что такое заячий тулуп
Петр Гринев и заячий тулуп
В литературе нередко можно встретить приём характеристики героя через вещи, предметы быта. Вещь, становясь художественной деталью, приобретает часто роль символа, знака судьбы.
В повести “Капитанская дочка” такой знаковой вещью в судьбе Петра Гринёва является заячий тулуп. Через этот предмет-символ утверждается неписаная мудрость о том, что сделанное человеком добро возвратится ему стократно.
Выведенный к постоялому двору из бурана Петя Гринёв хотел отблагодарить своего спасителя (Пугачёва-вожатого), дав деньги, которые, тот, конечно, быстро бы потратил и забыл. Но, проиграв накануне в биллиард большую сумму, герой не мог потребовать у Савельича повторно деньги, чтобы дать их отважному проводнику. Он сказал, чтобы Савельич отдал заячий тулуп, потому что видел, что вожатый плохо, не по зимней погоде, одет. Тулуп – это знак не только благодарности, но человеческого участия, проявленной заботы. Такое не забывается.
В занятой бунтовщиками крепости память Пугачёва о согревшем его заячьем тулупе спасла Гринёву жизнь. И вдогонку отпущенному герою Пугачёв послал тоже тулуп – из овчины. Надо понимать, в оренбургской зимней степи это самая нужная вещь. Благодарная забота друг о друге на уровне простого человеческого желания согреть, не дать замёрзнуть – это один из моментов положительной характеристики Пугачёва, которого официальная литература представляла только злодеем, не имеющем искры добра.
Пушкин и Геродот. Мог ли роскошный красный плащ превратиться в заячий тулупчик
В «Капитанской дочке» Пушкина лидер крестьянского восстания Емельян Пугачев прощает героя в память о подаренном ему заячьем тулупе, а в «Истории» Геродота персидский царь Дарий освобождает Самос в обмен на подаренный ему много лет назад плащ. Совпадение, бродячий сюжет или прямое заимствование Пушкина? Археолог Андрей Новичихин считает, что верно последнее, — и доказывает это читателям «Ножа».
От редакции
Материал представляет собой изложение авторской гипотезы. Согласно доминирующей в среде филологов версии А.C. Пушкин заимствовал заячий тулуп из «„реестра“ убытков, понесенных некиим надворным советником Буткевичем во время захвата пугачевцами пригорода Заинска», а прямые заимствования из греческих классиков для писателя не были характерны. Тем не менее отметим, что версия Андрея Новичихина касается не самого предмета, но характерного мотива внезапного дара и последующего вознаграждения и не противоречит доминирующей позиции.
Повесть «Капитанская дочка» по праву считается лучшим и самым совершенным произведением Пушкина в прозе. В этой повести проявился его разносторонний творческий гений — выдающегося литератора и талантливого историка в одном лице.
Исторические труды Пушкина известны не так широко, как его поэтические и прозаические произведения. Тем не менее Александр Сергеевич успешно сочетал литературное творчество с историческими исследованиями.
Существует мнение, что поэт претендовал на место императорского историографа, освободившееся после смерти Николая Карамзина, автора «Истории государства Российского».
В 1833–1834 годах Пушкин работал над «Историей Пугачева» — исследованием, посвященным самому масштабному народному восстанию в истории России — крестьянской войне под предводительством Емельяна Пугачева. Помимо изучения архивных документов исследователь придавал важное значение расспросам очевидцев событий и посещению мест, в 1770-х годах охваченных восстанием. Для этого в июле–сентябре 1833-го поэт совершил поездку по «пугачевским местам», посетил Казань, Симбирск, Оренбург. Труд Пушкина под названием «История пугачевского бунта» был издан в конце 1834 года. А через два года увидела свет «Капитанская дочка».
Портрет Емельяна Пугачева. Рисунок А. С. Пушкина. Атрибуция Андрея Чернова
Одна из наиболее интригующих сюжетных линий пушкинской повести — история с заячьим тулупчиком, ставшим спасительным для главного героя повести — Петра Андреевича Гринева. Напомним: «почти новешенький» заячий тулуп, вопреки уговорам прижимистого Савельича, был из добрых побуждений подарен Петром выручившему их в бурю случайному провожатому. Последний «был чрезвычайно доволен», поскольку прозяб «в одном худеньком армяке». Вожатый пообещал никогда не забыть оказанной ему милости.
Тулупчик вновь вскоре появляется на страницах повести. Плененный пугачевцами и приговоренный к казни Гринев был помилован Пугачевым, узнавшим, не без участия всё того же «старого хрыча» Савельича, в нем барина, некогда выручившего «великого государя». Объясняя свой поступок, Пугачев говорит Гриневу:
«Помиловал я тебя за твою добродетель, за то, что ты оказал мне услугу, когда принужден я был скрываться от своих недругов. То ли еще увидишь! Так ли я еще тебя пожалую, когда получу свое государство!»
История осталась между ее участниками — попытка Савельича прилюдно напомнить самозваному «государю» о заячьем тулупчике вызвала гнев Пугачева.
«Вожатый». Иллюстрация Вячеслава Токарева к «Капитанской дочке», 1954
Пушкинская история поразительно напоминает рассказ греческого автора V века до н. э. Геродота о судьбе Силосонта, сына Эака, брата правителя Самоса Поликрата.
Вот как звучит история, рассказанная Геродотом, в блестящем переводе с древнегреческого Георгия Андреевича Стратановского:
«Когда Камбис, сын Кира, отправился в египетский поход, много эллинов также прибыло в Египет. Одни [приехали], вероятно, для торговли, другие — как участники похода, а третьи, наконец, просто хотели посмотреть страну. Среди этих последних был Силосонт, сын Эака, изгнанный брат Поликрата Самосского. Этому-то Силосонту выпало великое счастье. Однажды, одетый в красный плащ, он прогуливался по рынку в Мемфисе. Увидел его Дарий, который, будучи телохранителем Камбиса, еще не имел тогда особого веса, и так прельстился плащом, что, подойдя к Силосонту, стал торговать плащ. А Силосонт, видя сильное желание Дария получить этот плащ, сказал (как бы по внушению некоего бога): «Я не продам его ни за что, но хочу тебе подарить, если уж ты непременно хочешь его иметь». Дарий был очень доволен.
Так вот, Силосонт думал тогда, что лишился плаща по простоте душевной. А через некоторое время, после кончины Камбиса, когда семь персов свергли мага, и из этих семи Дарий был избран царем, тогда Силосонт узнал, что персидский престол достался тому самому человеку, которому он некогда подарил по его просьбе плащ. Так вот, Силосонт отправился в Сузы, сел перед вратами царского дворца и объявил, что он «благодетель» царя Дария. Услышав эти слова, страж дверей передал их царю, и Дарий с удивлением сказал ему: «Кто этот эллин, которому я обязан благодарностью? Ведь я лишь недавно вступил на престол, и за это время едва ли какой-нибудь эллин посетил нас. Я ничем, так сказать, не обязан никому из эллинов. Впрочем, приведите его, и я посмотрю, чего он добивается своими словами». Страж дверей ввел Силосонта [в царские покои], и, когда тот предстал перед царем, толмачи спросили его, кто он и почему именует себя царским благодетелем. Тогда Силосонт рассказал всю историю с плащом, добавив, что это он подарил царю плащ. На это Дарий ответил: «Благородный человек! Так это ты сделал мне подарок, когда я еще не имел власти? Правда, этот подарок незначительный, но моя благодарность будет такой же, как если бы теперь я получил откуда-нибудь великий дар. В награду я дам тебе без счета золота и серебра, чтобы тебе никогда не пришлось раскаиваться в том, что ты сделал добро Дарию, сыну Гистаспа». Силосонт же отвечал на это: «Не дари мне, царь, ни золота, ни серебра, но освободи и пожалуй мне родной город Самос, где ныне после убиения Оретом брата моего Поликрата властвует наш раб. Отдай мне этот город, но только без кровопролития и не обращая жителей в рабство».
Услышав эти слова, Дарий послал войско во главе с Отаном, одних из [тех] семи персов, и повелел ему сделать всё, о чем просил Силосонт«.
Как установили историки, описанные Геродотом события (покорение персами Самоса и передача ими острова в правление Силосонту) произошли около 521 года до н. э.
Не приходится сомневаться, что Геродот, заслуженно названный Плутархом «отцом истории», рассказывал о событиях, которые действительно имели место.
Уроженец малоазийского города Галикарнаса Геродот из-за участия в политической борьбе против персидского тирана Лигдамида был вынужден отправиться в изгнание и долгое время жил на Самосе. Позже, собирая материал для «Истории», Геродот объездил Вавилон, Ассирию, Египет, Малую Азию, Скифию. Поселившись в Афинах, он сблизился с Периклом и участвовал в основании греческой колонии Фурии в Южной Италии. Как и впоследствии Пушкин, «отец истории» большое значение придавал расспросам очевидцев и посещению мест, где происходили описываемые им события.
Геродот. Мраморный бюст. Неаполь, Национальный археологический музей
Совпадение истории заячьего тулупчика с судьбой красного плаща вряд ли можно объяснить тем, что в обоих случаях нашло место отражение некоего бродячего сюжета, имевшего хождение во все времена и у всех народов. Более вероятно, что Пушкин творчески переосмыслил притчу, рассказанную «отцом истории».
Не вызывает сомнений хорошее знание великим русским поэтом наследия античной культуры, во всяком случае в том объеме, в котором оно было доступно просвещенному россиянину в его эпоху. Кроме того, Пушкин был хорошо знаком со многими современными ему российскими учеными-антиковедами, прежде всего с Алексеем Николаевичем Олениным, к дочери которого питал нежные чувства. Персонажи античной литературы и мифологии часто присутствуют в произведениях поэта.
Весьма вероятно, что некоторые эпизоды античной истории Пушкину, как и большинству его современников, были известны не из сочинений греческих и римских авторов, а из популярных в начале XIX века драматических произведений, поставленных на античные сюжеты. В то же время хорошо известно, что поэт проявлял несомненный интерес к творчеству и судьбам отдельных античных авторов. Более всего изучен вопрос отношения Пушкина к Овидию, в обстоятельствах ссылки которого русский поэт находил определенное сходство с обстоятельствами своей жизни.
Во время южной ссылки поэт почти три года провел в Бессарабии, в тех местах, где в начале I века н. э. находился в изгнании Публий Овидий Назон, сосланный Октавианом Августом на далекую окраину империи.
Причиной ссылки обоих поэтов стали стихи: у Пушкина — слишком вольнодумные, у Овидия — слишком откровенные. И по словам современника, в собственной участи Пушкин «любил находить некоторое сходство с судьбой римского поэта-изгнанника».
Обращался Пушкин и к произведениям других античных авторов. С «Историей» Геродота поэт мог познакомиться еще в лицейские годы. В то время уже существовал русский перевод (правда, не с греческого оригинала, а с немецкого издания) труда великого историка, выполненный Андреем Нартовым и опубликованный еще в 1763–1764 годах. Однако, вероятнее всего, Пушкин использовал более позднее издание, а именно опубликованный в 1826–1828 годах русский перевод с греческого Ивана Мартынова. Это пятитомное издание вышло в задуманной Мартыновым грандиозной 26-томной коллекции «Греческих классиков». В ней же вышли и прозаические переводы любимого Пушкиным Анакреонта. Перу поэта принадлежат стихотворные переводы (или скорее переложения) нескольких од Анакреонта. Помните:
Что же сухо в чаше дно?
Наливай мне, мальчик резвый,
Только пьяное вино
Раствори водою трезвой.
Мы не скифы, не люблю,
Други, пьянствовать бесчинно:
Нет, за чашей я пою
Иль беседую невинно.
Именно интерес к творчеству этого греческого поэта VI века до н. э. мог стать причиной пристального внимания Пушкина к судьбе Силосонта — брат последнего, Поликрат, был другом и покровителем Анакреонта, о чем сообщает всё тот же Геродот. Примечательно, что переводы Анакреонта были выполнены Пушкиным в 1835 году — именно тогда, когда он работал над пугачевским циклом.
И поучительную историю Силосонта русский поэт не оставил без внимания, а использовал при написании истории Петра Гринева.
На русской почве роскошный красный плащ стал заячьим тулупчиком, но суть притчи осталось прежней — благодеяние, оказанное из добрых побуждений незначительному человеку, вознаграждается, когда этот человек достигает вершин власти.
Кто знает, возможно, Пушкин усматривал некоторое сходство в судьбах Пугачева и персидского царя: ведь оба они стремились прийти к власти при помощи мятежей. Правда, самозванец Пугачев, объявив себя царем, потерпел поражение и был казнен. Дарий же оказался более удачлив: организовав вместе с шестью родственниками заговор против узурпировавшего царскую власть мага Гауматы, он сумел совершить переворот и занять персидский престол.
Дарий Ι, принимающий посла. Рельеф северной стены царского дворца в Персеполе
Близкий друг Пушкина, Петр Плетнев, помогавший ему в работе с архивными материалами к «Истории Пугачева», писал:
«Ни одно чтение, ни один разговор, ни одна минута размышления не пропадала для него на целую жизнь. Его голова, как хранилище разнообразных сокровищ, полна была материалами для предприятий всякого рода».
История с заячьим тулупчиком — яркое тому свидетельство.
Что такое заячий тулуп
Что-то уж слишком настойчиво Пушкин говорит о такой пустяковой вещи. (Причем последние два раза Савельич говорит о тулупе как-то совсем не к месту). Исследователи отмечали, что реестр вещей, поданный Пугачеву, был реальным. В период подготовки материалов для «Истории Пугачева» в 1833 году Пушкин обнаружил «»Реестр» убытков, понесенных неким надворным советником Буткевичем во время захвата пугачевцами пригорода Заинска. » (См. об этом в: Ю.Г. Оксман. Пушкин в работе над романом «Капитанская дочка» // Пушкин А.С. Капитанская дочка/Отв.ред. Г.П. Макогоненко. Л.:1984. С. 190-195. (Серия «Лит. Памятники). В реестре среди прочего действительно упомянуты два тулупа «один мерлущетой, второй бельичего меху» (Там же. С.191). И Оксман омечает, что тулупы из реестра Буткевича, «подсказывают ход и к «тулупчику заячьему», который так облегчил Пушкину долго не дававшийся ему, судя по начальным планам «Капитанской дочки», мотивировку отношений его героев. (Там же. С.193-194). Можно принять, что подарок-тулупчик удачно «сближает» Гринева и Пугачева, подавая повод для их дальнейших сношений. Но почему тогда Пушкин меняет «беличий» тулуп на «заячий». Ведь для сюжета повести это не имеет никакого значения. Но тем не менее автор произвел эту замену.
На наш взгляд, можно было бы говорить вот о чем.
И еще одно: «часто заяц оказывается оборотнем-посредником между миром человека и миром нечистой силы» (Гура А. Заяц // Родина, 1994, №11. С.118). Эта заячья функция посредника странным образом переходит и к «заячьему тулупу». Ведь именно тулуп (не в качестве одежды, конечно, и не как подарок, но как знак, эмблема отношений) открывает Гриневу путь к Пугачеву, в его стан, на его «территорию, сторону».
Капитанская дочка момент с заячьим тулупом
кто подарил Петруше заячий тулуп (капитанская дочка)
Гринев, ехавший со своим дядькой Савельичем к месту службы, в оренбургской степи попадает в буран. Их выводит к жилью случайно встретившийся им мужик, ставший их вожатым, то есть проводником. В знак благодарности Гринев отдает мужику свой заячий тулуп.
Очень уж не хотелось Савельичу расставаться с заячьим тулупом. Но Гринев не послушал старого слугу. И оказался прав.
Пугачев захватил Белогорскую крепость. Расправа с защитниками крепости была скорой – офицеров, отказавшихся присягать самозванцу «царю», вздергивали на виселицу. Такая же судьба была уготовлена и Гриневу – ему уже накинули петлю на шею. Но Пугачев его неожиданно милует, несмотря на то, что Гринев отказался целовать у него руку. Почему?
Пугачев узнал сначала Савельича, когда тот бросился ему в ноги, умоляя не губить «барского дитяти», а потом и самого Гринева. «Я помиловал тебя за твою добродетель, — говорит Пугачев приведенному к нему Гриневу, — за то, что ты оказал мне услугу, когда принужден я был скрываться от своих недругов».
Мотив заячьего тулупа играет очень важную роль в движении сюжета повести – можно сказать ключевую. Не будь его, автору нужно было бы придумывать что-нибудь другое для «чудесного спасения» героя и приближения его к Пугачеву – с тем, чтобы он смог увидеть крестьянскую войну «изнутри», из ставки ее вождя, и потом описать увиденное.
Этот заячий тулуп, как мне кажется, недаром попадается. Александр Пушкин взял его из исторической книги «Ложный Петр III». В ней во втором томе, среди документов о пропавших вещах, один дворянин жалуется, что у него пропал заячий тулуп.
Такие детали сами по себе не выполняют сюжетообразующую функцию – они заменимы. Тулуп мог быть волчьим или даже не тулупом вовсе, а шапкой, рукавицами. Важен сюжетный ход: Гринев оказывает услугу вожатому, а тот, уже в качестве «царя», платит ему ответной услугой – дарует жизнь. Этот сюжетный мотив – «услуга за услугу» — рожден коллективной мудростью народа и стар как мир.
Итак, заячий тулуп в «Капитанской дочке» выполнил функцию сюжетной пружины, «заведенной» в тот момент, когда Петруша Гринев, уезжая из дома, надел его в дорогу. «Капитанскую дочку» Пушкин задумал до поездки в Казань. В первоначальных набросках плана повести не было положительного героя – в них фигурировал только прототип Швабрина.
«Капитанская дочка». Заячий тулуп
Кто не помнит заячьего тулупа из «Капитанской дочки»? На всякий случай давайте освежим в памяти два эпизода романа Пушкина, связанные с этим предметом одежды.
Гринев, ехавший со своим дядькой Савельичем к месту службы, в оренбургской степи попадает в буран. Их выводит к жилью случайно встретившийся им мужик, ставший их вожатым, то есть проводником. В знак благодарности Гринев отдает мужику свой заячий тулуп.
Очень уж не хотелось Савельичу расставаться с заячьим тулупом. Но Гринев не послушал старого слугу. И оказался прав.
Пугачев захватил Белогорскую крепость. Расправа с защитниками крепости была скорой – офицеров, отказавшихся присягать самозванцу «царю», вздергивали на виселицу. Такая же судьба была уготовлена и Гриневу – ему уже накинули петлю на шею. Но Пугачев его неожиданно милует, несмотря на то, что Гринев отказался целовать у него руку. Почему?
Пугачев узнал сначала Савельича, когда тот бросился ему в ноги, умоляя не губить «барского дитяти», а потом и самого Гринева. «Я помиловал тебя за твою добродетель,- говорит Пугачев приведенному к нему Гриневу,- за то, что ты оказал мне услугу, когда принужден я был скрываться от своих недругов».
Мотив заячьего тулупа играет очень важную роль в движении сюжета повести – можно сказать ключевую. Не будь его, автору нужно было бы придумывать что-нибудь другое для «чудесного спасения» героя и приближения его к Пугачеву – с тем, чтобы он смог увидеть крестьянскую войну «изнутри», из ставки ее вождя, и потом описать увиденное.
Этот заячий тулуп, как мне кажется, недаром попадается. Александр Пушкин взял его из исторической книги «Ложный Петр III ». В ней во втором томе, среди документов о пропавших вещах, один дворянин жалуется, что у него пропал заячий тулуп.
Такие детали сами по себе не выполняют сюжетообразующую функцию – они заменимы. Тулуп мог быть волчьим или даже не тулупом вовсе, а шапкой, рукавицами. Важен сюжетный ход: Гринев оказывает услугу вожатому, а тот, уже в качестве «царя», платит ему ответной услугой – дарует жизнь. Этот сюжетный мотив – «услуга за услугу» — рожден коллективной мудростью народа и стар как мир.
Итак, заячий тулуп в «Капитанской дочке» выполнил функцию сюжетной пружины, «заведенной» в тот момент, когда Петруша Гринев, уезжая из дома, надел его в дорогу. «Капитанскую дочку» Пушкин задумал до поездки в Казань. В первоначальных набросках плана повести не было положительного героя – в них фигурировал только прототип Швабрина.
Капитанская дочка (страница 24)
Признаюсь, я перепугался за бедного моего дядьку. Он хотел было пуститься опять в объяснения, но Пугачев его прервал: «Как ты смел лезть ко мне с такими пустяками? — вскричал он, выхвати бумагу из рук секретаря и бросив ее в лицо Савельичу. Глупый старик! Их обобрали: экая беда! Да ты должен, старый хрыч, вечно Бога молить за меня да за моих ребят за то, что ты и с барином-то своим не висите здесь вместе с моими ослушниками… Заячий тулуп! Я-те дам заячий тулуп! Да знаешь ли ты, что я с тебя живого кожу велю содрать на тулупы?»
— Как изволишь. — отвечал Савельич, — а я человек подневольный и за барское добро должен отвечать.
Пугачев был, видно, в припадке великодушия. Он отворотился и отъехал, не сказав более ни слова. Швабрин и старшины последовали за ним. Шайка выступила из крепости в порядке. Парод пошел провожать Пугачева. Я остался на площади один с Савельичем. Дядька мой держал в руках свой реестр и рассматривал его с видом глубокого сожаления.
Видя мое доброе согласие с Пугачевым, он думал употребить оное в пользу; но мудрое намерение ему не удалось. Я стал было его бранить за неуместное усердие и не мог удержаться от смеха.
— Смейся, сударь, — отвечал Сявельич, — смейся; а как придется нам сызнова заводиться всем хозяйством, так посмотрим, смешно ли будет.
Я спешил в дом священника увидеться с Марьей Ивановной. Попадья встретила меня с печальным известием. Ночью у Марьи Ивановны открылась сильная горячка. Она лежала без памяти и в бреду. Попадья ввела меня в ее комнату. Я тихо подошел к ее кровати. Перемена в ее лице поразила меня. Больная меня не узнала. Долго стоял я перед нею, не слушая ни отца Герасима, ни доброй жены его, которые, кажется, меня утешали. Мрачные мысли волновали меня. Состояние бедной, беззащитной сироты, оставленной посреди злобных мятежников, собственное мое бессилие устрашали меня. Швабрин, Швабрин пуще всего терзал мое воображение. Облеченный властию от самозванца, предводительствуя в крепости, где оставалась несчастная девушка — невинный предмет его ненависти, он мог решиться на все. Что мне было делать? Как подать ей помощь? Как освободить из рук злодея? Оставалось одно средство: я решился тот же час отправиться в Оренбург, дабы торопить освобождение Белогорской крепости и по возможности тому содействовать. Я простился с священником и с Акулиной Памфиловной, с жаром поручая ей ту, которую почитал уже своею женою. Я взял руку бедной девушки и поцеловал ее, орошая слезами. «Прощайте, — говорила мне попадья, провожая меня, — прощайте, Петр Андреич. Авось увидимся в лучшее время. Не забывайте нас и пишите к нам почаще. Бедная Марья Ивановна, кроме вас, не имеет теперь ни утешения, ни покровителя».
Вышед нa площадь, я остановился на минуту, взглянул на виселицу, поклонился ей, вышел из крепости и пошел по Оренбургской дороге, сопровождаемый Савельичем, который от меня не отставал… Я шел, занятый своими размышлениями, как вдруг услышал за собою конский топот. Огянулся; вижу: из крепости скачет казак, держа башкирскуго лошадь в поводья и делая издали мне знаки. Я остановился и вскоре узнал нашего урядника. Он, подскакав, слез с своей лошади и сказал, отдавая мне поводья другой:
— Ваше благородие! Отец наш вам жалует лошадь и шубу с своего плеча (к седлу привязан был овчиный тулуп). Да еще, — прибавил, запинаясь, урядник, — жалует он вам… полтину денег… да я растерял ее дорогою: простите великодушно.
Савельич посмотрел на него косо и проворчал:
— Растерял дорогою! А что же у тебя побрякивает за пазухой? Бессовестный!
— Что у меня за пазухой-то побрякивает? возразил урядник, нимало не смутясь. Бог с тобою, старинушка! Это бренчит уздечка, а не полтина.
— Добро. — сказал я, прерывая спор. — Благодари от меня того, кто тебя прислал; а растерянную полтину постарайся подобрать на возвратном пути и возьми себе на водку.
— Очень благодарен, ваше благородие, — отвечал он, поворачивая свою лошадь, — вечно за вас буду Бога молить.
При сих словах он поскакал назад, держась одной руно за пазуху, и через минуту скрылся из виду.
Я надел тулуп и сел верхом, посадив за собою Савельича.
— Вот видишь ли, сударь, — сказал старик, — что я недаром подал мошеннику челобитье6: вору-то стало совестно, хоть башкирская долговязая кляча да овчиный тулуп не стоят и половины того, что они, мошейники, у нас украли, и того, что ты сам изволил пожаловайть; да все же пригодится, а с лихой собаки хоть шерсти клок.
- 6 Челоби́тье (устар.) — прошение (от бить чело́м — кланяться до земли).
Тема подарка в повести А.С.Пушкина «Капитанская дочка»
Я не ставлю перед собой задачу собрать и проанализировать все встречающиеся в пушкинском наследии подарки. Этот труд под силу разве что целому коллективу филологов-пушкинистов. В данном эссе я коснусь только одного пушкинского произведения, повести «Капитанская дочка». Этот выбор не случаен. Именно здесь тема подарка является одной из центральных. Подарки в данной повести являются не просто штрихами к психологическим портретам героев, или милыми деталями, над которыми автор умиляется вместе с читателем. Дары в «Капитанской дочке» — одни из главных двигателей сюжета. Без подарков бы и повести не случилось бы. Болтался бы Пётр Гринёв на виселице рядом с другими офицерами. Маша досталась бы Швабрину. И закончилась бы вся история на пятнадцатой странице.
Капитанская дочка
Тулупчик заячий
Много ли песен, ставших шлягерами на российской эстраде, написаны на темы литературных произведений отечественной классики? Может их и больше, но мне на ум приходят только две: «Олеся», из репертуара белорусских «Сябров», которая имеет отсылки к купринской повести, и «Тулупчик заячий», который пели парни из люберецкого «Любэ». «Тулупчик» явился на эстраду со страниц пушкинского романа «Капитанская дочка».
Этот тулупчик запомнился всякому, кто на школьной скамье изучал роман Пушкина. Он стал своеобразным символом честности, благородства, сочувствия и сострадания, присущего русскому человеку. По большому счёту тулупчик решил судьбу главных героев. Через тулупчик Пушкин показывает страшного и ненавистного дворянством Пугачева в неожиданном для того времени свете, разбойник и «вор» предстает не лишенным человеческих чувств, знающим, что такое справедливость и благодарность.
Фигура Пугачева вышла у Пушкина настолько мощной и колоритной, что, например, Марина Цветаева видела в нем «единственное действующее лицо», полностью заслоняющее более блеклых Гринева и Швабрина. А Чайковский, думавший над возможностью написания оперы по «Капитанской дочке», считал его «удивительно симпатичным злодеем».
Рискну предположить, что на Пушкина большую роль оказало влияние Вальтера Скотта, чьи исторические романы на тот момент были невероятно популярны в Европе, и в России. Пушкин, вдохновленный примером шотландца, задумывает роман из отечественной истории. Одна из черт вальтерскотовских произведений — тесное переплетение истории страны, в которой происходят события, с историей рода главных героев. Так появляется тема — история пушкинского предка — Абрама Ганнибала. Пушкин начинает работать над романом «Арап Петра Великого».
Сам император присылает ему материалы по времени правления Петра, так, кстати, появляется пушкинская «История Петра». Но поэт-романист обращает внимание на затесавшийся среди петровских документов лист, касающийся пугачевских событий, и оказывается очарован новой темой, материалы собираются в «Историю Пугачёва», а следом рождается роман, в котором принцип переплетения историй страны и рода сохранился, это род Гриневых.
Что же касаемо Пугачева, тут сплелись воедино два фактора: подражая Вальтеру Скотту, Пушкин пытается даже в самом злодейском злодее найти какие-то положительные черты, а другое — знакомясь с документами по восстанию, он проникся идеей о том, что все же была у сурового казака какая-то своя, мужицкая правда, не совсем понятная дворянам, но от этого не перестающая быть правдой. И он решается на смелый ход, показав мятежника более благородным типом, чем дворянин Швабрин, и более мудрым и опытным, чем дворянин Гринев.
Быть опытнее Гринева не трудно, но сколько их — романтических героев дворянского происхождения, у которых молоко на губах не обсохло, разделывались лихо на сказочных страницах книг других авторов со всеми злодеями подряд без разбора. Пушкин же, оставаясь в традициях романтизма, пытается вносить в свои произведения штрихи реализма, становясь в этом деле пионером в отечественной литературе.
Хотя, все же, главный ход, позволивший оклеветанному Гриневу получить прощение решен в романтическом ключе — случайная встреча Маши и не узнанной ею императрицы.
Напоследок хочу сказать пару слов о брендовой теме романа — «русском бунте», том самом, который «бессмысленный и беспощадный», и который видеть «не приведи бог». В принципе, говоря о бунте, как выражении любой революции, Пушкин абсолютно прав, указывая на его беспощадность. Про бессмысленность — вопрос спорный, если с философской точки зрения, то, возможно, и так — на место одних придут другие, и все снова вернется на круги своя, но с точки зрения бунтующих смысл есть всегда, хоть в екатериненской Руси, хоть в трамповской Америке. Я неспроста помянул Америку, потому что в пушкинском определении слово «русский» совершенно лишнее — бунты везде одинаковые, русский ничем не лучше и не хуже любого другого. И, кстати, про беспощадность, ведь автор опроверг сам себя, когда привел сцену пощады Пугачевым Гринева. Круг замыкается и мы снова возвращаемся к тому, с чего начинали — к тулупчику заячьему.
19 октября 1811 года считается днем основания Царскосельского лицея — Пушкинская дата
. Почти каждый год к этому событию Александр Сергеевич писал новые стихи…