что такое зло в православии

Добро и зло (+ВИДЕО)

Закон Божий с протоиереем Андреем Ткачевым. Беседа шестая

Проблема зла, конечно, тревожила любую христианскую совесть и любой ум. Люди задумывались: если Бог зла не творил, то что такое зло? Глубже всех, пожалуй, понял суть проблемы святитель Григорий Нисский. Он говорит, что зло не имеет сущности, это есть некое удаление от добра, погружение в небытие, тьму. А у тьмы сущности нет. Тьма – это просто отсутствие света. У света сущность есть, а тьма – это его отсутствие.

К рождению зла, к счастью, человек не причастен. Зло родилось в мире ангельском. К счастью, мы – жертвы зла, а не его творцы. Конечно, мы напридумывали много чего по части зла, по части его культивации, распространения, его рекламы, его оправдания, но это все не без бесов сделано было, потому, что они – начальники зла, любители всякой нечистоты и хитрые пиарщики всякой грязи. А мы жертвы.

Повторюсь: зло родилось в мире ангельском. Это жуткая мысль: «Выше звезд поставлен престол мой, вознесусь выше всего, что называется святыней». И мы должны признать свою ограниченность в способности понимать инфернальные глубины. Глубины сатанинские, к счастью, человек, пожалуй, не может постигнуть. Человек, к счастью, не может узнать зло в той его конечной глубине, в которой оно существует в ангельском мире. Мы – жертва греха, он нас заразил некоей частью своей заразы, он внушил нам претензию на то, чтобы мы были тем, чем мы не были.

Зло всегда обещает больше и, как говорил святитель Димитрий Ростовский, сулит злато – а дарит блато

«Будете, как боги». Зло всегда обещает больше, чем дарит, и, как говорил святитель Димитрий Ростовский, сулит злато – а дарит блато. Оно обещает тебе нечто – заметьте, сегодня это реклама, кредиты, поездки, работа за рубежом… «Да, ты будешь там! Идем, идем, идем. Тебя ждет Олимп!» Но ты оказываешься потом в глубине какой-то жуткой грязи, думаешь: а как это я развалил свою семью? потерял здоровье? оказался в чужой стране без денег и средств, опозоренный и униженный? Да, это микросхема, действующая еще с момента обмана Адама и Евы. «Будете, как боги, не переживайте; Он лжет, а я не лгу. Он говорит, что вы умрете, – не умрете. Да не умрете вы, а будете, как боги…» Обещание того, что ты не заслужил, обещание того, что тебе вредно, и безмерное завышение претензий. Это зло в его человеческом измерении. Но приходит оно к нам из ангельского мира. Это не мы его выдумали.

Это потом уже люди, бесноватые, одержимые, тайно или явно злу поклонившиеся, полюбившие зло, становятся такими успешными агентами зла во Вселенной. Они потом уже распространяют грех, не стесняются этого и считают грех за истину. Но это уже такие моменты истории, в которые человек сродняется с падшим духом. Человеку нужно, безусловно, приобрести, как пишет апостол Павел, некие чувства, навыком приученные различать добро и зло (ср.: Евр. 5: 14). Потому что добро и зло – это очень неочевидные вещи. Они неочевидны, мы живем в запутанном мире, и есть вещи, которые кажутся добром, но являются злом. Вкусил – и по прошествии времени увидел. «Вкусите и видите, яко благ Господь» (Пс. 33: 9). Точно так же – вкусите и видите, яко зол диавол: вкусил – ой, нет, это ужасно, это неправда.

Но человеку нужно приобрести навык различать добро и зло еще до вкушения. А ведь нет такого зла, которое бы не одевалось в добродетель. Зло нуждается в добре для того, чтобы подстроиться под него и смимикрировать. Потому что чистое зло отвратительно. Если бы диавол являлся таким, каков он есть, как он являлся великим святым, чтобы устрашить их, или просто обнажал свою рожу, снимая маски, и представал в своем подлинном гнусном виде, то, конечно, никто не служил бы ему. Ни одна живая душа не пошла бы на Хэллоуин, не одевала бы на себя маску с рожками, и вообще любая инфернальная тема была бы отвергнута – тут крестное знамение и «Свят, свят, свят». Потому что это ужасно.

Аду нужно играться в себя и убеждать в своей шуточности, в своей мнимой доброте. Аду нужно добро для того, чтобы подстраиваться под него или обзывать добро другими прозвищами: смирение – слабостью, щедрость – глупостью, снисхождение – мягкотелостью. Ад меняет понятия. Очень хорошо говорил Конфуций: для того чтобы мир не рухнул, нужно еще раз переназвать понятия. То есть нужно назвать храбрость – храбростью, а не наглостью; трусость – трусостью, а не рассудительностью; щедрость – щедростью, а не расточительством; жадность – жадностью, а не бережливостью. Нужно переназвать мир, потому что неправильно названный мир – это мутная вода, в которой лукавый ищет свою рыбу. Зло нуждается в добре, потому что оно мимикрирует и подделывается под него.

Добро в зле не нуждается, к счастью. Но добро само по себе просто, и его тоже можно спутать. Расскажу случай из моей личной жизни. Я, будучи в классе четвертом, лет в 10–11, лежал в больнице после операции по удалению аппендицита. А после нее два-три дня есть нельзя и пить нельзя сутки. Только смачивают после операции ребенку или взрослому губы водой с лимоном. И человек довольно-таки ощутимо страдает, особенно если он не привык долго ничего не есть. Мы лежали в реабилитационной палате после операции, нас было несколько мальчишек. И среди нас был мальчик из села, к которому пришла бабушка, – такого же возраста мальчишка, как и я, лет 10–11, а может, и 9. И мальчик этот пожаловался бабушке, что хочет есть. Что же делает бабушка? Она бежит в магазин купить внуку чего-нибудь поесть: как же! ведь ребенок есть хочет. Какая бабушка не накормит ребенка?! Хотя врачи строжайше запретили – это вопрос жизни и смерти: нельзя ничего давать есть человеку после операции два-три дня. «Да что врач знает! – думает бабушка. – Кто любит внука больше: я или доктор?» Она купила ему булку – халу такую, и он смолол пол этой булки тут же, при бабушке – она тайком ее пронесла в больницу… Умер. К вечеру того же дня. Бабушка принесла, он с удовольствием съел, а потом им позвонили: забирайте, ваш ребенок умер.

Добро и зло перепутаны сильно в мире. Иногда человеку кажется, что мы делаем зло, а мы делаем настоящее добро. Допустим, ты полез в карман к кому-то, тебя поймали за руку и сильно побили. Тебе сделали зло или добро? Конечно, в день битья ты подумаешь, что жуткие враги тебя жутко избили. На самом деле по жизни ты поймешь, что тебе сделали великое добро, так как теперь любой позыв полезть в чужой карман у тебя будет сопровождаться воспоминаниями о серьезных тумаках, полученных однажды. Это было великое добро, не имеющее вида добра. Точно так же есть и великое зло, имеющее вид добра. И с этим нужно разбираться, потому что вся наша жизнь погружена в двусмысленность.

Вернемся еще раз к словам апостола Павла, который сказал, что у нас чувства должны быть навыком приучены к различению добра и зла. Именно навыком. Не все золото, что блестит, не все доброе, что мягко стелется. Не все то злое, что ершистое, колючее и злое. Мы знаем, что некоторые святые очень злые были, могли такое задвинуть, что тебя то в жар, то в холод бросало. Он святой? Да, он святой. Так почему же он так выражается? Это он от любви с тебя снимает шкуру наждачкой. Да, это есть. Знаем многих преподобных, которые, действительно, снимают шкуру с приходящего. По любви. Поэтому надо современному человеку отказаться от своих заготовок в отношении добра и зла. Человеку кажется, что он понимает, что такое добро. Если я целую ручки, глажу по шерстке, то я, конечно, добрый человек. Если ругаю, против шерсти глажу – я злой человек. Нет! Совершенно нет. Нужно отказаться от того, что мы понимаем, что – добро, а что – зло.

Любовь к человеку заключается в том, чтобы поступать с ним по-евангельски, а не угождая его прихотям, как говорит святитель Игнатий (Брянчанинов). Когда ты по-евангельски относишься к ребенку, ко взрослому, к соседу, к другу, к себе, это иногда бывает жестоко. «Что за христианство такое, что за жесткость, что за нетерпимость, лучше пожалеть всех…» Нет! Пожалеть всех – это будет ложная любовь. Это будет потакание злу. Поэтому зло оделось в одежду добра – чтобы люди его приняли.

У В. Высоцкого есть песня про правду и кривду. Они очень похожи, если и ту, и другую раздеть. И кривда одевается в правду, и ее принимают за правду. Потому что правда сама по себе очень неброская. Она – как Среднерусская равнина, тут нет ни гор, ни каньонов, ни водопадов, ни пальм, но почему-то сердце щемит и плакать хочется. Что в этой убогой красоте спрятано? В этих перекошенных березках, в этих буераках, в этих речушках небольших, в этих рваных облаках? Что здесь такое есть? Какая-то правда есть в этой Среднерусской равнине, такая щемящая правда Божия, очень неброская. Есть красивые, броские страны: океан, рыбы, дельфины, пальмы, солнце с утра до вечера. А правда не там. Чтобы найти правду, нужно было в пустыню уходить. Святой Антоний Великий уходил в жуткую песчаную глубь, где медное небо и горячий песок, где нет ничего красивого, потому что там – правда. Правда, она очень жесткая, и развращенный человек ее знать не хочет.

Выйти из мира мнимости в мир сущности – это и есть переход от зла к добру

Бог, как реальность, есть источник правды святыни и добра, и нужно идти к Нему, несмотря на то, что это не нравится, что это плохо, больно, неприятно – и страшно иногда. Страшно, да. Изолгавшемуся человеку страшно попасть в эти лучи настоящей правды. Но идти туда нужно, потому что мы живем, погруженные в ложь, как рыбы в море. Мы живем во лжи с утра до вечера. Нравится это или не нравится; может быть, кто-то не согласится с этим, но – мы погружены в ложь. Стилистическую ложь, этикетную ложь, мысленную ложь, информационную ложь. Мы лжем ежедневно Богу, себе и друг другу. Однажды почувствовав это, конечно, можно испугаться и захотеть жить по правде Божией. «Достало жить не по лжи, / Под босыми ногами ножи». Нужно жить все-таки не по лжи.

Конечно, тема большая, и говорить об этом можно больше, чем я сказал. И, может быть, я ничего не сказал, что нужно сказать, но я справа и слева обходил этот великий материк, который называется «разговор о добре и зле». Зла нет – это мнимость. Добро есть – и это сущность, это Господь. И вот выйти из мира мнимости в мир сущности – это есть переход от зла к добру. Это болезненный переход, как выход евреев из Египта.

Источник

Природа зла — Проблема зла в православном богословии

Природа зла в человеке.

Когда мы, христиане, обращаемся к проблеме зла, то оказываемся в парадоксальной ситуации. Ведь для того, чтобы понять, что такое зло, мы должны хотя бы умственно приобщиться злу. Но Св. Писание говорит нам обратное: отвращайтесь зла (Рим 12:9).

А с другой стороны, как мы можем отвращаться от зла, если не знаем, от чего нужно отвращаться? Как мы можем стремиться к добру, если не знаем, чем оно отличается от зла?

Этот парадокс указывает на то, что проблема зла не является чисто теоретической. Обращаясь к проблеме зла, мы особенно ясно сознаем, что в понимание требует вовлеченности в то, что мы хотим понять. Зло – это не нейтральный объект, если вообще существуют нейтральные объекты познания. Понимание зла само по себе является моральной, а лучше сказать, духовной проблемой.

Можем ли мы понять, что такое зло, не приобщаясь в то же время злу как таковому? Или, если использовать выражение апостола Иоанна Богослова, не погружаясь в так называемые глубины сатанинские (Откр 2:24)?

К проблеме зла можно подходить по-разному.

Можно исследовать то зло, которое совершается в мире и последствия которого мы испытываем на себе. Это, так сказать, объективное зло, источником которого являются события и процессы, происходящие в природном и социальном мире. И тогда предметом нашего рассмотрения является сам порядок мироустройства. В этом случае возникает вопрос о том, не является ли причина зла онтологической, то есть, не заключено ли зло в самой бытийной основе мира и человека?

Но в то же время мы видим, что зло творится – и творится самими людьми. А это значит, что нельзя обойти и другой вопрос – об истоках зла в самом этосе человека, в его намерениях и поведении. Есть что-то особенно противоречивое в том, что человек, который страдает от разного рода зла, сам творит зло. И творит его активно и даже изобретательно, как говорит апостол Павел (Рим 1:30).

Проблема зла – это вопрос об источнике зла. И даже если мы ищем этот источник в объективном устроении мира и человеческой жизни, мы неизбежно приходим к человеку, о котором точно знаем, что он производит зло.

Однако если человек – это один из источников зла в мире, сам человек не является источником своего собственного бытия. Следуя определенной логике, мы ищем источник зла там, откуда произошли и человек, и объективный мир, в котором он живет. И так мы приходим к вопросу о том, насколько Творец мира и человека виновен в существовании зла, – приходим к проблеме теодицеи, то есть «оправдания Бога».

Это законный путь рассуждения – искать первопричину, порождающую определенные следствия. Но в данном случае такая логика не вполне соответствует предмету рассмотрения. Если причиной бытия человека является Бог, то причиной зла, творимого человеком, является сам человек. Ведь мы по опыту знаем, что зло совсем не только приходит к нам извне. Мы чувствуем, что сами производим зло, и не можем, уподобляясь Еве, «переложить» это зло на кого-то другого. Поэтому для нас разрешение проблемы существования зла обязательно связано и с самоиспытанием.

Ведь, в конечном счете, проблема в том, как противостоять злу или, по крайней мере, ему не поддаваться. Но для этого нам необходимо прояснить статус зла с точки зрения богословской онтологии.

Согласно древней церковной традиции, следует утверждать, что зло не есть. В бытии как таковом нет такой «части», которая сама по себе была бы злом. Всё сотворенное всеблагим Богом есть благо, «добро зело» (Быт 1), а потому у того, что благом не является, не может быть сущности, субстанции. Даже падшие ангелы по природе своей являются благими. Бог зла не сотворил.

Что же такое зло? Богословский ответ таков: зло – это не природа, не сущность. Зло – это определенное действие и состояние того, кто производит зло. Есть известное и часто цитируемое высказывание блаженного Диадоха Фотикийского (V век): «Зло – не есть; или вернее, оно есть лишь в тот момент, когда его совершают». В этой формуле выражена самая суть зла, но это не «сущность» в философско-богословском значении этого понятия.

Другими словами, источник зла – не в устроении объективного мира, а в воле. Источником зла являются те существа, которые обладают волей. Те существа, которым Сам Творец дал возможность, но также и заповедь свободно относиться к Богозданному миру – к миру, дарованному Богом Своим творениям.

Таким образом, с онтологической точки зрения зло – нереально, оно – не существует.

Однако это с богословской точки зрения верное утверждение входит в очевидное противоречие с нашим опытом. То, что зло не существует онтологически и что оно коренится в свободной воле творений, не означает, что зла вообще не существует. Зло, конечно же, существует в мире, но не так, как существуют в нем вещи, организмы и всё, что имеет «сущность».

Потому что мир, в котором живет человек, – это не только некое упорядоченное Богом целое. Это также и область деяний тех существ, которых Бог наделил волей. Причиной этих деяний являются не внешние объективные законы, а именно воля и свобода. Так мы приходим к главному выводу: источником зла в мире является не Бог, сотворивший мир, но Его свободные создания.

В чем же реальность зла? – В его действенности. Зло происходит потому, что тварное бытие не является бытием, полностью зависимым от всеблагого Бога Творца.

Отсюда и другое важное заключение, к которому нас приводит именно рассмотрение проблемы зла. Бытие, которое изучает философская и богословская онтология, не ограничивается миром сущностей, то есть, тех «идей» и «смыслов», которые являются основой объективного природного мира. Обладающие волей субъекты – тварные существа, также относятся к бытию, потому что они тоже существуют в мире.

Что характеризует эти существа? – То, что они сами являются причиной и источником своих действий, несмотря на то, что существуют во внешнем для них мире, который ограничивает их свободу. Но свобода совсем не означает отсутствия ограничений. Напротив, свобода творений – это именно свобода в тех пределах, которые поставлены Творцом. Это свобода в условиях тварного бытия. А потому она по необходимости включает свободное отношение к Богу Творцу.

Ошибка всех концепций зла гностически-манихейского толка состоит в том, что в них злу отводится место в самом бытии – или в тварном, или даже в нетварном. Подобный дуализм противоречит христианскому пониманию творения мира и происхождения зла.

Но если мы утверждаем, что зло относится к сфере воли, тогда, безусловно, нужно говорить о дуализме. Только этот дуализм никоим образом не относится к Богу, а только к свободным тварям.

Человек, действительно, внутри самого себя пребывает как бы в поле напряжения между двумя полюсами – добра и зла. Таково нынешнее состояние человека – после грехопадения Адама. И каждый из этих полюсов обладает притягательной силой. Но их соотношение – не симметрично, потому что на одном полюсе – именно плюс, а на другом – именно минус.

То обстоятельство, что зло действует и в нас самих, и вне нас, что мы сами одновременно являемся и производителями зла, и его восприемниками, имеет серьезные последствия: пребывая в состоянии греха, мы, в сущности, не знаем, что есть добро. То есть мы знаем добро именно как нечто относительное, а не абсолютное. Абсолютным добром является только Сам Бог, как Он есть. В нашем же опыте «добро» и «зло» – соотносительны. И потому порой – взаимозаменяемы.

Вспоминается высказывание великого русского христианского писателя XIX века Николая Васильевича Гоголя: «Грусть оттого, что не видишь добра в добре». Здесь схвачена очень важная характеристика того, как зло действует в пространстве нашего человеческого добра.

Зло – обманывает. И сила его такова, что оно превращает наше добро – в себя самого, то есть в зло. Это хорошо знают на опыте аскеты-подвижники, которые устремлены именно к абсолютному добру – Богу и противостоят искушающей силе богопротивника-сатаны. Но это знает, хотя и в меньшей степени, каждый христианин, который стремится творить добрые дела, но часто поддается искушению самолюбования и гордыни, когда ему удается сделать что-либо доброе.

Другой образ добра и зла дает апостол и евангелист Иоанн Богослов: это образ света и тьмы. Бог есть свет, и нет в Нем никакой тьмы (1 Ин 1:5). Свет – это абсолютный позитив, «плюс», а тьма – отсутствие света, тень, нечто внешнее по отношению к свету (как в выражении «тьма кромешная»), «минус». Свет – это излучение благодати Божией. А тьма – это отсутствие света.

Зло как правило скрывается от света, оно – в тени. Но это не значит, что оно не активно. Зло обманывает и искушает нас изнутри, и особенно тогда, когда мы прилагаем усилия, чтобы творить не зло, а добро.

Зло проявляется в нас самих и нередко овладевает нами. И потому теодицея связана с антроподицеей – «оправданием человека». Возникает вопрос о том, как оправдать наше собственное существование, потому что мы видим, что грех в нас почти всесилен, так что и добрые намерения и дела порой превращаются в зло. Потому что добро, нами творимое, мы можем обратить в источник собственной погибели, если оно станет в нас причиной тщеславия, лицемерия, жестокосердия, самопревозношения и гордыни.

Понимание того, что зло – это не субстанция, а воля, что это не природа, а состояние природы, заставляет нас – прежде всего – исследовать зло в «пределах» собственной личности. Зло персоналистично.

Но как возникло в человеке зло? – Не только потому, что человек захотел стать «как Бог» (и тем самым согрешил), но и потому, что человек, будучи не Богом, а тварью, обладает богоподобной свободой. Зло в форме греха возникает как бы в промежутке между ограниченной, тварной природой человека и – выходящей за пределы природного детерминизма богоподобной свободой. Или, другими словами, – в пространстве «между» природой и личностью в человеке.

Свободная воля человека как тварного существа – это воля «гномическая», если воспользоваться терминологией преп. Максима Исповедника, то есть воля выбирающая. Она вынуждена выбирать потому, что человек поставлен в ситуацию выбора уже в силу того, что существует не по своей собственной воле. Человек свободен, но – в ситуации выбора. И главный выбор, который он должен сделать, – это выбор между следованием воле Божией и сопротивлением, отказом следовать Божественной воле.

Свободный человек стоит перед выбором, как относиться к Богу: с доверием или, наоборот, с недоверием. Необходимость веры заложена уже в той ситуации, в которой человек обнаруживает себя, явившись в мир. В этом – парадокс свободы человека как существа тварного.

Но Бог, как учит нас Евангелие, есть не только Творец, Который, как любой художник, отстранен от плода Своего творчества. В Богочеловеке Иисусе Христе Творец Вселенной открывается как любящий Отец, в творческом акте порождающий человека как своего сына.

Человек, начиная с Адама, встречается с вызовом со стороны Бога, а точнее – с призывом доверять отчей любви Бога. Вера взывает к доверию и требует верности. Эти понятия указывают на межличностные отношения, а не на отношения между безличными объектами или вещами.

Проблема происхождения и действования зла в мире, а потому и проблема свободы как источника зла относится к сфере существования личностей – ипостасей бытия. Мы ничего не сможем понять о зле, если будем размышлять о нем как о некоем объективном процессе, как о чем-то внешнем по отношению к личностям. И так же мы не сможем понять, что такое благо, если не будем помнить, что Бог – как высшее Благо – есть Триединство Божественных Лиц, а не безличный Абсолют.

Есть еще один ракурс, в котором необходимо рассматривать проблему зла: это связь зла и смерти, которая по слову Апостола, есть последний враг человека (1 Кор 15:26).

Но христианское отношение к смерти коренным образом отличается от того понимания смерти, которое можно назвать языческим. Ибо мы спасены смертью – смертью Богочеловека. Мы спасены Крестом Христовым!

А Крест Богочеловека – не только вершина Его земного пути, шествуя которым Он разделил судьбу человека – разделил с нами все последствия греха, кроме самого греха. Крест Христов – это переживание человеческой смерти как высшего зла и последнего врага человека. Митрополит Антоний Сурожский видел в смерти Христовой предельную солидарность Бога с человеком и считал, что подлинной «причиной» смерти Господа Иисуса Христа была та богооставленность, которую Он пережил на Кресте.

Но Крест Христов – это символ не только смерти, но и символ любви. Это проявление божественной любви, торжествующей над человеческой смертью как предельным злом. А потому можно сказать, что Крест Богочеловека есть самая убедительная теодицея.

Но о чем говорит богословие Креста? Оно говорит о том, что зло побеждается не просто через противостояние злу и не просто через делание добрых дел, но – через верность Богу, через стояние в устремленности к Нему и пребывание в единстве с Ним. То есть через любовь к Богу. Хотя, конечно, эта победа над злом невозможна без претерпевания зла – как в форме внутренних искушений, так и тех страданий, которые имеют внешний источник.

Чем же должно быть добро в нашей ситуации – в состоянии греха?

Добро – в том, чтобы решительно встать на сторону абсолютного добра, не удовлетворяясь его относительными вариантами, то есть на сторону Бога. Только вера и верность Богу может быть надежным путем, спасающим нас от зла, от его силы и его искушений. Думаю, именно это имеет в виду Св. Писание, когда говорит: Не будь побежден злом, но побеждай зло добром (Рим 12:21).

Международная богословско-философская конференция «ПРОБЛЕМА ЗЛА» Москва, 6–8 июня 2005 года

Митрополит Минский и Слуцкий ФИЛАРЕТ,
Патриарший Экзарх всея Беларуси,
Председатель Синодальной Богословской комиссии
Русской Православной Церкви

Источник

Понимание зла

Говоря о спа­се­нии, что сразу, в первую оче­редь мы затра­ги­ваем? Мы затра­ги­ваем огром­ной важ­но­сти вопрос. А от чего спа­се­ние? Все вам еди­но­гласно отве­тят, все рели­гии, все миро­воз­зре­ния – от зла. Что под­ра­зу­ме­ва­ется под злом? И вот здесь начи­на­ется. Вот здесь, как раз в этом вопросе, из кото­рого исхо­дит вся после­ду­ю­щая мысль и рели­ги­оз­ная и не рели­ги­оз­ная. Этот вопрос явля­ется тем фона­ри­ком, той исход­ной точкой, кото­рая объ­яс­няет, если хотите, кон­цен­три­рует на себе всю суть рели­ги­оз­ной мысли, рели­ги­оз­ных истин, если хотите, рели­ги­оз­ного даже откро­ве­ния в каждой рели­гии.

Каково пони­ма­ние зла? Мы встре­ча­емся с целым рядом раз­лич­ных точек зрения. Я сна­чала вам хотя бы назову те раз­лич­ные, если хотите, клас­си­фи­ка­ции, ну дам одну из клас­си­фи­ка­ций, пони­ма­ний раз­лич­ных уров­ней что ли зла.

Есть зло мета­фи­зи­че­ское. Когда гово­рят о зле мета­фи­зи­че­ском, то под­ра­зу­ме­вают сле­ду­ю­щее: само слово – мета­фи­зика, я наде­юсь понятно, за физика, т.е. за пре­де­лами этого мира, т.е. что имеет место в этом, в том мире, о кото­ром нам очень мало известно, почти ничего не известно. Так что же пони­ма­ется под мета­фи­зи­че­ским злом. Здесь, по види­мому тре­бу­ется иллю­стра­ция. Если мы возь­мем не хри­сти­ан­ское созна­ние, пожа­луй­ста, в этом отно­ше­нии может быть более яркой такой иллю­стра­цией может слу­жить рели­гия персов – зоро­аст­ризм. Там очень четко выра­жена ситу­а­ция, кото­рая тво­рится в том мире. Это рели­гия дуа­ли­сти­че­ская. Она при­знает одно­вре­мен­ное суще­ство­ва­ние двух начал: доб­рого и злого, веду­щих между собой непре­рыв­ную войну, т.е. здесь зло изна­чально ока­зы­ва­ется при­суще этому бытию. Правда, эта рели­гия пред­ла­гает, что в конеч­ном счете добро побе­дит зло, но это уже вопрос другой. Сама при­рода зла ока­зы­ва­ется не воз­ник­шая, не явля­ется след­ствием чего-то, а изна­чально суще­ствует. Есть другое пони­ма­ние мета­фи­зи­че­ского зла, то кото­рое мы нахо­дим в Библии. Пони­ма­ние, кото­рое при­суще было вет­хо­за­вет­ной рели­гии, и кото­рое оста­ется одной из истин хри­сти­ан­ской веры.

Что здесь пони­ма­ется под мета­фи­зи­че­ским злом? Разу­ме­ется вот что. Что хотя по Библии озна­чало мир сотво­рен­ный, т.е. и мате­ри­аль­ный, и не мате­ри­аль­ный был (есть хоро­шее сла­вян­ское выра­же­ние) «добра зело», т.е. все было пре­красно и совер­шенно в соот­вет­ствии со своим твор­цом, хотя это имело место, тем не менее, в резуль­тате сво­бод­ного акта твари про­изо­шло отступ­ле­ние от этого добра, если хотите, раз­ру­ше­ние этого добра. Про­изо­шло где? Еще там, там в мета­фи­зи­че­ской сфере. Поэтому зло начало быть уже там, но видите по какой при­чине, по другой.

Зло яви­лось иска­же­нием добра, нару­ше­нием добра, отступ­ле­нием от добра.

Еди­но­гласно все хри­сти­ан­ские духов­ные писа­тели гово­рят, что про­ис­хож­де­ние зла в этом мире, зла от кото­рого и пришел Сын Божий, Он же и Сын чело­ве­че­ский, спасти мир, вся про­блема этого заклю­ча­ется в сво­боде чело­ве­че­ской, а что это такое? Что слу­чи­лось? Как воз­можно это было, чтобы чело­век из состо­я­ния Бого­по­доб­ного, совер­шен­ного и бла­жен­ного мог нис­пасть до состо­я­ния скот­ского или даже ниже? Про­блема сво­боды. Есть ли какое опре­де­ле­ние сво­боды? Бес­чис­лен­ное мно­же­ство. Если попы­таться все-таки свести эту массу раз­лич­ных опре­де­ле­ний и интер­пре­та­ций сво­боды, то можно было бы придти к такому сле­ду­ю­щему выводу. Не удив­ляй­тесь, если со мной кто-то не согла­сится, я это приму без всяких огор­че­ний. Но я просто попы­та­юсь вот сде­лать такой экс­курс.

Мне кажется, что сво­бода – это есть спо­соб­ность чело­века начи­нать ряд дей­ствий, ну воле­вых дей­ствий, от самого себя, а не по какой-либо при­чине. Это навер­ное, очень трудно понять, но дру­гого опре­де­ле­ния трудно пред­ста­вить, дру­гого по суще­ству. Дело вот в чем. Что как только мы ставим вопрос – почему, то мы уже пере­чер­ки­ваем сво­боду. Сво­бода в том и заклю­ча­ется, что она есть сво­бода, т.е. неза­ви­си­мость не от чего. Вот это-то и утвер­жда­ется, вот каким пони­ма­нием. Что сво­бода – это есть спо­соб­ность чело­века, воз­мож­ность чело­века начи­нать ряд дей­ствий не по какой-либо при­чине, обу­слав­ли­ва­ю­щей эти дей­ствия, а от самого себя, потому что он так делает. Только приняв это, мы можем иметь какое-то сло­вес­ное опре­де­ле­ние сво­боды.

На самом деле, если гово­рить по суще­ству, то пони­ма­ние сво­боды невы­ра­зимо в поня­тиях, поскольку сво­бода отно­сится к одной из пер­вич­ных кате­го­рий, помните Пла­тона, не забы­вайте. Пер­во­на­чала опре­де­ле­ние не имеют, не под­да­ются. Сво­бода отно­сится как раз к этим пер­вич­ным кате­го­риям и поэтому пости­же­ние сво­боды воз­можно только через непо­сред­ствен­ное пере­жи­ва­ние ее, этой сво­боды, в самом себе, в своем личном опыте. И я думаю, что вни­ма­тель­ный чело­век сможет это сде­лать. У нас в жизни бывают иногда такие свет­лые моменты. Иногда, это может быть после хоро­шей испо­веди, при­ча­ще­ния, когда чело­век ощу­щает полный мир своих душев­ных сил, чув­ствует сво­боду от вле­че­ний, увле­че­ний и т.д. Так вот, сво­бода пере­жи­ва­ется, а не опи­сы­ва­ется сло­вами.

Вот теперь можно бы ска­зать о том, что же про­изо­шло в нашем мире, чело­ве­че­ском. Как про­изо­шло, что Адам из суще­ства бого­по­доб­ного стал подо­бен всем тварям земным. Вы знаете, что вопрос реша­ется видимо только пси­хо­ло­ги­че­ски, духовно-пси­хо­ло­ги­че­ски и можно себе пред­ста­вить вот, при­мерно такую кар­тину. Опять таки, лучше было бы осо­знать это через соб­ствен­ный опыт. Эту попытку может сде­лать каждый. Оче­видно для нас по край­ней мере одно, вы навер­ное все зна­комы с тем, напри­мер фактом, что как тол­ку­ется, пони­ма­ете факт наре­че­ния Адамом имен всем тварям. В этом отно­ше­нии тол­ко­ва­тели еди­но­гласны. Они гово­рят, что это есть знак того, что Адам видел суще­ство каждой твари, и имя это было не просто какая-то слу­чай­ность как бы назвать, а имя выра­жало суще­ство вот данной твари, т.е. каждое слово имело смысл, т.е. поня­тия дава­лись не просто так, а выра­жали суще­ство. И они гово­рят, это мог сде­лать только тот, кто видел суще­ство этой твари. То есть Адам обла­дал пора­зи­тель­ным веде­нием суще­ства окру­жа­ю­щего мира. Более того, само наиме­но­ва­ние это, о чем еще сви­де­тель­ствует. Если обра­тимся к исто­рии, к той эпохе, в кото­рую созда­ва­лись биб­лей­ские книги, то вам навер­ное, известно, кто имел право давать имя. Кто давал имя? Или отец, кото­рый был полным вла­сте­ли­ном в семье; или царь, кото­рый был полным вла­сте­ли­ном в народе; рабо­вла­де­лец, кото­рый был полным вла­сте­ли­ном над рабами и т.д. Одним словом, образно говоря, это давал царь.

Отсюда, тол­ко­ва­ния делают второй вывод: Адам обла­дал пол­но­тою власти, власть ему была дана над всем твар­ным миром, он был венцом, царем всего тво­ре­ния.

Вот эти два вывода, кото­рые очень логичны, ничему не про­ти­во­ре­чат абсо­лютно, выводы, в кото­рых очень трудно усо­мниться, дают нам воз­мож­ность гово­рить о том, что Адам пер­во­здан­ный – это было по истине суще­ство, пре­ис­пол­не­ное вели­чия. О том, что добра зело гово­рить нечего. Он был испол­нен кра­соты, вся­кого позна­ния, всякой власти, вся­кого веде­ния. Он же был такой же чело­век, в то же время, он был чело­век – а не Бог. И вот это осо­зна­ние и веде­ние себя тако­вым, оно яви­лось почвой, совсем не при­чи­ной. Совсем не при­чи­ной, а почвой, на кото­рой могло нечто про­изойти. Что это нечто такое?

Прежде, чем отве­тить на этот вопрос, я бы хотел отве­тить на другой. Есть вопрос очень серьез­ный, вопрос важный. Имел ли Адам все что нужно иметь? Ну да, всё, что нужно, наверно, а всё что можно иметь, ну конечно нет, он же был при­зван к совер­шен­ству. Это же не было суще­ство ста­ти­че­ское, завер­шен­ное, окон­ча­тель­ное. Нет. Поскольку он был назван обра­зом Божиим, то сле­до­ва­тельно этим же ука­зы­ва­лось на что, на бес­ко­неч­ную пер­спек­тиву его воз­мож­ного совер­шен­ство­ва­ния.

Чего не было у Адама? Одного очень важ­ного, очень важ­ного одного у него не было, и не могло быть и Сам Гос­подь Бог не мог ему это дать. Это одно – есть отсут­ствие опыт­ного знания себя. Кто он есть сам по себе, а не силою бла­го­дати Божией. Пони­ма­ете, когда чело­век растет в пре­крас­ных мате­ри­аль­ных усло­виях, он даже не пред­став­ляет как это можно чего-то не иметь, как это можно счи­тать послед­ние копейки. Как это можно рас­счи­ты­вать, что можно будет сего­дня поку­шать, как бы раз­де­лить, чтобы этого хва­тило. Ему даже в голову не придет нико­гда, он даже пред­ста­вить не может. Так же как очень часто моло­дые совер­шенно не могут пред­ста­вить, хотя видят. Смот­рят, старый чело­век едва-едва, что назы­ва­ется сейчас рас­сы­пется, а моло­дым это смешно. Ковы­ляет там, они даже не могут себе пред­ста­вить, кажется, что пони­мают, смот­рят, видят и не видят. Вот Адам, конечно тео­ре­ти­че­ски он знал, т.е. что значит тео­ре­ти­че­ски? Он видел, он созер­цал в той мере, в какой это доступно чело­веку Бога, конечно он общался с Богом, сопри­ка­сался с ним, пони­мал, что все это от Бога и в то же время не имел вот этого духов­ного зерна опыта, опыта знания того, что без Бога он ничто. Этого Адам не имел и иметь не мог. Вот это отсут­ствие, вы слы­шите, опыт­ного позна­ния при той почве вели­чия в кото­ром он нахо­дился и поста­вило его сво­боду, оста­вила его сво­бода, если хотите, вот перед реаль­но­стью какой, уви­деть себя Боже­ством. Таким же Боже­ством, он такой же как Бог, я такой же как Бог, все мне под­чи­нено, я все знаю, я испол­нен вели­чия и кра­соты. Ведь соб­ственно, посмот­рите на первое иску­ше­ние – «вы будете как Бог», не обра­щайте вни­ма­ния на мно­же­ствен­ное число, мы сейчас не каса­емся этого, речь идет «как Бог». Вот что в пси­хо­ло­гии пер­вого чело­века могло воз­ник­нуть, это нисколько не уди­ви­тельно, что оно могло воз­ник­нуть, притом, что он увидел. Другое, как отнесся к этому чело­век. Вот здесь он был сво­бо­ден, слы­шите, он сво­бо­ден был. У него еще не было стра­сти тще­сла­вия, не было стра­сти гор­дыни, он не был связан стра­стью. Не сво­бода насту­пает тогда, когда чело­век связан стра­стью уже. Помните, как я гово­рил, после при­ча­стия он сво­бо­ден, а потом уже про­хо­дит малень­кое время и опять он не сво­бо­ден. А Адам был сво­бо­ден. И вот тут про­изо­шел вот тот акт, кото­рый мы назо­вем актом сво­боды, т.е. воз­мож­но­стью начать ряд дей­ствий под самого себя. Он начал этот ряд дей­ствий, он дал сво­боду этой идеи, этой мысли, этому само­по­ни­ма­нию того, что он подо­бен Боже­ству, что он Бог, если хотите. Вот один из вари­ан­тов, кото­рый я просто могу вам пред­ста­вить, я вам нико­гда не пред­став­ляю окон­ча­тель­ных картин, забудьте вообще об окон­ча­тель­ных отве­тах.

Дважды два – четыре, опять это только в деся­те­рич­ной системе. В дво­ич­ной там вообще четы­рех нет. Так и здесь. Я вам пред­ла­гаю один из вари­ан­тов, кото­рые как мне кажется, очень соот­вет­ствуют пси­хо­ло­гии чело­века, соот­вет­ствуют той реаль­но­сти, в кото­рой нахо­дился первый чело­век. Можно понять при­чину совер­шив­ше­гося, при­чину этого акта, как могло про­изойти то, что мы читаем в Библии. Про­изо­шло именно сво­бод­ное, не по наси­лию стра­сти, нет-нет, а сво­бод­ное осу­ществ­ле­ние чело­ве­ком этой вот мысли. Что про­изо­шло? Совер­шенно ясно, что про­изо­шло. Осо­зна­ние себя Богом, есть ничто иное сразу как про­ти­во­по­став­ле­ние себя Богу. Акт про­ти­во­сто­я­ния, акт отсе­че­ния, акт раз­де­ле­ния с Богом. Вот что про­изо­шло. Вот какова при­рода зла.

Инте­ресно, что свя­то­оте­че­ская мысль прямо утвер­ждает одну идею, она про­во­дится всюду. Зло не имеет сущ­но­сти, если хотите, хри­сти­ан­ство этим прямо отвер­гает вот то, мета­фи­зи­че­ское пони­ма­ние зла, кото­рое при­сут­ство­вало в язы­че­ском созна­нии, когда зло рас­смат­ри­вали как нечто само сущее, само­бы­тей­ное, суще­ству­ю­щее так же как и добро. Хри­сти­ан­ство реши­тельно отвер­гает это и утвер­ждает – зло не имеет сущ­но­сти. При­во­дят при­меры очень про­стые, доступ­ные при­меры, кото­рые пока­зы­вают, что это озна­чает. Болезнь, напри­мер, сама по себе не суще­ствует. Нет болезни самой по себе. Она суще­ствует только как, она суще­ствует в чело­веке, в чем про­яв­ля­ется, в рас­строй­стве чело­века. Когда у него начи­на­ются отсюда потоки, мы гово­рим: «Ай про­сту­дился, ай грипп». Когда он начи­нает каш­лять непре­рывно: «Ай» и т.д. болезнь – это есть что такое? Рас­строй­ство нор­маль­ного состо­я­ния. Вот что мы назы­ваем болез­нью. Значит, зло – это ни есть как суб­стан­ция, сосу­ще­ству­ю­щая с добром с хри­сти­ан­ской точки зрения, а есть ни что иное как нару­ше­ние добра, иска­же­ние добра, извра­ще­ние его. Отсюда очень инте­рес­ная мысль – чем же явля­ются наши стра­сти? Чем они явля­ются? Иска­жен­ными доб­ро­де­те­лями. Мы смот­рим на стра­сти, как на что-то такое чуже­род­ное, кото­рое откуда-то пришло и при­ви­лось. Нет-нет. Стра­сти – это иска­жен­ные доб­ро­де­тели. Какую ни возь­мите страсть. Это ока­зы­ва­ется иска­же­ние того доб­рого, какого-то свой­ства чело­ве­че­ского, пер­во­здан­ного, доб­рого зело и при­об­рет­шего кари­ка­тур­ный вид.

У Исаака Сирина есть заме­ча­тель­ный пример о гневе, когда он гово­рит: «Гнев – это же то неотъ­ем­ле­мое, необ­хо­ди­мое, пре­крас­ное свой­ство чело­ве­че­ской при­роды, бла­го­даря кото­рому, чело­век может отсе­кать всякое зло, как пес на страже дома». Вот что такое гнев. Как пес верный не пус­кает никого чужого, ничего чуж­дого, ничего враж­деб­ного в дом, защи­щает его, так и гнев. Это силь­ное, это чув­ство, кото­рое стоит на страже вся­кого зла и не пус­кает его в душу. Почему отцы при­зы­вали к чему, к нена­ви­сти ко греху. Не такому хлад­но­кров­ному как мы с вами сто­и­че­ски отно­симся ко греху. Мы стоики вели­кие, когда дело каса­ется отно­ше­ния ко греху. Тут нам любой стоик бы поза­ви­до­вал. Они при­зы­вают к нена­ви­сти ко греху, более того отве­чают, пока чело­век не воз­не­на­ви­дел грех, он нико­гда не сможет осво­бо­диться от него.

Итак, то зло, кото­рое мы видим в чело­ве­че­ской при­роде, это не есть что-то из вне вошед­шее в него как бацилла зла – это иска­же­ние всех свойств чело­ве­че­ских. Они при­об­рели этот болез­нен­ный вид, болез­нен­ное состо­я­ние, все пришло в рас­строй­ство тогда, когда чело­век рассек живую связь свою с Богом. Пример с водо­ла­зом, вы пре­красно все помните, я повто­рять не буду. Вот ока­зы­ва­ется что про­изо­шло, что, если хотите, кро­ется вот в этом Биб­лей­ском Ска­за­нии таком кра­си­вом, крат­ком, кажется доступ­ным даже для дет­ского созна­ния, и в тоже время заклю­ча­ю­щем в себе бездну мысли, да какой еще, о кото­рой только фило­со­фам думать.

Итак, хри­сти­ан­ство отвер­гает нали­чие какого-то само­су­щего зла. Оно гово­рит, что зло есть след­ствие сво­боды. Если каса­емся чело­ве­че­ского мира – чело­ве­че­ской сво­боды, ангель­ского мира – сво­боды того мира. Но сво­боды. Я вам просто назову три разных типа свобод. Они прин­ци­пи­ально раз­лич­ные, отличны друг от друга, хотя, есте­ственно, все вза­и­мо­свя­заны.

Есть сво­бода воли. Вот ею-то обла­дал пер­во­здан­ный чело­век, ею обла­даем и мы – сво­бо­дой воли. Что это озна­чает? Это свой­ство чело­века, бла­го­даря кото­рому он может опре­де­лять себя по отно­ше­нию к добру и злу, насколько он видит их. Вот это свой­ство само­опре­де­ле­ния, внут­рен­него само­опре­де­ле­ния. Вот эта сво­бода – она при­суща чело­веку по при­роде, и над нею никто не вла­стен, и ничто не властно, это свой­ство чело­века. Сам Гос­подь не может кос­нуться этого, ибо тогда это будет не чело­век. Если отнять это свой­ство, «Сам Бог не может спасти нас без нас», – гово­рят отцы. Ока­зы­ва­ется, это настолько свя­щен­ное, настолько серд­це­вин­ное, что Сам Бог не может даже кос­нуться этого и Бог спа­сает нас не без нас. Не без нашего про­из­во­ле­ния. Это первое.

Есть другой аспект сво­боды. Этот аспект выра­жа­ется в сле­ду­ю­щем: одно дело, что я ори­ен­ти­ру­юсь перед лицом види­мого мною добра и зла, опре­де­ляю свое отно­ше­ние, делаю выбор, и совер­шенно другое дело, когда я этот выбор хочу осу­ще­ствить в прак­ти­че­ской жизни. Я же связан с дру­гими людьми, с окру­жа­ю­щим миром, даже со своим соб­ствен­ным состо­я­нием тела, души и т.д. я многое бы чего хотел, да сде­лать не могу по разным при­чи­нам. Как только каса­ется вопрос моих дей­ствий, т.е. моих дей­ствий во внеш­нем мире, осо­бенно в мире чело­ве­че­ском, так мы здесь сразу стал­ки­ва­емся с вопро­сом соци­аль­ных прав и если хотите прав чело­века, вот то, о чем вы посто­янно слы­шите. Это сво­бода печати, слова и инфор­ма­ции и т.д., сво­бода дей­ствий, рели­ги­оз­ная сво­бода и т.д. Что это такое? О чем идет речь? Речь идет об очень про­стых вещах. О воз­мож­но­сти, о праве, лучше ска­зать осу­ществ­ле­ния своих убеж­де­ний, своего пони­ма­ния жизни, своего отно­ше­ния к внеш­нему миру, осу­ществ­ле­ние в прак­ти­че­ской внеш­ней жизни, в обще­стве, в госу­дар­стве, где угодно. Вот эти два вида сво­боды так более менее понятны для внеш­него мира. Есть третий вид, о кото­ром внеш­ний мир, не хри­сти­ан­ский мир, просто ничего не знает ровным счетом. В этом при­хо­дится убеж­даться, к сожа­ле­нию, довольно часто. Речь идет о духов­ной сво­боде. Под духов­ной сво­бо­дой хри­сти­ан­ства разу­ме­ется, власть чело­века над самим собой. Причем не просто власть над самим собой, это не просто сила воли, это совсем не то сто­и­че­ское бес­стра­стие, о кото­ром мы с вами гово­рили, нет.

Бла­жен­ный Авгу­стин гово­рит: «Велика сво­бода быть спо­соб­ным не гре­шить», т.е. уметь удер­жи­ваться от греха. «Но вели­чай­шая сво­бода – не быть спо­соб­ным гре­шить». Вот что такое духов­ная сво­бода. Ока­зы­ва­ется чело­век может достичь такой чистоты, такой свя­то­сти души, такой силы духа, когда, если хотите, как выра­жа­ется бла­жен­ный Авгу­стин, он ста­но­вится не спо­соб­ным даже гре­шить. Я думаю, что любой поря­доч­ный чело­век не спо­со­бен красть. Понятно это. Понятно. Так ока­зы­ва­ется чело­век может стать не спо­соб­ным злоб­ство­вать, нена­ви­деть, обсуж­дать, зави­до­вать и т.д. Если это духов­ная сво­бода. Эта вот сво­бода наи­бо­лее и при­вле­кает хри­сти­ан­ское созна­ние.

Источник