что такое закон справедливой доли
LiveInternetLiveInternet
—Рубрики
—Подписка по e-mail
—Поиск по дневнику
—Постоянные читатели
—Статистика
Беседа с Евгением Чичваркиным по мотивам книги Айн Рэнд «Атлант расправил плечи»
«Пропорционально таланту, а не аппетиту»
22.09.2008, 15:30
«Пропорционально таланту, а не аппетиту»
( беседа с Евгением Чичваркиным по мотивам книги Айн Рэнд «Атлант расправил плечи»)
— Должны ли мы понимать вас так, что вы ставите свои интересы превыше интересов общественности? – спросил судья
— Я утверждаю, что подобные вопросы нельзя задавать в обществе людоедов?
(Айн Рэнд. «Атлант расправил плечи»)
Согласно проведенному Библиотекой Конгресса США и Клубом «Книга месяца» в 1991 году опросу роман Айн Рэнд «Атлант расправил плечи» оказал наибольшее влияние на жизнь американцев после Библии. Среди известных почитателей романа – бывший председатель ФРС Алан Гринспен и актриса Анджелина Джоли.
В этой антиутопии наша бывшая соотечественница описывает, как в условиях растущего осуждения индивидуалистического стремления к прибыли ведущие бизнесмены один за один присоединяются к своеобразной забастовке, бросая свое дело и удаляясь в потайную долину, где создают свободную рыночную экономику. Они парадоксальным образом следуют антикапиталистическому моральному кодексу, избавляя общество от своего эгоизма, но одновременно и лишают антикапиталистическое общество жизненной силы. Становится видно, что сила противников капитализма в поддержке самих капиталистов, которые готовы играть роль жертвы – спасать компании от губительных последствий государственной политики и тем самым поддерживать систему перераспределения; поддерживать видимость цивилизованного диалога с государством, которое оставляет последним аргументом в дискуссии угрозу применения силы.
Особенность «Атланта» в том, что в отличие от других похожих произведений здесь не просто показывается мрачный мир антиутопии, а демонстрируется как присущие многим из нас идеи приводят из мира, который похож на наш, в мир который не может не пугать. Хотя сюжет романа вымышленный, читатель-экономист найдет много параллелей с экономической историей США – принятием антимонопольных законов и мерами рузвельтовского «Нового курса», который привел к превращению временных экономических трудностей в «Великую депрессию», являющуюся прообразом описываемой в романе экономики.
В США книга Айн Рэнд «Атлант расправил плечи» является очень влиятельной и имеет весьма известных сторонников. Однако в России это пока не так. Поэтому хотелось бы узнать, как Вы впервые столкнулись с этой книгой?
Про книгу мне рассказал один житель Киева, с которым мы летели в Индию. Книжка понравилась и я стал ее популяризировать. Раньше мне казалось, что я одинок в своем отношении к капитализму, но оказалось, что не я один так думаю и мне было очень приятно.
Впрочем, идеи, которые идут в книге красной линией, в том или ином виде с различными искажениями и социал-капиталистическими дополнениями присутствуют практически у всех коммерсантов.
А что именно вы видите главной идеей?
Люди не равны и каждому должно доставаться пропорционально таланту, а не пропорционально аппетиту. Идея понятна, просто после стольких лет коллективизма очень тяжело с ней сверяться. Поэтому тяжело представить себе, чтобы в нашем государстве это было идеологией.
Но вот ОАЭ близко стоят. Жесткая центральная власть не противоречит равному применению закона.
Вы выделили в качестве центральной идеи книги, что люди не равны и каждые должен вознаграждаться сообразно таланту. Некоторые герои романа утверждают, что нет более важной задачи, чем делать деньги. А для вас талант – это делать деньги?
Деньги нужны для свободы, для воплощения своих идей и мечтаний. Деньги это степень приобретения этих самых свобод. Поэтому денег всем нужно разное количество. Все по-разному обозначают свои потребности. Деньги это всеобщий эквивалент. Конечно, нельзя купить молодость, хотя некоторые пытаются. Нельзя купить любовь. Но многие другие жизненные ценности можно удовлетворить при помощи денег, как то страсть к путешествиям или коллекционирование.
Можно ли сказать, что вам свободы достаточно?
Какая часть препятствий, о которых вы говорите, связана с деятельностью государства?
Да никакая не связана. Самый большой враг – внутри нас. Это наша безалаберность и недоразвитость.
Минэкономразвития и ФАС хотят взять субъектов, которые являются доминирующими на той или иной территории, раскрывать договоры поставок со всеми цифрами, данными и принципами ценообразования. Такое чудовищное советское влезание в работу торговцев это позапрошлый век, либо самые неразвитые государства Африки: наверное, только в такие головы могло прийти.
Это антимонопольное регулирование – рычаг для ограбления: высоких оборотных штрафов, либо ограбления под угрозой их. Штрафы доходят до 15%, тогда как рентабельность в розничной торговле может быть 1-3%.
До последнего времени компания не была вовлечена в политику, а потому Ваше участие в предвыборной кампании Д. Медведева оказалось для многих неожиданным. Благодаря чему Вы согласились?
В какой степени та несвобода, которая сейчас есть в стране, объясняется поведением самих бизнесменов?
Она связана с поведением обычных граждан. Граждане в коме. Большинство граждан находится буквально в анабиотическом состоянии. И они согласны с тем, что закон применяется ко всем по-разному и они готовы, чтобы был социализм и все всем разделили поровну.
А каковы ценности самой компании «Евросеть»?
Легко ли объяснять сотрудникам, что на работе можно читать художественную литературу?
Что-то, а это объяснить просто. Другое дело, что там никого не убивают и соски не твердеют, поэтому читать это для многих не интересно.
Главная цель бизнеса это зарабатывание денег?
Нет. Получение средств это цель промежуточная. Цель – это блага, свободы, квалификация и чувство причастности к созиданию чего-либо. Это конечная цель.
Зарабатывание денег – это очень замечательно и правильно, но все же не окончательная цель.
Представим людей на Олимпиаде. Добежать первым – цель? Или встать на пьедестал? Деньги – это добежать первым. А другие ценности – встать на пьедестал. Настоящие пьедестал это когда ты сможешь заработанное правильно вложить и потратить.
А как вы в вашем бизнесе определяется «пьедестал» и достижение? Понятно, большинству людей очень просто представить достижение в производственном секторе – появился принципально новый товар. В вашем бизнесе это не настолько заметно.
Если ты можешь сделать магазины, где хорошо обслуживают и покупателя облизывают, и поставить это на поток, ты станешь миллиардером.
Форд создал конвейер для производства автомобилей. А вы пытаетесь создать конвейер, из которого выходили бы магазины?
Я хотел бы создать конвейер из которого выходили бы счастливые, удовлетворенные покупатели. Люди, которых бы развлекли.
Может ли что-то такое произойти в стране, чтобы Вы, как главные герои «Атланта», решили уйти из бизнеса?
Дальше идти от первой книги к третьей книге.
36 год – «Национальный железнодорожный альянс» принял «Правило-против-свар-в-стае», которое запрещало членам альянса заниматься так называемой разрушительной конкуренцией; в определенных регионах запрещалась деятельность более чем одной компании; в таковых регионах право перевозок принадлежало старейшей компании, а новые должны были прекратить перевозки в течение 9 месяцев; право определять районы, гдей действовало ограничение конкуренции, предоставлялось Исполнительному комитету альянса. Скрытая цель – спасти железнодорожную компанию «Таггерт Трансконтинентал» от конкуренции со стороны «Феникс Дуранго».
37 год – принят закон справедливой доли, запрещающий любому лицу или корпорации совмещать несколько видов бизнеса. Формально речь идет о необходимости обеспечить конкуренцию и предоставить гражданам расширенные возможности для занятия бизнесом. Реальная цель – подорвать успешную деятельность стателитейной компании «Риарден Стил», имеющей собственный бизнес в области железной руды, в пользу компании «Ассошиэйтед Стил», не имеющей надежного поставщика.
37 год – в ответ на экономическое процветание в Колорадо и отток бизнесов из других регионов приняты директивы Уэсли Моуча. Они предусматривают ограничение на скорость движения поездов и количество вагонов в них, пускать одинаковое количество поездов в каждом штате в рамках зоны, состоящей их пяти соседствующих штатов; сталелитейные заводы должны были ограничтьб максимальное производство любого сплава объемом, равным производительности других предприятия той же мощности, и предоставлять долю своей продукции любому покупателю, желающему её получить; запрет производителям на перемещение с текущегло места нахождения без разрешения регулятора; пятилетний мораторий на выплату железных дорог по облигациям; 5% налог с продаж с Колорадо.
39 год – принята Директива 10-289, предусматривающая следующее: увольнение и добровольный уход сотрудников с работы становится незаконным; закрытие бизнесов запрещено; патенты и австорские права отменяются; запрещается введение новых устройств, продуктов и товаров любого характера; запрещается сокращение и увеличение производства; всем предписывается тратить постоянное количество денег; вводится всеобъемляющие контроль за ценами].
Это реалистичный сценарий?
Не совсем, люди у руля гораздо мудрее. В книге художественная утрированная ситуация. В жизни таких чистых моментов не бывает.
По поводу России. Каково соотношение между «аристократией денег» и «аристократией блата»? В какой мере российский бизнес сейчас является бизнесом и в какой – политикой?
В качестве справки от ВИКИПЕДИИ:
«Атла́нт расправил плечи» — роман Айн Рэнд (англ. Atlas Shrugged, Ayn Rand), впервые опубликованный в 1957 году в США.
Содержание [убрать]
1 Сюжет
2 Содержание
3 Издания
4 Ссылки
[править] Сюжет
К власти в США, как и во всём мире, приходят социалисты, начинаются гонения на крупный (а потом и на весь остальной) бизнес, свободный рынок уступает свои позиции плановой экономике, страна медленно погружается в хаос и тьму. Главные герои романа, Хэнк Реардэн (стальной король, владелец рудников, металлургических заводов, изобретатель) и Дэгни Таггарт (владелица железнодорожной компании) пытаются противостоять этому, но их постигает неудача. Экономика страны разрушена, вспыхивает гражданская война, начинается голод.
После данного романа автор сосредоточилась в области философии, политической и культурной критики.
Роман содержит более тысячи страниц, примерно 645000 слов, и является одним из самых длинных романов, написанных на европейских языках.[источник?] В книге рассматривается ряд философских тем, которые у Рэнд впоследствии перерастут в философию объективизма.
[править] Содержание
Who is John Galt?
Книга 1. Часть 1. Непротивление (переводчик: Ю. Соколов).
Книга 2. Часть 2. Или-или (переводчик: В. Вебер).
Книга 3. Часть 3. А есть А (переводчик: Д. Вознякевич).
[править] Издания
Издание 1997 — перевод Д. В. Костыгина, Культ-информ-пресс, СПб
Издание 2006 — перевод Ю. Соколова, В. Вебер, Д. Вознякевич, Невская перспектива, Оникс, Альпина Бизнес Букс
Суперобложка, 1504 стр.
Рецензия на книгу «Атлант расправил плечи»
В главной художественной книге мира, защищающей капитализм, каждый найдет то, что сам захочет: апологию предпринимательства, любовную интригу или даже социалистические идеи.
Сложно представить человека, для которого нет лучшей книги, чем чтиво про четыре сна Веры Павловны. Поэтому по «юзабилити» Айн Рэнд определенно удалось обставить Чернышевского.
В чём заключался «Новый курс» Рузвельта
Дословный перевод названия политики, проводимой Франклином Делано Рузвельтом, «Новая сделка» (New Deal). Но в русском языке этот термин имеет несколько иной смысл, чем в английском. Кроме того, Рузвельт действительно повёл страну новым курсом, резко отличавшимся от того, что делали ранее президенты США.
Предыдущий глава государства Герберт Гувер придерживался четырёх основополагающих принципов:
Ставший президентом 4 марта 1933 года Франклин Рузвельт, наоборот, выступал за самое широкое участие государства в делах экономики и увеличение госрасходов во имя её перезапуска. Уже пять дней спустя Конгресс США начал специальную сессию, длившуюся три месяца, во время которой были приняты важнейшие законы, обеспечившие проведение «Нового курса». Начал Рузвельт с банковской сферы, объявив 6 марта 1933 года банковские каникулы. Неделю банки были закрыты, в них шёл анализ состояния кредитных учреждений — разделение на три категории: «закрыть», «сохранить», «сохранить при выделении помощи». Банки из двух последних категорий открылись снова. Разорившимися банками стала управлять государственная Реконструктивная финансовая корпорация (РФК). Итог — оздоровление банковской системы и концентрация ресурсов, хотя самих банков стало меньше на 15%, зато объём активов вырос на 37%.
Промышленность и бизнес получили возможность масштабного кредитования. Рузвельт разделил банки на депозитные и инвестиционные, это деление сохраняется и поныне. Инвестиционным банкам было запрещено работать с депозитами населения и юридических лиц, а депозитным — заниматься рискованными инвестициями.
Государство страховало вклады, полностью компенсируя суммы до 10 тыс. долл. Это устраивало широкие массы и вызвало доверие к банкам, отток денег физических лиц прекратился: люди понесли в банки средства, что дало возможность пустить их в дело.
Для банков стало обязательным резервирование, эта норма до сих пор активно применяется центробанками для регулирования.
Наряду с запретом свободного золотого обращения и вывоза золота за границу, Рузвельт пошёл на девальвацию доллара: с января 1934 года содержание в нём золота уменьшилось на 41%, зато цена тройской унции выросла до 35 долл.
Предпринятые меры создали механизм развития американской экономики через инфляцию. С помощью девальвации доходы перераспределились от финансистов к промышленникам — Рузвельту было важно развитие промышленности.
В июне 1933 года принимается Закон о восстановлении национальной промышленности, его реализацию поручают Администрации национального восстановления, объединившей видных промышленников, предпринимателей и экономистов. Двухлетнее приостановление антитрестовского законодательства концентрирует производственные активы.
Рузвельт считал, что во время кризиса необходимо приостановить конкуренцию внутри каждой отрасли, промышленность разделили на 17 групп, было создано 400 кодексов честной конкуренции, регулировавших все аспекты. При помощи кодексов удалось привести объёмы производства в соответствие с платёжеспособным покупательским спросом.
Ещё одним важным приоритетом «Нового курса» стала борьба с безработицей. В 1933 году только каждый десятый — на полной занятости, в стране числилось почти 17 млн безработных, на 60% был сокращён фонд заработной платы. Потерявшие доход граждане лишались жилья из-за невозможности обслуживать займы, переселялись в пригороды, где строили трущобы и где царил натуральный обмен.
Через Администрацию по оказанию чрезвычайной помощи безработным были распределены бюджетные 4 млрд долл. Рузвельт создавал рабочие места при помощи госсредств — важно было дать людям доход для оживления потребления.
Рабочие места старались создавать в отраслях, дающих мультипликативный эффект в смежных секторах. Безработные активно привлекались к общественным оплачиваемым работам, через них прошли порядка 4 млн человек. Молодые люди 18–25 лет добровольно концентрировались в специальных трудовых лагерях, где гарантировались работа и зарплата. Они жили на гособеспечении, поэтому из 30 долл. зарплаты порядка 25 долл. отправлялось семье молодого человека или девушки.
В 1935 году введено страхование по старости и безработице.
В результате всех этих действий стимулировался экономический рост. «Великая депрессия» привела к падению цен на сельхозпродукцию на 58%, что не обеспечивало даже текущие потребности фермеров, не говоря о развитии агропромышленного комплекса. Разорилась примерно пятая часть фермеров. Сельхозтовары выгоднее было уничтожить, чем везти на продажу.
В 1933 году принимается Закон о регулировании сельского хозяйства, реализация которого поручается Администрации регулирования сельского хозяйства. Уровень цен устанавливает государство — они растут.
Фермеры получают госсредства, если сокращают посевы и выпуск продукции. Из оборота выведено 10 млн акров площадей под хлопок, уничтожается четверть иных посевов, поголовье свиней и крупного рогатого скота уменьшено на 30 млн голов. В 1934 году хлопковый урожай сокращается на четверть, кукурузы — на 40%. Сельхозпродукция прекратила дешеветь, фермеры вздохнули чуть свободнее. В мае 1935 года правительство создаёт Администрацию по сельской электрификации (REA).
Национальный акт о трудовых отношениях (закон Вагнера), принятый 5 июля 1935 года, знаменует второй этап реформ. Документ гарантировал подписание коллективного договора и организацию стачек. В июне 1938 года принимается Закон о справедливых условиях труда, вводивший минимальную почасовую оплату в 25 центов и полтора тарифа при превышении продолжительности рабочей недели, ограничен труд детей.
Государство развивает строительство жилья и ипотеку. В 1933 году начала работу Ссудная корпорация владельцев жилья, впервые финансирующая ипотеку через выпуск облигаций. В 1938 году под контролем государства создаётся Федеральная национальная ипотечная ассоциация (FNMA).
«Атлант расправил плечи»: попытка беспристрастного прочтения. Часть 1/2
«Если произведение искусства вызывает споры, — значит, в нем есть нечто новое, сложное и значительное». Оскар Уайльд
«Если литературное творчество представить как процесс преобразования абстракции в конкретику, возможны три типа такого сочинительства: перевод старой (известной) абстракции (темы или тезиса) посредством архаичной литературной техники (то есть персонажей, событий и ситуаций, уже не раз использованных для той же темы, того же самого перевода) — сюда относится большая часть популярной халтуры; пересказ старой абстракции с помощью новых, оригинальных литературных средств — это большая часть хорошей литературы; создание новой, оригинальной абстракции и перевод ее с помощью новых, оригинальных средств — под этот пункт, насколько мне известно, подпадает только мое творчество и моя манера писания романов». Айн Рэнд
Будучи давно наслышан об этом произведении, что регулярно признаётся в США одним из самых значительных романов ХХ века, я всячески откладывал своё с ним знакомство, начитавшись строго полярных отзывов. Большая часть отечественных рецензентов именует жанр «Атланта» не иначе как «капреализмом», т.е. находит книгу пропагандистским производственным романом, полным тех же клише, что и советская литература, только с противоположным идеологическим знаком, что не вызывало у меня желания взяться за прочтение этого 1400-страничного фолианта. Не сильно обнадёживали и положительные отзывы, полные выражений вроде «эта книга перевернула мою жизнь», «самое значительное произведение всех времён», «это для избранных, а не для быдла» – люди, чью жизнь и мировоззрение способна перевернуть всего лишь книга, пусть даже и ловко написанная, кажутся мне экзальтированными и неуравновешенными фанатиками, мнение которых также не слишком релевантно. Хвала долгим новогодним праздникам, как нельзя лучше настраивающим на ленивое прочтение чего-то бесконечного – так, наконец, я и осилил самолично «Атланта», отметив, что истина как всегда где-то посередине: популярные в Рунете чёрно-белые отзывы совершенно не дают представления об этой действительно незаурядной, но и очень неровной книге, в которой сильные и чрезвычайно удачные моменты чередуются с откровенным китчем. Рецензий умеренного и срединного толка, отмечающих не только недостатки, но и достоинства «Атланта» (и наоборот) в Рунете немного, и касается это не только романа Айн Рэнд, но и любого мало-мальски политизированного феномена (а «Атлант» книга, в первую очередь, идеологическая), потому мои пять копеек по теме точно не будут лишними.
Чёрно-белое восприятие «Атланта» задаёт и сама его автор с первых же страниц первого тома, на которых мы знакомимся с главными героями, крупными промышленниками реального сектора экономики. Конфликт обозначен предельно чётко и контрастно, какие-либо полутона в нём отсутствуют: целеустремлённая, собранная и одержимая своей работой Дагни Таггерт против её родного брата Джеймса, который хоть и является номинальным руководителем крупнейшего оператора железнодорожных перевозок в стране (в мире «Атланта» этот вид транспорта на порядок важнее авиации), но по сути это вялый и пропитавшийся левыми идеями несобранный человечек не на своём месте – успех семейного бизнеса целиком обязан талантам Дагни. Она запойно работает с 16-летнего возраста, исключительно цельная и щедро одарённая личность, да ещё и красавица, внимания которой добиваются самые завидные кавалеры высшего общества. Ситуация здорово напоминает американскую комедию «Близнецы», в которой одному из братьев в результате медицинского эксперимента передались лишь положительные телесные и духовные черты, а другому – сплошь отрицательные (Джеймс тоже отвратителен не только ментально, но и физически). В эпиграфе я привёл те амбиции, которыми руководствовалась Айн Рэнд в ходе написания своей эпопеи. Да, у «Атланта» немало достоинств, но вот «создание новой, оригинальной абстракции и перевод ее с помощью новых, оригинальных средств» у автора категорически не задалось – порой складывается впечатление, что читательский опыт Айн Рэнд закончился где-то на романах Жюля Верна, из которых этот наивный романтизм середины XIX века практически без всяких адаптаций перекочевал на сто лет вперёд, в эпоху куда более скрупулёзной прорисовки характеров, и именно этот момент делает «Атланта» максимально уязвимым для критики. Но перед дальнейшим подробным разбором дадим ещё раз слово самому автору:
«Я создаю впечатление философа, теоретика и романиста. Однако мои интересы в большей степени обращены к последней ипостаси; первая служит для меня лишь средством для реализации художественных замыслов; абсолютно необходимым средством, но, тем не менее, всего лишь средством; все воплощается в романе. Вот поэтому, я думаю, идея написания философского труда и показалась мне скучной. В такой книге я должна была бы доказывать, обосновывать читателям свои принципы. В романе же я, напротив, ставлю цель создать желанный для меня мир и жить в нем в процессе его создания; дополнительным результатом моей работы является открытость этого мира для каждого, но лишь в той степени, в какой человек готов принять мою философию».
Забегая вперёд, отметим, что от образа философа-теоретика Айн Рэнд избавиться не удалось: несмотря на все преследуемые ею и указанные выше цели, её главный труд получился страшно разросшимся философским трактатом на тему этики, оформленным под художественную литературу при помощи крайне слабых изобразительных средств.
Поначалу «Атланту» ещё удаётся производить впечатление более-менее добротной художественной литературы. Первые два тома этого монументального трёхтомника написаны довольно лихо, наподобие остросюжетных производственных бестселлеров Артура Хейли. Рэнд рисует перед современным ей читателем картину возможного будущего Соединённых Штатов, которые вслед за Европой постепенно перенимают идеи социализма и культурного релятивизма. Идеологические столкновения практически всегда проходят в кругу отдельно взятой семьи: например, в то время как талантливый учёный и по совместительству сталелитейный магнат Генри (Хэнк) Риарден бьётся в поте лица на своём заводе над созданием нового чудо-сплава, его жена Лилиан организует что-то вроде литературного салона, на котором присутствующие властители дум регулярно озвучивают следующие сентенции:
«Что есть человек? Всего лишь горстка наделенных манией величия химикалий. Метафизические претензии человека нелепы. Этот жалкий комок протоплазмы, полный уродливых и мелких концепций, посредственных и не менее мелочных чувств, воображает себя значительным! Именно в этом, на мой взгляд, и коренятся все горести мира. Философы прошлого судили поверхностно. И на долю нашего столетия выпало заново определить цель философии. Она заключается вовсе не в том, чтобы помочь человеку определить смысл жизни, но в том, чтобы доказать, что такового не существует вовсе».
Рэнд не скрывает своего отвращения к подобным концепциям, всякий раз издевательски описывая соответствующего оратора:
«Этот британский прозаик с мировой славой обрел популярность тридцать лет назад, и с тех пор никто больше не читал его писанины, но все держали его за живого классика. Его считали глубоким мыслителем за изрекаемые им фразы вроде: «Свобода? Давайте не будем толковать о свободе. Свобода недостижима. Человек никогда не сможет освободиться от голода, холода, болезней, несчастных случаев. Он никогда не освободится от тирании природы. Так стоит ли отвергать тиранию политического диктата?» Когда вся Европа ввела в практику провозглашаемые им идеи, писатель перебрался в Америку. С годами его литературный стиль и его тело приобрели дряблость. К семидесяти годам он стал тучным стариком с крашеными волосами и циничными манерами. Свои высказывания он частенько разбавлял цитатами из «Упанишад» относительно тщеты всех человеческих усилий».
Знакомые персонажи, часто встречающиеся и ныне, не правда ли? Томные интеллектуалы-буддисты, ловко жонглирующие ничего не значащими словесами. Или вот ещё один литературный лидер века, «невзирая на то, что ни одна из написанных им книг не была продана тиражом больше трех тысяч экземпляров»:
«Моральные принципы, свободная воля, достижения, торжество добра, героизм в изображении человека – все это теперь выглядит откровенно смешно. Истинная сущность жизни – страдание. Поражение и страдание. Люди же бывают счастливы хотя бы иногда – это заблуждение исповедуют натуры поверхностные».
Ну как тут не вспомнить, например, одного датского кинорежиссёра, фильмы которого с завидной регулярностью проваливаются в прокате, редко отбивая простые затраты на производство, но которому всякий раз истеблишмент в лице разного рода культурных фондов, спонсируемых в конечном счётом государством, выделяет средства на новые картины, лейтмотив которых неизменен: «Скорее бы мы все уже сдохли».
Воцарившейся столь гнилой интеллектуальной атмосфере поначалу пытаются противостоять немногочисленные люди разума: изобретатели, производители материальных благ, трудоголики – т.е. те самые атланты, на которых, по мнению Айн Рэнд, и стоит мир. Их философия не столь витиевата и велеречива, восходя к классической протестантской этике, но её практические достоинства неоспоримы:
«Дагни, в жизни нет ничего важнее, чем то, как ты делаешь свою работу. Ничего нет. Это самое главное. И твоя сущность проявляется именно в этом. Такова единственная мера ценности человека. И все этические принципы, которые пытаются затолкать тебе в глотку, имеют не больше цены, чем бумажные деньги, с помощью которых жулье пытается лишить людей их добродетелей. Один лишь принцип компетентности способен стать основой того морального кодекса, который можно приравнять к золотому стандарту».
Ты есть то, что ты делаешь; всё прочее – лирика. Такая прямолинейность многих, естественно, раздражает, но просто отмахнуться от этого соображения как от устаревшей банальности не так-то легко, особенно в современной России, где любой обыватель, напичканный целой россыпью кроссвордной информации, любой бездельник и по совместительству доморощенный «философ» легко объяснит вам, что революцию здесь устраивали жидомасоны, американцы никогда не высаживались на Луне, а экономическому процветанию страны препятствуют зловещие планы Мирового правительства. Однако нельзя не отметить, что рост такого рода «знаний» прямо коррелирует с упадком профессионализма в отдельно взятой профессии, и каждого из нас сейчас обслуживают политически подкованные врачи, не способные поставить диагноз, широко эрудированные слесари, кои не в состоянии нормально заварить батарею и т.д. и т.п. Как человек, не имеющий богатых родственников, начавший трудовую деятельность еще с института, всегда получавший работу исключительно в конкурентных условиях (через сайты трудоустройства) и положивший 20 лет на то, чем занимаюсь, я, хоть и скрепя сердце, готов согласиться с тем, что я – редактор-переводчик, не больше и не меньше, поскольку все остальные мои таланты и попытки либо не материализовались вообще, либо материализовались в несравнимо более скромном масштабе по сравнению с основной профессией. Однако и мне неприятно выслушивать мотивационные спичи от людей неопределенного рода занятий, редко когда занимавшихся долгой, методичной и рутинной работой, которую они при этом прославляют. Дагни Таггерт вкалывает на своей железной дороге как проклятая, но это никак не сказывается ни на её внешности, ни на здоровье – от бесконечных, подчас до глубокой ночи, сидений за рабочим столом у неё не осунулось лицо, не появились морщины, не развилась близорукость или свойственный сидячей работе остеохондроз, т.е. автор здесь прославляет то, чего никогда не испытывала на собственной шкуре. Профессионализм – безусловно добродетель, но добродетель эта требует каждодневных усилий и каждодневных же отказов практически от всего, что не укладывается в её узкую колею, потому супер-разносторонние и успешные во всём, за что берутся, да к тому же прекрасные душой и телом герои «Атланта» у любого профессионала в своём деле вызывают лишь ухмылку. Однако это никак не опровергает того факта, что если человек не является в чём-то профессионалом, для всего остального мира, за исключением своей семьи, он оказывается попросту никем. Возможно, жёсткость и бескомпромиссность этой позиции и обусловили львиную долю отрицательных рецензий на «Атланта», ибо сознавать такое о себе слишком многим не по вкусу.
«Кем бы мы ни были – мы движем миром, и нам вести его вперёд», – говорит в начале романа один из «атлантов», сталелитейный магнат и ученый-практик Хэнк Риарден. Но во втором томе на место «атлантов»-промышленников приходят бюрократы, государственные служащие, «аристократия блата», как называет их сама Айн Рэнд. Очень точное определение их сущности в любую эпоху – ибо там, где идею бизнеса, извлечения прибыли, сменяет идея «справедливого распределения», незамедлительно появляется «телефонное право» и расцветает коррупция. И если бы только это! Подбор служащих ведется теперь не на основе их профессиональных качеств, умений и знаний – но по степени их «полезности», то есть лояльности руководству. Результаты поистине ужасны: на ключевые посты назначены полные ничтожества, тупые, трусливые, неумелые, обладающие лишь одной «способностью» – ползать на брюхе перед начальством. Вся властная вертикаль выстроена единообразно: каждый на своем месте – грубый тиран для подчиненных, подобострастный раб вышестоящих. Единственным средством решения проблем является издание как можно большего количества запретительных законов, регулирующих правил и прочих бумажек. Причём власти часто даже заинтересованы в нарушении установленных ими же запретов, поскольку таким образом можно получить целую нацию нарушителей, а значит – держать множество людей в постоянном страхе наказания за фактически спровоцированные преступления. Естественно, такой принцип управления приводит страну к экономической катастрофе.
И если «акулы капитализма» всегда были готовы взять на себя ответственность – и брали ее, оперативно принимая решения, отдавая команды, отвечая за все последствия – деньгами, собственностью, головой, то правительственные «левые» бюрократы ищут любые лазейки, чтобы НЕ принимать решений, переваливая этот груз и сопутствующую ответственность друг на друга по нисходящей линии бюрократической ветви, так что в конце концов виноватым оказывается в прямом смысле стрелочник.
Этот принцип всеобщей безответственности великолепно раскрыт в одном из самых «ударных» эпизодов романа – описании страшной катастрофы в железнодорожном туннеле. Большой и подробный эпизод написан динамично, ярко и держит читателя в неослабном напряжении.
Айн Рэнд завершает эпизод не менее хлестко, развивая идеи всё-таки существующей коллективной ответственности и «отложенного штрафа», которые находит вполне справедливыми:
«Говорят, что катастрофы – дело случая, и нашлись бы люди, сказавшие, что пассажиры «Кометы» не виноваты и не отвечают за то, что с ними случилось.
В спальном отделении вагона номер один ехал профессор социологии, который учил, что индивидуальные способности человека не имеют значения, что индивидуальные усилия тщетны, индивидуальная совесть — бесполезная роскошь, что не существует ни индивидуального разума, ни характера, ни достижений и что все на свете — результат коллективных достижений, и что значение имеют массы, а не личность.
В седьмом купе вагона номер два ехал журналист, писавший, что применение принуждения «во имя благих целей» вполне морально и достойно. Он свято верил в действенность физической силы — можно ломать жизни, душить амбиции, признавать виновным, сажать в тюрьму, грабить, убивать, — все во имя идеи «благого дела».
Профессор экономики из второго купе вагона номер девять оправдывал ликвидацию частной собственности, объясняя это тем, что разум не имеет значения в промышленном производстве — разум человека обусловлен материальными орудиями, неважно, кто управляет фабрикой или железной дорогой, это просто вопрос захвата механизмов.
Домохозяйка из девятого купе вагона номер двенадцать верила, что имеет право избирать политиков, о которых ничего не знала, контролировать гигантов индустрии, в которых ни бельмеса не смыслила.
Мужчина из купе «А» вагона номер шестнадцать, гуманитарий, как-то сказал: «Способные люди? Меня не волнует, почему их заставили страдать. Их необходимо штрафовать, чтобы поддержать неспособных. Откровенно говоря, меня не волнует, справедливо ли это. Я горжусь тем, что не имею снисхождения к способным, когда речь идет о нуждах малых сих».
Женщина из спального вагона номер десять уложила спать двоих детей на верхнюю полку, закутав, чтобы уберечь от сквозняков и толчков. Ее муж на государственной службе обеспечивал исполнение директив, и она полностью оправдывала это, говоря: «Мне все равно, это коснется только богатых. В конце концов, я должна думать о детях».
Адвокат из спального отделения вагона номер тринадцать имел обыкновение говорить: «Кто? Я? Я приспособлюсь к любой политической системе».
Там еще много таких личных историй, я привёл лишь семь из четырнадцати.
«Все эти пассажиры не спали, – заканчивает Айн Рэнд. – Но в поезде не нашлось бы ни одного человека, который в той или иной мере не разделял их идей».
Расплата настигла всех – за общую жизненную позицию, за слова, даже за мысли. Бескомпромиссная тётка, что и говорить. Так ли уж она права – решайте сами.
Рассматривать же этот роман как собственно произведение художественной прозы, с точки зрения психологизма, литературного стиля etc. – занятие хоть и неблагодарное, но довольно забавное.
Все его герои-предприниматели (из числа удачливых, то есть «атлантов») хороши необыкновенно: телесное совершенство и духовная возвышенность (несмотря на декларируемый эгоизм) просто поражают воображение. Мужчины высоки, поджары, стройны, сильны, их лица прекрасны, глаза сверкают, волосы переливаются на солнце. Дагни – миниатюрна, хрупка, элегантна, наконец, чертовски красива. Кроме нее достойных женщин в их мире нет. Просто нет. Из четверых героев-мужчин трое – в разное время её любовники, безропотно уступающие друг другу честь оказаться с ней в постели (жаль, не все четверо). Впрочем, есть и четвертый воздыхатель, её помощник, но тот калибром помельче и ни на что не смеет претендовать.
Психологически всё это настолько беспомощно, что вызывает смех.
Эротическая эпопея Дагни в трехтомном романе развивается следующим образом. Первый любовник (друг детства и юности), наследник богатого знатного рода, Франсиско д’Анкония, загадочный, утонченный, искушенный красавец, из «идеологических соображений» играет роль плейбоя, но в третьей части романа «саморазоблачается» и сообщает Дагни, что все последние 12 лет со дня их разлуки, вообще не вступал в интимные отношения, а любил и любит только её (ей-богу, здесь какие-то тайные комплексы писательницы). Что касается его разглагольствований о женщинах, достойных и недостойных, – увы, увы автору: это не мужской взгляд – скорее, представления романтической девочки-подростка. Я уже отмечал, что в плане прорисовки глубины характеров Айн Рэнд остановилась где-то на эпохе Жюля Верна – приблизительно из той же славной поры в её роман перекочевали и соображения касательно взаимоотношений полов: Фрейд? бессознательная и бесконтрольная страсть? импринтинг? фетишизация, в той или иной степени свойственная каждому из нас? Не-а, не слышали. По Айн Рэнд, сексуальный выбор человека — результат и сумма его базовых убеждений, т.е. продукт разума. Очень наивный, «сине-чулочный» взгляд, причём по меркам даже не нашим, а современников писательницы.
Второй, сталелитейный магнат и изобретатель Хэнк Риарден, единственный более или менее живой человек среди всех этих эльфических персонажей, не только любовник, но соратник («тут у неё любовь с интересом»), чью семью Дагни разбивает, внезапно с легкостью соглашается, что третий достойнее. Ибо третий – не кто-нибудь, а сам Джон Голт. Этот таинственный красавец-полубог Джон Голт – вообще не человек, а какая-то схема. Между прочим, оказывается, он 10 лет работал у ничего не подозревающей Дагни простым рабочим, чтобы только быть с нею рядом (и тоже, разумеется, никаких других женщин – вот так вот!). Внезапно вспыхнувшая к нему страсть Дагни не то, что неубедительна – кажется невозможной, ведь образ Голта абсолютно лишен «плоти», это всего лишь ходячий принцип.
Франсиско д’Анкония, долго не теряющий надежды, сперва смиряется, что его место занял Риарден, потом смиряется, что на место Риардена заступил Джон Голт. Такие вот эгоистично-альтруистичные «акулы капитализма». Кроме того, все трое дагниных любовников восхищаются друг другом и от души друг друга любят. Сам я судить не берусь, но женщины из числа родных и близких уверяют: такой чепухи даже Донцова не писала.
В противоположность прекрасным капиталистам-«атлантам» отрицательные персонажи мерзки не только душевно, но и физически: пухлые, жирные, низкорослые, лысые, неуклюжие, с потными подмышками, кривыми ногами, противными рожами, визгливым голосом (наверняка я что-то забыл, но, в общем, все они уроды). Есть, правда, плохая красивая женщина, жена Хэнка Риардена, но она компенсирует красоту подлостью – так гадить мужу, так предавать его, так изводить и унижать (причем, ещё до его измены), это мало кому по плечу. Просто патологическая гадина.
Вообще с близкими бедняге Хэнку не повезло. Злобное неблагодарное семейство – мать, брат, жена – паразитирует на нем, при этом его же обвиняет в бездушии, эгоизме, алчности и т.д. и т.п. Говорят гадости, устраивают сцены, клянчат деньги, а получая, тут же снова стараются побольнее уколоть, словом, кусают руку дающего – и продолжается это годами. А измученный этой бесконечной низостью благородный капиталист содержит их и терпит, терпит – до самой середины третьего тома.
Но вот что интересно: если с психологией личных отношений у Айн Рэнд дело обстоит просто плачевно, то по части социальной психологии – она весьма и весьма сильна.
Несмотря на все усилия отдельных талантливых одиночек, идеи человеческой ничтожности и бессмысленности бытия в мире «Атланта» постепенно одерживают верх хотя бы в связи с многочисленностью их адептов. Всё это приводит к непрерывно возрастающему давлению на «атлантов», ущемлению их интересов и, как следствие, жесточайшему экономическому кризису, выход из которого полевевшее правительство видит только в одном – всеобщей уравниловке и плановой экономике. Правительство вводит так называемый закон «равной доли», по которому каждому промышленнику определенной отрасли полагаются равные ресурсы, каждый должен производить не больше и не меньше, чем остальные, и, разумеется, ни в коем случае не лучше; никто не имеет право внедрять на своем предприятии новые разработки и технологии, а уже имеющиеся становятся всеобщим бесплатным достоянием, ну и так далее – там еще много такого рода законотворческих озарений, вплоть до полного уже «благотворительного» безумия: промышленников обязывают одновременно снижать цены и повышать зарплаты, а также брать на работу все большее количество не нужных производству людей, дабы эти мнимые работники могли содержать семьи, включая дальних родственников. «Акулы капитализма» при таком раскладе, воспринимаемом ими как издевательство над здравым смыслом, массово бросают свои предприятия и таинственно исчезают (подстрекаемые, как потом выяснится, непреклонным Джоном Голтом), а на их место заступают управленцы нового типа, полные вроде бы благих намерений.
Собственно, такие тенденции в обществе, созданном фантазией Айн Рэнд, наметились уже задолго до принятия закона «равной доли», а «первопроходцами» на этом славном пути стали наследники одного почившего владельца завода. И вот как они о своем опыте рассказывают:
«Мой отец был плохим человеком, его не интересовало ничего, кроме бизнеса. У него не было времени на любовь, его занимали одни только деньги. Мы с братьями обитали в совершенно другой плоскости. Мы стремились не производить всякие железки, а творить добро. Мы пришли на завод с новым, великим планом. Но мы потерпели поражение из-за жадности, эгоизма и низменной, животной природы человека».
В чем же заключался этот их план? Да в реализации небезызвестного принципа: от каждого по способности, каждому по потребности, т.е. в построении коммунизма на «одном, отдельно взятом» заводе, и вот как он реализовывался: все, начиная с уборщицы и кончая президентом, получали одну и ту же зарплату – необходимый минимум, а дальше регулярно проводились собрания, на которых каждый излагал свои нужды и коллектив решением большинства устанавливал потребности и способности каждого. В зависимости от потребностей назначались премии, а в зависимости от способностей – штрафы. Ну, ясное же дело, что более способный обязан и больше работать, а в случае, если собрание считало, что он мог бы и получше поднапрячься, его штрафовали. Неспособный же, неловкий, недужный, но имеющий большие потребности, получал премию.
«Таков был наш план. Он основывался на принципе бескорыстия. Он требовал, чтобы люди руководствовались не личной выгодой, а любовью к братьям своим».
При всех художественных недостатках «Атланта» его публицистически-критическая часть читается весьма бодро, особенно для человека, ещё заставшего существование первого в мире государства рабочих и крестьян, из которого в середине двадцатых годов посчастливилось сбежать самой Айн Рэнд. Её критики прокоммунистического толка напирают на политическую ангажированность романа и его пропагандистскую суть. Но, положа руку на сердце, так ли уж неверно она описала экономические последствия отказа от личной выгоды ещё в ту эпоху, когда финал СССР не мог предугадать ни один фантаст? Вот итог блестящего вышеизложенного плана, противоречащего самим основам мотивации труда, озвучивает один из работников этого, естественно, обанкротившегося завода:
«Нужно ли мне говорить, что случилось потом и в кого стали превращаться мы, те, кто раньше были людьми? Мы стали скрывать свои способности, замедлять работу и пристально следить за тем, чтобы не сделать дневную норму лучше или быстрее соседа. Чтобы разрушить человека, нет средства вернее, чем поставить в положение, когда его целью становится не добиться наивысшего результата, а день за днем работать все хуже. Это доконает его куда быстрее, чем пьянка, безделье или зарабатывание на жизнь мелким воровством. Но у нас не было другого пути, кроме как демонстрировать профнепригодность. Единственное, чего мы страшились, было обвинение в одаренности».
«Любовь к братьям? Вот когда мы научились ненавидеть братьев впервые в жизни». Лютая ненависть и зависть расцвели именно потому, что подачки, получаемые одними, приводили к жестокому ограничению других. «Мы стали следить друг за другом, в надежде уличить во лжи, в притязаниях на незаслуженные нужды, чтобы урезать чужие пособия на следующем собрании».
Но если задача школы, как это декларируется, есть по возможности дать учащимся в сжатом виде весь существующий на соответствующий момент спектр человеческих знаний, то «Атлант» попросту обязан оказаться в пост-советской школьной программе, особенно в свете происходящего на наших глазах Ренессанса этих некогда оглушительно рухнувших концепций, и здесь мы снова отдадим должное Айн Рэнд, которая слово в слово предсказала будущие оправдания адептов обанкротившейся коммунистической идеи: «план потерпел неудачу, поскольку … отдельно взятое сообщество не может преуспеть посреди алчного, эгоистичного мира, а план-де был благородным идеалом, просто человеческая натура недостаточно хороша для него».
В свете вышесказанного «Атлант» оказывается одним из немногих, а может быть, и единственным художественным произведением – и именно здесь Айн Рэнд оказывается подлинным новатором – что прямо бросает вызов всей мировой литературе, каждый видный представитель которой всегда являл собой отчасти некоего проповедника мессианского толка и обязательно защитника униженных и оскорблённых.
Но не всё так однозначно, ибо мессианством заражена и сама борец с левачеством любого толка, предлагая полноценное Евангелие со своим «персональным Иисусом», весьма эффектно бросающим вызов системе:
«Мы только что проголосовали за новый план и были возбуждены, шумели, приветствуя победу народа, грозя каким-то неведомым врагам, затевали шуточную борьбу, как буйные хулиганы с нечистой совестью. В неприглядную, опасную толпу светили сильные прожекторы. Сквозь шум Джеральд Старнс прокричал: «Наступил ключевой момент в истории человечества! Помните, отныне ни один из нас не может покинуть завод, потому что всех нас связывает воедино нравственный закон, который мы приняли!» Один из молодых инженеров встал и заявил: «Я его не принимаю». Почти никто его не знал. Он всегда держался в стороне. Все мы внезапно замерли — так гордо он поднял голову. Высокий стройный парень… я еще подумал тогда, что такому можно свернуть шею разве что вдвоем. Но всем нам стало страшно. Он стоял с видом человека, уверенного в своей правоте. «Я положу этому конец, раз и навсегда», — произнес он сильным, звонким, но совершенно спокойным голосом. Не сказав больше ни слова, он направился к выходу. В ослепительном свете прожекторов он неторопливо шагал вниз, не глядя на нас. Никто не попытался его остановить. Джеральд Старнс с издевкой крикнул ему вслед: «Как?» Обернувшись, парень серьезно ответил: «Я остановлю мотор, движущий мир». И ушел. Больше мы его не видели».
Так в мировом масс-культе появляется Джон Голт.