красная зона в поликлинике что это такое
«Молодые и здоровые могут за три дня оказаться в реанимации» Врач из «красной зоны» — об опасных симптомах и непредсказуемости коронавируса
Одна из главных целей российского здравоохранения — снижение смертности людей трудоспособного возраста почти в полтора раза и увеличение средней продолжительности жизни россиян до 78 лет. Для этого реализуется нацпроект «Здравоохранение». Вместе с тем, почти год в России продолжается пандемия коронавируса, и Минздрав предупреждает, что из-за эпидемии растет смертность и по другим причинам, потому что многие хронические больные сейчас не обращаются к врачам. Кроме того, эпидемия делает россиян все более тревожными и меняет их образ жизни, из-за чего могут развиваться как психологические проблемы, так и конкретные физиологические нарушения. О том, как коронавирус влияет на больных и на здоровых, «Лента.ру» узнала у врача-сомнолога, ведущей направление «Медицина сна» в Центральной клинической больнице Управления делами президента России Дарьи Лебедевой.
Вы наблюдали людей с коронавирусом в «красной зоне» — что можете сказать о симптомах?
Дарья Лебедева: Не всегда заболевание начинается с потери обоняния. Одним из первых симптомов может быть, например, ощущение одышки при незначительной физической нагрузке либо подъем температуры до высоких цифр.
Из своего опыта хотелось бы отметить еще и то, что это заболевание очень непредсказуемое. Может поступить молодая девушка без лишнего веса, сопутствующих заболеваний, с небольшой температурой — и через три дня оказаться в реанимации. А может поступить пациент немолодой и, например, с онкологическим заболеванием, но, слава богу, перенести все более-менее в средней форме.
Всегда нужно быть аккуратным и стараться этот пик — первые две недели — быть максимально настороже. Лучше вовремя обратиться к врачу, сдать анализы, сделать КТ легких и так далее.
По своей специализации сомнолога можете назвать какие-то особенности COVID-19?
Самая частая причина, при которой коронавирусная инфекция может протекать тяжелее, — это лишний вес. Такие люди часто страдают осложненным храпом с остановками дыхания во сне — апноэ. Если такие пациенты не проходят терапию с помощью респираторной поддержки — СИПАП-терапию, то они тяжелее переносят коронавирус. Выше вероятность того, что такой пациент попадет в реанимацию.
Работая в «красной зоне» и видя таких пациентов, я обязательно провожу им проверку сна. Если диагноз нарушения сна подтверждается, то пациенты, лежа в обычной палате, а не в реанимации, спят с масками. То есть мы делаем раннюю профилактику осложнений, чтобы пациенты не попали в реанимацию и все не закончилось плачевно. Дело в том, что пациенты с ожирением часто не выкарабкиваются после ИВЛ и умирают.
Фото: Артем Краснов / «Коммерсантъ»
А может ли коронавирус вызвать опасные нарушения сна у тех, кто раньше ими не страдал?
Если у человека есть ожирение, у него уже было апноэ сна, поскольку это основная причина. Следовательно, и при коронавирусе нарушение сна тоже проявится.
Самое интересное — многие доктора думают, что если таким пациентам назначить простую кислородную терапию, то все будет нормально. Недавно я делала проверку сна пациентки с апноэ на кислороде. И все равно, даже на кислороде из-за остановок дыхания ночью кислород падал. Это не лечение. Днем вроде бы все нормально, а ночью у человека все равно будут циклические падения кислорода — например, 30 раз в час и больше, что, конечно, негативно сказывается на качестве терапии в целом.
Существуют ли какие-то особые рекомендации для пациентов с коронавирусом, страдающих нарушениями сна?
Конечно. Если такому пациенту ранее была назначена СИПАП-терапия (сейчас точнее говорить не СИПАП, а ПАП-терапия), нужно обязательно спать со своим аппаратом. То же самое в случае, если человека госпитализировали, — пусть родственники привезут аппарат в больницу. Это важно.
Конечно, лучше использовать бактериальные фильтры, но это уже больше касается гигиены использования аппаратов. Но в целом рекомендация такая: тем, у кого апноэ уже диагностировано, нужно пользоваться аппаратами, а тем, у кого есть подозрение, нужно делать проверку сна и при подтверждении диагноза начинать лечиться. В таком случае снизится вероятность заразиться коронавирусом, а также будет меньше шансов перенести инфекцию в тяжелой форме.
Как вообще понять, что во сне начинаются проблемы? Человек же спит!
Самый простой способ — если вы спите не один, у вас есть свидетель сна, сосед по кровати. Или соседка. Как правило, они говорят: «Дорогой (дорогая), ты храпишь». Или: «Ты не дышишь, я просыпаюсь, смотрю и боюсь, вдруг ты умрешь». Но не всегда есть сосед или соседка, а иногда они спят и не слышат.
В таком случае нужно обращать внимание на другие симптомы, которые можно поделить на ночные и дневные. Первые — это, как я уже сказала, храп и остановки дыхания. Кроме того, к ночным симптомам относятся потливость, особенно в области головы и шеи: человек за ночь так потеет, что у него мокрая подушка; частые мочеиспускания — когда человек ходит в туалет более трех раз за ночь.
Дневные симптомы — это прежде всего постоянная сонливость: человек засыпает на совещаниях, за рулем, в метро — где угодно. Это повышение давления, особенно в утренние часы. Ну и в целом упадок сил: постоянно хочется прилечь и ничего не делать.
Это основные симптомы. Если есть хотя бы по одному дневному и ночному — значит, нужно сделать проверку сна.
Молодые или пожилые — для кого это опаснее?
Чаще всего это мужчины среднего возраста с лишним весом. Если воротничок рубашки у мужчины больше 43 размера, ему рекомендуется проверить сон. Однако с возрастом это заболевание только усугубляется. Мышцы глотки становятся более рыхлыми, тонус их снижается, и увеличивается число остановок дыхания. Поэтому чем старше человек, тем больше вероятность того, что у него есть апноэ. И то же самое — при увеличении лишнего веса. Мужчины страдают в три раза чаще, чем женщины. Но когда у женщин случается климакс, частота встречаемости примерно выравнивается.
Еще какие-то симптомы, связанные с коронавирусом или пандемией в целом, можете отметить?
Из своего опыта могу сказать, что после того, как начали вводить карантин и изоляцию, ко мне стало обращаться больше пациентов с нарушениями сна, чаще всего — с бессонницей. Причем все начинается потихоньку. Сначала сложно заснуть один раз — если, например, человек допоздна смотрел кино. Потом к этому добавляется тревога, новости из СМИ и так далее.
Плюс привычка лежать на кровати сутками — смотреть телевизор, использовать гаджеты, принимать пищу, читать. Квартиры у нас часто маленькие, а семьи нередко большие, поэтому приходится как-то ютиться. И привычка лежать становится не такой, как раньше. То есть прежде человек ассоциировал постель только со сном, сейчас же для него это и офис, и библиотека, и ресторан, и кинотеатр — все вместе. И так как мы сейчас меньше двигаемся, не ходим на работу, видим меньше яркого солнечного света, наши биологические часы сбиваются. Кроме того, физически человек не устает так, как раньше. У него нет потребности лечь, чтобы отдохнуть, потому что физической нагрузки особой нет.
Это все приводит к тому, что люди могут целыми ночами смотреть телевизор, засыпая ближе к утру. Когда после этого они выходят на работу в офис, то понимают, что ночами не могут уснуть — привычка не спать ночью уже сформировалась.
Если сон нарушается во время болезни — это, в принципе, нормальное явление, потому что температура, интоксикация либо какие-то болевые симптомы — например, головная боль, боли в мышцах — мешают спать. Это нормально. Когда человек выздоравливает, сон должен нормализоваться. Плюс у больного обычно сил нет, утомляемость, общая слабость. Поэтому если заболевший человек днем спит, не нужно его будить. Во время болезни, для того, чтобы быстрее восстановиться, можно спать и днем.
«Если тебе кажется, что хочешь пить, – тебе кажется»: наш корреспондент побывала в красной зоне и посмотрела, как медики лечат тяжелых пациентов с коронавирусом
Правила красной зоны
А я медика узнаю по халату
Еще полгода назад обложки мировых СМИ облетели фотографии врачей, медсестер, санитарок с глубокими следами от масок и очков на лице. «Было сложно только первое время», — признаются сейчас медики, уже привыкшие к многочасовой работе в противочумных костюмах. Но мне этот опыт только предстоит получить — и здесь не обойтись без помощи Ольги Дивиной, старшей медсестры первого инфекционного отделения 1-й городской больницы Минска. Чувствую себя немного беспомощной: в то время как Ольга застегивает комбинезон и поправляет респиратор, я только натягиваю бахилы. Шапочка, щиток, селфи на память — и вот мы, минуя шлюз (здесь под кварцевой лампой дезинфицируются костюмы), оказываемся в красной зоне. Идеальное место вдохновения для сценаристов антиутопии: стерильная чистота и звенящая тишина. Удивительно, насколько здешняя атмосфера отличается от той, что за дверью, — особенно если вспомнить, что мы в одном корпусе. На посту едва слышно перешептываются медсестры — экономят силы и, наверное, воздух: все-таки как ты ни привыкай к респираторам, несколько часов в них находиться сложно. Друг друга коллеги научились узнавать по характерным жестам и походке, но для надежности у каждого на костюме написана фамилия. А иногда еще и милые рисунки цветов и сердечек — вот уж холст для творчества, можно разгуляться!
Но достаточно лирики — в чувство меня приводит шум из ординаторской, где заведующая отделением Анна Гуменюк живо обсуждает с коллегами план лечения пациента. Медика я отвлекать не смею, поэтому послушно жду возможности пообщаться. Десять минут, полчаса, час…
Вместо антибиотиков — гормональная терапия
Наконец Анна Григорьевна заканчивает с консультациями и принимается заполнять эпикризы. Невольно задумываюсь, как ей удается в постоянно запотевающих очках и щитке следить за почерком, да еще и на мои вопросы отвечать — замечу, очень обстоятельно.
— Если сравнивать первую и вторую волну, то количество тяжелых пациентов с ассоциированными COVID-19 пневмониями хватало и весной, и сейчас — каждому из них требуется сложное длительное лечение. Но мы стали чаще отправлять людей на долечивание в другие клиники, потому что после выписки из стационара домой им ехать рано, — говорит специалист.
Трудностями медиков не напугать: благодаря приобретенному опыту они чувствуют себя увереннее и оперируют богатым арсеналом методов лечения.
— В отделение поступают пациенты с сильным кашлем, температурой и жалобами на нехватку воздуха. Это довольно серьезный симптом — даже малейшее движение вызывает у человека одышку и потливость. Раньше мы делали уклон на антибиотики, чтобы прекратить лихорадку, но протоколы лечения изменились. Теперь акцент на гормонозаместительную терапию — препараты вводятся внутривенно, — обращает внимание Анна Гуменюк. — Мы постоянно взываем к пониманию пациентов, что положение в прон-позиции и адекватный питьевой режим — одни из ключевых методов лечения вирусной пневмонии. Вот тут сталкиваемся с проблемами: людям сложно понять, что лежать на боку или животе необходимо, ведь это улучшает газообмен в легких и сатурацию. Как только тяжелые пациенты садятся или встают на ноги, содержание кислорода в крови падает.
Вирусная нагрузка на медиков в красной зоне бешеная. Но они уверены: если не пренебрегать личной защитой, все будет хорошо.
— С СИЗ у нас проблем нет, как и с лекарствами — достаточно препаратов и для профилактики тромботических осложнений, и для низкомолекулярной терапии. Отделение рассчитано на 50 человек, практически половина находится на кислороде — точек хватает всем, — отмечает завотделением.
Анна Григорьевна признается, что коронавирус научил лично ее надеяться на лучшее и не роптать:
— Эта инфекция напомнила, что есть такое слово — надо. Сейчас я живу одним днем и практически не строю планов — как видим, это дело неблагодарное. Нам бы зиму выстоять, когда будет подъем ОРВИ и гриппа, а дальше полегчает. Хочется, чтобы люди с пониманием и без негатива относились к мерам безопасности и носили маски.
Кажется, что хочешь пить? Тебе кажется
Процедурную медсестру Яну Ковалеву пациенты обожают — за молодость (девушке всего 20 лет), добрый взгляд и озорство. 65-летний Михаил Петрович, которому она ставит капельницу, по-доброму подшучивает: «Яночка, вы собой озарили палату! А то коллективчик у нас так себе — одни старики». Потом с любопытством поглядывает на меня — новенькая, что ли? Но не все здешние пациенты такие активные: кто-то часами смотрит в потолок, жадно глотая кислород из маски, другой взахлеб читает «Войну и мир», а иной держит в руках молитвослов и с благоговением перелистывает страницы.
— Вы спрашиваете, как мне работалось в первую волну? Неожиданно и страшно, — перебирает в памяти разные эпизоды Яна. — А сейчас спокойно. Просто хочется помогать людям, хоть как-то их подбадривать. Мы ведь все понимаем: сложно постоянно находиться в палате, все скучают по родным и свежему воздуху.
Забота о здоровье
Доктор, к вам в больницу привозят пациентов с уже установленным диагнозом «коронавирусная пневмония» или только с предположением?
Роман Сергеевич: Привозят, как положено по регламенту: либо с компьютерной томограммой, которая показала наличие пневмонии, либо с положительным мазком на COVID-19.
А если пневмонию вызвал не коронавирус, нет ли риска, что в стационаре такой пациент может им заразиться?
Может ли такой «коктейль» увеличить риск тяжелых форм заболевания?
Как лечат тех пациентов с пневмонией, которым не нужна реанимация?
Какая доля госпитализированных, по вашим наблюдениям, «утяжеляется» и нуждается в реанимации?
Есть ли признаки того, кому, скорее всего, понадобится реанимация?
Роман Сергеевич: Сказать сложно заранее. Но в реанимации больше всего пациентов-мужчин с избыточным весом и различными хроническими заболеваниями.
Врачи и сестры общаются со множеством больных. Высок ли для них риск заражения?
Роман Сергеевич: Я абсолютно убежден, что при правильном использовании средств индивидуальной защиты заразиться невозможно.
Но в вашей клинике, да и во многих других, среди персонала уже есть заразившиеся коронавирусом. Как же это произошло?
Расскажите об этом режиме подробнее, пожалуйста.
Значит, повторно средства индивидуальной защиты не используются? Их достаточно?
Сильно ли устаете за время смены?
Имело ли значение для персонала то, что обещаны доплаты всем, кто работает с COVID-19?
Где лечатся те сотрудники, которые все-таки заразились?
Но ведь эти рискованно и для коллег, и для других пациентов?
А как вообще настроение в вашем коллективе?
Роман Сергеевич: Народ шутит, смеется, особого страха я не видел. Хотя уже говорят, что надоело, пора с этим вирусом заканчивать.
Переболевший коронавирусом рассказал о пребывании в «красной зоне»: «По-настоящему страшно»
О том, что происходит по ту сторону зоны, насколько надежны дистанционные градусники, что слышишь и видишь в полузабытье, о «легких» и «тяжелых» пациентах реанимации, своеобразном юморе врачей, рассказал «МК» Александр Кутузов, проходивший лечение в НИИ скорой помощи имени Склифосовского. Его смогли вырвать из лап Covid-19, перелив плазму переболевшего пациента.
«Стало по-настоящему страшно, когда температура подскочила к 40»
Недомогание Александр почувствовал еще 29 марта, в воскресенье. Вечером у него поднялась температура до 38,5. Начался небольшой кашель. Через десять минут «висения на трубке», ему удалось дозвониться до «скорой». Диспетчер сообщила, что вызов передала врачу, с ним свяжутся. Утром пришлось снова вызвать «скорую». На этот раз медики приехали.
Прибывшие медики уже были в спецкостюмах, в «скафандрах». Сказали, что у Александра легкая форма болезни, но, так как ему через два месяца должно исполнится 50 лет, предложили все-таки поехать в больницу.
3 апреля его привезли в НИИ скорой помощи имени Склифосовского. Как он сам определил: «Первый пошёл. » Сразу взяли анализы, сделали компьютерную томографию (КТ), УЗИ. По сообщению врачей, пока все было относительно хорошо. На ночь Александр получил две таблетки противовирусного препарата. И определил свое состояние весьма оптимистично: «Все хорошо, полет нормальный!»
Попав на больничную койку, Александр начал вести дневник, выставляя посты в Фейсбуке, чтобы на своем примере показать, что коронавирус – серьезная угроза, чтобы люди берегли своих близких и оставались дома.
4 апреля в 15:29: «Мы здесь точно в первой волне и персонал на нас все обкатывает. Вчера, например, привезли аппарат УЗИ для лёгких. (Врачи слушать стетоскоп в скафандрах не могут, поэтому сначала делают КТ, а потом УЗИ). Подвезти аппарат к моей кровати не давал холодильник (кстати, оказывается, можно было брать с собой все, что хочешь, в том числе и продукты, никто сумки не смотрел и все вещи с нами, в том числе и одежда). Минут 10 двигали кровати, когда, наконец, подвезли аппарат, включили, но оказалось, что розетки обесточены. Пришлось соединять через удлинитель с розеткой на другой стене. Обещали все исправить».
На утреннем обходе врач сказала Александру, что на КТ у него обнаружили воспаление легких. Пока в слабой степени. Ему продолжили ставить капельницы с витаминами и парацетамолом, а также давать антибиотики и противовирусный препарат.
Где он заразился, Александр не знает. За границу не ездил, с теми, кто вернулся из-за рубежа, не контактировал. Общественным транспортом не пользовался, передвигался по Москве на машине. Постоянно носил с собой в кармане дезинфицирующий гель, часто мыл руки. Мог подцепить заразу в магазине, где покупал продукты отцу, хотя и принимал все меры предосторожности. Когда вышел с покупками, повстречался на узкой дорожке с кашляющим человеком. Как говорит Александр, тут же шарахнулся от него. Потом с кем-то ехал в лифте… Опасность была везде, и, как оказалось, она была реальной.
Тем временем, Александр недолго оставался в палате в одиночестве. Вскоре у него появился сосед, серьезный парень лет 25. Тест на коронавирус ему сделали еще 27 марта, а положительный результат он получил только спустя неделю, после чего оказался в Склифе.
Следующая ночь выдалась жаркой.
5 апреля в 18:55: «Я, конечно, двумя руками за то, чтобы врачи и персонал отдыхали, но оставлять на все отделение дежурного. К вечеру температура привычно обосновалась на рубеже 38,5 и ничего не предвещало скорого ралли. Но вот робкие пробития на 38,8, потом 39. Здесь я отработанным движением нажал кнопку вызова. Прошло 10 минут, 15… Послал соседа на поиски, через 5 минут пришёл практикант, попытался опять стрельнуть китайским термометром, на что на его 37,2 я предъявил ему 39 градусов на ртутном.
На следующий день состоялся переезд. Александра с соседом перевели на 4 этаж, где закончился ремонт. Те двухместные палаты на 3 этаже, где они раньше лежали, изначально планировали под больных на ИВЛ.
Теперь они располагались в 5-местной палате.
5 апреля в 18:55: «Уровень комфорта тот же, но палата раза в три больше. Контингент хороший: два студента, которые рубятся в игры, директор школы и интеллигентного вида азиат, с которым еще не успел познакомиться. В целом состояние хорошее (понятно, что бывало лучше), настроение бодрое и жизнеутверждающее. Температура гуляет между 38 и 39, выше сбивают. Кроме температуры и слабости других симптомов нет».
-Врачей в «скафандрах», под маской различали?
-В начале многие из них не носили бейджики. Узнавали их по очертаниям фигуры, по походке, по разговору, по глазам. И всегда чувствовали, когда они под маской улыбаются.
«Врачи опасались быстрого развития негативного сценария»
А на следующий день они с медиками «раскладывали пасьянс».
Александр признается, что огромным стимулом для него стала поддержка родных, друзей и совсем незнакомых людей, которые его постоянно подбадривали в соцсети.
Но все испытания были впереди. У Александра открылся кашель с мокротой, его выворачивало добрых полчаса, доходило прямо до рвоты.
9 апреля в 12:55: «Потом ко мне все чаще, и чаще стали заглядывать врачи и смотреть насыщенность крови кислородом. Причем, меняли приборчики, и через полчаса смотрели снова, и снова. Оказалась, что сатурация упала до 94. После очередной такой побудки с повторным измерением в ночи, дежурный врач, сказал: «А давайте мы вас отвезем на первый этаж (в реанимацию), просто подключим к монитору и последним, чтобы вы поспали, а утром вернем. » На том и порешили».
9 апреля: «Утром меня разбудил доктор, у меня взяли еще целую кучу анализов, на вопрос, почему не везут обратно, доктор ответил с долей юмора: «Опять обманули :)». Самочувствие с утра хорошее 37,7, регулярно надевают активную маску дышать кислородом. На обход к нам два раза в день приходит сам Сергей Сергеевич Петриков, директор Склифа. Мне сказали, что я задержусь здесь дня на два. »
— Кислородная маска – это ведь тот же аппарат ИВЛ, только неинвазивный. Какие были ощущения, когда вам ее надели?
-Была вероятность, что вас интубируют – установят в трахею специальную трубку?
-Я был в шаге от этого. У меня десять дней держалась высокая температура, я был выжатый, как лимон, лежал в горячем полубреду, сатурация падала. Врачи сказали, что оставят меня в реанимации до утра, на самом деле я завис там на трое суток. В какой-то момент мне второй раз за время пребывание в больнице стало страшно. Я понимал, что подошел близко к черте… У нас был блок «легких». А рядом, через стеклянную перегородку, лежали «тяжелые», с трубками в гортани. Аппарат ИВЛ закачивал им в легкие воздух, «дышал» за них. Беднягам не повезло. Ни говорить не могли, ни пить. Их кормили через зонд. Еще немного, и я бы сам там оказался.
-О ком или о чем в те минуты вспоминали?
9 апреля: «Также в моем блоке была своеобразная сортировка прибывающих людей, поменялось за все время человек 10. Это, конечно, была галерея образов: мужественный, в годах армянин Георгий Гаевич, который все тяготы и лишения воспринимал с улыбкой и шуткой, и готовностью во всем помочь врачам. Был и нытик моих лет, который во всем находил только плохое, жаловался на все и просто нудел. С ним рядом всем тяжело было находиться. Он вызывал только жалость».
«Первый раз написал отказ от переливания плазмы»
А в это время в НИИ скорой помощи имени Склифосовского и в городской больнице №52 больным с коронавирусом начали переливать плазму крови выздоровевших пациентов. Донорами стали переболевшие люди, в крови которых сохранились иммунные антитела к коронавирусу. Они-то и должны были помочь реципиенту эффективно бороться с инфекцией.
10 апреля в 12:00: «Друзья, вчера в 22.00 мне начали переливать плазму выздоровевших людей с антителами. Не скрою, сильно колебался, первый раз даже написал отказ из-за маленьких, но все-таки существующих рисков переноса всяких неприятностей, типа СПИДа, гепатита и так далее, а также возможных аллергических реакций.
— Медики плазму, конечно, очищают от различных инфекций, но 100% гарантии все же не дают. В конечном итоге меня убедил директор Склифа Сергей Сергеевич Петриков. На вечернем обходе он сказал нам: «Мы вам плохого не посоветуем, просто сотрудничайте с нами!». У него, конечно, очень сильная энергетика. Человек он немногословный, но, когда начинал говорить, видна была харизма, прямо сразу веришь его словам!
10 апреля в 12:00: «Через 5 мин после начала процедуры, решили ее все-таки приостановить и сначала сбить температуру 38,2 анальгином. Через 1,5 часа было 37,3, мокрая постель, которую сразу поменяли, и процесс продолжили на очень медленной капельнице».
200 мл вливали два часа. Около часа ночи все закончилось. С утра температура была уже 36, 1. Сатурация без кислорода 97-98. Стал чувствовать запахи, хотя в реанимации это не всегда к месту… Первый эффект был налицо, стал проситься в палату, но мне сказали, что еще немного понаблюдают.
11 апреля в 16:42: «В 13.00 вернули в палату. Сопалатники радостно приветствовали. Людмила, которая развозит обеды, наложила праздничную порцию вкуснейшего обеда: гороховый супчик, котлету, тушеную морковку, плов и, куда ж без него, сладкий компот! С большим блаженством принял душ, облачился в чистое, с аппетитом поел и заснул глубоким сном!
-Что-нибудь вкусненького хотелось, когда пошли на поправку?
-Как ни странно, я привык к больничной еде, и даже сформировал привычку после 18. 00 ничего не есть. Все было сердито, но вкусно. Организм благодарил за утреннюю овсянку (Сэр!), которую я не ел уже лет 20 (без иронии)! Приносили фрукты, йогурты. Спасибо жизнерадостной Людмиле за классные рассольники, картофельные супчики, котлетки, гуляш.
15 апреля: «Мне пишут также разного рода covidiots, стараясь убедить меня, что никакая это ни «корона», один экземпляр написал, что я симулянт, участвую во всемирном заговоре, обозвал меня иудой, так как за 3 дня в реанимации «моя рожа никак не похудела ни на полкило». Ничего не отвечаю, отправляю в бан».
У всей палаты, где лежал Александр, взяли мазки. Для выписки каждому нужно было получить по два отрицательных результата.
А 17 апреля выписали и Александра. Прежде чем покинуть Склиф, он сдал кровь на антитела, и теперь очень надеется, что она подойдет, и он сможет помочь другим больным, став донором.
17 апреля: «С утра было радостно и немного тревожно, за эти две недели уже привык к госпитальной палате, врачам, медперсонал, и непонятно как за это время изменился мир. Но дома ждала семья, по которой очень соскучился! Хотя сразу закрылся в отдельной комнате, чтобы не дай Бог не заразить домочадцев. Общаемся по WhatsApp, как и из больницы, но главное теперь мы рядом!»
-О чем сейчас мечтаете?
-Когда все закончится, обнять родных и пойти гулять.