальных авторитетов, ну и я попал в этот круг.
На прогулки нас выводили 13 человек: восемь ФСИНовцев и пять спецназовцев с двумя собаками. На этих прогулках удавалось прочувствовать, насколько же ты опасен. На меня повесили профучет: что я якобы представляю угрозу для администрации и других осужденных. У меня был особый контроль даже в спецблоке. Мы над этим посмеивались, но затем это мне аукнулось.
Сначала у меня стоял этап на Красноярск, но в последний момент поменяли на владимирский лагерь. Мне не сказали, что везут во Владимир, сказали, что еду недалеко. Везли меня спецэтапом, пристегнули наручниками к тросу, который был натянут в вагоне. Везли крайне жестко: по приезде сотрудники СИЗО № 1 Владимира вынуждены были оформлять, что я тридцать три раза упал и поскользнулся в карцере. МВД или прокуратура даже были вынуждены формальную проверку по этому поводу проводить, я был весь синий. Сразу по приезде меня кинули в карцер, ничего не объясняли, никаких правонарушений не оформляли. Карцер — маленькая сырая одиночная камера, ниже уровня земли. В ней я какое-то время просидел без прогулок.
Обычно людям хватало двух недель в этом отряде, чтобы потом они делали все, чтобы больше туда не попасть. Что там творили, я даже рассказывать не хочу, но это был очень жесткий отряд. Было очень холодно, +11 градусов, одеваться теплее не разрешали.
Каждые два часа приходил сотрудник, я давал доклад — за 16 часов, соответственно, восемь раз. И восемь раз сотрудники приходили ко мне ночью. Меня будили за ночь восемь раз с фонарем, спать я научился урывками, по часу. Это был мой профучет.
Если человек совсем сильно был виноват, он сидел там три недели. Я сидел там восемь месяцев. Со 105 килограмм упал до 60. Думал, удастся ли мне оттуда выйти? Но телевизионщики стали настаивать, что хотят со мной снять несколько сюжетов. Когда они приезжали, видели меня и отказывались снимать. Силовики из Москвы сказали владимирским: «Чего вы с ним делаете? Его же даже людям показывать нельзя».
Можно руки за спиной не держать! Усиленный сектор — это руки за спиной всегда. Чтобы почесать нос, нужно спрашивать разрешение, в туалет ходишь с человеком. Этот отряд так и называли: отряд номер два «ничего нельзя». Короткое время давалось на помывку, короткое — на еду.
Хотя прошлой зимой этот отряд чуть-чуть подрасслабили. Тогда же Саакяна уволили — я думаю, не просто так. На словах администрация ко мне лояльно относилась, первый год просто нужно было выжить. Немного восстановился, вешу 75–77 килограмм, жирок и мышцы, думаю, еще поднаберу.
В секторе усиленного контроля со мной категорически запрещали общаться другим заключенным. Когда этот отряд вели, все поворачивались спиной, на него нельзя даже смотреть из окна с бараков, за это сразу предусматривалось наказание. Я восемь месяцев не гулял, не общался. Немного с ума можно сойти, если не научиться спокойно это принимать.
На секторе усиленного контроля за продуктами, которые вам же прислали, вы ходите два раза в неделю на 15 минут. Я в итоге перестал ходить: так нельзя нормально есть. Каждый раз, когда я пытался жевать колбасу, я прокусывал десны, у меня весь рот был в крови. Потом стали пускать на кухню каждый день — сначала об этом даже не мечтали. Но так можно только что-то быстро съесть, ничего не приготовишь. Большую часть еды в итоге приходилось выбрасывать. Передавать что-либо категорически запрещалось, даже соль. Но еду не отнимали, там такого нет.
Когда меня подняли на лагерь, некоторые зеки даже аплодировали: ты, говорят, крепанулся. Как ты это выдержал восемь месяцев? Там было много чеченцев — «пособники терроризма» и так далее. Самое смешное, мне приходилось постоянно помогать чеченцам. Я за это был наказан. У людей было тяжелое состояние: там была свиная кухня, которую они не ели. Я видел, что у них очень тяжелое физическое состояние. Так как я относительно известен, мне было полегче, ко мне меньше применяли средств воздействия, мне удавалось поднимать какие-то вопросы и просить за людей.
Из числа «козлов» (заключенные, сотрудничающие с ФСИН — ОВД-Инфо ) многие в разной степени симпатизировали моим идеям. Поэтому мне удавалось свои конфеты — что категорически запрещено — выносить с кухни и давать чеченцам. Меня в результате все равно заложили и наказали, зато отношение в лагере было очень положительным. Даже в характеристике написали, что пользуюсь авторитетом и уважением среди осужденных.
В лагере много смеялись, что Демушкин, которого судили за разжигание межнациональной розни, наказан за то, что подкармливал чеченцев конфетами. В какое-то время свинину давали и на завтрак, и на обед, и на ужин. Некоторые мусульмане ели, другие пытались держаться. В какой-то момент они начинали проваливаться в небольшие обмороки. Не думаю, что так делали специально для мусульман. Была свинина в столовой — ее всюду и добавляли. Например, два месяца — одна говядина, два месяца — одна свинина. Мусульман-«террористов» еще и не пускали на кухню. Впоследствии мне удалось убедить администрацию, и их стали пускать есть свои продукты.
Мне, в принципе, говорили: вопрос не в том, сколько я буду сидеть, вопрос в том — как. Мне жизнь максимально усложнили силовики. В «Матросской тишине» в личном деле написали, что я имею профессиональные навыки занятий единоборствами и ножевым боем, в связи с чем представляю особую опасность. Никакого пояснения, в чем я себя так проявил, нет: просто навыки имею, поэтому склонен к нападению. Администрация колонии тоже этого не могла понять, в характеристике для суда они написали, что все требования сотрудников я выполняю, претензий ко мне не имеют.
Освободить меня должны были 20 апреля 2019 года. Силовики смеялись: мы тебя специально на день рождения Гитлера отпустим. Арестовали меня 21 октября 2016 года — это был день подачи заявки на «Русский марш». В 9 утра я подал все документы в правительство Москвы, а через два часа меня арестовали. По закону о зачете срока, проведенного в СИЗО как день за полтора, мне должны были скинуть 40 дней. Но 20 февраля у меня был суд по частичной декриминализации 282 статьи, прокурор даже не явился на заседание. Приговор мне отменили — я теперь лицо несудимое, постановили освободить в зале суда.
В колонию ко мне приезжали следователи, допрашивали по разным уголовным делам. Просили администрацию колонии оказать давление на меня, но те отказались: если вам он нужен, везите в «Лефортово» и там давите. Администрация колонии решила, что я медийный и шумный, хотя поддержки как таковой не было: за все время там я ни одного правозащитника не видел, адвокат ни разу наедине со мной не смог встретиться, далеко не все письма доходили и уходили от меня. Первое время звонки мне давали по 15 минут раз в полтора-два месяца на один-два номера родственникам. Когда на обычный сектор перевели, звонки пошли почаще, но все равно общался я по телефону не с отряда, а отдельно, в присутствии руководства колонии. Некоторые сотрудники относились с пониманием, даже у руководства колонии проскальзывали нотки: мы видим, что с вами поступают очень жестко, но мы просто исполняем.
Когда приехал домой, ко мне через час пришли полицейские и дали подписку об обязательной явке в ОВД. Я пришел, там были местные полицейские и оперативники центра по борьбе с экстремизмом, они пытались поставить меня на профучет как освободившееся лицо. Я полдня объяснял им, что приговор отменен, я не судим.