что такое просвещение мишель фуко
Что такое просвещение мишель фуко
Что такое просвещение
Начала новой науки о природе наций
В наши дни журналы обычно задают своим читателям вопросы лишь для того, чтобы узнать их точку зрения на нечто такое, о чем каждый уже имеет свое мнение. При этом нет никакого риска узнать что-то примечательное. В XVIII веке, напротив, предпочитали задавать публике такие вопросы, ответа на которые не было. Я не знаю, было ли это более плодотворным, но, во всяком случае, это выглядело интересно. Именно благодаря этому обычаю немецкий журнал Berlinische Monatschrift в ноябре 1784 года опубликовал ответ на вопрос: Was ist Aufkl(rung? Ответ, принадлежавший Канту.
Остановимся на этом тексте Канта. Он заслуживает внимания по нескольким причинам.
— Настоящее может быть представлено как принадлежащее к определенной исторической эпохе, отличающейся от других какими-то особыми признаками, или отделенной от них каким-то драматическим событием. Так, в диалоге Платона Политик собеседники выясняют, что они живут во время одной из таких мировых революций, когде мир поворачивает вспять, со всеми вытекающими отсюда негативными последствиями.
— Можно также анализировать настоящее и как точку перехода к заре нового мира. Именно это описывает Вико в последней главе Принципов философии истории1; в «сегодняшнем дне» он видит «самую совершенную цивилизацию, распространяющуюся у народов, подчиненных, по большей части, нескольким великим монархам», или «Европу, блистающую несравненной цивилизацией», или «изобилие всех благ, составляющих счастье человеческой жизни».
Однако, Кант ставит вопрос о Aufkl(rung совершенно иначе: это не мировая эпоха, к которой мы принадлежим, не событие, знаки которого мы замечаем, не заря некого будущего свершения. Кант определяет Aufkl(rung почти только негативным образом, как Ausgang, как «выход» или «исход». В других текстах об истории он иногда ставит вопрос о происхождении или определяет внутреннюю конечную цель [finalit(] исторического процесса. Но в тексте о Aufkl(rung речь идет о чистой актуальности. Кант не стремится понять настоящее исходя из некой тотальности или из будущего завершения. Он ищет различия: что нового принес сегодняшний день по сравнению с вчерашним?
3) Я не стану входить здесь в детали этого текста, представляющегося мне, несмотря на свою краткость, все жене вполне ясным. Я хотел бы только выделить в нем три или четыре особенности, которые кажутся мне важными для того, чтобы понять, как именно Кант поставил философский вопрос о настоящем.
Надо заметить, что Кант представляет этот выход довольно двусмысленно. Он характеризует его как факт, как уже текущий процесс, но вместе с тем и как задачу или обязанность. Начиная с первого параграфа, он отмечает, что человек сам ответственен за свое несовершеннолетие. Отсюда следует, что он может выйти из него, лишь если изменит себя сам. Кант выразительно формулирует девиз (Wahlspruch) Просвещения; девиз как отличительную черту, позволяющую опознать себя и, вместе с тем, как предписание, которое человек дает себе самому и предлагает другим. Что это за предписание? Aude sapere имей мужество, имей решимость знать.Итак, следует учитывать, что Aufkl(rung есть одновременно процесс, в который люди включены коллективно, и акт мужества, осуществляемый лично каждым. Люди одновременно оказываются и элементами, и агентами одного процесса. Они могут быть его действующими лицами, поскольку являются его частями, но сам он протекает лишь в той мере, в какой люди добровольно принимают решение быть его действующими лицами.
Здесь в тексте Канта возникает еще одна трудность. Она связана с использованием слова Menschheit2. Известна важность этого слова в кантовской концепции истории. Нужно ли понимать это так, что процесс Aufkl(rung включает в себя весь человеческий род в совокупности? В этом случае нужно полагать, что Aufkl(rung есть историческое изменение, касающееся политического и социального существования всех людей на земле. Или же речь идет об изменении, затрагивающем то, что конституирует собственно человеческое в человеческом бытии? И вопрос, следовательно, состоит в том, что это за изменение. Ответ Канта и здесь не лишен некоторой двусмысленности. Во всяком случае, несмотря на простую манеру изложения, он достаточно сложен.
Кант определяет два существенных условия, необходимых для выхода человека из состояния несовершеннолетия. Оба они являются одновременно духовными и институциональными, этическими и политическими.
Что такое просвещение мишель фуко
Что такое просвещение
Что такое просвещение
Начала новой науки о природе наций
В наши дни журналы обычно задают своим читателям вопросы лишь для того, чтобы узнать их точку зрения на нечто такое, о чем каждый уже имеет свое мнение. При этом нет никакого риска узнать что-то примечательное. В XVIII веке, напротив, предпочитали задавать публике такие вопросы, ответа на которые не было. Я не знаю, было ли это более плодотворным, но, во всяком случае, это выглядело интересно. Именно благодаря этому обычаю немецкий журнал Berlinische Monatschrift в ноябре 1784 года опубликовал ответ на вопрос: Was ist Aufkl(rung? Ответ, принадлежавший Канту.
Остановимся на этом тексте Канта. Он заслуживает внимания по нескольким причинам.
— Настоящее может быть представлено как принадлежащее к определенной исторической эпохе, отличающейся от других какими-то особыми признаками, или отделенной от них каким-то драматическим событием. Так, в диалоге Платона Политик собеседники выясняют, что они живут во время одной из таких мировых революций, когде мир поворачивает вспять, со всеми вытекающими отсюда негативными последствиями.
— Можно также анализировать настоящее и как точку перехода к заре нового мира. Именно это описывает Вико в последней главе Принципов философии истории1; в «сегодняшнем дне» он видит «самую совершенную цивилизацию, распространяющуюся у народов, подчиненных, по большей части, нескольким великим монархам», или «Европу, блистающую несравненной цивилизацией», или «изобилие всех благ, составляющих счастье человеческой жизни».
Однако, Кант ставит вопрос о Aufkl(rung совершенно иначе: это не мировая эпоха, к которой мы принадлежим, не событие, знаки которого мы замечаем, не заря некого будущего свершения. Кант определяет Aufkl(rung почти только негативным образом, как Ausgang, как «выход» или «исход». В других текстах об истории он иногда ставит вопрос о происхождении или определяет внутреннюю конечную цель [finalit(] исторического процесса. Но в тексте о Aufkl(rung речь идет о чистой актуальности. Кант не стремится понять настоящее исходя из некой тотальности или из будущего завершения. Он ищет различия: что нового принес сегодняшний день по сравнению с вчерашним?
3) Я не стану входить здесь в детали этого текста, представляющегося мне, несмотря на свою краткость, все жене вполне ясным. Я хотел бы только выделить в нем три или четыре особенности, которые кажутся мне важными для того, чтобы понять, как именно Кант поставил философский вопрос о настоящем.
Надо заметить, что Кант представляет этот выход довольно двусмысленно. Он характеризует его как факт, как уже текущий процесс, но вместе с тем и как задачу или обязанность. Начиная с первого параграфа, он отмечает, что человек сам ответственен за свое несовершеннолетие. Отсюда следует, что он может выйти из него, лишь если изменит себя сам. Кант выразительно формулирует девиз (Wahlspruch) Просвещения; девиз как отличительную черту, позволяющую опознать себя и, вместе с тем, как предписание, которое человек дает себе самому и предлагает другим. Что это за предписание? Aude sapere имей мужество, имей решимость знать.Итак, следует учитывать, что Aufkl(rung есть одновременно процесс, в который люди включены коллективно, и акт мужества, осуществляемый лично каждым. Люди одновременно оказываются и элементами, и агентами одного процесса. Они могут быть его действующими лицами, поскольку являются его частями, но сам он протекает лишь в той мере, в какой люди добровольно принимают решение быть его действующими лицами.
Здесь в тексте Канта возникает еще одна трудность. Она связана с использованием слова Menschheit2. Известна важность этого слова в кантовской концепции истории. Нужно ли понимать это так, что процесс Aufkl(rung включает в себя весь человеческий род в совокупности? В этом случае нужно полагать, что Aufkl(rung есть историческое изменение, касающееся политического и социального существования всех людей на земле. Или же речь идет об изменении, затрагивающем то, что конституирует собственно человеческое в человеческом бытии? И вопрос, следовательно, состоит в том, что это за изменение. Ответ Канта и здесь не лишен некоторой двусмысленности. Во всяком случае, несмотря на простую манеру изложения, он достаточно сложен.
Кант определяет два существенных условия, необходимых для выхода человека из состояния несовершеннолетия. Оба они являются одновременно духовными и институциональными, этическими и политическими.
Что такое Просвещение? Мишель Фуко о роли великой Эпохи для развития биополитики
Сегодня мы представляем вам первую публикацию из серии «Зарождение биополитики Мишеля Фуко», в которой попытаемся разобраться, какую роль, по мнению Фуко, сыграла Эпоха Просвещения в становлении нового типа государственного управления, базирующегося на системе наказаний и контролирующих учреждений («полиции»), как в этот период изменилось понимание задач государства и значения его субъектов.
В своих работах, вне зависимости от их тематики, Фуко уделяет особое внимание конкретному историческому периоду, отмечая, что именно в это время произошел коренной перелом в политике общества во всех отношениях – в вопросах медикализации жизни, пенитенциарных учреждений, отношения к безумию, философских изысканиях, науке и знании, государственном управлении. Конечно, этот период – XVIIIвек. Эпоха Просвещения. Фуко, как и многие философы до (и после) него, задается вопросом о роли Эпохи Просвещения для истории развития человечества. Для поиска ответа на этот вопрос, он прежде всего обращается к работе ИммануилаКанта (1), а результат изысканий оформляет в виде работы с аналогичным названием: «Что такое Просвещение?» (1984 год).
Особое внимание Фуко уделяет значению самой постановки вопроса Канта о Просвещении для философии. Именно поиском ответа на этот вопрос занимается современная философия, говорит Фуко (2). Кант описывает Просвещение, как момент истории, когда человечество начинает применять свой собственный разум, не подчиняясь никакому авторитету (3). Фуко подчеркивает, что философ определяет Просвещение почти целиком отрицательным образом как некий «выход», как «исход». Вопрос касается лишь происходящего. Кант не стремится понять настоящее, исходя из какой-то грядущей полноты или какого-то будущего завершения человечества.
Анализ Просвещения, определяя последнее как переход человечества к состоянию его совершеннолетия, определяет современность по отношению к этому совокупному движению и его основным направлениям. Но в то же самое время он показывает, каким образом в этот текущий момент каждый становится в определенной мере ответственным за весь этот процесс в целом (4).
Именно современность, «размышление о сегодняшнем дне» называет Фуко главным новшеством работы Канта. Тема, о которой с тех пор и по сей день рассуждают все философы. Здесь Фуко задается вопросом: «представляет ли собою современность продолжение Просвещения и его развитие или же в ней следует усматривать какой-либо разрыв или уклонение по отношению к исходным началам XVIII века?». Далее Фуко отмечает:
Просвещение есть «совокупность политических, экономических, общественных, институциональных, культурных событий, от которых мы до сих пор … зависим.
Эта мысль – ключевая для Фуко характеристика преобразований Просвещения. В XVII-XVIII веках произошел отказ от двух традиционных принципов управления. Фуко определяет эти традиции как традицию христианства и традицию Макиавелли.
Действительно, христианская традиция управления предполагала правление при соблюдении трех уровней законов – естественных, человеческих и божественных. В соответствии с «заветами» Фомы Аквинского, главная роль правителя – путь наставника (или пастора, как указывается в переводах многих работ Фуко), а главная задача – показать путь к блаженству на небесах, подготовка человека во время земной жизни к его божественному и естественному предназначению. В управлении не было ничего политического.
Традиция Макиавелли, в свою очередь, заявляла основной целью управления укрепление власти государя. Главное — защита его власти, установленной на определенной территории от посягательств внешних и внутренних врагов. Не укрепление власти государя, но укрепление государства отражало новый появившийся подход.
Во-первых, установилась связь между политикой как практикой и политикой как знанием. Если у Фомы Аквинского достойным правителем был добродетельный царь, у Платона – философ, то в эпоху Просвещения впервые человеку, управляющими другими, надлежит обладать особым политическим знанием и быть политиком. Общих начал разума, мудрости недостаточно. Только знание, точное и конкретное, подходило для этих целей. Одним из таких знаний явилась политическая арифметика, или статистика.
Во-вторых, сложилось новое понимание политики и истории. Государства стали осознавать себя в конкретном историческом контексте, понимать, что они находятся среди неустранимого множества других государств на ограниченной территории.
Это центральный тезис Фуко. Просвещение дало новый способ управления, новый способ взаимоотношения государства и субъекта, новый тип властных отношений. Субъект – средство, ресурс для государства. Именно эта идея объединяет ряд работ Фуко, где он исследует конкретный инструментарий, который породил этот новый тип управления – систему наказания, систему медицинских и психиатрических учреждений, социальных служб. Сам тип, технику и способ такого рационального управления он называет полицией. Читайте об этом в нашей следущей статье.
Что такое просвещение мишель фуко
ЧТО ТАКОЕ ПРОСВЕЩЕНИЕ? [1]
Мишель Фуко – один из самых блестящих и знаменитых французских философов и теоретиков культуры, чьи работы являются всегда предметом рефлексии современных литературоведов и в последние годы активно переводятся на русский язык – вряд ли нуждается в специальном представлении читателям «Вестника». Однако следует подчеркнуть, что публикуемая статья ученого, несмотря на ее небольшой объем, чрезвычайно важна как для творчества самого философа, настойчиво и постоянно размышляющего над кантовской философией и особенно – над его текстом «Что такое Просвещение?» [2], так и для наших собственных сегодняшних раздумий над феноменом Просвещения – феноменом, увы, все явственней предстающим объектом того самого, крайне идеологизированного, «шантажа», избавиться от которого при анализе Просвещения призывает нас Фуко. Драматичность судьбы просветительской мысли в отечественном научном, точнее, научно-публицистическом контексте связана с тем, что ныне едва ли не общим местом стало утверждение о том, что философия, наука, культура Просвещения являются основой совершенно неадекватных, слишком «рационалистических» представлений о человеке и обществе, более того – что они якобы стали непосредственной причиной самых трагических событий истории XX столетия и могут быть, должны быть без сожаления отброшены. Работа Фуко, включающая также и полемику с философами Франкфуртской школы – Т. Адорно и М. Хоркхаймером, авторами книги «Диалектика Просвещения», в основе концепции которых лежало противопоставление Просвещения и современности, отнюдь не является апологией просветительства, но принципиально формулирует вопрос иначе: она отстаивает актуальность Просвещения как особого философского этоса, как способа критического вопрошания о нас самих – существах, исторически детерминированных Просвещением, и об окружающем нас мире. Вот почему эта работа может способствовать более глубокому пониманию проблемы Просвещения, в котором действительно нуждается наша наука.
В наши дни, если газета задает какой-либо вопрос читателям, то лишь для того, чтобы выяснить их точку зрения на предмет, о котором каждый уже составил мнение – и мы не рискуем узнать слишком много. В XVIII в. публику предпочитали расспрашивать о проблемах, на которые действительно не имели еще ответа. Не знаю, было ли это более эффективно, но, безусловно, было более увлекательно. Во всяком случае, следуя именно такой традиции, немецкое периодическое издание «Berlinishe Monatschrift» в ноябре 1784 г. опубликовало один из ответов на вопрос: «Что такое Просвещение?» И это был ответ Канта. Возможно, это текст второстепенный. Но мне кажется, что с ним исподволь входит в историю мысли вопрос, на который современная философия до сих пор не способна ответить, но от которого и не способна избавиться. Вот уже два века, как она его повторяет в той или иной форме. От Гегеля до Хоркхаймера или Хабермаса, через Ницше или Макса Вебера, абсолютно нет такой философской системы, какая прямо или косвенно не натыкалась бы на все тот же вопрос: что же такое это событие, которое мы называем «Просвещением» и которое определяет, по крайней мере, частично, и нас самих, и наши мысли, и наши сегодняшние действия? Вообразим, что «Berlinishe Monatschrift» существует и в наши дни и пусть бы она задала своим читателям вопрос: что такое современная философия? Возможно, наш ответ звучал бы как эхо: «Современная философия – та, что пытается ответить на вопрос, так неосторожно заданный два века тому – «Что такое Просвещение?». Задержимся немного на этом кантовском тексте. По многим причинам он заслуживает нашего внимания. 1. Двумя месяцами ранее на тот же вопрос в том же журнале отвечал М. Мендельсон [3]. Но Кант не был знаком с его текстом, когда писал свой. Конечно, встреча немецкого философского движения с новыми движениями еврейской культуры датируется не этим моментом. К тому времени уже около тридцати лет Мендельсон в компании с Лессингом [4] осуществлял эту встречу. Но до сих пор речь заходила либо о том, чтобы дать гражданские права еврейской культуре в лоне немецкой мысли (это пытался сделать Лессинг в «Евреях»), либо о том, чтобы решать проблемы, общие и для еврейской мысли и для немецкой философии (это сделал Мендельсон в «Беседах о бессмертии души»). Посредством двух текстов, появившихся в «Berlinishe Monatschrift», немецкое «Aufklarung» [5] и еврейское «Hascala» [6] узнают, что принадлежат к одной и той же истории, и пытаются определить, от какого общего процесса зависят. И, быть может, это также способ заявить о приятии их общей судьбы – а мы знаем, к какой драме она приведет. 2. Но более того. И в себе самом, и внутри христианской традиции кантовский текст ставит новую проблему. Конечно, философская мысль отнюдь не впервые пытается размышлять о своем собственном настоящем. Но, схематизируя, можно сказать, что до тех пор подобная рефлексия принимала три основные формы: • Мы можем представить настоящее как принадлежащее к некоему возрасту мира, отличающемуся от других какими-то собственными характерными чертами или отдельному от других неким драматическим событием. Так, в «Политике» [7] Платона собеседники узнают, что они принадлежат к одному из тех мировых переворотов, когда мир выворачивается наизнанку – со всеми негативными последствиями, которые могут возникнуть. • Мы можем вопрошать настоящее, пытаясь расшифровать в нем те знаки, которые несут информацию о будущем событии. Здесь мы имеем дело с принципом своеобразной исторической герменевтики, пример которой можно найти у Августина [8]. • Равным образом мы можем анализировать настоящее как точку перехода к заре нового мира. Именно так описывает Вико [9] в последней главе «Оснований истории философии», что есть «сегодня»: у него это «Европа, блистающая несравненной цивилизацией», ведущая в конечном счете к изобилию «всех благ, которые составляют счастье человечества». Однако Кант ставит вопрос о Просвещении совершенно иным способом: это ни возраст мира, к которому он принадлежит, ни события, знаки которых мы различаем, ни заря свершения. Кант определяет Просвещение почти абсолютно негативно – как Ausgang, «выход», «исход». В других исторических текстах Кант, случается, задается вопросом о происхождении или внутренней цели исторического процесса. В тексте о Просвещении вопрос сохраняет чистую актуальность. Кант не стремится понять настоящее, отталкиваясь ни от целостности, ни от будущего завершения. Он ищет, что составляет отличительную черту сегодняшнего дня, определяющую его отношение со вчерашним днем. 3. Не буду входить в детали текста, ввиду его краткости не всегда ясного. Просто попытаюсь задержаться на трех-четырех чертах, которые показались мне важными для понимания того, как Кант ставит философский вопрос о настоящем. Кант сразу же отмечает, что этот «выход», через который он характеризует Просвещение, – процесс, выводящий нас из состояния «несовершеннолетия». И под «несовершеннолетием» он подразумевает некое состояние нашей воли, заставляющей нас склоняться перед авторитетом кого-то другого, вводящего нас в те области, где следует пользоваться разумом. Кант дает три примера: мы находимся в состоянии «несовершеннолетия», если книга заменяет нам способность суждения, если духовный наставник заменяет нам совесть, если врач определяет за нас наш режим. (Заметим попутно, что мы легко распознаем регистры трех его Критик, хотя текст и не говорит об этом прямо.) В любом случае Просвещение определено через модификацию ранее существовавшего отношения между волей, авторитетом и использованием разума. Необходимо также заметить, что этот выход обрисован Кантом достаточно двойственным образом. Кант говорит о нем как о факте, как о развертывающемся процессе; но он одновременно характеризует его как цель и обязанность. С первого же параграфа он дает понять, что человек сам ответствен за свое состояние несовершеннолетия. Нужно понимать, что выйти из него возможно только посредством тех изменений, которые человек сам над собой произведет. Кант ясно дает понять, что у этого «Просвещения» есть девиз (Wahlspruch): и этот девиз – черта, по которой мы узнаем друг друга, поручение, данное нами самим себе и передаваемое другим. Каково же это поручение? «Aude sapere» [10] – «имей мужество, дерзость знать». Таким образом, следует расценить Просвещение одновременно как процесс, в котором люди действуют коллективно, и как акт мужества, который следует осуществлять лично. Это элементы и действующие силы одного и того же процесса. Люди могут быть в нем действующими лицами в той мере, в какой люди решают быть его добровольными участниками. Тут возникает третья трудность кантовского текста. Она проистекает из употребления слова Menshleit [11]. Мы знаем, сколь важно это слово в кантовской концепции истории. Надо ли понимать его как человеческий род в целом, захваченный процессом Просвещения? В таком случае придется вообразить, что Просвещение это историческое измерение, касающееся политического и социального бытия всех людей на всем земном пространстве. Или же следует понимать, что речь идет об изменении, затрагивающем то, что составляет человечность в человеческом существе. Тогда вопрос состоит в том, чтобы узнать, какого рода это изменение. Здесь снова ответ Канта проистекает из некоей двусмысленности. Во всяком случае за видимостью простоты скрывается сложность. Кант определяет два основных условия, при которых человечество может выйти из своего несовершеннолетия. И оба эти условия одновременно духовные и институциональные, этические и политические. Первое из этих условий – необходимо различать то, что проистекает из подчинения, и то, что является результатом использования разума. Чтобы кратко охарактеризовать состояние несовершеннолетия, Кант цитирует расхожее выражение «подчиняйтесь, не рассуждая»: такова, считает он, форма, в которой обычно осуществляется военная дисциплина, политическая власть, религиозный авторитет. Человек станет взрослым не потому, что не будет более подчиняться, но потому, что ему скажут: «повинуйтесь и можете рассуждать так, как хотите». Нужно заметить, что здесь используется немецкое слово «razoniren» [12]. Это же слово встречается и в Критиках: оно относится не к любому использованию разума, а лишь к такому, целью какового является он сам, «razoniren» – это рассуждение ради рассуждения. И Кант приводит примеры, на первый взгляд, совершенно тривиальные: платить налоги, но иметь право думать как угодно о системе налогообложения – вот что такое состояние зрелости; или же исправно служить своему приходу, согласно законам церкви, к которой вы принадлежите, если вы пастор, но сколько угодно размышлять по поводу религиозных догматов. На первый взгляд нет ничего, более отличающегося от того, что мы, начиная с XVI в., подразумеваем под свободой совести: иметь право думать, что хочешь, при условии надлежащего подчинения. К тому же здесь Кант предлагает еще одно отличие и вводит его достаточно неожиданным способом. Речь идет об отличии между частным использованием разума и публичным его использованием. Но он тут же добавляет, что разум и в публичном использовании должен быть свободен, и в частном использовании – подчинен. В конце концов это оказывается прямо противоположно тому, что мы обыкновенно называем свободой совести. Но следует несколько уточнить. Какова, по Канту, область частного использования разума? Человек использует частный разум, поскольку он – «часть некоего механизма», т.е. когда у него есть роль, которую он играет в обществе, и функции, которые он выполняет: быть солдатом, платить налоги, служить пастве, быть чиновником в правительстве – все это превращает человека в отдельный сегмент общества (он помещен тем самым в определенную ситуацию, где должен соблюдать правила и преследовать конкретные цели). Кант не требует слепого животного подчинения, однако следует использовать разум применительно к сложившимся обстоятельствам; в данном случае разум подчинен этим конкретным целям. Стало быть, здесь человек не может свободно пользоваться разумом. Зато когда мы рассуждаем лишь для того, чтобы пользоваться собственным разумом, рассуждаем в качестве разумных существ (а не как части механизма), когда мы рассуждаем как члены разумного человечества, тогда использование разума должно быть свободным и публичным. Просвещение не только процесс, посредством которого индивиды гарантируют себе личную свободу мысли. Просвещение осуществляется тогда, когда есть совмещение универсального, свободного и публичного использования разума. И это подводит нас к четвертому вопросу, который необходимо задать данному тексту Канта. Понятно, что универсальное использование разума (без всякой особой цели) – дело самого субъекта или индивида; мы знаем также, что свобода этого использования может быть определена чисто негативным способом через отсутствие судебного преследования. Но как определить публичное использование разума Как видим, Просвещение не может восприниматься просто как общий процесс, влияющий на все человечество; оно не может восприниматься только как обязанность, предписанная индивидам: оно возникает теперь как политическая проблема. Вопрос, во всяком случае, состоит в том, чтобы узнать, как использование разума может принять публичную форму, которая ему необходима, и как мужество знать может в полной мере осуществиться, если индивиды будут наиточнейшим образом подчиняться. И, наконец, Кант почти неприкрыто предлагает Фридриху II [13] нечто вроде контракта. Можно было бы назвать его контрактом рационального деспотизма со свободным разумом: публичное и свободное использование автономного разума станет лучшей гарантией подчинения, впрочем, при условии, что политический принцип, коему необходимо подчиняться, сам будет подчинен универсальному разуму. Оставим этот текст. Я вовсе не намерен рассматривать его как то, что может адекватно описать Просвещение, и, думаю, что никакой историк не может им удовлетвориться при анализе социальных, политических и культурных трансформаций, происшедших в конце XVIII в. И все же, несмотря на случайный характер этой краткой статьи и не преувеличивая ее место в творчестве Канта, полагаю необходимым подчеркнуть связь между нею и тремя Критиками [14]. Она действительно описывает Просвещение в тот момент, когда человечество начинает использовать собственный разум, не подчиняясь никакому авторитету; стало быть, именно в этот момент критика оказывается необходимой, поскольку ее роль состоит в определении условий, при которых использование разума легитимно для установления того, что мы можем знать, что нам нужно делать и на что нам позволено надеяться. Именно нелегитимное использование разума порождает, вкупе с иллюзиями, догматизм и гетерономию; напротив, ясно определенное в своих основах легитимное использование разума позволяет упрочить его автономию. Критика – это своего рода книга о пределе разума, ставшего главным в Просвещении, а Просвещение, в свою очередь, – это век Критики. Думаю, необходимо также подчеркнуть связь между этим текстом Канта и другими текстами, посвященными истории. Последние стремятся определить большей частью внутреннюю цель времени и точку, к которой устремляется история человечества. Анализ же Просвещения, коль скоро он определяется как переход человечества к состоянию совершеннолетия, ставит современность в зависимость от отношения к движению в целом и его фундаментальным проявлениям. Но в то же время он показывает, как в данный момент каждый некоторым образом несет ответственность за процесс в целом. Гипотеза, которую я хочу предложить, состоит в том, что данный текст находится на своеобразном стыке критической и исторической рефлексии. Это кантовская рефлексия над тем, насколько актуально предпринятое им исследование. Разумеется, вовсе не впервые философ объясняет причины, заставившие его написать свое произведение в тот или иной момент. Но мне кажется, что здесь впервые философ так глубоко и тесно соединяет значение своего труда по отношению к знанию, историческую рефлексию и конкретный анализ отдельного момента, о котором и по причине которого он пишет. Рефлексия над «сегодняшним днем» как способ исторической дифференциации и как повод для специальной философской задачи кажется мне нововведением этого текста. Рассматривая его именно таким образом мы, мне кажется, можем найти здесь отправную точку, набросок того, что можно было бы назвать современной установкой.
1. Перевод с французского и примечания Н. Т. Пахсарьян.
2. В январе 1983 г. М. Фуко прочел на эту тему свою первую в этом годовом цикле лекцию в Коллеж де Франс, а затем более подробно вернулся к ней в своей статье для изданного в США в 1984 г. сборника «The Foucault Reader». Перевод именно этой статьи в ее французском варианте, опубликованном в журнале «Magazine litteraire» 1993 г., и предлагается здесь.
3. Мозес Мендельсон (1729 – 1786) – немецкий философ-просветитель еврейского происхождения.
4. Готхольд Эфраим Лессинг (1729 – 1781) – знаменитый немецкий теоретик искусства и драматург, известный просветитель, был хорошо знаком с Мендельсоном, часто сотрудничал с ним в одних журналах.
5. Просвещение (нем.) Фуко постоянно употребляет в тексте именно немецкий термин. Для удобства чтения далее он везде дан в русском переводе.
6. Хаскала – Просвещение (иврит).
7. «Политик» – один из самых значительных философских диалогов последнего периода творчества знаменитейшего философа классического периода древнегреческой античности V в. до н.э. Платона.
8. Аврелий Августин (354 – 430) – известный средневековый теолог, автор большого числа философских и религиозных сочинений. Фуко имеет в виду прежде всего работу «О граде Божьем» (413 – 427).
9. Джамбаттиста Вико (1668 – 1744) – итальянский философ XVIII в., которого считают основоположником историзма.
10. Видоизмененная цитата, см.: Гораций. Послания. 1, 2, 32 – 43. Sapere aude – «Решись быть мудрым» (лат.)