что такое магический реализм в литературе
Магический реализм
 | TV Tropes Для англоязычных и желающих ещё глубже ознакомиться с темой в проекте TV Tropes есть статья Magic Realism. Вы также можете помочь нашему проекту и перенести ценную информацию оттуда в эту статью. |
Магический реализм — художественный метод, в котором магические элементы включены в реалистическую картину мира. Может быть выражен как в сверхъестественной сути каких-то персонажей, так и в сюрреалистической атмосфере.
Большинство латиноамериканских авторов XX в. писали в этом направлении. Произведения, написанные на других континентах, сложнее определить, потому что они часто размещаются на грани фэнтези, поэтому стоит помнить следующее:
Жанр очень плотно переплетается с низким фэнтези (т.е. фэнтези, где действие происходит в реальном мире, в том числе городским). Границу можно провести по вопросу: происходящее — это чудо или элемент устройства мира? Скажем, чудесный целитель: он закончил школу магов-целителей, и в неё можно поступить? Это фэнтези. Он просто творит чудеса, потому что иначе и быть не может? Магический реализм.
Мифы, почва, одиночество: из чего сделан магический реализм
В июне у романа Габриеля Гарсии Маркеса «Сто лет одиночества» юбилей: библии магического реализма, положившей моду на Латинскую Америку, исполняется 50 лет. По такому случаю «Афиша Daily» вспоминает главные особенности этого литературного направления и книги, в которых они ярче всего отразились.
Возникший в 1920-е годы магический реализм — жанр синкретический не только потому, что он по определению подразумевает слияние действительного и иллюзорного. Его представителям удалось найти чрезвычайно удачный и необычный способ по-новому рассказать о бытовых, социальных, нравственных проблемах, уже успевших набить человечеству оскомину.
Магические реалисты сыграли на ностальгии и неудовлетворенности читателя, которому в детстве обещали, что жизнь будет полна чудес, а она оказалась скучной и серой. Связав воедино латиноамериканский эпос и поэтику французского сюрреализма (Алехо Карпентьер и Мигель Анхель Астуриас в юности жили в Париже), философскую притчу и исторический роман, они произвели революцию в литературе, а во второй половине XX века их книги стали до того модными, что отголоски этого художественного метода проникли даже в консервативную советскую прозу: что мешает нам назвать «надреальностью» таинственное, вязкое безвременье, в которое погружаются старухи на последних страницах «Прощания с Матерой» Валентина Распутина?
«Сто лет одиночества» по сей день остается одной из самых продаваемых книг всех времен, а темы и приемы, открытые или искусно модифицированные Маркесом, Борхесом и Кортасаром, широко используются и современными писателями.
Двоемирие
В книге «Психология шизофрении» польский психиатр Антоний Кемпинский очень просто и наглядно объяснил, в чем именно заключается разница в восприятии действительности между здоровым человеком и человеком с серьезным расстройством психики. Здоровый человек, приняв в темноте куст за притаившегося грабителя, пугается, но понимает, что перед ним либо куст, либо грабитель. В глазах того, кто болен шизофренией, увиденный объект может быть и кустом, и грабителем одновременно.
Точно так же персонажи произведений, которые причисляют к магическому реализму, существуют сразу в двух мирах: в мире прошлого и в мире настоящего, в мире сна и в мире бодрствования, в мире субъективном и в мире подлинном. Бытийный дуализм обычно не смущает героев: такой порядок вещей кажется им совершенно естественным — и читатель, словно поддавшись гипнозу, в конце концов и сам перестает отличать реальное от ирреального. С одной стороны, это позволяет нам говорить о родстве Маркеса, Кортасара, Карпентьера не только с экспрессионистами, но и с фантастами. С другой, такой подход к изображению действительности не то чтобы сильно грешит против истины: по большому счету каждый из нас в любой момент может из душного вагона метро мысленно перенестись на берег моря.
Пример: «62. Модель для сборки» Хулио Кортасара
Книга, которую сам Кортасар называл антироманом, маскируется под затейливое полотно, сотканное из нескольких потоков сознания, а на деле оказывается философским трактатом. Писатель не просто попытался стереть границу между миром вещей и миром идей. Оставив в стороне диалектику Платона, он пошел по пути Аристотелевой метафизики, а через нее добрался и до экзистенциализма XX века. Ловко переплетая мысли и впечатления героев, которые легко перемещаются между несколькими географическими и пространственно-временными пластами, Кортасар исподволь заставляет нас задуматься над вопросом о том, что первично: настоящие города, в которых проходит наше детство (а за ним — юность, зрелость, старость), или вымышленный Город, куда мы все бежим в надежде на спасение?
Условность времени
Для реалистического романа XIX века был характерен историзм: Бальзак и Стендаль не только перечисляли приметы эпохи, в которую жили Жюльен Сорель или Эжен де Растиньяк, но и называли конкретные годы, имена действительно существовавших государственных деятелей, даты проведения военных парадов и т. д. В свою очередь представители магического реализма рассматривали категорию времени как условность и обращались с ним чрезвычайно вольно.
Время в их романах либо течет с немыслимой скоростью, либо, наоборот, замедляется и кажется застывшим, и герои вяло бултыхаются в нем, подобно мухам в киселе. Оно может быть нелинейным и дробиться на будто бы не связанные друг с другом отрезки — как у Кортасара, а может переносить читателя в неопределенное прошлое — как у Астуриаса. Магические реалисты словно говорят нам: не только пространство, но и время не поддается объективной оценке. Да, все люди движутся в одном потоке мгновений, но видят его с разных точек, а значит, существование единого, общепринятого понимания времени попросту невозможно.
Пример: «Сто лет одиночества» Габриеля Гарсии Маркеса
«Сто лет одиночества» неспроста называют манифестом магического реализма: Маркес вместил в роман буквально все характерные для этой традиции черты — в частности, поразительную гибкость хронотопа. В комнате волшебника Мелькиадеса «всегда март месяц и всегда понедельник», дождь над Макондо льет четыре года, одиннадцать месяцев и два дня. Многочисленные, на определенном этапе уже с трудом отличимые друг от друга герои блуждают по мирам, чтобы вернуться в родное селение и обнаружить, что оно одновременно изменилось и осталось прежним. И хотя изначально Маркес обещает нам рассказать только о ста годах жизни рода Буэндиа, невозможно отделаться от мысли, что каждый день в Макондо длится дольше века.
Миф как способ постижения мира
Практически в любой словарной статье или главе учебника, посвященной магическому реализму, будет сказано, что он опирается на миф. Боливийский летописец Бартоломе Арсанс де Орсуа-и-Вела, который считается одним из предшественников магического реализма, исследовал в том числе значение мифологии в формировании представлений об истории человечества. Тонкость заключается в том, что отголоски двойственности, свойственной магическому реализму в целом, встречаются и в понимании писателями роли и функции мифа.
Да, в книгах магических реалистов можно встретить образы, заимствованные из южноамериканского фольклора: к ним обращались, в частности, Карпентьер и Астуриас. Однако в значительно большей степени миф для этих авторов стал приемом осмысления современной им действительности. Создавая новую мифологию или апеллируя к уже устоявшейся, писатели стремились не столько одарить аудиторию полчищем колоритных героев и злодеев или пробудить в ней интерес к народным легендам и верованиям, сколько показать, что порой фантастические твари и стоящие за ними проекции позволяют проникнуть в суть явлений значительно глубже, чем сухой, скрупулезный научный анализ.
Пример: «Книга вымышленных существ» Хорхе Луиса Борхеса
Может показаться, будто одна из самых известных книг Борхеса не имеет к магическому реализму никакого отношения: уже в названии автор вроде бы открыто сообщает, что предмет его исследования — только вымышленные существа. Однако не все так просто. Во-первых, практически в каждом пункте этой своеобразной энциклопедии писатель во главу угла ставит не собственно описание легендарного зверя или духа, а смысл, который люди вкладывали в его появление на Земле. Во-вторых, сводя под одной обложкой китайского лунного зайца и чилийского чончона, упоминающихся в Коране джиннов и слона, предсказавшего рождение Будды, Борхес показывает, что в разные эпохи и в разных точках планеты человечество было склонно использовать миф как ключ к познанию действительности.
Поэтизация образа народа
Магический реализм если и не берет начало в сказаниях инков и ацтеков, то уж точно обыгрывает характерные для них мотивы и выводит на передовую человека из народа. Не экзотического, загадочного дикаря (как в новеллах Проспера Мериме), а по-толстовски естественного, непосредственного, заключенного в теле взрослого ребенка, который аккумулирует и ретранслирует духовный опыт целых поколений, живших на Земле задолго до того, как она попала в тиски цивилизации.
В отличие от, например, участников движения за возрождение народной норвежской культуры, развернувшегося во второй половине XIX века при участии Генрика Ибсена, магические реалисты не были склонны фанатично идеализировать коренное население Латинской Америки. Индейцы у них не единственные носители силы духа, вековой мудрости, сакрального знания. Они тоже страдают от неприкаянности и мучительно ищут ответы на «проклятые вопросы», но их примитивный взгляд на мир часто оказывается гораздо более проницательным, чем воззрения городского умника. А учитывая, что произведениям магического реализма не свойственен глубокий психологизм, нам кажется, что народный герой в них словно захлебывается в пучине чувств и впечатлений. Это делает его фигуру особенно трагической и прекрасной.
Пример: «Маисовые люди» Мигеля Анхеля Астуриаса
В 1967 году Мигель Анхель Астуриас получил Нобелевскую премию за «яркое творческое достижение, в основе которого лежит интерес к обычаям и традициями индейцев Латинской Америки». Его роман «Маисовые люди» — апофеоз народной темы в прозе магических реалистов. Запутанное, многослойное, неторопливое повествование знакомит нас с бытом коренного населения Гватемалы — импульсивного, наивного, плутоватого, болезненно привязанного к матушке-земле, привыкшего во всем сверяться с приметами и древними легендами, но исключительного обаятельного и убедительно доказывающего, что простота не хуже, а лучше воровства.
Притчевость
Хотя понятие притчи обычно связывают в первую очередь с библейскими сюжетами и даосизмом, влияние этого жанра распространилось далеко за пределы христианской и древнекитайской философии: например, в поэме Некрасова «Кому на Руси жить хорошо» обращение к притче становится едва ли не основным художественным приемом. Для литературной притчи характерны обобщения, выразительный язык, кольцевая композиция, внимание к вечным темам (вроде любви и дружбы, жизни и смерти), иносказания — все это в той или иной мере встречается в большинстве книг, относящихся к магическому реализму.
Магические реалисты, как правило, не позволяют себе прямолинейных назидательных высказываний, не проговаривают мораль, не злоупотребляют идеологией — в том числе религиозной. Однако жизнь героев их сочинений состоит из многочисленных испытаний и подчиняется притчевой логике: раз за разом им неизбежно приходится расплачиваться за свои поступки, а финал книги часто оказывается многозначительно, подчеркнуто открытым и таким образом не просто побуждает читателя сделать какой-то вывод, а буквально требует этого от него.
Пример: «Царство земное» Алехо Карпентьера
Наряду с работами Маркеса «Царство земное» Алехо Карпентьера называют одним из ключевых произведений магического реализма. В центре романа — причудливого гибрида притчи и исторической реконструкции — мы видим по-вольтеровски простодушного Ти Ноэля, судьба которого разворачивается на фоне революции в Гаити на рубеже XIX и XX веков. Наблюдая за беспорядочно сталкивающимися вокруг него людскими массами, Ти Ноэль никак не может разобраться в себе и в поисках ответов обращается к аллегорическому миру вуду.
Мотив одиночества
Вселенная, в которой обитают персонажи магических реалистов, кажется абсолютным хаосом: их окружает множество людей, животных, призраков предков, загадочных и пугающих галлюцинаций; они постоянно попадают в передряги или становятся свидетелями удивительных происшествий; они почти никогда не сидят на месте и мечутся между плоскостями реального и фантастического. В общем, складывается представление, что их жизнь сверх всякой меры насыщена событиями и эмоциями, — всем на зависть.
Но, как ни парадоксально, герои Маркеса, Кортасара, Карпентьера чувствуют себя невыносимо одинокими, часто даже не осознавая этого. Они не с азартом путешествуют по магической реальности, а скорее неприкаянно слоняются по ней в надежде постичь наконец смысл своего существования. Им сложно вести друг с другом полноценный диалог, поскольку почти каждый из них лелеет лишь собственную затаенную печаль: в результате друзья и родственники становятся чужаками, застывшими картонными фигурами, а потусторонние сущности — едва ли не единственным источником утешения.
Пример: «Короткая фантастическая жизнь Оскара Вау» Джуно Диаса
Отталкиваясь от канонов магического реализма, Джуно Диас, американский писатель доминиканского происхождения, попробовал представить, как бы сегодня выглядел несчастный маркесовский полковник, и создал гораздо более понятный и близкий современному читателю образ гика-толстяка — эдакого юного Килгора Траута, который укрывается в мире грез не столько от губительных последствий проклятия, преследующего его семью, сколько от тотального неприятия обществом. Правда, в отличие от героев-фаталистов, населяющих книги того же Маркеса, Оскар все-таки пытается изменить свою судьбу.
LitBlog — литературный блог
Термин магический реализм впервые появился в 20-х годах прошлого столетия. Это особое направление в художественном искусстве, которое впервые получило такое определение в 1925 году благодаря немецкому критику Францу Коху. Позднее данное понятие стало применяться и по отношению к литературному направлению. Массимо Бонтемпелли именно так охарактеризовал один из своих романов — магический реализм.
Таким образом, магический реализм — это литературное течение, которое характеризуется разрывом стандартных реалистических форм посредством вплетения фантастических событий в повествование. Анхель Флорес был первым, кому пришло в голову назвать богатый литературный стиль Латинской Америки магическим реализмом. В конце шестидесятых годов этот термин распространился и на творчество писателей из других континентов. В более глубоком смысле, магический реализм начал занимать все более прочное положение в умах художников и писателей Южной Америки, что подвигло критиков отождествить мощнейшее авангардистское течение с данным термином. Магическому реализму удалось погасить межкультурные различия, сочетая в себе элементы быта и глобальных проблем; в этом стиле удалось гармонично соединить, казалось бы, полярные характеристики: порой чуждые реализму преувеличения действительности перемешиваются с типичными и свойственными обычному человеку категориями мышления и поведения.
Любой читатель, знакомый с творчеством писателей этого течения, подтвердит, что магический реализм способен удивить кого угодно, при этом не остаются в стороне культура, традиции и память, унаследованные от предков. Магическому реализму удалось совершить то, чего читатель не мог наблюдать на протяжении целых двух тысячелетий, а именно сокрушить стены привычной, даже традиционной, формы организации романов и повествований. Таким образом, монотонный и до боли стерильный путь, протоптанный постмодернизмом, сумел повернуть в невиданную ранее плоскость.
К упомянутому течению можно отнести многих писателей: Мигель Анхель Астуриас, Альехо Карпентьер, Габриэль Гарсия Маркес, Исабель Альенде, Салман Рушди, Лиза Аубин де Теран, Луи де Бернье, Гюнтер Грасс, Лаура Эскивель. Среди прочих, Карпентьер называет «реальной необычайностью» попытку отыскать магические свойства в средоточии реализма: «все необычайно становится таковым только тогда, когда происходит неожиданный переворот реальности». Именно так он высказался о магическом реализме в своем произведении «Король этого мира».
Среди таких свойств, которые творцы пытались отыскать в повседневности, выделяются следующие: ясновидение, левитация, очень долгая жизнь на библейский манер, чудеса, выдуманные, даже гиперболизированные, заболевания; но как утверждает Карпентьер в уже упомянутом произведении, все это требует настоящей веры.
Все эти свойства отвечают за магическую часть произведения, в то время как реализм занимает более значимую, так сказать основную, часть повествования. В некотором смысле можно сказать, что реализму отведена первая роль в творчестве, а магические партии выступают лишь в роли дополнения, причем менее важного по сравнению с основной частью. Таким образом, магический реализм приглашает читателя отойти от повседневной реальности ради того, чтобы окунуться в омут чудесного и не следовать дотошным правилам.
Причины возникновения магического реализма
В этой части нашего рассказа мы попытаемся найти причины возникновения такого течения, как магический реализм.
Влияние извне
Если теперь мы попытаемся очертить более детально общий лик магического реализма и определить, на каких текстах он основывается, необходимо будет упомянуть сторонние течения, которые на него повлияли: это Барроко, плутовской роман, готический, трагедия, басни, мифы, легенды, суеверия коренных народов, социальный реализм и, конечно же, постмодернизм.
Влияние реализма
От реализма магический реализм перенял прозрачность языка и псевдо объективизм убеждений 20-го века. Если же реализм относится к отождествлению литературного произведения и окружающего мира, тогда да — магический реализм действительно реален; в каждом «магически-реальном» романе присутствуют обычные вещи, привычные чувства и переживания, настоящие даты и события, но главным эпитетом всего привычного становится метафора с эффектом глубокой гиперболизации.
Магический реализм в своих идеях трудно назвать более демократичным, чем любое другое литературное движение. Но магический реализм — возможно: он создает такие воображаемые миры, выйдя из которых человеку становится крайне трудно вновь адаптироваться к окружающей его реальности.
Влияние Барроко
Магический реализм пошел по пути двойного развития, и сейчас мы можем наблюдать два основных направления: латиноамериканский и азиатский. Писатели других национальностей также принадлежат к этому литературному стилю, но, изучив проблему более детально, можно прийти к выводу, что новеллы южноамериканских писателей несут в себе оттиск одного течения, в то время как произведения, написанные на английском – подвержены несколько иному влиянию, но оба источника вдохновения имеют общие корни: Барроко. Таким образом, труды Салмана Рушди имеют отчетливые характеристики испанского гонгоризма: метафоры, поэтический язык, антитеза идей и понятий, гипербола, мифические сюжеты; а повествование Габриэля Гарсия Маркеса более схоже с испанским консептизмом: наивность, юмор, нравственность, знания, метафоры.
Главной отличительной чертой Барроко была постоянная смена восприятия реальности и нереальности. Представители этого литературного стиля постоянно стремились подчеркнуть отвратительные, преувеличенные, экстравагантные, смешные, шокирующие и трогательные детали, при этом перемешивая их между собой самым гипнотическим для читателя образом.
Влияние плутовских романов
Но Барроко это не единственный источник вдохновения для магического реализма, определенно одно из его направлений было позаимствовано у плутовских романов. Плут это своего рода хитрец, коварный и нахальный вредитель. Плут постоянно меняет места своей деятельности, впутывается в рискованные и обманные приключения; он способен обмануть каждого для выполнения собственных целей. Ярчайшим примером является Ласарильо с Тормесы (плутовская повесть, написанная еще в 16-ом веке). Во многом протагонисты магического реализма сражаются за собственную жизнь по принципу плутовских романов. Адам Азис («Дети полуночи» Салмана Рушди) – именно такой персонаж. Плут отличается амбивалентностью своего характера: в нем проявляются черты героя и антигероя. Его поведение заключается в некой цикличной схеме: сегодня он бродяга, завтра служит двум хозяевам, при этом реализует свои чаяния при помощи всевозможных ловушек и обманов и никогда не отступает от своих циничных взглядов на мир; повествование всегда ведется от первого лица с ощутимым налетом сатиры.
Влияние постмодернизма
В рамках постмодернизма были сломаны все мыслимые границы литературного жанра чтобы дать место общей гротескной комедии: фикция предлагает нашему вниманию разнородных персонажей, они словно подвергаются анализу других персонажей при помощи слов автора. Читателя буквально приглашают оценить повествовательные способности писателя, он выступает в роли свидетеля монолога, или скорее исповеди автора перед читателем.
Когда такая техника письма была нова – например, в эпоху Сервантеса – читатель был порядком удивлен, но позже ему уже требовалось нечто большее, нечто способное охватить неизведанные уголки их духовности, нечто взывающее к моральным устоям, ведь уже было известно, что человек способен жить без веры, но всегда есть группа людей, которые постоянно нуждаются в определенных моральных столпах, которые помогают им жить и существовать в социальной среде.
Влияние готических романов
Готика в магическом реализме нашла отображение в его трагизме: это своего рода попытка насмехаться над смертью и судьбой. Элементы трагедии имеют очень мощное отображение внутри магического реализма потому, что по своей структуре они очень схожи с древними трагедиями. Среди однородных элементов можно выделить следующие:
• Преступление следует одно за другим, преимущественно провоцировано жаждой мести;
• Существует хор, который комментирует происходящее в произведении;
• Писатель прибегает к иронии, чтобы подчеркнуть значимость смерти;
• Финал практически всегда имеет катастрофический характер.
Основные темы
Одной из часто упоминаемых тем в магическом реализме считаются невиданные ранее заболевания, которые проявляются без каких-либо на то причин и точно также исчезают. Мавр из произведения «Прощальный вздох мавра» Салмана Рушди стареет в два раза быстрее остальных, а обитатели Макондо из «Сто лет одиночества» страдают от забывчивости.
Тема одиночества переплетается с темами злопамятства и порочности. Эти идея были заимствованы у Барроко, но были несколько модифицированы при помощи иронии, порой даже злой сатиры.
Эти темы неразрывно несут с собой другие подтексты, например месть, неизвестность материнства и другие, но собственно темы повествования не делают стиль. Для создания ауры магического реализма, одного из самых таинственных и гипнотических литературных стилей, необходим безмерный писательский талант совместно с читательской интуицией. На первый взгляд – это довольно простая формула с небольшим количеством переменных, но так ли просто разрешить сложившееся уравнение?!
Напоследок, предлагаю вашему вниманию 5 книг в жанре магического реализма.
Магический реализм
Вообще-то, я не планировал писать об это сейчас: на очереди была другая статья. Но поскольку меня настойчиво попросили объяснить разницу между магическим реализмом и городским фэнтези (т.к. в своё время из-за путаницы возникали споры и конфликты в ходе проведения конкурса, объявленного «Эксмо»), я постараюсь осветить вопрос в доступной форме.
Пусть название не сбивает с толку. Дело в том, что когда термин «магический реализм» сформировался в академическом плане, под ним подразумевалось совсем не то, что, вероятно, имеет в виду издательство «Эксмо» устраивая конкурс. Морская свинка не имеет никакого отношения ни к морю, ни к свиньям, точно так же как магический реализм, как ни забавно, куда ближе к «Хазарскому словарю» Милорада Павича, чем к потерриаде Джоан Роулинг. Впрочем, давайте обо всём по-порядку.
Первоначально термин использовался в живописи для обозначения жанра «новой вещественности», охватившего в 20-е годы литературу, кинематограф, живопись, архитектуру, фотографию и т.д. и т.п. Его использовал немецкий критик Франц Рох. «Новая вещественность» противопоставлялась экспрессионизму (с которым магический реализм часто перекликался в живописи в дальнейшем) и позднему романтизму, прекратив существование в 30-е годы с приходом нацистов к власти в Германии. Как вы помните из моей статьи про экспрессионизм, Гитлер вообще ненавидел эксперементальные формы в искусстве и поручил Йозефу Геббельсу заняться авангардистами плотнее.
Немцы интерпретировали понятие магического реализма как поэтизация, метафоризация, символизм в обыденном. Рох акцентировал внимание на том, что магический реализм в большей степени тяготеет к бытовому, чем к фантастическому, а в отличие от экспрессионистких искажений тут важнее детализация, а не общие мазки, гармоничность, а не хаос, и целостность, а не рваность восприятия.
По сути Жалу позиционировал литературу магического реализма родственной литературе символизма и литературе сюрреализма. Но в отличие от символизма описываемые странности могут не являться метафорой чего-либо, а просто вводиться из эстетических соображений, а в отличие от сюрреализма в основе магического реализма стоит чёткий замысел, а не спонтанность и психологический автоматизм (т.е. в этом плане магический реализм ближе к традиционной литературе, чем сюрреализм).
Бум популярности магического реализма в европейской литературе произошёл в 60-е годы, и к этому моменту сюрреалистическая литература и попавшие под её влияние модрнистские романы уже заложили благодатную почву, на которую удачно упало зерно латино-американской литературы.
Если говорить о характерных чертах и критериях, то, что я перечислю ниже, не является незыблемым каноном и в тех или иных пунктах авторы иногда отходили от этого списка. Но просто эти наблюдения сформировались в процессе, когда исследователи выявляли общие признаки подобной литературы: никто не пытался изначально специально под них подгоняться.