что такое потребность откровения помыслов
Откровение помыслов на опыте Святой Горы
Архимандрит Алексий (Мадзирис)
Доклад архимандрита Алексия, настоятеля монастыря Ксенофонт (Святая Гора Афон) на XXIV Международных Рождественских образовательных чтениях, направление «Древние монашеские традиции в условиях современности» (Новоспасский ставропигиальный мужской монастырь. 26–27 января 2016 года).
Преосвященные Владыки, досточтимые отцы и всечестные игуменьи.
Прежде всего, я хотел бы поблагодарить Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Кирилла, по благословению которого приглашен Преосвященным архиепископом Феогностом для участия в секции Рождественских Чтений, организованной Синодальным отделом по монастырям и монашеству.
Я с радостью прибыл с далекой Святой Горы Афон, благословенного сада Божией Матери, чтобы иметь духовное общение с возлюбленными во Христе братьями. Нас связывает одно Крещение, одна вера и общее монашеское житие – всё это делает наше общение всегда актуальным и необходимым для обмена опытом и разрешения вопросов повседневности.
Афон со своей более чем тысячелетней непрерывной подвижнической жизнью сохранил преемственную связь монашеской республики от славной Фиваиды и Палестины до наших дней в братском общежитии православных монахов со всех уголков земли.
На основании сказанного, с помощью Божией и по вашим молитвам я постараюсь изложить свои мысли по нашей теме, которая непосредственно связана с институтом монашеского общежительства – речь идет об откровении помыслов, которое чрезвычайно возвышает внутреннюю мыслительную жизнь подвижников-монахов.
Не так давно мы праздновали Вочеловечение Бога Слова и исповедали «во псалмех и пении», что Христос пришел на землю, чтобы спасти человека и освободить его от власти диавола. Это Христово служение Церковь таинственно продолжает и по сей день.
Внутри Церкви, которая есть Тело Христово, родилось и существует монашеское жительство, являющееся «равноангельным житием», по выражению святых отцов. «Совершеннейшим устройством жизни» называет монашество святитель Василий Великий, богоносный отец Церкви и покровитель иночества. Монахи – продолжатели жизни апостолов, поскольку «они в точности подражают житию апостолов и Самого Господа», – пишет святитель в своих известных аскетических Правилах. Усердное исполнение евангельских заповедей – и особенно повеления Господня «Покайтесь» – есть основная цель подвижнической жизни, и именно оно является выражением церковного понимания монашества.
Имея перед собой указатель внутреннего очищения – Таинство исповедания и откровения помыслов, мы следуем узким путем добровольного мученичества, взирая на будущее «обожение по благодати». Вся аскетическая и монашеская жизнь строится через постоянное покаяние, послушание и памятование о Боге, взращивание добродетели и деятельную любовь к Богу и ближнему.
Отвержение всякого помысла о мире и непрестанная борьба с «ветхим человеком», как об этом говорит св. апостол Павел, составляют единый мученический подвиг; совершая его, монах становится добровольным мучеником. На этом мученическом пути, цель которого – Царство Небесное, действуют два фактора: Таинство Покаяния, рассматриваемое как второе Крещение, и духовное руководство старца.
Старцы духовно воспитывают своих чад через таинство послушания во Христе и таким образом ведут их ко Господу. «Слушающий вас Меня слушает, и отвергающийся вас Меня отвергается» (Лк. 10:16), – слово Божие предельно ясно говорит о старцах и духовниках.
Авва Варсонуфий предписывает: «Всякий помысел и всякую скорбь, всякое пожелание и всякое подозрение не скрывай, но свободно открывай своему авве. И то, что от него услышишь, усердно исполняй с верой».
Послушание – это основная монашеская добродетель, и ее фундаментальным выражением является откровение помыслов.
Откровение помыслов означает, что некто со смирением открывает своему духовному отцу каждую свою мысль, грешную или нет, каждое намерение, каждый поступок и желание. Это на деле показывает, что монах предает самого себя в руки Господа, потому что, как говорят святые отцы, старец, как кормилица и передатчик божественной жизни своим духовным чадам, находится на месте Христа и является Его образом.
Основное условие откровения помыслов – это самопознание и покаяние. Но необходимым также являются и отношения со старцем, основанные на любви и доверии ему. Если монах не любит своего духовника и не доверяет ему абсолютно, то как он сможет выложить перед ним весь груз своих падений, как он выложил бы их перед лицом Господа?
Таинство полностью совершается послушающимся, старцем и Богом. Откровение помыслов дает их оставление, примиряет с Богом, создает благословенную, ничем не нарушаемую личную связь между старцем и послушником. Для старца послушающийся – это его ребенок, «чадо, которое дал мне Бог» (ср. Ис. 8:18), а для послушника только его старец является его духовным отцом, учителем и кормчим в «любомудренной жизни» монахов.
Речь идет о настоящих, построенных во Христе отношениях любви и свободы, которым нас учили много веков назад отцы-пустынники и которые сохраняются и передаются сегодня на Святой Горе как ответ ищущим внутреннего мира и успокоения в их восхождении к Богу.
Монашеская жизнь основывается на принципе доверия монаха не к самому себе, а к оценке его духовного отца. Главная цель старца состоит в том, чтобы дать своему чаду правильное направление и понимание смысла обновления во Христе. Но поскольку страсти помрачают его, подвиг монаха должен подпитываться внутренним отречением от помыслов и своего хотения, и это отречение приносит с собой свободу души – освобождение, которое получает послушник, когда открывает духовному отцу со смирением и искренностью свои помыслы, не теряя ощущения своей греховности.
Вместе с тем, такие добродетели, как рассуждение, любовь, утешение и человеколюбие, чуткость и нежность, а также дар пастырства вкупе с божественным просвещением – должны по необходимости украшать личность старца.
В первые годы нашей жизни на Святой Горе мы еще успели застать в живых старца Ефрема Катунакского. Это был настоящий образец отсечения своего желания и постоянного послушания во Христе. Как-то раз он приходил в наш монастырь, и мы спросили: «Что такое настоящий духовный подвиг монаха?» Он нам убежденно и уверенно ответил: «Отсечение собственных желаний через откровение помыслов, как нас учат святые отцы!»
В общежительных монастырях, по святогорскому преданию, игумен и духовник выбирается братией пожизненно. Это является видимым выражение принятия личности старца всеми монахами. Старец – это священник и духовный отец братий. Таким образом, откровение помыслов дает и оставление грехов, и руководство. Но поскольку иногда те, кто принимают откровение помыслов, сами не являются священниками, как это происходит в келлиях Святой Горы, то разрешительную молитву читает какой-то духовник.
Как мы сказали раньше, та духовная связь, которая развивается между старцем и послушником, то ощущение и уверенность, что старец «бодрствует о душах наших», потому что даст ответ Богу, – вдыхает в монаха доверие к своему духовному отцу с тем, чтобы рассказывать только ему о своих помышлениях, испрашивая прощения и просвещения через руководство старца. С ним монах чувствует себя в безопасности, поскольку знает, что в любой момент найдет успокоение в откровении помыслов. И как пишет прп. Иоанн Лествичник, «лучше согрешить перед Богом, чем перед нашим старцем, потому что если мы разгневаем Бога, то у учителя есть сила примирить нас с Ним. Но если мы разгневаем учителя, то некому больше встать между Богом и нами для нашей пользы».
По этой причине откровение помыслов необходимо не перед Причащением, а всегда, всякий раз, когда возникает душевная необходимость. В монашеском жительстве исповедание помыслов составляет образ жизни, а не просто установленную уставом практику.
В монашеском постриге мы обещаем «исповедовать сокровенное в сердце» предстоятелю и слушаться его и всей во Христе братии. Послушание и исповедание помыслов, так же как и девство с нестяжанием, составляют духовный фундамент, на котором стоит путь настоящего монаха.
Всесвятой Дух, действующий в святых Таинствах, дает благодать и просвещение принимающему исповедание помыслов, а исповедующемуся подает оставление и успокоение. Так приходит помощь свыше для возрастания в божественных добродетелях и для противодействия душетленным страстям. И наоборот, эгоистическое упорство монаха в помыслах, своеволие, собственные желания («слушай свои помыслы», – как мы говорим на Святой Горе) ведут к заблуждению, которое есть последствие гордости. Мы знаем множество случаев, когда монахи сбиваются с прямого пути из-за упорства в собственных помыслах. Кто самовольно, без благословения, постится или чересчур усердствует в аскетических подвигах, тот обычно затем впадает в небрежение или попадает в другие ловушки лукавого.
Мне приходит на память один случай, когда монах ушел без благословения в пустыню для более суровых подвигов, а враг, в конце концов, увел его в мир.
Духовной опасностью является и та ситуация, когда монах ищет непосредственного руководства в текстах святых отцов без совета и личных взаимоотношений со старцем.
Авва Исаия говорит в своих наказах «к отрекшимся»: «Не открывай своих помыслов перед всеми, чтобы не искусить ближнего. Открой свои помыслы отцам твоим, чтобы благодать Божия покрыла тебя». В Таинстве Исповеди душа не расслабляется, а ищет излечения и соответствующего лекарства для избавления от своих болезней. Более того, открывая «тайну сердца» каждому, но не своему духовнику, мы не получаем никакой помощи. «Не открывай сердца всякому человека».
«Не скрывайте помысла» (от своего старца) – это наставление неизменно произносится на Афоне вот уже много веков. Неисповеданный помысел – это взрывчатое вещество, таящее в себе огромные духовные опасности.
Авва Дорофей говорит: «В Ветхом Завете книга Притч нас учит: “Люди, у которых нет сильного и разумного управления, падают, как засохшие листья. Спасение же улучается после благоразумного и боговдохновенного руководства. ” Видите, чему нас учит Писание? Оно нас заставляет быть внимательными, чтобы мы не доверяли самим себе, не считали себя разумными, не считали, что можем управлять самими собой. Мы нуждаемся в помощи, нуждаемся в людях после Бога, которые бы нами управляли. Нет более несчастной и легкой добычи для врага, чем люди, не имеющие какого-нибудь руководителя на их дороге к Богу. и если он у них есть, то они одно скрывают, а другое говорят».
Сравнивая высказывания святых отцов и учителей с современным опытом, мы замечаем свое единомыслие с ними в этом серьезном вопросе спасения. Конечно, они духовно обогащают нас своими вдохновенными словами, но при этом на нас производит огромное впечатление такое единство мысли на протяжении веков. Их заветы действительны и в наше время, как будто были произнесены сегодня.
Вспоминается мне случай с двумя новоначальными монахами, которые послушались своего помысла и увеличили свое правило без благословения старца. Последствием было то, что в один вечер, когда они опоздали на молитву, их разбудил сам демон. Так им было показано, что они, следуя за своими желаниями, исполняли волю диавола.
Мы уже сказали, что связь старец – послушник есть связь истинной свободы и любви во Христе. Монах, выбирая это особое жительство, ищет именно этой свободы во Христе. Смысл свободы и личного выбора человека является основным условием для монашеского призвания.
При полной свободе выбираю монашеский путь, выбираю монастырь моего покаяния, духовного отца, даю Богу обеты послушания. Свою неопытную рассудительность, помыслы, разум предаю своему духовному отцу – опять же свободно! И именно это означает послушание, по учению святого Иоанна Лествичника. Итак, в атмосфере свободы растет доверие и послушание старцу.
Преподобный Иоанн Лествичник: «Кто показывает змею, скрывающуюся в нем, тот показывает сильную и истинную веру к нему [то есть к старцу]». Естественно, когда змею показывают, тем самым делают решительный шаг к лечению.
«Воля – это “медная” стена между Богом и человеком и “камень преткновения”», – сказал авва Пимен. От этой медной стены нас освобождает откровение помыслов и, как говорит Симеон Новый Богослов: «Кто приобрел чистое по Богу доверие к своему отцу, взирая на него, размышляет, что видит Самого Христа; находясь рядом и следуя за ним убежденно верит, что находится со Христом и следует за Ним».
Монах на опыте переживает величие единства в теле Церкви, поскольку его индивидуалистические соображения и умозаключения не отделяют его больше от своего старца. Он становится одним целым с Богом и братиями через своего духовного отца. Именно таким образом достигается баланс между разумом, который освобождается от страстных помышлений через откровение помыслов, и душой, которая радуется, поскольку ощущает мир и с благодатью Божией побеждает страсти, нападающие на нее.
Имеется в виду тот внутренний баланс, который так актуален и ценен в наши дни, в эпоху особой душевной слабости, возникшей в результате, кроме всего прочего, дисгармонии между телом и душой. Откровение помыслов – это обязательное и необходимое условие для душевно-телесного здоровья, но одновременно это инструмент каждого монаха в нахождении баланса в отношениях с Богом и братиями.
В этом месте, думаю, нужно сказать о позиции старца перед чадами, приходящими за его руководством. В этом деле требуется понимание, терпение, любовь и смирение.
Блаженной памяти старец нашего монастыря Трифон был одним из первых старых отцов, который пришел ко мне на исповедь после того, как я принял обязанности игумена в 1976 году в монастыре преподобного Ксенофонта.
Первая его просьба заключалась в том, чтобы я терпеливо слушал. Три часа длилась его исповедь! Настоящее святое Таинство! Результат: дар слез, которые не прекращались у него до самой смерти, последовавшей через три года. Слезы покаяния, но при этом – и благодарности, и надежды. Перед его праведной кончиной я попросил, чтобы он молился о нас на небесах. Его ответ был следующим: «Геронда, если я обрету дерзновение, – то с радостью».
Весь этот духовный опыт и неотчуждаемая и удостоверенная мудрость преподобных отцов остается и передается на Святой Горе. Более тысячи лет она стоит как некий старец-аскет, который говорит о своем разумном опыте и о его непреложности, открывает другое измерение жизни не только монашествующим, но и всем ищущим спасения, покоя и мира.
Благодарю за внимание.
Архимандрит Алексий (Мадзирис)
Перевел с греческого Константин Норкин
Нечего сказать на исповеди. Неужели исповедовать помыслы?
Приблизительное время чтения: 6 мин.
Вопрос читателя:
Доброго дня, батюшка! У меня серьёзный и одновременно простой вопрос, на который я не могу найти ответ в интернете. Моя духовная жизнь уже очень давно зашла в тупик и мне нужна помощь. Я много лет грешил рукоблудием, и, когда я не совершаю этот грех, я не знаю, что мне нести на исповедь. Мои исповеди становятся формальными и бессмысленными. А священники ещё и ругаются, когда у них спрашивают, мол «ты сюда каяться пришел или вопросы задавать?» Вот такая ситуация, что страсть блудная есть, факта греха нет, и непонятно, что говорить перед Причастием.
Проблема этого тупика в том, что я возвращаюсь назад к своему рукоблудию. Если нет дороги вперёд, значит, мы поедем назад. Когда я согрешил, я понимаю, в чем смысл исповеди, если греха нет, то что мне, по-монашески исповедовать помыслы? Это тоже несерьёзно.
Помыслов тысячи. Посмотрел на женщину с вожделением — уже грех. Неужели всё это нужно исповедовать? Ну очень мало смысла. Мне понятно, зачем нужна исповедь, когда человек только начал свой церковный путь, понятно, зачем нужна исповедь, если ты вляпался: напился, сблудил, украл что-то, обидел кого-то. Но если ощутимых грехов нет, зачем исповедовать «микробы»?
В общем, помогите разобраться, помогите выйти из духовного тупика, объясните, зачем нужна исповедь перед Причастием человеку, который 17 лет в Церкви и грехов ощутимых на совести не имеет. Неужели нужно исповедовать помыслы мирскому жителю современного мегаполиса? Помогите.
Отвечает протоиерей Андрей Ефанов:
Вообще о таких вещах нужно разговаривать лично, потому что, как Вы понимаете, не зная Вас, не видя Вас, очень сложно сказать что-то конкретное именно Вам лично.
Поэтому первая моя рекомендация — это Вам поговорить со священником, которому Вы исповедуетесь, так и сказать, что вот, наступил некий кризис, тупик, помогите разобраться. Возможно, для этого стоит поискать опытного священника, которому будет что сказать Вам, учитывая Ваш 17-летний опыт церковной жизни. Тогда к нему и стоит ходить и у него духовно окормляться, чтобы как-то выправить и обновить Вашу духовную жизнь. Разговор этот лучше вести не во время исповеди, а подойти и на исповеди или после службы договориться об отдельной беседе. Если в храме есть расписание дежурств духовенства, то прийти в приемные часы и спокойно и обстоятельно поговорить, возможно, и не один раз: дело серьезное.
Дальше мне не очень просто Вам что-то советовать, повторюсь, поскольку я Вас не знаю. Ваше письмо как бы сводится к тому, что духовная жизнь — это об искоренении факта совершенных грехов. Вы тут как Емельян Пугачев из «Капитанской дочки»: «Не согрешишь — не покаешься, не покаешься — не попадешь в Царствие Небесное». Но дела обстоят совсем не так!
Смысл жизнь человека — это возрастание в любви и максимальное приближение к Богу. Бог — это любовь, и чем ближе человек к Нему становится, тем острее он видит свое несовершенство. Проведу грубую аналогию: когда человек только начинает изучать какой-нибудь предмет или профессию, он понимает, что не знает в нем ничего. Далее он продвигается, и каждый шаг кажется огромным достижением: я не умел читать по-китайски — я научился, этот язык впервые стал мне открыт! Я не умел работать в этой программе — я освоил базовый функционал, вот это да! По сравнению с нулевым знанием хотя бы какое-то базовое знание видится как огромное приобретение. Дальше человек может очень долго быть на среднем уровне: базу он освоил, а дальше не идет, и среднего плюс-минус хорошего уровня ему вроде как достаточно, дальше становится сперва все ясно, потом все скучно, потом человек может начать выпускать дело из рук или видеть в нем просто однообразную рутину. Но посмотрите на профессионалов своего дела, мастеров. Как они относятся к работе? Они продвигаются вперед и узнают все время что-то новое — и узнают, и учат молодых, и растут, растут, растут. И спросите такого мастера, много ли он знает? Он ответит, скорее всего, что чем больше узнает, тем больше он понимает, сколького не знает на самом деле. Так же и святые: чем ближе любовь, тем острее они понимают свое несовершенство. Это не невроз, это объективная оценка себя рядом с Идеалом, и иначе быть не может.
Что происходит с Вами, я не знаю. Возможно, Вам стоит перефокусироваться и свой взгляд направить не на то, что Вы сделали или не сделали в плане грехов, а на то, куда Вы движетесь внутренне, как строятся Ваши отношения с Богом, куда Вы идете и насколько у Вас получается это внутреннее движение. Например, Вы перестали рукоблудничать. Хорошо, слава Богу. Но это ведь очень простой и базовый уровень. А как Вы живете в своей семье — с родителями, с женой, если она есть, с детьми, если таковые имеются? Как Вы к ним относитесь, какова Ваша любовь? Радуете ли Вы их, помогаете ли? Не пропускаете ли случая обнять, поддержать, обогреть тех, кто рядом с Вами? А как на работе? Как Вы относитесь к своему делу, к коллегам? Что насчет страхов, зависти, обид новых и давних? Что вообще происходит в Вашей душе, чем она наполнена?
Вы пишете, что исповедание помыслов — это для монахов. Я обескуражен! Монахи устроены так же, как и миряне, мы все люди и принципы аскетики едины для всех! То, что оставили — и слава Богу! — монахи в своих текстах — это тончайшие и прекраснейшие учебники психологии, накопленный бесценный опыт знания о человеке и устройстве его души. Помысел говорит о том, что цепляет Вас, какие склонности могут развиться, куда Вы можете свернуть не туда с верной дороги. Если у Вас есть жена, а Вы на другую женщину смотрите с вожделением — от этого надо избавляться, исповедовать это, чтобы оно над Вами не властвовало, и смотреть, что деятельно можно (и нужно!) изменить в Вашей жизни, например, в отношениях с супругой. Или, например, Вы взрослый человек, хотели бы быть в браке и не женаты. Почему? Что Вам мешает? Какие такие камни преткновения есть внутри Вас, что Вы не можете построить брачный союз? Или, например, зависть. Чему Вы завидуете, почему? Почему тратите силы на зависть, а не на то, чтобы самому стать лучше и получить то, что так хочется иметь? А чего Вы боитесь и почему в Вас вообще есть страх, хотя страх противоречит природе любви? Тут же целый океан для работы над собой, для того, чтобы убирать из души все эти лишние вещи и открывать ее навстречу Богу, освобождать в ней для Него должное место.
Откровение помыслов
Открове́ние по́мыслов — один из важнейших аспектов аскетического делания; раскрытие духовнику содержания своих помыслов, страстных влечений, сомнений в целях достижения спасения.
Если христианин участвует в Таинстве покаяния, во время богослужения, где исповедует свои грехи, а затем очищается от грехов, то для чего ему дополнительно раскрывать свои помыслы?
Таинство Покаяния и действительно предполагает раскрытие перед лицом священника личных грехов. Однако в рамках этого Церковного Таинства верующий сообщает не о всех своих грехах (которых не счесть), и тем более не о всех своих помыслах.
В ряде случаев это бывает трудно реализовать даже технически, например, если в храме присутствует большое количество верующих при небольшом количестве священников.
Опять же, при некоторых обстоятельствах грешнику требуется скорейшее или даже немедленное раскрытие внутренних помыслов перед духовником. В монастырях, где, собственно и практикуется практика откровения помыслов, это практика выполнима ввиду близкого местонахождения духовника или, по крайней мере, иного духовно опытного лица.
Практика откровения помыслов подразумевает определенную духовную мудрость, добродетельность, опытность наставника. Иногда от духовника требуется не только мудрость и опыт, но и прозорливость.
Особого отношения и решений требуют вопросы подвижников, связанные с нападениями демонических сил, невидимой духовной борьбой. В области этих вопросов даже и опытные старцы, не раз лично испытывавшие на себе влияние темных духов, затрудняются дать безошибочный удовлетворительный совет. Что же можно сказать о неопытных?
Кроме того, откровение глубинных помыслов, касающихся сугубо личных переживаний, подразумевает высокую степень доверия духовнику с одной стороны и знание духовником особенностей своего духовного чада с другой. Стороннему человеку, пусть даже и мудрому, бывает сложно понять, оценить и наставить того человека, с кем он прежде был незнаком (в глубоком понимании этого слова). Ещё более затруднительно — сделать это за относительно короткий отрезок времени, в рамках Таинства Исповеди.
Наконец, откровение помыслов не следует уравнивать с исповедью ещё и потому, что по своему значению, помимо прочего, оно может служить подготовительной ступенью к Таинству Исповеди. Предварительно открывая помыслы духовнику и своевременно получая от него необходимые рекомендации, благословения, человек и к богослужению вообще, и к Таинству Покаяния в частности приступает более подготовленным.
Об откровении помыслов
В этой беседе речь пойдет об откровении помыслов. Попытаюсь рассказать об этом делании на основе Евангелия. С первого взгляда кажется, что в Евангелии об откровении помыслов ничего не говорится, Спаситель нигде этому не учит. О греховных помыслах в Евангелии сказано: Из сердца исходят помышления злые (см. Мф. 15, 19). А в ином месте Спаситель спрашивает учеников: Почему вы позволяете помышлениям входить в сердца ваши? (см. Мф. 9, 4). Однако в Евангелии не упоминается о таком способе борьбы с помыслами, как их откровение, то есть рассказ о помыслах наставнику, что, по мнению святителя Игнатия (Брянчанинова), для новоначальных является, можно сказать, единственным способом борьбы с помыслами.
Если подходить поверхностно, взирая на монашество как на некий институт, учрежденный, по мнению некоторых историков, в IV столетии, то может показаться, что «откровение помыслов» и «послушание» в том виде, в каком они существуют в монашестве, возникли уже в позднее время и в Евангелии основания не имеют. Однако это не так. По словам священномученика Дионисия Ареопагита, который был учеником апостола Павла, то есть принадлежал к первому христианскому поколению, монашество существует с апостольских времен. Такого же мнения придерживался святитель Симеон Солунский, живший в XV столетии. В отличие от нынешних критически настроенных ученых, пытающихся осмыслить историю Христианской Церкви с точки зрения современной науки, он в своих рассуждениях о монашестве воспринимал историю так, как воспринимали ее святые отцы, — с позиции человека, находящегося внутри Церкви. Симеон Солунский считал, что монашество существовало с первых веков христианства и что апостолы были первыми монахами и даже носили некоторые монашеские одежды. Да и чин пострига, считал он, существовал с апостольских времен. Впоследствии обрядовая сторона была дополнена, изменились монашеские одежды, но суть осталась та же. Ведь и обрядовая сторона церковных таинств была несколько изменена. Например, литургию мы сейчас служим не так, как служили ее в апостольские времена. В древности литургия длилась на протяжении целого дня. Это был особенный подвиг: первые христиане весь воскресный день проводили в молитве. В последующие времена люди уже не могли выдержать столь длительного богослужения, и святые отцы были вынуждены его сократить. Василий Великий, а потом Иоанн Златоуст в IV столетии изменили чин литургии и приспособили его к возможностям большинства обычных людей. Таким образом, изменения касались внешней стороны таинств, но не их сущности. Внешняя сторона монашества также могла изменяться. Возможно, и само понятие «монашество» появилось позднее. Однако суть его — отречение от мира, служение единому Богу без всякой привязанности к чему-либо земному, — конечно же, оставалась та же.
Пребывание апостолов со своим Учителем, Господом Иисусом Христом, во время Его трехлетней проповеди мы можем воспринимать как образ монашеской жизни, более того, как саму монашескую жизнь: они находились всегда при Нем, все Ему рассказывали, выслушивали Его наставления, все у них было общее. Даже из упоминания о том, что Иуда Искариотский носил ящик для пожертвований, можно заключить, что личных денег у них не было. Все необходимое они покупали на всю их странствующую общину (странствие было частью апостольского служения), тем не менее их образ жизни имел все признаки истинного монашества: послушание, нестяжание, беспристрастие ко всему земному, не только греховному, но и вполне невинному, естественному. Некоторые поступки апостолов мы можем охарактеризовать при помощи тех понятий, которые позднее в монашеской жизни закрепились в виде своеобразных терминов, отсутствие которых в самом Евангелии не означает, что в нем нет соответствующих понятий. Например, слово «послушание» мы обычно употребляем в двух значениях: послушание духовнику и послушание как работа. И если в Евангелии такой термин не употребляется, то это не значит, что у апостолов не было послушания как образа жизни. В Евангелии не упоминается и об откровении помыслов, но это не значит, что апостолы были людьми скрытными. Об этой стороне апостольской жизни — откровении помыслов, вообще о том, к чему приводит откровение и к чему скрытность, я и хочу рассказать на основе Евангелия.
Наиболее ярким примером предельной открытости является для нас апостол Петр, а чрезвычайной, особенной скрытности — Иуда Искариотский. Господь Сам избрал всех двенадцать апостолов, и Иуда Искариотский не случайно попал в число ближайших учеников: видимо, нравственное состояние Иуды в то время делало его достойным избрания. Однако очень скоро он стал отличаться скрытностью, которая постепенно развивалась, пока не привела к столь страшному концу. Для чего Господь Иисус Христос начал обличать Иуду? Конечно, не для того, чтобы просто досадить, как, например, нередко поступаем мы, оскорбляя друг друга. Да и обличал Он не прямо: «Ты предатель» или «Ты Меня предашь», а косвенно. В разговоре со всеми учениками Он лишь намекал на внутреннее состояние одного из них, так что другие не понимали, о ком идет речь. Господь поступал так для того, чтобы Иуда раскрылся. Между прочим, это один из основных принципов откровения помыслов: ученик или послушник получает пользу не тогда, когда прозорливый старец видит его мысли, а когда он сам добровольно о себе рассказывает. У одного из поздних оптинских старцев спросили: почему он, зная мысли других людей, не говорит о них. Он ответил: «Потому что люди не получили бы пользы, если бы я им рассказал их мысли сам». Старец ждал, когда люди раскроются. Иногда прозорливые старцы намекают на то, что они что-то знают, и таким образом подталкивают запутавшихся учеников к тому, чтобы те раскрыли свое внутреннее состояние. Именно так поступал Господь Иисус Христос, Который, конечно, был не просто прозорливый, а всеведущий.
После проповеди Господа о таинстве Его Тела и Крови, когда многие не поняли Его учения и отошли, Он спросил двенадцать: Не хотите ли и вы отойти? (Ин. 6, 67). Почему Он спросил об этом? Неужели Он думал, что все они хотят уйти? Нет. Это был намек на то, что один из них хочет так поступить. Но Христос не желал обличать этого человека явно, а давал ему возможность высказаться, покаяться и исцелиться от своего тайного греха, своей страсти. На вопрос Спасителя ответил Симон Петр. Как человек порывистый, открытый, он отвечал сам за себя, ему и в голову не могло прийти, что кто-то из двенадцати мог думать иначе, чем он сам. Симон Петр отвечал Ему: Господи! к кому нам идти? Ты имеешь глаголы вечной жизни: и мы уверовали и познали, что Ты Христос, Сын Бога живаго. Иисус отвечал им (здесь Господь говорит более ясно. — Схиигум. А.): не двенадцать ли вас избрал Я? но один из вас диавол (Ин. 6, 68–70). Посмотрите, какая прозвучала, как бы мы сейчас сказали, грубость, какое оскорбление! У нас существует расхожее представление о любви. Зная, что Бог есть любовь (1 Ин. 4, 8 и 16), источник любви, что любовь — это одно из имен Божиих, мы путаем истинную любовь с некоей вежливостью, с ласковым обращением. Конечно, Господь иногда ласково обращался со Своими учениками, говоря им: Чадца! Однако вежливость не всегда оказывается проявлением любви.
Мы выбираем из Евангелия то, что нам подходит, льстит нашим страстям, как, впрочем, и из всякой другой книги или учения. Мы хотим любви, но забываем, что любовь — это не обязательно добрые слова. Иногда любовь проявляет себя как жесткое обличение. Что может быть бόльшим оскорблением, чем назвать человека диаволом? Для верующего это хуже, чем сравнить его с каким-нибудь животным. Это говорил Он об Иуде Симонове Искариоте, ибо сей хотел предать Его, будучи один из двенадцати (Ин. 6, 71). Господь не обличал его прямо, а только намекал, желая, чтобы тот открылся.
Другой пример — об апостоле Петре. В нем также, как мы видим, действовали страсти; возможно, он чего-то не понимал в словах и поступках Спасителя, но по своей открытости он сразу обнаруживал это перед Господом. Может быть, иногда он и боялся что-то сказать, но все-таки ничего от своего Учителя не утаивал. Господь его обличал, подчас очень жестко, оскорбительно и унизительно. Однако мы видим результат: один ученик, скрытный, боявшийся обличения, унижения в глазах прочих, погиб, а другой, который все открывал и которого Спаситель откровенно уничижал, получил от этого пользу, покаялся и исправился. Вспомним, что произошло, когда апостол Петр исповедал Господа Христом и Сыном Божиим. Придя же в страны Кесарии Филипповой, Иисус спрашивал учеников Своих: за кого люди почитают Меня, Сына Человеческого? Они сказали: одни за Иоанна Крестителя, другие за Илию, а иные за Иеремию, или за одного из пророков. Он говорит им: а вы за кого почитаете Меня? Симон же Петр, отвечая, сказал: Ты — Христос, Сын Бога Живаго. Тогда Иисус сказал ему в ответ: блажен ты, Симон, сын Ионин, потому что не плоть и кровь открыли тебе это, но Отец Мой, Сущий на небесах; и Я говорю тебе: ты — Петр, и на сем камне Я создам Церковь Мою, и врата ада не одолеют ее; и дам тебе ключи Царства Небесного: и чтó свяжешь на земле, тó будет связано на небесах, и чтó разрешишь на земле, тó будет разрешено на небесах. Тогда Иисус запретил ученикам Своим, чтобы никому не сказывали, что Он есть Иисус Христос. С того времени Иисус начал открывать ученикам Своим, что Ему должно идти в Иерусалим и много пострадать от старейшин и первосвященников и книжников, и быть убиту, и в третий день воскреснуть. И, отозвав Его, Петр начал прекословить Ему: будь милостив к Себе, Господи! да не будет этого с Тобою! Он же, обратившись, сказал Петру: отойди от Меня, сатана! ты Мне соблазн! потому что думаешь не о том, чтó Божие, но чтó человеческое (Мф. 16, 13–23).
Если бы я кому-то сказал: «Отойди от меня, сатана!» — это прозвучало бы для того человека, наверное, хуже, чем какая-нибудь насмешка. Мы требуем любви, но не понимаем, что иногда любовь — это грубое, жесткое обличение ради пользы того человека, которого обличают. Если на предательство Иуды Искариотского Господь только намекает, говоря: «Один из вас диавол», то, обличая апостола Петра, говорит прямо: «Отойди от Меня, сатана!» — что, без сомнения, выдержать было гораздо тяжелее, чем намек. Однако апостол Петр отнюдь не собирался отходить от Господа. Он принял это обличение, понял, что ошибся, согрешил. И, естественно, старался буквально впитывать в себя все последующие слова любимого Наставника, которые научили бы его, как правильно себя вести. Тогда Иисус сказал ученикам Своим: если кто хочет идти за Мною (далее Спаситель учит уже не обращаясь к Петру, поскольку только что его прогнал. — Схиигум. А.), отвергнись себя, и возьми крест свой, и следуй за Мною, ибо кто хочет душу свою сберечь, тот потеряет ее, а кто потеряет душу свою ради Меня, тот обретет ее; какая польза человеку, если он приобретет весь мир, а душе своей повредит? или какой выкуп даст человек за душу свою? ибо приидет Сын Человеческий во славе Отца Своего с Ангелами Своими и тогда воздаст каждому по делам его (Мф. 16, 24–27). Об Иуде Искариотском Господь говорит: Один из вас диавол. Обращением ко всем двенадцати: Не хотите ли и вы отойти? — Он косвенно обличает Иуду, поскольку тот был немощным. В то же время Господь скрывает добродетель Петра, потому что он был смиренным и мужественным человеком, а не гордым, как Иуда Искариотский, и обращается ко всем: Если кто хочет идти за Мною… Конечно же, Петр, как один из самых ревностных учеников, с большей жаждой, усердием принимал это поучение Спасителя, думая: «Что же нужно делать, чтобы идти за Господом?»
Другие ученики Спасителя, как видно из евангельского повествования, тоже были подвержены страстям, таким как гордость, тщеславие. Однако от своего Учителя они ничего не скрывали и со всем, что их волновало, — добрым или злым, приходили к Нему. В то время ученики приступили к Иисусу и сказали: кто больше в Царстве Небесном? Иисус, призвав дитя, поставил его посреди них и сказал: истинно говорю вам, если не обратитесь и не будете как дети, не войдете в Царство Небесное (Мф. 18, 1–3). Посмотрите, с какой строгостью Господь опять обличает Своих учеников. По простоте своей они думали, что кто-то из них окажется в этом Царстве бóльшим. Слова Спасителя о Царстве Небесном они понимали не в буквальном смысле, а в переносном: они представляли его себе как земное царство справедливости, в котором будут действовать высшие принципы и Божественные законы. Господь не снизошел к их детскому уму, а очень жестко обличил. Ученики спрашивают: Кто будет бóльшим в Царстве Небесном? — а Он отвечает: Вы не войдете в Царство Небесное. Легко ли было услышать это людям, которые оставили всё: матерей, отцов или даже жен, как апостол Петр, — и последовали за Господом, были преданы Ему всей душой и любили Его как только возможно любить? Значит, Господь не жалел их, поскольку понимал, что ученики ищут спасения и поэтому могут выдержать жесткое обличение — они всё готовы принять. Апостолу Петру Господь говорит: Отойди от Меня, сатана! — а другим ученикам: Вы не войдете в Царство Небесное. И что же они? Отчаялись ли от подобного обличения? Нет. Как апостол Петр не отошел, так и они не отчаялись, но стали внимать себе и думать: «Что же необходимо сделать, чтобы войти в Царство Небесное?» И последующие слова Спасителя приняли как средство для исправления своего неправильного душевного устроения. Это тоже пример откровения помыслов.
Мы, конечно же, понимаем, что Евангелие говорит лишь о самых важных вещах. Например, евангелисты описывают только необыкновенные случаи исцелений, а о прочих упоминают кратко: Многих Он исцелил (Мк. 3, 10). Так и здесь они говорят только, я бы сказал, о вопиющих случаях: когда учеников обуревали те или иные страсти, они их открывали Господу и потому нуждались в жестком обличении. Надо думать, они обо всем спрашивали у своего Учителя, всё Ему рассказывали, как это обычно бывает с близкими людьми, испытывающими друг к другу особенное доверие.
Далее рассмотрим еще один пример обличения Господом Своих учеников и вместе с тем пример их откровенности перед Ним. При сем ученики Его забыли взять хлебов и кроме одного хлеба не имели с собою в лодке. А Он заповедал им, говоря: смотрите, берегитесь закваски фарисейской и закваски Иродовой. И, рассуждая между собою, говорили: это значит, что хлебов нет у нас. Иисус, уразумев, говорит им: что рассуждаете о том, что нет у вас хлебов? Еще ли не понимаете и не разумеете? Еще ли окаменено у вас сердце? (Мк. 8, 14–17). Как жестко, строго Он говорит с ними! И никто из учеников не обижается, потому что все они ищут спасения. Если бы я кому-то сказал: «У тебя каменное сердце!» (хотя это выражение более мягкое, чем отойди от Меня, сатана!) — то обиделись бы многие. Еще ли окаменено у вас сердце? Имея очи, не видите? имея уши, не слышите? и не помните? Когда Я пять хлебов преломил для пяти тысяч человек, сколько полных коробов набрали вы кусков? Говорят Ему: двенадцать. А когда семь для четырех тысяч, сколько корзин набрали вы оставшихся кусков? Сказали: семь. И сказал им: как же не разумеете? (Мк. 8, 17–21). Спаситель прямо и открыто укоряет их. И все они принимают это — все, кроме одного, который не хотел сказать о своих мыслях, а если сказал бы, то, возможно, не совершил бы столь страшного греха. Мы сейчас не будем рассуждать о Промысле Божием и о том, через кого он действует, но не нужно думать, что если бы Иуда Искариотский не предал Спасителя, то дело нашего спасения не совершилось бы. Господь, как всепремудрый, злую волю людей направляет так, чтобы она служила общей пользе, и Иуда Искариотский со своей злой волей был лишь слепым орудием в деле спасения человеческого рода. Не сознательным, как говорят некоторые еретики, а слепым! Если бы он все же открывал Господу свои мысли, как делали это апостол Петр и другие ученики, то, несомненно, не упал бы в столь страшную пропасть.
Вспомним еще об одном примечательном случае, описанном в Евангелии. Пришел в Капернаум; и когда был в доме, спросил их: о чем дорогою вы рассуждали между собою? Они молчали; потому что дорогою рассуждали между собою, кто больше (Мк. 9, 33–34). Итак, перед нами пример проявления гордости. Спаситель намекнул ученикам: «О чем вы говорили между собою?» Они молчали. Им было стыдно, потому что они понимали: Господу не понравится, что они поддались страсти и стали спорить о том, кто из них больше. Видимо, между ними в то время было соперничество. Они молчали; потому что дорогою рассуждали между собою, кто больше. И, сев, призвал двенадцать и сказал им: кто хочет быть первым, будь из всех последним и всем слугою. И, взяв дитя, поставил его посреди них и, обняв его, сказал им: кто примет одно из таких детей во имя Мое, тот принимает Меня; а кто Меня примет, тот не Меня принимает, но Пославшего Меня. При сем Иоанн сказал: Учитель! мы видели человека, который именем Твоим изгоняет бесов, а не ходит за нами; и запретили ему, потому что не ходит за нами (Мк. 9, 34–38). Апостол Иоанн признаётся: мы так сделали, но правильно ли мы поступили? Вы знаете, что в то время апостолы уже могли изгонять бесов. Они были чудотворцы, понимаете? Не в переносном смысле, не в шутку, а действительно чудотворцы. Несмотря на это они не стеснялись спрашивать: «Правильно ли мы сделали, что запретили?» Это еще один пример их открытости. Иисус сказал: не запрещайте ему, ибо никто, сотворивший чудо именем Моим, не может вскоре злословить Меня. Ибо кто не против вас, тот за вас(Мк. 9, 39–40). Итак, мы можем сделать вывод: ученики всегда обо всем спрашивали своего Учителя, всё Ему говорили. Поэтому не нужно думать, что откровение помыслов — это нечто необязательное, придуманное относительно поздно, в IV столетии. Нет, оно существовало с апостольских времен. Это учение, которое Спаситель преподал не словами, а Своей жизнью. Он показал, каким должно быть истинно христианское общество, в особенности монашеское. Такой, собственно, и была Его община. Ученики жили вне брака, ничего личного не имели, все у них было общим, они находились в беспрекословном послушании у своего Учителя, вместе молились, вкушали пищу и, таким образом, были настоящими, истинными монахами. А впоследствии стали образцом для монашествующих всех времен.
Приведу другой евангельский пример. Когда же приближались дни взятия Его от мира, Он восхотел идти в Иерусалим; и послал вестников пред лицем Своим; и они пошли и вошли в селение Самарянское, чтобы приготовить для Него; но там не приняли Его, потому что Он имел вид путешествующего в Иерусалим. Видя тό, ученики Его, Иаков и Иоанн, сказали: Господи! хочешь ли, мы скажем, чтобы огонь сошел с неба и истребил их, как и Илия сделал? (Лк. 9, 51–54). Они не дерзают сами молиться и просить об этом Бога, хотя уже были чудотворцами. Заметьте, события происходили, когда приближались дни взятия Его, то есть в последний год Его служения, перед крестными страданиями. К тому времени ученики уже имели опыт исцеления больных, изгнания бесов и чувствовали в себе силу, которая давала им дерзновение просить Бога истребить нечестивцев, не пожелавших принять Мессию. Но они опять не посмели сделать это самостоятельно. Обратите внимание: не послушник, еще ничего собой в духовном смысле не представляющий, а чудотворцы спрашивали, можно им сделать это или нет. Но Он, обратившись к ним, запретил им и сказал: не знаете, какого вы духа; ибо Сын Человеческий пришел не губить души человеческие, а спасать. И пошли в другое селение (Лк. 9, 55–56). Спаситель снова очень строго их укорил. Ученики думали, что они имеют власть своей молитвой свести с неба огонь, а Христос говорит им: Вы не знаете, какого вы духа. Мы бы сейчас сказали: «Вы бездуховные» или «У вас нет никакого рассуждения». Это пример, с одной стороны, того, что они были вполне откровенны перед Учителем, послушны Ему и принимали Его обличения со всей искренностью, а с другой — того, что Он был строг к Своим ученикам.
Можно вспомнить также о том, как некая женщина возливала миро на Господа Иисуса Христа перед Его страданиями. Когда же Иисус был в Вифании, в доме Симона прокаженного, приступила к Нему женщина с алавастровым сосудом мира драгоценного и возливала Ему возлежащему на голову. Увидев это, ученики Его вознегодовали и говорили: к чему такая трата? Ибо можно было бы продать это миро за большую цену и дать нищим. Но Иисус, уразумев сие, сказал им: что смущаете женщину? она доброе дело сделала для Меня: ибо нищих всегда имеете с собою, а Меня не всегда имеете; возлив миро сие на тело Мое, она приготовила Меня к погребению; истинно говорю вам: где ни будет проповедано Евангелие сие в целом мире, сказано будет в память ее и о том, что она сделала. Тогда один из двенадцати, называемый Иуда Искариот, пошел к первосвященникам и сказал: что вы дадите мне, и я вам предам Его? Они предложили ему тридцать сребренников; и с того времени он искал удобного случая предать Его (Мф. 26, 6–16). Итак, скрытность постепенно привела Иуду Искариотского к тому, что он в конце концов решился исполнить преступный замысел, который вынашивал в течение нескольких лет. Время от времени Господь намекал ему на то, что знает об этом, и таким образом призывал его к покаянию. Но скрытность, самоуверенность, может быть, гордость — трудно понять душу такого человека, пожалуй даже невозможно — привели его к столь безумному преступлению: он предал Спасителя мира, можно сказать, продал за ничтожную сумму. Одни богословы говорят, что это была сравнительно крупная сумма, другие, что весьма ничтожная, но это не так важно. Важно то, что Господа, Царя царей, Бога богов, он продал за тридцать сребреников.
Какой из этого можно сделать вывод? Страсть безумна. С точки зрения здравого смысла этот поступок понять невозможно. Но если мы посмотрим на самих себя, то увидим, как и нами овладевают страсти. Какая-нибудь нелепость, овладев нашим сознанием, влечет нас к греху и имеет почти гипнотическую силу. Даже понимая, что то или иное делать нельзя, что это плохо, мы тем не менее удержаться не можем. Подобное случается тогда, когда мы позволяем страсти постепенно нами овладевать, то есть держим грех внутри себя, то ли надеясь сами его победить, то ли думая, что этот грех не такой страшный, то ли не желая от стыда его открывать. Апостол Петр все открывал, и Господь его обличал, называл сатаной, прогонял от Себя, всячески укорял, говорил ему и прочим ученикам: Вы в Царство Небесное не войдете. Вы не знаете, какого вы духа, но они всё терпели, принимали и изменялись к лучшему. Иуда же молчал, всем он казался хорошим, никто ни в чем его не подозревал, поскольку Господь никогда явно его не укорял. Напомню грубоватую, но очень мудрую и точную пословицу: «В тихом омуте черти водятся». Когда человек ведет себя скрытно и вдруг обнаруживается, что он совершил какой-нибудь тяжкий грех, то для всех это оказывается неожиданностью. На самом же деле ничего неожиданного нет. Страсть в человеке постепенно развивается и, когда уже не может удерживаться внутри, приводит человека к страшному концу, что и произошло с Иудой Искариотским.
Вспомним другой случай, когда Мария, сестра Лазаря, излила миро на ноги Спасителя. За шесть дней до Пасхи пришел Иисус в Вифанию, где был Лазарь умерший, которого Он воскресил из мертвых. Там приготовили Ему вечерю, и Марфа служила, и Лазарь был одним из возлежавших с Ним. Мария же, взяв фунт нардового чистого драгоценного мира, помазала ноги Иисуса и отерла волосами своими ноги Его; и дом наполнился благоуханием от мира. Тогда один из учеников Его, Иуда Симонов Искариот, который хотел предать Его, сказал: Для чего бы не продать это миро за триста динариев и не раздать нищим? Сказал же он это не потому, чтобы заботился о нищих, но потому что был вор. Он имел при себе денежный ящик и носил, что туда опускали. Иисус же сказал: оставьте ее; она сберегла это на день погребения Моего. Ибо нищих всегда имеете с собою, а Меня не всегда (Ин. 12, 1–8). Евангелист Иоанн прямо называет Иуду вором и указывает на то, что он стремился к накоплению денег. В нем преобладала страсть сребролюбия, но он это скрывал, в данном случае прикрываясь заботой о нищих. Вспомним о том, как Иаков и Иоанн просили Спасителя посадить их по правую и левую сторону от Него в Царствии Небесном. Ученикам Спасителя казалось, что в этом Царстве, которое они понимали как царство земное, однако построенное по небесным законам, они получат преимущества. Некоторые хотели славы, и господствующей в них страстью была гордость, а Иуда мечтал обладать богатствами. Как в Иуде была греховная немощь, так и в учениках была не меньшая немощь, ведь гордость более страшная страсть, чем сребролюбие. Однако те открывались, были обличаемы, исправлялись, а Иуда оставался скрытным, поэтому страсть в нем развивалась и наконец, сделав его безумным, заставила совершить нелепое, жуткое преступление, осознав которое он уже не мог найти иного выхода, как только лишить себя жизни.
Во время Тайной вечери, незадолго перед Своими страданиями, Господь Иисус Христос снова обличал апостолов Петра и Иуду. Однако Иуда и тогда не понял намека. Впоследствии Петр совершил страшное преступление — трижды отрекся от Господа, но в нем была благодатная сила, которая привела его к осознанию своего греха, покаянию, и он, как сказано в Евангелии, и сам обратился, и братьев своих восставил к покаянию. После того как Христа взяли под стражу, все апостолы бежали и тем самым в большей или меньшей степени согрешили. Но поскольку ученики привыкли бороться с собой, открывая помыслы и выслушивая обличения, то и здесь они пусть и пали, однако нашли в себе силу и мужество восстать и исправиться. Они потеряли всякую надежду, даже, может быть, разуверились в Христе как в Господе и Сыне Божием, но всё же они осознали свой грех, по обыкновению собрались вместе и пусть в страхе, но поддерживали друг друга. Благодаря этому они смогли стать свидетелями воскресения Христова и были восстановлены в своем апостольстве. И во время вечери, когда диавол уже вложил в сердце Иуде Симонову Искариоту предать Его (Иуда, тогда еще апостол, уже окончательно решился совершить предательство, и, конечно, Господь Иисус Христос, как всеведущий Бог, знал об этом. — Схиигум. А.), Иисус, зная, что Отец все отдал в руки Его, и что Он от Бога исшел и к Богу отходит, встал с вечери, снял с Себя верхнюю одежду и, взяв полотенце, препоясался. Потом влил воды в умывальницу и начал умывать ноги ученикам и отирать полотенцем, которым был препоясан. Подходит к Симону Петру, и тот говорит Ему: Господи! Тебе ли умывать мои ноги? Иисус сказал ему в ответ: что Я делаю, теперь ты не знаешь, а уразумеешь после. Петр говорит Ему: не умоешь ног моих вовек. Иисус отвечал ему: если не умою тебя, не имеешь части со Мною (Ин. 13, 2–8). Перед крестными страданиями Спасителя, когда Он еще находился в кругу ближайших учеников, апостол Петр, казалось бы, проявил смирение, но на самом деле это было лишь смиреннословие, разновидность гордости, о которой рассуждают святые отцы, в частности святитель Игнатий (Брянчанинов). И Господь не пожалел апостола Петра, а обличил, и тот принял это обличение. Он не оскорбился так, как в свое время Иуда Искариотский, когда не было принято его предложение продать миро и раздать деньги нищим (в таком случае и ему что-нибудь досталось бы). Но Петр тут же воскликнул противоположное: Господи! не только ноги мои, но и руки и голову (Ин. 13, 9), только бы иметь часть с Господом! Иисус говорит ему: омытому нужно только ноги умыть, потому что чист весь; и вы чисты, но не все. Ибо знал Он предателя Своего, потому и сказал: не все вы чисты (Ин. 13, 10–11). Снова Спаситель намеком побуждает Иуду рассказать о его грехе, признаться в нем. Ведь если бы Иуда открылся, то обаяние и сила греха, та власть, которую диавол получил над ним из-за его скрытности, была бы уничтожена искренним рассказом, откровением.
Когда же умыл им ноги и надел одежду Свою, то, возлегши опять, сказал им: знаете ли, что Я сделал вам? Вы называете Меня Учителем и Господом, и правильно говорите, ибо Я точно то. Итак, если Я, Господь и Учитель, умыл ноги вам, то и вы должны умывать ноги друг другу. Ибо Я дал вам пример, чтобы и вы делали то же, что Я сделал вам. Истинно, истинно говорю вам: раб не больше господина своего, и посланник не больше пославшего его. Если это знаете, блаженны вы, когда исполняете. Не о всех вас говорю; Я знаю, которых избрал. Но да сбудется Писание: ядущий со Мною хлеб поднял на Меня пяту свою (Ин. 13, 12–18). В последние часы перед крестными страданиями Господь неоднократно показывает Свое желание призвать Иуду Искариотского к откровенности, к тому, что мы сейчас называем исповедью. Теперь сказываю вам, прежде нежели то сбылось, дабы, когда сбудется, вы поверили, что это Я. Истинно, истинно говорю вам: принимающий того, кого Я пошлю, Меня принимает; а принимающий Меня принимает Пославшего Меня. Сказав это, Иисус возмутился духом, и засвидетельствовал, и сказал: истинно, истинно говорю вам, что один из вас предаст Меня. Тогда ученики озирались друг на друга, недоумевая, о ком Он говорит (Ин. 13, 19–22). Конечно, Господь Иисус Христос мог прямо сказать Иуде: «Ты — предатель», но это не принесло бы ему пользы. Один же из учеников Его, которого любил Иисус, возлежал у груди Иисуса. Ему Симон Петр сделал знак, чтобы спросил, кто это, о котором говорит. Он, припав к груди Иисуса, сказал Ему: Господи! кто это? Иисус отвечал: тот, кому Я, обмакнув кусок хлеба, подам. И, обмакнув кусок, подал Иуде Симонову Искариоту (Ин. 13, 23–26). Этот жест также был знаком особенной любви. Господь Иисус Христос подал Иуде кусок хлеба, оказав ему внимание. Сильных, мужественных Он обличает в лицо: Отойди от Меня, сатана, Вы в Царствие Небесное не войдете, Вы не знаете, какого вы духа, Вы не будете иметь части со Мной.
И после сего куска вошел в него сатана (Ин. 13, 27). Это сказано не в том смысле, что Иуда стал бесноватым, иначе он вел бы себя как безумный человек, а в том, что диавол совершенно овладел его умом и волей. Тогда Иисус сказал ему: что делаешь, делай скорее (Ин. 13, 27). Господь снова говорит ему: «Я все знаю». Однако страсть так овладела этим человеком, что он, все понимая, тем не менее уже не может себя удержать и исполняет свой страшный замысел. Разве мы не узнаём в этом себя в те моменты, когда позволяем тому или иному помыслу овладевать нами?
Но никто из возлежавших не понял, к чему Он это сказал ему. А как у Иуды был ящик, то некоторые думали, что Иисус говорит ему: купи, что нам нужно к празднику, или чтобы дал что-нибудь нищим. Он, приняв кусок, тотчас вышел; а была ночь. Когда он вышел, Иисус сказал: ныне прославился Сын Человеческий, и Бог прославился в Нем. Если Бог прославился в Нем, то и Бог прославит Его в Себе, и вскоре прославит Его. Дети! недолго уже быть Мне с вами. Будете искать Меня, и, как сказал Я Иудеям, что, куда Я иду, вы не можете придти, так и вам говорю теперь. Заповедь новую даю вам, да любите друг друга; как Я возлюбил вас, так и вы да любите друг друга. По тому узнают все, что вы Мои ученики, если будете иметь любовь между собою. Симон Петр сказал Ему: Господи! куда Ты идешь? Иисус отвечал ему: куда Я иду, ты не можешь теперь за Мною идти, а после пойдешь за Мною. Петр сказал Ему: Господи! почему я не могу идти за Тобою теперь? я душу мою положу за Тебя. Иисус отвечал ему: душу твою за Меня положишь? истинно, истинно говорю тебе: не пропоет петух, как отречешься от Меня трижды (Ин. 13, 28–38). Конечно, апостол Петр не мог поверить последним словам Спасителя, потому что в тот момент он считал предательство невозможным для себя. Вскоре гордость и самонадеянность его подвели: он совершил троекратное отречение, но тем не менее покаялся. Теперь же он стерпел, принял обличение Спасителя и хотя не поверил, но не обиделся, не сказал: «Как Ты можешь такое говорить! Я Тебя так люблю, а Ты меня унижаешь!» Если он и скорбел, то эта скорбь была не от гордости, а от любви. И даже впоследствии, когда апостол Петр уже совершил страшный грех отречения, он также стерпел немое обличение Спасителя. Взяв Его, повели и привели в дом первосвященника. Петр же следовал издали. Когда они развели огонь среди двора и сели вместе, сел и Петр между ними. Одна служанка, увидев его сидящего у огня и всмотревшись в него, сказала: и этот был с Ним. Но он отрекся от Него, сказав женщине: я не знаю Его. Вскоре потом другой, увидев его, сказал: и ты из них. Но Петр сказал этому человеку: нет! Прошло с час времени, еще некто настоятельно говорил: точно и этот был с Ним, ибо он Галилеянин. Но Петр сказал тому человеку: не знаю, что ты говоришь. И тотчас, когда еще говорил он, запел петух. Тогда Господь, обратившись, взглянул на Петра, и Петр вспомнил слово Господа, как Он сказал ему: прежде нежели пропоет петух, отречешься от Меня трижды. И, выйдя вон, горько заплакал (Лк. 22, 54–62). Господь только укоризненно на него посмотрел. В тот момент нельзя было ничего говорить, ибо, сказав ему что-нибудь в укор, Господь подверг бы его опасности. Тем не менее этот взгляд был для апостола Петра страшнее, чем любое укоризненное слово. Но отчаялся ли он? В тот момент он не мог сказать Господу: «Прости меня, я согрешил», но в душе, конечно же, каялся, плакал и просил у Бога прощения.
Совсем другим было поведение Иуды после того, как он привел в исполнение свой страшный замысел. Здесь нужно отметить следующее. Для того чтобы показать воинам, кто из находившихся в Гефсиманском саду был Христос, Иуда выбрал в качестве знака поцелуй. Он и в эту минуту стыдился перед Господом и учениками явиться предателем, желая до последнего момента скрыть свой поступок. Даже здесь он хотел изобразить из себя ученика. Возможно, прочие апостолы и не понимали тогда, чтó происходит. И, когда еще говорил Он, вот Иуда, один из двенадцати, пришел, и с ним множество народа с мечами и кольями, от первосвященников и старейшин народных. Предающий же Его дал им знак, сказав: Кого я поцелую, Тот и есть, возьмите Его. И, тотчас подойдя к Иисусу, сказал: радуйся, Равви! И поцеловал Его. Иисус же сказал ему: друг, для чего ты пришел? (Мф. 26, 47–50). Близкому, преданному ученику Он говорит: Отойди от Меня, сатана! — а к самому немощному ученику, страшному преступнику, Он обращается: Друг… С ревностными Он ведет себя строго, с немощными — очень мягко. В этих словах Спасителя также был призыв к покаянию: «Для чего ты сюда пришел? Чтобы предать Меня или, может быть, покаяться? Чего ты ищешь? Найди то, что здесь можно найти, — покаяние. Это последняя для тебя возможность», но Иуда на Его призыв не откликнулся. Чем это закончилось, вы знаете. Про апостола Петра сказано, что он плакал горько, а про Иуду говорится так: Тогда Иуда, предавший Его, увидев, что Он осужден, и, раскаявшись, возвратил тридцать сребренников первосвященникам и старейшинам, говоря: согрешил я, предав кровь невинную. Они же сказали ему: чтó нам до того? смотри сам (Мф. 27, 3–4). Эти люди не способны были принять покаяние. Вместо того чтобы попытаться помочь павшему человеку, смягчить его мучительное душевное состояние, они, будучи сами злодеями, людьми каменносердечными, использовав этого человека и поняв, что он им больше не нужен, отнеслись к нему безразлично. Они сказали: Смотри сам. Иуда не открыл себя Тому, Кто мог принять от него покаяние, а те, перед кем он открылся, не были способны принести ему пользу и окончательно его погубили: И, бросив сребренники в храме, он вышел, пошел и удавился (Мф. 27, 5).
Жесткое обличение и грубое отношение необязательно являются признаками жестокости. Мы видим, что любовь Спасителя к ближайшим ученикам проявлялась именно в подобной строгости. И наоборот, снисхождение более прилично для немощных. (Самым немощным оказался Иуда Искариотский, который в конце концов и погиб.) В этой беседе на основе Евангелия я хотел показать вам, как важно откровение помыслов: оно избавляет человека от власти диавола и приводит его в истинно евангельское состояние, а скрытность, наоборот, — к полной погибели. Как я уже говорил, апостол Петр покаялся в своем согрешении. Когда Господь явился на озере Тивериадском, Он трижды спросил Петра (хотя тому было обидно это троекратное вопрошение): Любишь ли ты Меня? (см. Ин. 21, 15–17). В третий раз Петр со скорбью отвечал: Господи! Ты все знаешь; Ты знаешь, что я люблю Тебя (Ин. 21, 17). Здесь также проявилась открытость ученика — Петр сказал то, что было у него на душе. И обнаружив свою любовь, он покрыл ею свое прежнее согрешение. Открытость его спасла, можно сказать, вытащила из адской бездны (падение Петра и падение Иуды Искариотского были приблизительно одинаковой тяжести). Однако покаяние спасло Петра, а замкнутость ничем не помогла Иуде. Он пришел к тем, которые, казалось, были его союзниками, однако помочь ему они не могли. Апостол же Петр впоследствии собрал разбежавшихся учеников, и они поддерживали друг друга. Таким образом ученики дождались воскресения Спасителя, а апостол Петр получил прощение из уст Самого Господа.
Я провел беседу об откровении помыслов, основываясь именно на Евангелии, также и для того, чтобы показать необыкновенную важность этого делания, чтобы никто не думал, будто оно изобретенное, случайное, ненужное. Когда у человека нет возможности открывать помыслы, то ему волей-неволей приходится с трудом искать иные способы борьбы со страстями. Если же такая возможность есть, а человек пренебрегает тем, что даровал ему Промысл Божий, то он пренебрегает своим спасением. После того как апостолы разошлись с проповедью по всему миру, они уже не имели возможности кому-либо рассказывать о своих переживаниях. Однако в то время, когда Учитель был с ними, они это делали, а кто не делал, тот погиб.
Схиархимандрит Авраам (Рейдман). Благая часть. Беседы с монашествующими