что такое женское обрезание в исламе
Все за сегодня
Политика
Экономика
Наука
Война и ВПК
Общество
ИноБлоги
Подкасты
Мультимедиа
Общество
Обрезание девочек в Иране: между Сунной и сохранением чести (Raseef22, Ливан)
Камера режиссера документального фильма Камиля Ахмади, перемещается между четырьмя иранскими провинциями, где женское обрезание до сих пор распространено в сельских районах. По большей части это практикуют сунниты шафиитского мазхаба, которые проживают в Западном Азербайджане, Курдистане, Керманшахе и провинции Хормозган. Эти регионы расположены на западе Ирана, где деревни граничат с Турцией, с одной стороны, и с Ираком, с другой, а курдов здесь нельзя отличить друг от друга. Ассистентка режиссера останавливает женщин по дороге, чтобы задать им вопросы о женском обрезании, в то время как камера снимает все издалека.
«Вам делали обрезание?» — режиссёр задаёт вопрос, смущающий одних и смешной для других. Одни отвечают: «Да, нам делали обрезание». Другие: «Нет, мы убежали от этого ножа». Однако большинство пожилых женщин, которые появляются в документальном фильме, защищают обрезание и считают его необходимым. Одна из них сказала: «Еда той, что не обрезана, не халяльна». Ассистентка режиссера спросила ее, почему, на что та ответила, что так советовал делать Пророк (да благословит его Аллах и приветствует) и об этом «говорится в Коране».
«Однако дочь старейшины деревни не обрезана», — говорит ассистентка. Пожилая женщина категорически это отрицает, заявляя: «Это неправда, тот, кто не обрезан, позорит свою семью». Она объясняет это тем, что необрезанные испытывают больше сексуального влечения, и поэтому процедура необходима, чтобы предотвратить скандалы в будущем.
Камера снова перемещается из одной деревни в другую. Съёмочная команда стучит в двери домов и спрашивает: «Вы обрезаете своих дочерей?»
Во второй деревне отвечают иначе: «Мы выступаем за обрезание девочек, однако никто его не делает, поскольку цыгане давно не посещали эту деревню». По словам одной из жительниц, обрезание — это хорошо, однако, сегодня оно не практикуется, так как цыгане покинули деревню. Но если они вернутся, то вернётся и практика из Сунны. Соседка женщины посмеялась и сказала: «Хвала Аллаху, что цыгане уехали, потому что я боюсь делать обрезание своей дочери. Это больно». Женщина подтвердила, что ей делали обрезание и данная процедура чрезвычайно болезненна.
Съемочная команда смогла добраться до одной из женщин, которая проводит процедуру обрезания: «Это хорошее дело. Не трудно отрезать часть гениталий размером с нут. Нет, даже размером с чечевицу». Она также рассказала, что отрезается клитор, и отрицала, что процедура причиняет боль женщинам. «Сверху нужно посыпать пеплом или использовать мазь, если это необходимо. Через два дня все закончится, и все вернется на круги своя», — сказала она очень спокойно.
Так же легко рассказывали об обрезании многие иранки из отдаленных деревень на западе страны, настаивая на том, что эта процедура абсолютно безопасна. При этом их отличает удивительная убежденность в том, что это практика из Сунны, которую они должны поддерживать. Интересно, однако, отметить, что шейхи в этих же районах стояли перед камерой и настаивали, что это неправильный обычай и о нем следует забыть.
Закон существует, однако причина — культурная бедность
Никого в Тегеране не заботит проблема женского обрезания. Для многих этот вопрос вообще не стоит, поскольку считается, что это касается только девочек в Африке. Одна женщина рассердилась, когда мы подтвердили, что эта жестокая по отношению к женщинам, процедура все еще практикуется в четырех провинциях Ирана. Кто-то начал возражать, а кто-то спросил: «Неужели в Иране делают женское обрезание?»
Хотя в статьях 663, 706, 705, 707 и 708 исламского уголовного кодекса Ирана говорится, что лицо, которое проводит операции на женских половых органах, совершает преступление и в качестве наказания предусмотрен денежный штраф, тема обрезания не упоминается открыто, пусть и рассматривается как преступление против женщин. В то же время нет образовательных мероприятий для просвещения населения в областях, где по-прежнему практикуется женское обрезание.
Большинство убеждений по данному вопросу в Иране ошибочны: одни приписывают обрезание девочек исламу, другие — арабам. Однако полевые и научные исследования, проведенные иранскими исследователями Камилем Ахмади и Райхой Музаффарян на тему женского обрезания в Иране, свидетельствуют о том, что традиция обрезания уходит своими корнями глубоко в историю среди курдов западного Ирана. Она также широко распространена у народов Хормозгана, который выходит к Персидскому заливу. Здесь эта традиция имеет иностранные корни, что подтверждается отсутствием данной практики в центральных провинциях, таких как Тегеран, Исфахан и Шираз.
Убеждение, связывающее женское обрезание с Сунной, ошибочно и не имеет отношения к какому-либо конкретному мазхабу, хотя и распространено среди суннитов-шафиитов. Так, в Хормозгане есть несколько шиитских деревень, где практиковали женское обрезание. Также явление не относится ко всем суннитам, так как туркмены на северо-востоке страны и белуджи на юго-востоке не практиковали обрезание женщин.
Контекст
Чтобы без похоти и разврата
Как помочь девочкам
Согласно предыдущему заявлению представителя Ассоциации женских исследований Шахлы Иазази, популярное в Иране обрезание женщин — самый легкий вид данной процедуры. Она рассказала, что сельские общины, которые практикуют обрезание, делают это практически тайно: женщины собираются в закрытом от мужчин месте и одна из них совершает эту процедуру. Мужчины никогда не вмешиваются в процесс, в то время как женщины поощряют друг друга делать обрезание маленьким девочкам, как будто приобретают благодаря этому определенную уверенность и социальную силу, доказывая свою способность поддерживать женское целомудрие и честь.
Да, ислам невиновен в этом, но как насчет традиций?
«Большинство девочек моего поколения не подвергались этой ужасной операции, однако в сельской местности в Хормозгане и на острове Кешм распространены поверья, — говорит 25-летняя Хания из Бендер-Аббаса. — К счастью, предшествовавшее нам поколение — это образованные люди, которые отказались от обрезания, поэтому этот обычай ушёл из городов. Однако он сохранился в бедных кварталах и сельских районах, где ещё царит невежество и женщины не имеют доступа к услугам здравоохранения».
Хания продолжила: «Когда я пытаюсь поговорить с некоторыми коллегами о необходимости борьбы с этим явлением, кто-то из них всегда говорит, что ислам невиновен в этом. Да невиновен, но почему эту практику не запретят через религиозные институты?»
Споры касательно связи между исламом и некоторыми явлениями в Иране лишены смысла, однако дело не ограничивается женским обрезанием. Это центр всего. Общество считает, что большая часть его культурного наследия и древних традиций имеют отношение к религии. Когда люди начинают говорить об обрезании, большинство делится на два лагеря: тех, кто защищает религию и тех, кто нападает на неё, несмотря на то, что это явление было широко распространено ещё до ислама и до сих пор многие практикующие эту процедуру не являются мусульманами. Однако его косвенное отношение к сексу означает для некоторых, что обрезание входит в систему законных ограничений, в то время как разногласия мусульманских ученых по данному вопросу лишь усиливают подозрения в отношении ислама и его связи с данным явлением.
Большинство хранителей традиции среди шиитов в Иране, в том числе аятолла Хаменеи, считают женское обрезание необязательным, в то время как другие рассматривают его как запрещённую процедуру, так как она наносит вред женскому телу. Есть и те, кто считает женское обрезание важной традицией, хоть она и не имеет отношения к Сунне и не распространена среди шиитов, которые составляют большинство населения Ирана.
Избавиться от сатаны при помощи обрезания
Некоторые жители западного и южного Ирана считают, что традиция обрезания пришла из Африки: торговля с черным континентом велась с давних времен, появлялись поселения африканцев в иранском государстве. Однако большинство обрезанных женщин считают, что она является частью Сунны. Поэтому в некоторых регионах они используют термин «сунна» вместо «обрезания». У других иранцев есть отдельная процедура, которая называется «рабиин шафра», а обрезание называют «ножом Мухаммада».
В регионе Бендер-Конг на юге Ирана жители считают, что женщины — «злые существа». Обрезание необходимо, чтобы спасти ее от Сатаны. Поэтоvу когда девочке исполняется 40 дней, ей отрезают клитор, чтобы уберечь от дьявола.
Что касается возраста, в котором практикуют обрезание женщин в Иране, то он отличается от региона к региону. Согласно книге «Во имя традиции», в которой иранский ученый Камиль Ахмади приводит статистические данные касательно обрезания вплоть до 2014 года, возраст девочек, прошедших через обрезание, варьируется от 4 до 12 лет в зависимости от провинции и обычаев.
Мы бросаем вызов, даже с помощью песни
Научное исследование, проведенное Райхой Музаффарян на тему обрезания на острове Кешм на юге Ирана, свидетельствует о том, что мазхаб и религия в целом не сыграли важной роли в формировании этого феномена. Однако существуют культурные, социальные и психологические факторы, которые имеют значение с точки зрения его ограничения. Как отметила исследовательница в своей книге, какими бы разными ни были общества, их жизнь регулируют законы. Поэтому она призsвает принять закон, который бы криминализировал женское обрезание.
В своей книге Музаффарян критикует тех, кто ждет исчезновения этого явления в Иране, сидя сложа руки. По её словам, некоторые говорят, что обрезание тайно практикуется в деревнях, где живут менее двух тысяч человек, в связи с чем работа на данном направлении бесполезна. Однако будучи активисткой, женщина уверена, что с этим явлением нужно бороться, даже если его жертвой станет всего одна девочка.
Исследование Камиля Ахмади показывает масштабы этого феномена. Провинция Хормозган занимает первое место по числу обрезаний в Иране (60% сельского и островного населения), за которой следует Курдистан с 42% сельского населения, а за ним следуют провинция Керманшах с 41% сельского населения и Западный Азербайджан с 27% сельского населения.
Хотя законы не касаются этого явления напрямую, и правительственные учреждения не проводили кампаний по повышению осведомленности в данном вопросе, гражданские ассоциации не пренебрегли этой темой и попытались предостеречь от опасных последствий следования данной традиции, призывая отказаться от нее. Даже иранская певица Тшиман Рахмани из Керманшаха подняла эту тему в своей песне «Одна из тысяч». Они критикует несправедливость, которой подвергаются женщины, особенно в сельских общинах, включая обрезание и ранние браки.
Честь прежде всего
В узких кругах мужчины не стесняются выступать за женское обрезание и даже считают, что кампания по борьбе с этой практикой угрожает нравственности в их обществах. Обрезание подчиняет женщин и делает их менее страстными, а следовательно, более добродетельными и достойными. По их мнению, сексуальное удовольствие должны получать только мужчины. Согласно расхожему мнению в некоторых иранских деревнях, снижение сексуального влечения у женщин помещает его в категорию запретного, в то время как обрезание становится разрешенной процедурой, которая облагораживает женщин. Эгоизм некоторых мужчин в этих сельских районах приводит к тому, что они отказываются от брака с теми женщинами, которым не делали обрезание. Существует распространенное мнение о том, что обрезание сужает влагалище, и в результате это доставляет мужчинам больше удовольствия. Некоторые мужчины сравнивают женщин в сельской местности с городскими, полагая, что жительницы деревень более целомудренны и верны благодаря «счастью обрезания», хотя они понимают, что их сексуальный партнер не получает желаемого удовольствия и, следовательно, не ведут себя естественно по время полового акта. Тем не менее, они не выступают против обрезания, так как это очень давняя традиция.
Жители этих отдаленных деревень боятся менять свои убеждения, боятся говорить о них, выступать против того, что практикуют, думать об этом и что-то менять. Они сидят перед телевизорами и смотрят на мир за пределами своей деревни, который сильно отличается от того, чем они живут. Обрезание является частью несправедливости, которой подвергаются многие девушки в разных частях света. Первый шаг на пути к уничтожению данного явления — признать его существование, повышать осведомленность женщин о своём праве отказаться от этой процедуры и бороться.
Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ.
Правозащитная организация «Правовая инициатива» представила доклад о женском обрезании в Дагестане. В документе рассказывается о проведении калечащих операций в горных районах республики. Девочкам повреждают наружные половые органы или полностью их удаляют, а сама процедура проводится в горных аулах подручными средствами и без анестезии. Нанесение увечий мотивируют тем, что девушка становится менее темпераментной, а значит, сохранит невинность до брака и верность мужу. Религиозные деятели подобную практику не порицают, а скорее поддерживают. По словам муфтия Карачаево-Черкесии Исмаила Бердиева, женское обрезание необходимо для того, чтобы «успокоить женскую прыть». «Лента.ру» побеседовала с автором доклада, кандидатом политических наук, президентом центра «Кавказ. Мир. Развитие» Саидой Сиражудиновой о том, как и для чего проводится женское обрезание в Дагестане и почему этот дикий обычай не удается искоренить.
«Лента.ру»: Известно, что женское обрезание широко распространено в Африке. Но существование подобного в России для многих стало откровением. Где вы с этим столкнулись?
Саида Сиражудинова: В основном мы ездили на запад Дагестана, в высокогорные районы — Кизилюртовский, Кизлярский, Тарумовский и Хасавюртовский. Там живут андо-цезские и аварские народы, и эта традиция у них распространена. Врачи-гинекологи, с которыми мы беседовали, рассказывали, что женское обрезание практикуют также на юге республики, но там я не была.
Материалы по теме
«Их хоронят отдельно, как самоубийц»
Это чисто дагестанский обычай, как говорил муфтий Карачаево-Черкесии Бердиев? Или встречается и в других республиках Северного Кавказа?
В других республиках это не так распространено. Единичные случаи скорее. В Чечне есть небольшие закрытые группы. Но и там нет массовости. В Дагестане же это целые районы.
Должно быть женщинам непросто было говорить на эту тему?
Когда они узнавали, что я провожу исследование, — сразу наотрез отказывались говорить. Поэтому моя работа проходила в рамках изучения более широкой темы — статуса женщин в Дагестане. Напрямую столь деликатные вопросы задавать бессмысленно — не отвечают. Эту традицию стараются сохранить, уберечь, не допустить вторжения чужих. Мне немного проще из-за того, что у меня есть родственники в том районе. Чтобы организовать беседы, требовались контакты. Это как снежный ком: друзья, друзья друзей и так далее. С посторонними такие темы не обсуждают, скажут, что ничего об этом не знают.
Мы живем в XXI веке — и не в Африке, а в стране, первой запустившей человека в космос. Почему это сохранилось?
Эта традиция очень сильна. Во-первых, она как бы обозначает принадлежность к общине. Все-таки это высокогорные анклавы, замкнутые, для их жителей важно сохранить национальную идентичность. Выделиться. Обрезание проводится для того, чтобы подчеркнуть приверженность традициям. Идентифицировать себя как представителя определенной народности. Во-вторых, из-за религии. Вы наверняка наслышаны о выступлении муфтия Бердиева, который сказал, что это полезно и «успокаивает женщину».
То есть традиционный ислам все это поддерживает?
Ни в коем случае. Это вообще не имеет отношения к традиционному исламу. Это скорее доисламские пережитки. Те районы приняли ислам достаточно поздно. Это неисламская традиция. Скажу больше: подобную практику поддерживают как раз представители нетрадиционного ислама. Раскол есть и внутри салафитов: некоторые рьяно отстаивают обрезание. Но в Коране об этом не сказано ни слова — это авраамическая традиция. Авраам делал — мы следуем его примеру. Даже о мужском обрезании в Коране нет упоминаний. В Торе есть про то, что должны быть обрезаны все потомки рода Израилева по мужской линии, это принадлежность и символ избранности народа. А салафиты утверждают, что женское обрезание не наносит вреда здоровью.
Как-то с трудом в это верится.
Сложно сказать, какой именно вред для здоровья будет в каждом конкретном случае. Вторжение в организм ребенка дома, в условиях отсутствия стерильности. Инфекции еще никто не отменял. Чем там бабушка может обеззаразить? Иногда еще и по несколько человек сразу приводят.
Существует несколько видов операции по обрезанию: от надреза клитора до полного иссечения и сшивания половых губ. В Дагестане как делают?
Даже мужья? Им все равно, что жены ничего с ними не испытывают в постели?
Сложно ответить за всех. Дагестанские имамы за пределами республики говорили, что многие мужчины жалуются. Но те жители горных районов, с которыми я лично беседовала, отвечали, что им все равно: «Какая нам разница? Это ее проблемы! Какая есть — такая есть». Взрослые женщины полностью поддерживают обрезание. Несогласие с этим — единичные случаи. Большинство считают, что это нужно, и готовы делать обрезание своим дочерям. Объясняют, что иначе они не станут мусульманками. Говорю: «Как же тогда чеченки или татарки? Они же не делают обрезание». Но это никого не заботит. Чаще всего женщины отвечают просто: «Так надо».
Откуда такая солидарность?
Местность закрытая, влияние общины, желание сохранить свою идентичность. Религиозные деятели, в свою очередь, не высказывают однозначного порицания. Либо говорят, что это обязательно, либо — что не нужно. Но открытой борьбы, работы по просвещению населения, безусловно, нет.
Можно подсчитать, сколько женщин подверглись обрезанию?
Если взять число всех живущих в этих районах женщин с погрешностью процента в два — то это и будет результат. Опять же без учета переселенцев. Высокогорцев, переехавших на равнину. Впрочем, и на равнине, где обрезание не практикуется, они не забывают этой традиции. Девочек возят на обрезание в горы. Если ничего не изменится, так будет еще долго.
Материалы по теме
«Есть такой дикий обычай»
А что же власть? Хоть как-то обозначает свое отношение к этому варварству?
Местные власти никак не реагируют. Они же тоже часть общин, практикующих обрезание. Власти республики не высказываются на эту тему. Местный уполномоченный по правам ребенка активизировалась буквально на днях — после того как в СМИ рассказали про наше исследование. А вчера ее сменили.
А как же общество? Есть же те, кто не собирается калечить своих дочерей. Что они говорят?
Я проводила исследование об отношении дагестанского общества к обрезанию. Половина дагестанцев вообще не слышала никогда об этой проблеме. Я здесь не исключение. Узнала об этом случайно, когда писала докторскую о постсоветском пространстве. Мой научный консультант посоветовал почитать одну статью Хиллари Клинтон. Пока искала, наткнулась на другую, в которой Клинтон критически отзывается о практике женского обрезания и говорит, что это нельзя оправдывать традициями. В тот момент я была в гостях у подруги и рассказала ей. Как выяснилось чуть позже, она сама через это прошла и всецело одобряет. Оказалось, что такая дикость существует, причем рядом. Я прожил 30 лет на Северном Кавказе, и мне никогда не приходилось об этом слышать. Как и большей части нашего общества.
Женское обрезание на Кавказе
В справке «Кавказского узла» собрана информация о типах женского обрезания, его распространении и последствиях для здоровья, а также об отношении к этой практике в исламе. На Кавказе практика женского обрезания распространена в отдельных районах Дагестана и Грузии. Достоверные данные о ситуации в Азербайджане отсутствуют.
Типы женского обрезания
Женским обрезанием принято называть практики повреждения женских половых органов, включая все операции по частичному и полному удалению наружных женских гениталий или нанесение других травм женским половым органам по немедицинским причинам.
Всемирная организация здравоохранения выделяет 4 основных типа женского обрезания 2 :
Последствия женского обрезания для здоровья
Женское обрезание и права человека
Женское обрезание и ислам
Женское обрезание на Северном Кавказе
Ранее, 15 августа 2016 года, «Правовая инициатива» выпустила доклад «Производство калечащих операций на половых органах у девочек в Республике Дагестан», в котором акцентировала внимание, что такого рода операции совершаются там с одобрения духовенства.
Реагируя на широкий общественный резонанс, вызванный докладом «Правовой инициативы» и высказываниями Бердиева, Минздрав России выступил с критикой женского обрезания в Дагестане. Генпрокуратура России пообещала проверить законность данной практики. 19 августа 2016 года депутат Мария Максакова-Игенбергс внесла в Госдуму законопроект о наказании за женское обрезание.
Опрошенные «Кавказским узлом» дагестанские адвокаты сочли женское обрезание у девочек уголовно наказуемым. По их словам, женское обрезание может быть квалифицировано как причинение вреда здоровью.
Женское обрезание в Грузии
4 ноября 2016 года Институт по освещению войны и мира (IWPR) сообщил о распространении практики женского обрезания в Грузии. Согласно данным IWRP, обрезанию подвергаются девочки из сел, где компактно проживают около трех тысяч этнических аварцев. В частности, это села Тиви, Сарусо и Чантлискуре Кварельского района, относящегося к Кахетии. Аварские сообщества ведут очень закрытый образ жизни, поэтому грузинские власти и жители окрестных сел, не принадлежащие к их культуре, сведениями о случаях женского обрезания не обладают.
Женское обрезание в Азербайджане
Примечания
Автор: Кавказский Узел
«Мы маленькие были, нас конфетками отвлекли». О женском обрезании в Дагестане
Поделиться:
«По исламу считается, что женщинам нужно делать обрезание. У нас в Дагестане это происходит из поколения в поколение, — рассказывает Сапият. — Когда мне делали обрезание, мне было пять лет. Это было не в клинике, как сейчас делают. У нас в селении была бабушка — она и проводила. Нас никак не подготавливали. Мы маленькие были, толком ничего не понимали — нас конфетками отвлекли. И потом нам не объясняли, зачем это, просто говорили, что по исламу так положено. Мы сами, когда подросли, поняли, почему и для чего».
Сапият (имя изменено) — жительница Дагестана, единственная из тех, к кому мы обратились, согласилась разговаривать об операции, известной как женское обрезание. Четыре месяца назад, 15 августа 2016 года, был обнародован отчет «Правовой инициативы» по итогам исследования, проведенного в горных селах Дагестана и переселенческих равнинных районах. Он начинается так: «Калечащие операции на женских половых органах — страшная, дикая, вредоносная, извращенная практика по частичному или полному удалению наружных женских гениталий, нанесению других травм женским половым органам по немедицинским основаниям. Проведение подобных операций признается нарушением прав женщин и девочек на международном уровне, т. к. представляет собой крайнюю форму дискриминации и насилия. Нарушаются их права на здоровье, безопасность и физическую неприкосновенность, право на свободу от пыток и жестокого, бесчеловечного или унижающего достоинство обращения, а также право на жизнь в случае, когда эти операции приводят к смерти».
В исследовании утверждалось, что женское обрезание существует в некоторых отдаленных дагестанских селах и у выходцев из этнических групп, переселившихся на равнину. Сами противники женского обрезания категорически не приемлют этот термин, утверждая, что через аналогию с мужским обрезанием осуществляется идейно-религиозная легитимация варварской практики, реальные последствия которой для женщин куда более трагичны и опасны, чем для мужчин. В 2012 году в ООН была принята резолюция, призывающая к запрету проведения калечащих операций на женских половых органах и принятию на внутригосударственном уровне мер, вплоть до уголовного наказания лиц, осуществляющих подобные операции или скрывающих информацию об их проведении. Согласно данным Unicef, сегодня на свете живет более 200 миллионов женщин из 30 стран, которые были подвергнуты этой процедуре. Отчет «Правовой инициативы» и сегодня остается единственной минимальной статистической информацией о женском обрезании на территории России.
Через два дня после публикации доклада, 17 августа, председатель Координационного центра мусульман Северного Кавказа Исмаил Бердиев заявил, что «надо всех женщин обрезать, чтобы разврата не было на Земле, чтобы сексуальность уменьшилась». Потом Бердиев сказал, что «пошутил», но волна негодования уже захлестнула российские медиа и Facebook.
19 августа в Госдуму поступило предложение внести поправку в статью 136 Уголовного кодекса, которая предусматривала бы 10-летний тюремный срок за женское обрезание. Инициатором закона выступила оперная певица и депутат от «Единой России» Мария Максакова-Игенбергс. Но реакция политических кругов была слабой, а прокуратура Дагестана и вовсе опровергла факт проведения подобных операций.
Вскоре медийная часть истории сошла на нет, законопроект был слит в комитеты, и только Дагестан снова остался один на один со своей проблемой. Для республики тема не нова, хотя и находилась долгие годы на уровне слухов, традиционалистско-религиозного дискурса и узкопрофильного интереса отдельных журналистов.
Традиция: мир женщин
В отчете «Правовой инициативы» указано, что практика калечащих операций на женских половых органах распространена в западных высокогорных районах Дагестана, населенных преимущественно аварцами и родственными им андо-цезскими народностями, которых насчитывается более десятка. На карте эти районы занимают самый труднодоступный, изолированный угол на границе с Чечней, Грузией и Азербайджаном.
Известно, что ислам проникал в Дагестан через Дербент, где арабы прочно закрепились к середине VIII века. Однако сопротивление народов, населяющих горный Дагестан, принятию ислама было настолько длительным, что за это время успел сначала разделиться, а потом и исчезнуть арабский халифат и монгольское государство Хулагуидов. Возможно, столь длительное сопротивление исламизации объясняется тем, что наравне с язычеством здесь было распространено и христианство. К концу XV века ислам приняла основная часть аварцев, в том числе гидатлинцы, багулалы, тиндинцы. Последними были дидойцы, дольше всех сохранявшие контакты с христианской Грузией. Именно эти этносы населяют районы, где практикуется женское обрезание.
Доказательств, что обряд обрезания в этих местах стал не только пережитком язычества, но и христианского влияния, найти невозможно: время и обстоятельства стерли память о корнях этой практики. Но в пользу христианской или хотя бы языческо-христианской гипотезы говорят два факта: отсутствие зафиксированных массовых случаев женского обрезания у других этносов и в других районах Дагестана, а также известная современная практика обрезания девочек у последователей христианских древневосточных церквей — эфиопов и фундаменталистской части коптов в Египте.
Сапият также отмечает, что обрезание у женщин — это этнонациональная особенность: «Когда мы обсуждали это на работе, оказалось, что многие слышат об этом впервые. В каких-то районах обрезание делают, в каких-то нет. Больше всего это распространено у аварцев, а, например, кумыки и лакцы это вообще, по-моему, не делают».
Журналист Рита Ройтман, живущая в Дагестане, рассказывает: «О том, что в Дагестане есть села, где обрезают девочек, я знала еще в школе, нам учительница рассказала. Когда я переехала в Махачкалу, то познакомилась с девушками из села Тинди Цумадинского района. Сейчас им за 30 лет, они обрезанные, живут в городе и в родовых селах не бывают. Продолжать это варварство они не собираются».
Примечательно, что, хотя операция, как утверждается, проводится в угоду мужчинам, ритуальная часть принадлежит исключительно миру женщин: решение о том, что дочь должна быть обрезана, принимает мать, ближайший родственник женского пола или та женщина в селе, которая непосредственно проводит операцию.
Традиция: мир мужчин
Предпосылки к скандалу с женским обрезанием начались гораздо раньше публикации «Правовой инициативы». В марте 2015 года главный редактор сайта «Даптар» Закир Магомедов дал небольшое интервью радио ООН, которое было замечено и растиражировано в российских СМИ только спустя год. В интервью, в частности, говорилось: «Насчет женского обрезания я могу говорить только про Дагестан. Это вернулось сравнительно недавно. В местной религиозной прессе, которую выпускает официальное духовенство, выходят статьи, в которых написано, что женское обрезание благосклонно влияет на саму женщину, что оно предотвращает ее похотливые мысли и желания и что женское обрезание, наоборот, полезно женщине. В подобном ключе публикации выходят. Насколько распространено это явление сейчас, я говорить не могу, потому что мы только собираем на эту тему информацию».
Первая волна возмущения в Дагестане прокатилась после интервью Магомедова, из которого фразу о женском обрезании в некоторых горных районах вырвали из контекста и даже вынесли в заголовок, поставив вопрос ребром: «Почему в Дагестан вернулось женское обрезание?»
Но тема поднималась и раньше. Открываем мартовский номер газеты «Ас-Салам» за 2008 год. Газета — официальный рупор Духовного управления мусульман Дагестана (ДУМД), печатается по согласованию с управлением и с его одобрения. На первой странице — колонка председателя ДУМД Ахмада Абдулаева, который стал шейхом накшбандийского и шазалийского тарикатов, распространенных в аварской среде. Тираж серьезный — 20 000 экземпляров. На странице 11 на вопросы читателей отвечает преподаватель Дагестанского исламского университета Иса Магомедов:
Вопрос: «Моя свекровь настаивает, чтобы мы ее внучкам сделали обрезание. А я этого не хочу. Как поступить в такой ситуации?»
Ответ: «Делать обрезание новорожденным на восьмой день после рождения является желательным, т. е. сунной, и мальчикам, и девочкам. А после совершеннолетия оно становится обязательным, т. е. Ваджибом. “Шарх-уль-мафруз”, с. 205».
«Шарх-уль-мафруз», источник, на который ссылается преподаватель Магомедов, — это работа по исламскому праву Мухаммада Тахира аль-Карахи, аварского богослова, бывшего по совместительству писарем имама Шамиля и летописцем Кавказской войны. В этой же газете и на интернет-ресурсе Islam.ru, контролируемом ДУМД, в 2012 году писали следующее: «Помимо мужского обрезания практикуется и женское обрезание. Оно также очень благотворно влияет на женский организм. Эту тему очень редко обсуждают из-за ее деликатности. Многие ученые считают, что женское обрезание является обязательным. Есть ученые, которые утверждают, что для девочек обрезание является желательным, а для мальчиков — обязательным».
На отчет «Правовой инициативы» канонический отдел официального электронного органа ДУМД отреагировал в том же ключе: «Прочтя, что сказали работники медицинской сферы, наверное, желание пойти на такой шаг, как обрезание, испытают не только последовательницы ислама. » и «В правильно совершенном обрезании, когда оно сделано так, как это делают мусульманкам, заключена польза для женщин. Плодовитость, половое здоровье и крепость восточных семей вполне можно приписать в числе прочего традиции делать обрезание мальчикам и девочкам».
В этих ответах нет прямых ссылок на Коран и сунну, как и нет ссылок на признанный исламский источник, который разъяснял бы, как именно проводить обрезание. Богословы знают только, что они должны сохранить, укрепить и передать традицию, то есть саму идею обрезания. Что конкретно стоит за этим словом, мужчин не касается. Детали ритуала передаются от одной знающей женщины к другой. Именно поэтому в разных селах и районах обрезание происходит по-разному: от небольшого прокалывания-кровопускания (в большинстве случаев) до удаления клитора и малых половых губ (зафиксировано у андийцев).
Дискуссия изнутри
Огромная часть Дагестана вообще находится за пределами дискурса о женском обрезании. Кому-то доводилась слышать, что в далеких селах есть такой странный обычай, но для типичного дагестанца всплеск интереса к обрезанию — это не больше, чем новость о том, как соседи совершили очередную дичь, в Москве раздули из мухи слона, а виноват оказывается он.
«В Дагестане дискуссия о женском обрезании идет в фейсбуке и в местных негосударственных газетах, — рассказывает Наби Абдуллаев, бывший редактор отдела политики в дагестанском еженедельнике “Новое дело” и экс-главный редактор The Moscow Times. — Публикации в местной прессе — это во многом продолжение влияния отдельных политических кланов и групп, естественно, эти интересы задают повестку и формируют конкретную политику. Остаться в стороне от какого-то будоражащего вопроса они не могут, но их вклад в дискуссию будет подчинен определенным групповым интересам. В фейсбуке все намного раскованней: те же редакторы СМИ и штатные журналисты могут выражать свои мысли свободней и более развернуто, но не думаю, что они часто могут противоречить генеральной линии своей газеты».
В дагестанском социуме есть несколько оценок и взглядов на женское обрезание и на сам медийный бум вокруг этой темы. В том, что тема женского обрезания, хоть кратковременно и поверхностно, вышла на всероссийский уровень, Наби не видит ничего плохого: «Россия огромная страна с огромной и постоянно меняющейся медийной повесткой. Сосредоточиться на одной локальной теме и довести продукт до хорошего качества могут только нишевые медийные проекты либо богатые новостные агентства, а для них эта тема слишком мала, к тому же она трудно расследуемая с журналистской точки зрения. Качественный репортаж строится на более сильных предпосылках, чем рассказы, которые нельзя проверить. Поэтому многие СМИ отработали эту тему как курьез».
Наби Абдуллаев считает, что в дагестанском обществе дискуссии на тему женского обрезания потенциально могут привести к риску появления линии раскола в обществе. По его словам, это видно на примере обсуждений в фейсбуке. Одни считают, что истории о женском обрезании — это неправда и пропаганда с целью очернения дагестанцев, либо правда, но происходит согласно требованию ислама, и это норма. Противоположный лагерь возражает, приводя доказательства, напоминая, что в исламе нет требования калечить женщин, и упирая на нарушения прав детей, к которому необходимо привлечь общественное внимание.
Светский Дагестан
Местные журналисты, те, кто занимается этой темой месяцы, а то и годы, могут быть довольны, что проблема обрезания получила огласку в масштабах страны. Однако без конкретной помощи и просветительских инициатив от заинтересованных людей из Большой России в Дагестане, где жители соседних сел могут не разговаривать друг с другом десятилетиями, положительного развития ситуация не получит.
«В 2003 году в газету “Черновик”, где я тогда работала, пришла девушка-журналист и рассказала, что ушла от мужа, потому что он решил делать обрезание их 8-месячной дочке. Потом я узнала, что как минимум три моих близких знакомых обрезаны», — рассказывает Светлана Анохина, шеф-редактор портала «Даптар». Впервые же о женском обрезании она услышала еще в 1982 году. Задолго до публикации отчета «Правовой инициативы» Анохина начала общаться с Духовным управлением мусульман Дагестана: она просила ДУМД вынести вердикт о том, что практика калечащих операций несовместима с требованиями ислама не наносить вред здоровью. «Понятно, что решением любого религиозного авторитета переломить традицию очень сложно, но оно дает опору тем, кто не хочет этому следовать. Нужно было просто написать от имени муфтията на официальном сайте ДУМД, что в соответствии с кораническими положениями запрещено все, что приносит вред здоровью, в том числе практики обрезания клитора и малых половых губ. Я месяц вела переговоры, а в результате на официальном сайте ДУМДа появилась информация: к нам никто не обращался, а вот наше мнение по этому поводу — и ниже ссылка на статью, где полностью отрицается практика женского обрезания».
Что дальше?
Ввиду того, что российское государство действует на уровне популистской риторики об ужесточении наказания, а внутренняя политика в Дагестане практически полностью отдана Москвой на откуп местным кланам, единственные, кого могут волновать жертвы женского обрезания, — это неправительственные организации, гражданское общество и ответственные люди доброй воли, не ангажированные властью.
Для дагестанцев очевидно, что закон о десятилетнем сроке за совершение женского обрезания исполняться на местах не будет, но может быть использован для давления на неугодных. Сапият говорит, что об инициативе Госдумы вообще не слышала: «У нас в Дагестане не станет никто в суд обращаться. Если по традиции, по исламу положено, то семья будет это делать — все зависит только от родителей. Да тем более бабка, которая мне делала обрезание, уже померла, в суд на нее уже не подашь».
Женщины, которые контролируют исполнение обряда, меньше всего заинтересованы в публичной огласке и допуске посторонних к изучению и проникновению в традицию, которая, судя по всему, остается важным элементом самоидентификации. Скорее всего, ответной реакцией на скандал и попытки разобраться станет еще большая закрытость общины. Светлана Анохина считает, что почти никто из женщин не воспринимает обрезание как жестокость. Никому и в голову не придет обращаться в полицию с требованием разбирательства: «Если твою дочку повели соседки, ты что, подашь на них в суд? Дочке-то уже ничего не пришьют, а тебе жизни на селе не будет».
К тому же непонятно, как проводить следственные действия, например, проверку в случае поступления заявления или независимую медицинскую экспертизу, которая устанавливала бы факт совершения незаконных действий. Невозможно представить, что мужчины того или иного тухума или села допустят к телу своих женщин и девочек постороннего медика или полицейского, будь у него сколь угодно прав, делегированных российскими законами. А учитывая этническую неоднородность населения Дагестана, жесткое криминализирование женского обрезания может стать способом давления на врагов, привести к местным спекуляциям или вовсе к «охоте на ведьм» в XXI веке.
«Прийти в горный Дагестан с уголовной статьей, но без сильной, тонкой и умной просветительской программы, рассчитанной на долгие годы, — значит выступить в роли неуклюжего медведя, который разворошит чужой улей, и пчелы из него покусают всех окружающих», — говорит один из авторов отчета «Правовой инициативы» Юлия Антонова.
Сложно прогнозировать, как сложится дальнейшая судьба борьбы за искоренение практики женского обрезания, ведь это, отмечает Юлия Антонова, только самое начало пути. Но, в любом случае, пока что все, как и раньше, будет держаться на отдельных решениях внутри отдельных семей. «Традиция, конечно, останется, хотя сейчас в большинстве семей обязаловки нет, — говорит Сапият. — Если бы я тогда была чуть постарше, я бы, конечно, отказалась от этого. У меня нет детей, но своей дочери я не стала бы делать обрезание».