что такое отрицательный языковой материал

Что такое отрицательный языковой материал

Следующий этап формирования синтаксической стороны речи — появление развитых синтаксических форм, которые могут выполнять в речевых высказываниях ребенка самые разные функции: смыслового объединения отображаемых в речи предметов (Я вижу чашку и стакан.), атрибуции (Это «выходная» шляпа.), указания на принадлежность (Это носки Вовы.), местоположение предмета (Кофта на стуле.), отображения отношений типа: «субъект-объект» (Катя кидает мячик и т. п.).

Начиная с трехлетнего возраста в речи детей появляются «иерархические конструкции». Ребенок в одной фразе начинает говорить с группы сказуемого, а потом тут же меняет ее на группу подлежащего-сказуемого (Хочу это. Саша хочет это; Строит дом. Миша строит дом.). Эти фразы не представляют собой просто «механические» цепочки из нескольких слов. Об этот свидетельствует, в частности, тот факт, что ребенок нередко расширяет такие глагольные группы до целого законченного предложения. (Встала. Кошка встала. Кошка встала на столе.)

Л. В. Щерба ввел в прикладную лингвистику понятие «отрицательного языкового материала» как такого речевого высказывания, которое не понимается или понимается с трудом, а потому не достигает своей цели. По его мнению, ребенок вначале производит отрицательный языковой материал, но достаточно быстро «научается» правильно просить что-нибудь, так как его непонятные просьбы не выполняются*.

Овладение синтаксисом в ходе «речевого онтогенеза» неразрывно связано и с овладением ребенком интонацией (как универсальным знаком речевой деятельности) — совокупностью компонентов речи, в которую входят мелодика, ритм, темп, интенсивность, акцентное выделение слов, тембр, высота тона, паузация и др. Эти элементы фонетически и семантически «организуют» речь и являются средством выражения различных, в том числе синтаксических, значений. Кроме того, они обеспечивают словам экспрессивную, эмоциональную окраску. Способность правильно использовать интонационные средства, с помощью которых можно передавать как основную, так и дополнительную информацию, также является показателем языкового развития ребенка. Развитие синтаксиса детской речи связано с включенностью ребенка в общение со взрослыми, которое обусловлено возможностью удовлетворения потребностей ребенка. Именно это и стимулирует, прежде всего, развитие речевой деятельности детей (139, 211, 212 и др.).

Источник

Сахарный Л.В. Тексты-примитивы и закономерности их порождения // Человеческий фактор в языке: язык и порождение речи. – М.: Наука, 1991. – С. 221-237.

Контакты

РАЗДЕЛ IV

ТЕКСТЫ-ПРИМИТИВЫ И ЗАКОНОМЕРНОСТИ ИХ ПОРОЖДЕНИЯ

Данный раздел посвящен анализу закономерностей образования и функционирования текстовых структур небольших размеров с полным (или почти полным) отсутствием привычных для нормы специальных средств связности. Такие структуры можно назвать текстами-примитивами. Они являются достаточно необычными, «странными» с точки зрения «классической» лингвистики текста.

Традиционное языкознание в качестве основного материала исследований и исходной базы для теоретических построений ограничивалось прежде всего нормативными развернутыми текстами письменного литературного языка. Расширение круга прикладных задач заставило лингвистов в последние годы столкнуться с большим количеством фактов, которые лежат за пределами традиционных исследований. Такое резкое расширение материала лингвистических исследований привело к известному кризису традиционной «нормо-центрической» лингвистики и к необходимости теоретического осмысления «отрицательного языкового материала» (Л. В. Щерба) как феномена речевой деятельности и, следовательно – к необходимости построения более общих моделей, описывающих эту деятельность. Принципиальные возможности для выявления общих закономерностей порождения речи дает использование эксперимента, которое сегодня стало одной из главных примет психолингвистического изучения речевой деятельности (ряд экспериментов описан ниже).

В этой связи отметим два подхода к оценке значения «отрицательного языкового материала» для лингвистики:

а) Подход «от устройства нормы» – для лучшего выяснения того, как устроена норма. Отсюда – отношение к отрицательному материалу как к интересному, но все же лишь вспомогательному, дополнительному, для изучения закономерностей устройства нормы. Такая точка зрения на отрицательный языковый материал является сегодня наиболее распространенной.

б) Подход «от общих закономерностей коммуникации» – для выяснения общих закономерностей устройства механизма, позволяющего осуществлять коммуникацию. В этом случае норма – лишь частный (хотя и очень важный) случай проявления этого механизма. Отсюда – отношение к отрицательному языковому материалу как к неизбежному, обязательному и равноправному материалу для изучения закономерностей речевой деятельности в целом, как таковой. Такой подход к изучению отрицательного языкового материала, кажется, только еще пробивает себе дорогу.

Одним из наиболее важных типов структур отрицательного язы-

кового материала и являются тексты-примитивы. Они широко распространены в «периферийных», с точки зрения нормы, коммуникативных ситуациях 1 :

—Детская речь (около 1.5—2 лет): Кисель пецька ‘Кисель — на печке’;

—Реплики на малознакомом иностранном языке: Я. Красная площадь. ;

—Реклама: Аэрофлот – скорость, недежность, комфорт;

—Вывески: Гастроном; Дом книги; Овощи, фрукты;

— Заклания книг, спектаклей, кинофильмов и т.п.; Гамлет; Мертвые души; Преступление и наказание; Люди, годы, жизнь; Структурализм: за и против;

—Реплики в диалогах разговорной речи: – Скажите, чья рубашка? – Чехословакия; – Улица Горького, как пройти?;

—«Инкрустации» в текстах нормированной литературной речи: система «поле—магазин»; ракеты класса «Земля—Воздух»;

—Планы, наброски: Станица – Терек – за водой – невеста — черкес на том берегу – она назначает ему свидание – он хочет увезти ее – тревога – бабы убивают молодого человека – берут
его в плен – отсылают в крепость – обмен – побег – девушка с черкесом (Пушкин, т.4. М.; Л., 1950);

—Предметные рубрики в традиционных предметных каталогах и предметных указателях: Цветная металлургия – Стандарты – Указатели; Гербы городские Украины – История [Сахарный 1987i];

—Наборы ключевых слов к документам в автоматизированных информационно-поисковых системах: Сырье – Экспорт – Африканские страны;

—Реакции в свободном ассоциативном эксперименте; Друг-парта [Сахарный 1985].

Уже этот беглый перечень показывает не просто широту распространения текстов-примитивов, но и универсальность их структурной организации – независимо от видов речевой деятельности, в которых они образуются. Хотя, разумеется, генезис текстов-примитивов различен: у маленьких детей механизм тонкого синтак-сирования еще не сформирован, у больных с афазией он разрушен, планы пишутся «для себя» и потому не требуют тонкой синтаксической отделки, информационно-поисковые языки специально конструируются как языки с огрубленным синтаксисом и т.д. В целом же тексты-примитивы, несмотря на «экзотичность» их структуры с точки зрения нормоцентрической лингвистики, представляют собой вполне естественные результаты работы механизма порождения речи. В них реализуются все основные характеристики текста, которые и позволяют с его помощью осуществить акт коммуникации. Все это

1 Некоторые примеры взяты из работ А.Н. Гвоздева, А.Р. Лурия, Е.А. Земской, О.А. Лаптевой.

дает основание для выдвижения гипотезы о фундаментальности механизма образования текста-примитива и базисности его для речевой деятельности вообще.

Однако сегодня тексты-примитивы «не укладываются» в традиционную теоретическую лингвистику. Им нет места в иерархии уровней языка. Нет и традиционных методов исследования их именно как текстов. Нет единого понимания их и других (развернутых) текстов как принципиально единого объекта лингвистического исследования, имеющего единую природу. Для специального изучения, осмысления и использования текстов-примитивов в теории и практике необходима иная трактовка ряда фундаментальных понятий текста и их приоритетов, чем это принято в большинстве исследований по лингвистике текста.

В традиционной лингвистике текста подход к тексту осуществляется прежде всего «от формы». Отсюда – упор на специфику именно формы. Текстами, как правило, признаются только «большие», развернутые, тексты (зачастую к тому же – только письменные). Приоритетно осознание «отдельности» каждого данного текста, который предстает прежде всего как автономная, замкнутая структура. Отсюда зачастую – понимание текста как единицы еще одного, «высшего» лингвистического уровня. В этом смысле «лингвистика текста» противопоставляется «лингвистике предложения» (т.е. синтаксису) и тем более – «лингвистике слова» (т.е. лексикологии). Основная проблема так понимаемой лингвистики текста неизбежно ориентируется прежде всего на выявление закономерностей организации его структуры, т.е. на выявление средств связности и описание «грамматики» текста. Вопрос же о содержательной структуре текста в целом, если и исследуется, то прежде всего – в зависимости от его формальной структуры. Отсюда – вторичность проблемы цельности, зависимость ее решения от проблемы связности. Вот почему при таком подходе в лингвистике текста нет места для анализа текстов-примитивов (несмотря на отдельные неизбежные теоретические допущения о минимальных текстах, состоящих из одного слова или из двух морфем [см., например, Вайнрих 1978].

Для осмысления феномена текста-примитива нужен принципиально иной подход к тексту – подход «от содержания». Такой подход к тексту осуществляется прежде всего в психолингвистике. Здесь приоритетным понятием становится уже не связность, а цельность [Леонтьев 1976]. При этом активно обсуждаются проблемы гештальта и его структурирования в речемыслительной деятельности человека, актуализации элементов цельности при их осознании в процессе порождения текста и закономерностей вербализации этих элементов, иерархии смысловых отношений в структуре цельности, структурирования цельности как интеллектуально-эмоционального процесса, в котором переплетаются когнитивные и коммуникативные структуры, сознательное и бессознательное, логическое и ассоциативное, выбора средств для оформления текста в процессе коммуникации и т.д.

При подходе «от содержания» меняются приоритеты не только в паре понятий «цельность – связность», но – вслед за ней – и в паре «автономность данного текста – связь данного текста с другими текстами по смыслу». На первый план здесь неизбежно выдвигается понятие «парадигмы текстов» (сопоставимых по смыслу как тексты- «синонимы») – от текстов-примитивов до огромных развернутых текстов. Разница между членами такой парадигмы —- в характере расчленения цельности, степени детализации такого расчленения и решении проблем расчлененной структуры данного типа в виде линейного текста. Понятие перифразы, о котором говорил Р. Якобсон [1985] должно быть распространено и на понятие текста. Цельность как парадигматический феномен позволяет 1 сближать (отождествлять) тексты-перифразы и тем самым дает основание осмыслять их как члены одной парадигмы. Отсюда – и (понимание текста-перифразы как члена парадигмы текстов, передающего инвариант содержания (т.е. структуру цельности) то более развернуто, то более свернуто. Отсюда – относительность содержательной структуры отдельного текста (несмотря на его автономию). Отсюда также – иерархия инвариантных и вариантных моментов в передаче цельности в каждом данном тексте.

При таком подходе связность также остается базисной характеристикой текста, однако не «первичной», а производной от характера представления цельности в тексте. Связность – это основная характеристика, определяющая тип структуры текста как такового. Если цельность текста – парадигматический феномен, то связность текста – синтагматический феномен. Характер выражения связности при организации текста зависит, в частности, от объема текста. Простейшим («нулевым») показателем связности является простое соположение элементов в тексте. В более сложных случаях появляются и специальные средства связности, уточняющие отношения между этими элементами.

Из сказанного ясно, почему тексты-примитивы являются простейшим видом текстов. Текст-примитив наделен цельностью (и потому входит в соответствующую парадигму текстов) и максимально простым комплексом средств связности.

Коммуникативные и структурные особенности текстов-примитивов позволяют наметить их основную типологию.

1. Особенности передачи структурирования цельности в тексте-примитиве.

а) Нерасчлененная передача цельности, при которой содержательное членение текста либо отсутствует, либо, во всяком случае, не является актуально осознаваемым (прежде всего – это тексты, представляющие собой непроизводные или производные, но в значительной степени деэтимологизированные слова, а также устойчивые и актуально деэтимологизированные словосочетания, реже – отдельные морфемы [Сахарный 19872]. В этих случаях текст-примитив строится и осознается целиком с помощью воспроизводимых знаков.

б) Расчлененная, аналитическая передача цельности, при которой

содержательное членение текста является актуально осознаваемым (наиболее типичные виды расчлененных текстов-примитивов – это наборы ключевых слов [Сахарный и др. 1984], а также производные слова с четко осознаваемой морфемной структурой). 2. Особенности порождения текста-примитива.

а) Первичные тексты-примитивы – как результат «первичного», непосредственного, «неразвернутого» кодирования, вербализации целостности (тексты в детской речи, в речи при афазии, в речи иностранцев, реплики в диалоге в разговорной речи, вывески и т.п.).

б) Вторичные тексты-примитивы – как компрессированный вариант развернутого текста, как результат «вторичного», «свернутого» кодирования, точнее – перекодирования, т.е. явные перифразы к исходному, «первичному» развернутому тексту (независимо от того, кем этот текст был создан, – самим создателем вторичного текста-примитива или другим лицом: оглавления к готовым текстам, тезисы-конспекты готового текста, предметные рубрики, наборы ключевых слов или дескрипторов в автоматизированных информационно-поисковых системах, наборы ключевых слов к тексту, полученные в эксперименте, и т.п.)- Вторичные тексты-примитивы являются эффективным материалом для экспериментальных исследований, благодаря возможности сопоставления с исходным первичным развернутым текстом.

3. Особенности формы существования текста-примитива.

а) Текст-примитив, реализованный как автономный, уже выделенный текст (субтекст), в том числе и как «инкрустация» в развернутом тексте (пример последнего – случаи типа «система „поле–магазин»«).

б) Текст-примитив, «растворенный» в составе развернутого текста (поскольку он потенциально может быть «вычленен» из такого развернутого текста как вторичный текст-примитив), например, совокупность отдельных ключевых слов из возможного «будущего» текста-набора ключевых слов в составе исходного развернутого текста.

Сказанное объясняет, почему при изучении текстов-примитивов, наряду с традиционным наблюдением (прежде всего – при изучении первичных текстов-примитивов – детской речи, патологии речи и др.), целесообразно использовать эксперимент на перифразирование (как перифразирование-свертывание, так и перифразирование-развертывание).

Как уже отмечалось, два основных типа текстов-примитивов – это тексты-слова и тексты-наборы ключевых слов.

Эксперименты с перифразированием текстов-слов, направленные на перифразу-свертывание, позволяют выявить механизм универбизации – получения производного слова. Эксперименты с перифразированием текстов-слов, направленные на перифразу-развертывание, позволяют получить толкование и с их помощью – выявить механизм актуального осознания смысловой и формальной структуры слова. Не вдаваясь в детали анализа результатов этих экспериментов [см. Сахарный 1985], отметим только, что в интересующем нас аспекте эксперименты выявили «текстовую» природу слова, что и позволяет

рассматривать слово-текст как член парадигмы текстов разнообразной структуры.

Эксперименты с перифразированием текстов-наборов ключевых слов, направленные на перифразу-свертывание, позволяют выявить механизм компрессии развернутого текста и представления его основного содержания в виде текста-набора ключевых слов [см. Сахарный 1982; Сиротко-Сибирской 1988; Баринова 1988; Бойкова 1988] (такая процедура в информационно-поисковых системах называется индексированием). Эксперименты, направленные на перифразу-развертывание текста на основе заданного набора ключевых слов, позволяют выявить ряд закономерностей структурирования цельности [см., например, Штерн 1978].

Закономерности порождения текстов-примитивов-наборов ключевых слов представляют особый интерес. Дело в том, что отдельное слово имеет длительные традиции изучения в лингвистике (в лексикологии), хотя и не в качестве «текста-примитива». Что же касается набора ключевых слов, то это для традиционной лингвистики – вообще принципиально новый объект исследования, представляющий собой минимально расчленное представление цельности. Может возникнуть вопрос, насколько это – реальная единица речевой деятельности, являющаяся результатом порождения текста особого рода, не является ли она искусственной конструкцией. Поэтому важно рассмотреть вопрос о нейропсихологической реальности набора ключевых слов как особого вида текста и привести ряд аргументов в пользу такой реальности.

3. Текстообразующий механизм, позволяющий порождать первичные автономные расчлененные тексты-наборы ключевых слов с примитивной синтаксической организацией (телеграфный стиль) и тем самым достигать вполне удовлетворительного эффекта в сравнительно простых коммуникативных ситуациях, сохраняется (или восстанавливается) у больных-правшей с моторной афазией средней степени тяжести, т.е. с поражением речевых зон в лобной доле левого полушария и сохранением механизмов в правом полушарии.

Что же касается «коммуникативной реальности» текстов-примитивов, то здесь можно ограничиться следующим замечанием. Достаточность текста-примитива для решения ряда коммуникативных задач в ряде случаев вполне реальна, но завуалирована либо плохим знанием языка, либо патологическими нарушениями речи (как в «классическом» отрицательном языковом материале – первичных текстах-примитивах в детской речи, речи иностранцев, речи больных с афазией с т.п.)- Однако в случаях других видов коммуникаций, содержащих вторичные тексты-примитивы, хорошо видно, что тексты-примитивы-наборы ключевых слов могут быть не только достаточны, но и необходимы для успешного решения данного типа коммуникативных задач и потому для некоторых типов ситуаций являются нормой, в то время как привычные и «нормальные» структуры более развернутых и сложно организованных текстов, напротив, являются в таких ситуациях явно избыточными и потому – неоптимальными. В качестве примера приведем традиционные предметные каталоги и предметные указатели, когда индексирование, приводящее к построению текста-набора ключевых слов, является специальной задачей и условием успешного функционирования этой коммуникативной системы (причем, в отличие от ряда автоматизированных информационно-поисковых систем, здесь налицо «нормальная» коммуникация двух людей – предметизатора и читателя – с помощью письменного текста-примитива).

Одни из центральных вопросов теории текстов-примитивов – это вопрос об их парадигматической организации. Как уже отмечалось, текст-примитив является членом парадигмы текстов, объединенных одним инвариантом цельности. В зависимости от особенностей структурной организации текстов-членов такой парадигмы, основные

1 Протоколы любезно предоставлены В.Л. Деглиным и Т.В. Черниговской. Эксперимент с ключевыми словами проводился совместно с А.С. Штерн и Д. И. Гусаровым.

группы таких текстов (по нарастанию их размеров и сложности) могут быть представлены следующим образом:

а) отдельное слово-текст,

б) различного рода наборы ключевых слов-текстов,

в) грамматически оформленные неоднословные предложения-тексты,

г) различного рода осложненные предложения-тексты,

д) различной степени сложности развернутые тексты. Развертывание текста есть переход в процессе его построения более простых к более сложным структурам. Поэтому, вообще говоря, развертывание текста представляет собой цепь перифраз, каждый раз представляющих собой новую, более маркированную структуру данной цельности. А сама структура текста так или иначе отражает эту последовательность парадигматических преобразований. При этом каждый раз в этой цепи динамически актуализируется, «высвечивается» тот или иной фрагмент структуры цельности, что также отражается в структуре текста.

В этом плане по-иному видится и сущность тема-рематических структур в тексте. Рема выделяет в теме новые дополнительные детали и тем самым ограничивает, уточняет тему, уменьшает неопределенность в передаче уже выделенной в ней информации, органически включаясь в цельность и не являясь чем-то внешним по отношению к теме. В этом – отражение динамики речемыслительного процесса (разумеется, результаты этого процесса могут быть реализованы в тексте не только сразу, но и отсроченно или не реализованы совсем). Тема же в рассматриваемом плане не столько противопоставляется реме (как традиционно считается в теории актуального членения), сколько характеризует весь тема-рематический блок, в котором рема выступает как конкретизатор в структуре самой темы. Отсюда – особая важность исследования не «отдельности» темы или ремы, но их диалектического единства.

Развертывание тема-рематической структуры при построении текста есть актуализация компонентов цельности, т.е. перевод их из подсознательного, диффузного, континуального в нечто более «сознательное», четкое, дискретное и связывание каждой из этих актуализированных субцельностей с каким-то текстом (фрагментом текста), простым или сложным. При этом каждый такой компонент, в свою очередь, – это не элементарный мир, а сложное синкретическое образование, которое в принципе также может быть дополнительно расчленено, структурировано (и следовательно – представлено при дальнейшем развертывании текста) и т.д., теоретически – без конца.

Необходимость реализации механизма тема-рематической структуры в процессе построения текста отражает фундаментальное противоречие между целостным (симультанным) характером представления предмета коммуникации говорящим и неизбежно линейным, последовательным (сукцессивным) развертыванием этого представления в тексте. Каждый тема-рематический блок выступает в тексте как перифраза-развертывание по отношению к теме этого блока.

В этом плане по-новому видится и роль повторов в развернутом тексте – как проявление не столько синтагматического меха-

низма построения текста (т.е. как механизма связности), сколько, прежде всего, парадигматического (т.е. как механизма цельности). А уже сам характер реализации в тексте темы данного тема-рематического блока (в том числе – ив виде полного или частичного повтора предшествующей части текста) используется как специальное средство связности, эксплицирующее в тексте связи между элементами (компонентами) цельности.

То, что повторы проявляются как реализация последовательности парадигматических преобразований-перифраз при развертывании текста, хорошо видно во многих случаях и на структурах текстов-примитивов. Так, при комплексировании предметных рубрик в предметных каталогах или указателях типичен прием сочетания текста – простой предметной рубрики, организующей так называемый узкий комплекс предметных рубрик (например, психолингвистика) с текстами – сложными предметными рубриками, уточняющими различные аспекты данного комплекса (например, психолингвистика – ассоциативные структуры, психолингвистика – история и т.д.). В разговорной речи часто используются структуры типа А вот Анна Ивановна, она очень практическая женщина. Типично для разговорной речи и «текущее редактирование» с заменой какого-либо фрагмента текста на более точную, по мнению говорящего, перифразу. Постоянный поиск парадигматических замен (причем не только слов, но и более сложных аналитических структур) в процессе построения текста характерен для речи больных с афазией, у которых поражены речевые зоны в височной области левого полушария.

При усложнении структуры цельности, т.е. при выделении в предмете коммуникации нескольких рем, говорящий решает вопрос о порядке их следования, с тем, чтобы постоянно поддерживалось поступление новой информации (пример отсутствия такого поступления – тексты типа У попа была собака. при внешнем формальном развертывании этого текста поступление новых рем в какой-то момент прекращается. Это противоречие между формой и содержанием и создает комический эффект).

В то же время появление каждой новой ремы одновременно делает предыдущую рему частью темы в очередном тема-рематическом блоке. Поэтому по мере развертывания текста объем выделенных компонентов темы постоянно растет. Однако ограниченность объема оперативной памяти заставляет говорящего для повышения эффективности коммуникации устранять излишнюю детализацию при передаче темы в каждом тема-рематическом блоке, с учетом того, что эта детализация уже известна слушающему и тем самым сохраняется надежность коммуникации (пример отсутствия такого устранения – известное стихотворение «Дом, который построил Джек». Избыточная надежность при передаче темы в тема-рематических блоках последних строф делает коммуникацию неэффективной и тоже создает комический эффект).

Противоречие между симультанностью цельности и сукцессивностью текста порождает проблему связности как синтагматической организации порождаемого текста. Естественно, что это противоречие тем

серьезнее, чем текст развернутее и сложнее. Однако проблемы связности возникают и в те кетах-примитивах. Более того, в структуре текстов-примитивов мы находим все основные типы структур связности, которые отмечены и в развернутых текстах.

Простейшим случаем структурирования цельности является передача ее одним тема-рематическим блоком, в котором «бытийная» тема, указывающая, что «нечто» имеет место, может быть и не выражена в тексте, а рема предстает в виде отдельного слова, чаще всего – существительного в именительном падеже (форма русского назывного предложения). В таком тексте в «снятом» виде наиболее синкретично и неопределенно выражается все потенциальное многообразие связей и отношений, характеризующее данную цельность. Удобная «отдельность» в передаче цельностим, краткость и структурная простота текстов-примитивов-слов обусловливает базисную роль подобных структур – как самих по себе (лексикология – это по существу наука именно о таких «текстах-словах», хотя сами лексикологи, как правило, этого не осознают), так и в формировании всех более сложных структур текстов. Отсюда – известный тезис о слове как «центральной» единице языка.

Аналитически расчлененная форма представления такого тема-рематического блока в тексте, когда обозначается не только рема, но и бытийная тема, обычно используется как субтекст при построении начала достаточно развернутого текста: Был вечер. ; Имеется треугольник. ; Жил-был царь. и т.п.

Необходимость дальнейшей детализации цельности ведет к появлению принципиально иных, «неоднословных», структур текста.

Самый простой способ аналитического «многоремного» представления цельности – это структурирование цельности двумя тема-рематическими блоками. Однако при порождении даже такого, сравнительно простого, текста возникает ряд противоречий:

А) Текст при выделении в цельности уже двух (а тем более – большего числа) тема-рематических блоков неизбежно «рассыпается» на отдельные обозначения этих блоков, и в то же время говорящему необходимо сохранить, удержать в оперативной памяти общую картину.

Б) Каждый фрагмент текста, отражающий отдельный тема-рематический блок, может быть представлен (построен, осознан) как отдельный, самостоятельный текст, но, начиная с двухблоковых структур, он одновременно становится частью более сложной структуры. И если при структурировании цельности одним тема-рематическим блоком квант информации охватывает по существу всю актуальную для говорящего часть (область) цельности, то при структурировании цельности двумя (и более) тема-рематическими блоками каждый новый блок (точнее – его рема) не только несет относительно автономный квант информации, но и включает его в структуру уже имеющейся информации о данной цельности. Вот почему рема данного тема-рематического блока, будучи уже переданной в тексте, неизбежно сразу же становится частью уже известной информации (т.е. включается в тему, обогащая ее).

Как решается в этих условиях проблема связности текста (как проблема связи между тема-рематическими блоками, а также как проблема связи между темой и ремой внутри тема-рематического блока)?

Текст, отражающий два тема-рематических блока, в максимальном варианте может быть представлен следующим образом:

где То – обозначение бытийной темы, P₁, P₂ – обозначения рем соответствующих тема-рематических блоков.

Такой полный повтор текста первого тема-рематического блока в тексте темы второго блока отражает стремление к надежности (отсюда – принципиальная возможность искусственных с точки зрения нормы «логических» интерпретаций простейших фраз типа Стол стоит как ‘Имеется стол. Этот стол стоит’.

Однако обычно такое специальное указание на тему оказывается во втором тема-рематическом блоке явно избыточным и может быть опущено (отражение стремления к экономии).

Текст, отражающий два тема-рематических блока, в минимальном варианте может быть представлен следующим образом: P₁; Р₂. Иными словами, для передачи в тексте структуры цельности в простейшем случае достаточно простого перечня рем. На факт их взаимосвязи указывает само их соположение, которое тем самым и становится простейшим средством выражения связности, передающим (при отсутствии специальных средств) бытийную, недифференцированную связность, обозначающим, что связь между ремами имеет место. Отсюда – коммуникативная возможность текстов типа детских фраз Кисель печка. Такие тексты фактически ориентированы прежде всего на передачу квинтэссенции структуры цельности в ее наиболее чистом виде (как перечня рем) и потому вполне достаточны для решения сравнительно простых коммуникативных задач. Впрочем, чаще всего возможно и уточнение отношений между ремами, осмысление связей либо как «подчинения» (когда Ра как-то характеризует, уточняет P₁), либо как «сочинения» (при перечислении, когда P₁ и Р₂ связаны непосредственно с Т₀).

При структурировании цельности тремя и более тема… Продолжение »

Источник