что такое притчи в библии
Что такое притча?
Приблизительное время чтения: 6 мин.
В Евангелии очень много притч — вымышленных историй, в которых заложен глубокий смысл. Иисус Христос притчами рассказывает своим ученикам и слушателям о Боге. Это не случайно: притча как форма передачи знания, откровения часто достигает большего результата, чем просто изложенная мысль. Приведу пример. Наверное, каждый из нас задумывался над тем, что такое «вечность» и что такое «бесконечность». Если поговорить об этом с математиком, он напишет цифру в бесконечной степени. Физик или астроном объяснит, каково отношение известных нам расстояний к световому году, сколько световых лет разделяет ближайшие звезды, и расскажет, что есть звезды, которые находятся еще гораздо, гораздо дальше. И мы можем попытаться представить, сколько поколений людей летело бы к этим далеким звездам на самой максимальной скорости.
Древняя притча говорит нам о вечности и о времени больше, короче и ярче: стоит одинокая огромная скала, раз в тысячу лет на вершину спускается орел, чтобы поточить об нее клюв; когда он сточит скалу, вечность только начнется. Ни одной цифры, но сразу ясно: вечность непознаваема, несоизмерима с кратким мгновением человеческой жизни.
Фото Erik Drost
Христос прибегает к притче, потому что она застревает в уме и в течение долгого времени побуждает думать. Когда ученики просили его разъяснить притчу о сеятеле, Он сказал: «Вам дано знать тайны. Остальным — в притчах» (см. Мк 4: 11) и объяснил им притчу о сеятеле. Кстати, раз объяснил, значит, ученики тогда еще не знали тайн. А главное, тому, кто думает над притчами и понимает их, тайны начинают открываться. Что за тайны? Самые важные — каков Бог, каков человек и каковы их отношения. Что Бог ждет от человека, что ему нравится в нас, что не нравится, что вызывает радость, а что гнев и отторжение; что главное в нашей жизни, а что второстепенное.
Знания в виде притчи западают в сознание, как семена, прорастают там и дают плоды. Смыслом, которым они проросли, мы наполняем свою жизнь.
Евангельские притчи очень разные. Есть длинные, есть короткие. Есть известные и не очень; одна из самых известных — притча о блудном сыне. В Эрмитаже больше всего народу стоит перед знаменитой картиной Рембрандта «Возвращение блудного сына». Увидеть ее очень трудно, если ты не двухметрового роста, потому что она загорожена спинами людей, которые смотрят на нее по двадцать, тридцать, сорок минут, по часу. Что они пытаются там увидеть? Зачем столько времени глядеть на картину? Благодаря гению великого нидерландского художника она так глубоко раскрывает притчу о блудном сыне, что каждому становится понятен вложенный Христом смысл. Эта притча дана нам в ответ на вечный вопрос человека: «Господи, кто я Тебе и Кто Ты для меня?»
Это самый главный, самый острый и страшный вопрос для любого верующего. Много раз в течение жизни он встает перед каждым из нас, особенно когда приходит беда, горе, постигают испытания. Нам иногда кажется, что Господь перестал быть нашим Отцом, что нам слишком тяжело, что Отец не может послать сыну такое суровое наказание. Но в эти минуты стоит вспомнить слова 90-го псалма, где Господь говорит через Своего пророка Давида, что Он с нами в наших скорбях: с ним есмь в скорби. Бог Сам полностью погрузился в человеческую скорбь, до самой глубины, до предела. Он не мог ее отменить, потому что скорбь неизбежно следует за грехом, но Он пришел и встал рядом с нами. Когда у человека горе, — допустим, у вашего друга умер отец, погиб в автокатастрофе, — с ним не надо говорить, а просто прийти, сесть рядом и обнять, быть рядом. И если вы переживали подобную потерю, он будет чувствовать, что ваше сердце рядом с его сердцем. Вот и Христос вошел в самую страшную скорбь, возможную для человека, чтобы укрепить нас в наших скорбях. У Марины Цветаевой есть такие слова: «Бог. Ты не был женщиной на земле». Вот говорят: «Он не был одиноким стариком, не был больным. » Был! Он был Человеком, Который испытал все скорби. Предательство — ученики разбежались, все оставили. Претерпел бичевание, избиение, поругание и казнь совершенно несправедливо, вообще ни за что! Испытал полную меру человеческой подлости до самого дна.
Я недавно прочел рассказ об одном грузинском князе (когда Грузия вошла в состав российской империи, все помещики, в том числе по российским меркам мелкопоместные, получили право на княжеский титул): случился голод, в селении объединили запасы еды, но кто-то их воровал, и князь отдал приказ, что, если вор будет найден, он должен получить 50 ударов плетью. И оказалось, что воровала его мать. Собралось все село, старую женщину положили на лавку, а сын лег сверху и принял на себя эти 50 ударов. Позволить хлестать мать плетью он не мог, но и отменить приказ нельзя, потому что это будет беззаконие.
Фото peter burge
Христу надо разбудить нас к новой жизни. Как это сделать, как добраться до сердцевины человека? Надо сделать что-то такое, чтобы все поняли: любовь — это главное.
У всего Евангелия задача не дать нам успокоиться. Закон, который был до Евангелия, можно выполнить и успокоиться, а Евангелие вы- полнить нельзя. Как исполнить слова будьте милосерды, как и Отец ваш милосерд (Лк 6: 36) или будьте совершенны, как совершен Отец ваш Небесный (Мф. 5: 48)? Когда Христос молится: да будут все едино, как Ты, Отче, во Мне, и Я в Тебе, так и они да будут в Нас едино (Ин 17: 21), это разве значит, что мы, люди, можем быть так же едины, как Лица Святой Троицы? Не можем. Нам даны в Евангелии невыполнимые заповеди. У Бога задача нас разбудить — чтобы мы не спали, беспокоились и думали о том, что угодно ему.
Поэтому и притчи Христовы услышишь, ходишь с этим, размышляешь, и они тебя будоражат. В них всегда остается непонятая, недосказанная часть, так специально задумано, чтобы мы все время к ним возвращались. Ведь очень хочется уложить Евангелие в схемы, спрятать в футляры, обезопасить себя — но Евангелие острое, оно, как апостол Павел говорит, острее всякого меча обоюдоострого (Евр 4: 12). Об него можно порезаться, пойдет кровь и будет больно, потому что там слова, которые нас обличают, Христос говорит их нарочно, чтобы разбудить нас и привести к Себе.
Это отрывок из книги протоиерея Федора Бородина «Возрастай с Евангелием. Как воспитать ребенка в евангельском духе. Притчи Христовы» издательства «Никея».
Автор расскажет юным читателям о контексте каждой из 27 евангельских притч. Через яркие и интересные примеры из современной жизни, литературы и собственного опыта отец Федор раскроет для мальчишек и девчонок удивительный и глубокий смысл Евангелия.
Притчи: как Христос учил людей
+ РАСКРАСКА и ИГРА
Приблизительное время чтения: 9 мин.
Загадка, на которую не просто ответить
Что такое притча? Ученый ответит, что это такой жанр, литературная форма. Ну вот, например, есть жанр — сказка. Другой жанр — басня. И притча тоже стоит в этом же ряду: сказка, басня, притча.
Ну, про сказку-то нам и без специалиста более-менее все понятно. В сказке добрый молодец идет за тридевять земель спасать принцессу, побеждает дракона и становится королем. Это — про приключения, от которых захватывает дух. Пока слушаешь или читаешь сказку, можно почувствовать себя ее главным героем, смелым и находчивым, погоревать над его бедами, а потом — порадоваться его достижениям. Сказка позволяет нам проживать ее события, сочувствовать герою, учиться никогда не падать духом и всегда следовать добру.
С басней тоже нет проблем. Всем известно, что басня — это такая стихотворная история, в которой важные и сложные смыслы объясняются через какую-то простую и всем понятную картину. Например, маленькая собачка лает на огромного слона, который ее совсем не замечает. Но собачке все равно, главное, чтобы все вокруг видели, как она нападает на такое большое и сильное животное. И чтобы о ней у окружающих сложилось мнение: «ай моська, знать, она сильна, коль лает на слона». Вроде бы ничего тут про людей не сказано, а сразу понимаешь, что это вовсе не про собаку и слона. Когда какой-нибудь ничем не примечательный человек вдруг ни с того ни с сего начинает публично ругать известного политика, художника или писателя, зачем он это делает? А затем, чтобы его имя прозвучало на публике рядом с именем этого известного человека. Он хочет так прославиться среди людей, словно моська, которая лаяла на слона. Это — басня.
А вот что такое притча, сказать уже труднее. Во многом она напоминает басню. В притче тоже мудрость раскрывается через привычные и всем знакомые образы. Но в басне обязательно есть мораль, то есть прямое объяснение ее смысла. Так, в стихотворении про слона и моську смысл всей истории объясняет сама моська. Бывает и так, что мораль басни раскрывает сам автор, уже от своего имени. Например, в басне про ворону и лисицу мораль звучит в самом начале:
Уж сколько раз твердили миру,
Что лесть гнусна, вредна; но только все не впрок,
И в сердце льстец всегда отыщет уголок.
И уже после этого идет рассказ о том, как глупая ворона не выдержала льстивой похвалы хитрюги-лисицы, каркнула и выронила сыр, который лисица тут же утащила.
Так вот, в притче подобной морали никогда нет.
Притча — это такая вот странная басня без объяснения ее смысла. А еще можно сказать, что притча — это загадка, которую слушателям нужно разгадать самим. Или же попросить рассказчика объяснить ее смысл.
В литературе этот жанр как-то не очень прижился. Сказки и басни различные писатели сочиняли часто. А вот жанр притчи они обошли своим вниманием и не использовали его вообще. В самом деле, ну зачем предлагать читателю загадки, на которые в тексте притчи нет ответа? Одно расстройство от такого чтения и ничего более.
Но есть одна книга, в которой притчи встречаются почти на каждой странице. Эта книга — Евангелие. Дело в том, что Иисус Христос очень часто говорил с народом именно притчами. Да-да, этими вот странными баснями-загадками, в которых не было никакой готовой морали или объяснения. Для чего же Он выбрал такой неудобный для понимания жанр? Ведь даже самые близкие ученики Иисуса не могли понять Его притчи и потом, оставшись наедине с Учителем, просили разъяснить их смысл.
Попробуем в этом разобраться.
Зачем Иисус поднялся на гору?
Иисус Христос часто употреблял в проповеди притчи. Однако делал Он это далеко не всегда. Например, в самой знаменитой проповеди, которую Иисус говорил людям, поднявшись на гору (поэтому она так и называется — Нагорная проповедь), Он не употребил ни одной притчи, но обо всем говорил прямо и понятно для всех слушающих. Однако спустя несколько дней Иисус с лодки проповедует множеству людей, собравшихся на берегу Галилейского моря. И здесь уже в Евангелии прямо сказано, что Он говорил народу притчами. Как же понимать такое разное отношение к слушателям в двух похожих случаях?
А между тем все объясняется довольно просто. Нужно лишь внимательнее рассмотреть, кто же внимал словам Иисуса на горе и кто оказался в числе Его слушателей у моря.
И тут, и там посмотреть на знаменитого Учителя собралось множество людей. Но вот что говорит Евангелие про события на горе: Увидев народ, Он взошел на гору; и, когда сел, приступили к Нему ученики Его. И Он, отверзши уста Свои, учил их…
Оказывается, слова Нагорной проповеди слушали отнюдь не все собравшиеся в тот день, а лишь те из них, кто вместе с Иисусом поднялись на гору. Все прочие остались внизу, потому что им было неинтересно, что будет говорить Иисус. Они слышали про чудеса, которые Он творит, и тоже хотели увидеть какое-нибудь чудо. А все эти странные слова — про рубашку, которую нужно отдать тому, кто отнимает у тебя верхнюю одежду, или про то, что за врагов своих нужно молиться, а не ненавидеть их, — это для них было неинтересно. И тогда Иисус просто ушел от толпы на гору. Он не скрывал Своего учения от народа, но хотел говорить лишь для тех, кто действительно хочет услышать слово Божье. Любой из собравшихся людей также мог подняться на гору и слушать проповедь Иисуса Христа. Однако поднялись лишь те, кого в Евангелии потом назвали — учениками. Для них Иисус и говорил без всяких притч, просто и понятно.
А вот проповедь на берегу моря звучала совсем в другой обстановке. В тот день послушать Иисуса пришли его враги — книжники и фарисеи. Это были иудейские учителя Закона, самые авторитетные люди в вопросах веры. Их мнение для любого иудея всегда было решающим во всем, что касалось религиозной жизни. И вдруг появился этот странный, по их мнению, Иисус. И не просто отказывается признать их авторитет, но прямо называет их при народе — змеями и детьми змеи, лицемерами, зловонными гробами, покрашенными снаружи. Конечно, их это очень обижало. И они тоже хотели найти хоть какой-нибудь повод, чтобы уличить Иисуса в нарушении иудейского Закона. Поэтому приходили на Его проповеди, придирчиво рассматривали каждое произнесенное Иисусом слово и ждали, когда же Он наконец ошибется и скажет что-нибудь не так. Но при этом они делали вид, будто тоже пришли вместе со всеми просто услышать проповедь. Вот такие люди стояли в первых рядах толпы, собравшейся на морском берегу.
Конечно же Иисус знал, что книжники и фарисеи хотят Его подловить на слове. Поэтому Он и здесь тоже сделал так, что смысл проповеди смогли понять лишь те, кто очень хотел его понять. Для этого Иисус и говорил с народом не напрямую, а притчами. Да-да, теми самыми баснями-загадками, которые невозможно понять, если сам рассказывающий не объяснит их. И фарисеи с книжниками оказались в нелепом положении. Они очень внимательно слушали, но ровным счетом ничего не могли понять. Иисус, стоя в лодке неподалеку от берега говорил:
— Царство Небесное подобно человеку, посеявшему доброе семя на поле своем. Когда же люди спали, пришел враг его и посеял между пшеницею сорняки и ушел. Когда взошла зелень и показался плод, тогда взошли и сорняки. Работники хозяина сказали ему: господин! Разве не доброе семя сеял ты на поле твоем? откуда же на нем сорняки? Он же сказал им: враг человека сделал это. А работники сказали ему: хочешь ли, мы пойдем, вырвем их? Но он сказал: нет, — чтобы, вырывая сорняки, вы не выдергали вместе с ними и пшеницы, оставьте расти вместе то и другое до жатвы. И во время жатвы я скажу жнецам: соберите прежде сорняки и свяжите их в связки, чтобы сжечь их, а пшеницу уберите в житницу мою.
Вот как все это можно понять без объяснения смысла? Да просто никак! На то она и притча. Однако если бы книжники и фарисеи попросили объяснить ее смысл, они бы тем самым признали, что Иисус мудрее их. И что им, как и всем другим людям, тоже есть чему у Него поучиться. А на это гордые книжники и фарисеи никак не могли пойти. Поэтому они слушали притчи Иисуса, ничего в них не понимали, но важно надували щеки, кивали головами и делали вид, будто им все ясно.
Потом Иисус закончил говорить и отпустил людей. Его враги ушли ни с чем. И лишь тогда к Нему подошли те, которые не боялись признаться в своем неведении и очень хотели узнать, о чем же говорил Иисус. И только для них — жаждавших истины — Иисус разъяснил эту притчу:
— Сеющий доброе семя есть Сын Человеческий (так Иисус называл Себя). Поле есть мир. Доброе семя — это люди, творящие волю Бога, а сорняки — люди, творящие волю дьявола. Враг, посеявший сорняки, есть диавол. Жатва — кончина этого века, а жнецы — Ангелы. Поэтому, как собирают сорняки и огнем сжигают, так будет при кончине века сего: пошлет Сын Человеческий Ангелов Своих, и соберут из Царства Его всех, делающих беззаконие. И ввергнут их в печь огненную; там будет плач и скрежет зубов от бессильной злости. Тогда праведники воссияют, как солнце, в Царстве Отца их.
Вот зачем нужны были притчи Иисусу — чтобы отсеять тех, кто собирался уличить Его в богохульстве или же просто из любопытства пришел поглазеть на знаменитого проповедника. И чтобы потом можно было говорить о тайнах Царства Небесного лишь с теми, кто очень хочет туда попасть. Для этого басня-загадка без разъяснения подходила как нельзя лучше. Любой из присутствующих мог бы тут же спросить Иисуса о смысле Его притч. И Он, конечно же, ответил бы на такие вопросы. Но во время проповеди у моря их не прозвучало вообще. Ни одного…
«Сказка — ложь, да в ней намек, добрым молодцам — урок», — так говорят о жанре сказки.
«Мораль сей басни такова…» — а это уже про басню.
Чем же отличаются эти литературные жанры от притчи?
Дело в том, что и в сказке, и в басне их смысл находится внутри текста. И его можно понять самому, не обращаясь к автору за пояснениями. Если, конечно, хорошенько подумать над прочитанным или услышанным.
С притчей так не получится. Тут хоть думай, хоть не думай, а пока не спросишь, так и не поймешь, о чем все это было сказано. И Господь не случайно выбрал именно притчу для своих проповедей перед народом. Он ждал от людей вопросов. Ждал тех, кто не будет изображать из себя великих мудрецов, а честно попросит объяснить услышанное. Таких людей среди слушающих было немного. Но именно из них Иисус смог выбрать Себе помощников, которых потом отправил в разные концы земли проповедовать о Царстве Небесном. А притча была для Него инструментом, позволяющим найти самых неравнодушных, самых честных людей, от всей души стремящихся попасть в это Царство и привести туда других. Так золотоискатель на берегу реки набирает со дна песок в миску и начинает его промывать до тех пор, пока вода не унесет все легкие песчинки, оставив лишь тяжелые крупицы драгоценного золота.
Этим намытым с помощью притч человеческим золотом, стали для Иисуса Его ученики и последователи. Которых потом и стали называть — Церковью Христовой.
Притча
Притча
Подразделы статьи
Введение
История толкования
Что такое притча
Назначение притчей
Почему Иисус учил притчами Введение. Понимание притчей очень важно для понимания учения Иисуса, потому что притчи составляют примерно 35 процентов Его высказываний. Жизненность, актуальность и уместность Его учения лучше всего видна из притчей. Притча — жанр, который использовал не только Иисус, но Он, без сомнения, был мастером обучения с помощью притчей. Притчи — не просто примеры к проповедям Иисуса; они сами — проповеди, в большей или меньшей степени. Это не просто истории; их справедливо называли «произведениями искусства» и «оружием». Толкование притчей не так просто, как может показаться. Метод и содержание толкования зависят от понимания природы притчи и сути послания Иисуса. История толкования. Полезно изучить, каким образом притчи рассматривались на протяжении веков. Неудивительно, что подходы при этом использовались совершенно разные. Но при любом методе толкования важно ответить на вопросы:
(1) Что на самом деле важно в притче — все детали или основная мысль?
(2) Каково значение притчей в учении Иисуса?
(3) Насколько актуальна притча для толкователя? Аллегорический подход. Начиная со II века и до настоящего времени многие люди воспринимали притчи как аллегории. Фактически они считали, что важны все подробности притчи и что значение и актуальность притчи заключаются в том, как она отражает богословские идеи христианства. Классический пример этого метода, часто называемого александрийской школой толкования, — произведения Августина (354-430 по Р.Х.), который, несмотря на склонность к аллегориям, был великим богословом. В его толковании притчи о добром самарянине самарянин — это Христос, масло — утешение доброй надежды, животное — плоть Боговоплощения, гостиница — Церковь, а хозяин гостиницы — апостол Павел (не говоря об остальных подробностях).
Понятно, что такое толкование не имеет ничего общего с намерениями Иисуса; толкователь скорее ищет в истории идеи, в которые уже верит. Такой подход может казаться привлекательным в теории, но мешает прислушаться к Слову Божьему. Средневековые толкователи шли еще дальше, отыскивая в тексте множество слоев значения. Обычно упоминались четыре из них:
(2) аллегорическое, относящееся к христианскому богословию;
(3) моральное, относящееся к повседневной жизни и
(4) небесное, относящееся к жизни будущей. Не все в церкви были сторонниками аллегорического подхода. Антиохийская школа славилась своим здравомыслящим подходом к тексту. Но ее влияние было меньшим в сравнении с александрийской школой и, за исключением отдельных случаев, на протяжении многих веков притчи воспринимали прежде всего как аллегории. Подход Адольфа Юлихера (1867-1938).
Юлихер был немецким ученым, выпустившим в конце XIX века два труда о притчах. Его основным вкладом был отказ от аллегорического метода толкования. Выступая против аллегорий, Юлихер впал в другую крайность. Он утверждал, что в притчах Иисуса между историей и фактом, который за ней стоит, существует только один пункт соприкосновения. Он полагал, что для толкования важен только этот единственный пункт и что обычно это общее религиозное положение. Юлихер говорил даже, что не только аллегорический подход неверен, но и что Иисус не использовал аллегорий, так как они скорее скрывают, чем являют истину. Он утверждал, что все аллегории НЗ исходят от авторов евангелий, а не от Иисуса. Юлихер был прав в том, что отказался от чрезмерной аллегоризации (то есть превращения в аллегории того, что таковым не является), но его слова о том, что Иисус вообще не прибегал к аллегориям, необоснованны. Исторический подход. Исследователи притчей XX века, в особенности Ч. X. Додд (1884-1973) и Иоахим Иеремиас, справедливо уделяли внимание историческому контексту, в котором изначально были рассказаны притчи. Для того чтобы понять детали притчей, следует изучить культуру того времени, условия, в которых Иисус проповедовал о Царстве Божьем. Обычно при таком подходе считается, что ранняя церковь изменила изначальный вид некоторых притчей, приспосабливая их к своим нуждам, следовательно, предлагались разнообразные методики, помогающие раскрыть первоначальное намерение. Действительно, авторы евангелий как-то оформляли, редактировали и группировали притчи (например, обратите внимание на собрание из восьми притчей у Матфея, Мф 13:1-52 ).
И, конечно, задача толкователи заключается в том, чтобы воспринять притчи так, как они были изначально задуманы Иисусом и как их услышала изначальная аудитория. Но попытка пойти дальше рассказов евангелистов — это непростая задача, и некоторые методики, которые предлагаются для достижения данной цели, весьма сомнительны. Следует обращать внимание на то, как каждый из авторов евангелий использует свой материл, но не нужно далеко выходить за рамки евангелий. Современные течения в изучении притчей. В последние несколько десятилетий было предложено несколько новых подходов к толкованию притчей. В основном людей, предлагающих эти новые подходы, не удовлетворил ни метод Юлихера, ни исторический метод (хоть они и оценили их), потому что в обоих случаях не уделяется должного внимания влиянию притчей на современного читателя. Юлихер свел учение Иисуса к благочестивому морализму, а сторонники исторического подхода предпочитали говорить о том, что происходило 2000 лет назад, игнорируя художественные и психологические особенности притчей. Вследствие этого было совершено множество попыток сделать так, чтобы притчи произвели на современных читателей такое же впечатление, как на первоначальных слушателей. Постепенно все меньше внимания уделялось историческому значению притчей и все более — их художественному, экзистенциальному и поэтическому влиянию. Притчи Иисуса стали рассматривать как произведения искусства, значение которых можно воспринимать по-разному. Получается, что притча имеет изначальное значение, но со временем может приобретать и ряд других значений. Хотя изначальное значение и должно какимто образом влиять на последующие, эти последние не входили в намерения автора. В этих современных подходах есть много полезного, в особенности это их внимание к жизненности и актуальности притчей. Но существует здесь и опасность злоупотребления. Те, кто рассматривал притчи Иисуса как аллегории, не прислушивались к словам Иисуса, а вкладывали в притчи свое собственное значение. Современные толкователи тоже пытаются прочесть притчи по-своему, и, хотя их объяснения могут звучать убедительно (как, без сомнения, звучали и объяснения Августина для его слушателей), они не передают Слова Божьего. Если Иисус открывал людям Бога и Его пути, то мы ошибаемся, не прислушиваясь к притчам, какими они были в своем оригинальном контексте. Действительно, между текстом и толкователем существуют динамические отношения, но истину постичь легче, когда воспринимаешь в Духе притчу так, как Иисус намеревался донести ее до Своих слушателей. Что такое притча. Обычно говорят, что притча — это «земная история с небесным значением», но этого недостаточно для понимания притчей Иисуса. Притчи не являются также просто сравнениями или примерами к тому, о чем говорил Иисус. Ситуация оказывается гораздо сложнее, если мы хотим понять библейское значение слова «притча». Фактически, в исследованиях Библии существует три значения этого термина. Во-первых, следует помнить, что греческое слово, обозначающее притчу, и соответствующее еврейское слово представляют собой широкие термины и могут указывать на любую историю: притчу, аллегорию, загадку, высказывание, поговорку, пример, парадокс. Например, греческое слово «притча» <«присловие»>в Лк 4:23 используется по отношению к фразе: «Врач! исцели Самого Себя», и в большинстве переводов она передается как «поговорка». В Мк 3:23 слово «притчи» обозначает загадки, которые Иисус задает книжникам: «Как может сатана изгонять сатану?» В Мк 13:28 «притчей» назван простой пример. В Лк 18:2-5 несправедливый судья противопоставляется Богу, Который вершит правосудие. Если сравнить еврейский ВЗ с Септуагинтой (древнегреческим переводом ВЗ), то слово «притча» чаще всего используется по отношению к пословице или загадочному высказыванию. Таким образом, в широком смысле слова «притча» — это любое изречение, над которым приходится подумать. Во-вторых, «притчей» может быть названа любая история с двумя уровнями значения (буквальным и переносным), религиозная или этическая. В-третьих, термин «притча» в современных исследованиях используется для обозначения особого типа историй. Притча — это вымышленная история, в которой рассказывается о конкретном событии, обычно в прошедшем времени (например, притча о блудном сыне).
Есть также другой тип притчи — сравнительный, в которой рассказывается о типическом или повторяющемся событии реальной жизни, обычно в настоящем времени (например, Мф 13:31-32 ).
Существуют также назидательные истории; в них прослеживаются характерные особенности положительных или отрицательных примеров, которым следует подражать или избегать. Обычно такими назидательными притчами считаются истории доброго самарянина ( Лк 10:30-35 ), неразумного богача ( Лк 12:16-20 ), богача и Лазаря ( Лк 16:19-31 ) и фарисея и мытаря ( Лк 18:10-13 ).
Аллегория труднее всего поддается определению и вызывает множество споров. Обычно аллегория определяется как «ряд взаимосвязанных метафор». Метафора — это сравнение, в котором нет сравнительных оборотов. Такое определение широко используется, но неудовлетворительно по двум причинам:
(1) Здесь не говорится, является ли туманность содержания обязательным условием аллегории. Некоторые полагают, что аллегории следует расшифровывать и что они понятны лишь немногим избранным. Но если в аллегории используются привычные метафоры, понятные всем, она не будет столь загадочна.
(2) Не уточняется, какую часть истории должны составлять взаимосвязанные метафоры. Если таких метафор только две или три, следует ли это считать аллегорией? Имеют ли значение незначительные детали истории (например, три уровня урожайности в притче о сеятеле)? Примером аллегории может быть притча о сеятеле. Возникает проблема различий между притчей и аллегорией, по поводу которой ведется много споров. Если придерживаться определений один и два, приведенных выше, то аллегория представляет собой разновидность притчи. По определению три они отличаются, так как притча не является рядом взаимосвязанных метафор. Подробности истории о блудном сыне (свиньи, далекая страна и т. д.) не обозначают что-то иное, если она не является аллегорией, но просто драматически показывают, как низко пал молодой человек. Однако значение притчи не следует сводить к единственному пункту соприкосновения истории и передаваемой ею истины. Конкретная притча может иметь несколько значений. В притче о блудном сыне подчеркивается радость, вызванная покаянием (обратите внимание на повторение этой темы в Лк 15:24,32 ), но готовность отца принять сына явно говорит о Божьей благодати, а младший и старший сыновья символизируют грешников и религиозные власти, соответственно. Различие между притчей и аллегорией в лучшем случае неявное, и подходы здесь разные, в зависимости от определения терминов. Все, что мы можем сказать о притче, в принципе может быть сказано и об аллегории. Назначение притчей. Для того чтобы проще было понимать притчи, следует понимать их назначение и особенности. Притчи рассказывают о Боге и Его Царстве, показывая, каков Бог, по каким принципам Он действует и чего ожидает от человечества. Так как притчи говорят о Царстве, некоторые из них также посвящены отдельным аспектам миссии Иисуса (обратите внимание на притчу о преступных виноградарях, Мф 21:33-41 ).
Следует отметить особенности притчей:
(1) Обычно притчи имеют точное и симметричное строение. Предметы упоминаются по два или по три, изложенные немногословно. Нет лишних персонажей, мотивов и подробностей.
(2) История взята из реальной жизни, метафоры — достаточно распространенные и понятные, чтобы не затруднять восприятие. Например, притча о владельце виноградника и его работниках должна была навести слушателей на мысли о Боге и Его народе, потому что в ВЗ эти образы используются таким образом.
(3) Хотя притчи рассказывают о реальных жизненных ситуациях, в них есть элемент неожиданности или гиперболы (преувеличения).
В притче о добром самарянине ( Лк 10:30-35 ) самарянин поступает так, как должен был бы поступить священник или левит. В притче о нежелавшем прощать слуге ( Мф 18:23-34 ) первому слуге отпускается долг в 10 миллионов, что в те времена было невероятной суммой.
(4) Притчи требуют от слушателей оценить события, в ней происходящие, а после понять, как применить полученную информацию в своей собственной жизни. Классический пример этого — притча, рассказанная Нафаном Давиду ( 2Цар 12:1-7 ).
Притчи еще и стимулируют мысль, они должны вызывать отклик — если жестокосердие не препятствует этому. Иисус имеет в виду следующее: «Если вы не слышите того, что Я говорю, Я открою вам то, что думаю, в притчах». и если человек откликался на этот «вводный курс», Иисус давал ему дополнительную информацию.