что такое лимита в москве
Московская лимита и либерота
Москва во все времена была «магнитом», притягивавшим к себе людей из российской глубинки.
Приезжали сюда по разным причинам: кто-то учился, а потом оставался жить в Первопрестольной, кого-то переводили по работе, кто-то переезжал по семейным обстоятельствам, а кто-то просто хотел вырваться из скучной провинции и окунуться в до невозможности «веселую» московскую жизнь. И, наверное, со времен царя Гороха сложились в столице две основные категории людей – москвичи и «приезжие». Последних еще называют «лимитой», «понаехавшими» и даже «поненауехавшими».
«Понаехавшие» нередко оказывались людьми более энергичными и предприимчивыми, поскольку им, в отличие от «коренных», приходилось пробиваться в московской жизни, рассчитывая только на собственные силы. И многие – пробивались. Собственно, основная часть более чем 12-миллионного населения российской столицы сегодня и состоит из экс-«лимитчиков», или, в лучшем случае, из москвичей во втором поколении, привезенных в Москву родителями. Во всяком случае, статистика говорит о том, что коренных москвичей в третьем поколении в столице проживает, при самом хорошем раскладе, не более 5 процентов.
Словом, там, где была столица и провинция – там люди из провинции стремились стать столичными штучками, а значит, в любой столице были «коренные» и «понаехавшие». И везде «коренные» не очень доверяли «понаехавшим», опираясь на горький исторический опыт все того же Рима, разваленного готским королем Алларихом. Как ни крути, а этот подлец Алларих тоже был приезжим, да еще и без регистрации…
Так оно и дошло до наших дней.
Натуральные коренные москвичи, чьи предки поселились в столице в незапамятные времена, по большей части, спокойно относились к приезжему люду. Ну, приехали, и приехали, Москва большая, места всем хватит. Конечно, особой радости по поводу «понаехавших» москвичи не испытывали, и, скажем, невеста-«лимитчица» нередко воспринималась не иначе, как «охотница за пропиской». Но в целом к «новым москвичам» столичный люд относился с пониманием, ибо подавляющая часть этого «люда» и сама родилась не в Москве, и детишки-москвичи, отдыхавшие летом «в деревне у бабушки», были не исключением, а, скорее, правилом.
Но если в советские времена «лимита» оставалась чисто социальным явлением, то сегодня она стала явлением политическим. Не потому, что все «понаехавшие» вдруг ударились в политику – им-то как раз по митингам бегать некогда, они работают.
«Фактор лимиты» стали активно использовать люди из «новой элиты», именующие себя «оппозиционерами», «революционерами» и прочими «аристократами духа».
Особенно это проявилось в преддверии предстоящих в марте следующего года президентских выборов. Тут впору говорить о бурной кампании, развернутой оппозиционерами-революционерами против «понаехавших», оказавшихся у кормила московской власти. Во всяком случае, бить по «пришельцам» из здания на Тверской,13 стало модным, и, видимо, прибыльным во всех смыслах делом.
Как правило, бьющие первым делом упоминают немосковское происхождение большинства нынешних столичных начальников. В самом деле, мэр Сергей Собянин – из какого-то Богом забытого ханты-мансийского села Няксимволь; его заместитель по ЖКХ Петр Бирюков – из курской деревни с малопонятным аристократическому уху названием Старый Бузец; другой заместитель, по строительству, Марат Хуснуллин – из Казани, а третий заместитель, по транспорту, Максим Ликсутов – и вовсе из эстонской Локсы. И если внимательно перелопатить биографии московского начальства, то действительно окажется, что в графе «место рождения» у большинства написано все что угодно, но только не Москва.
Упомянув для затравки это обстоятельство, можно уже спокойно критиковать все, что делают «понаехавшие». Скажем, каждый уважающий себя «аристократ духа» обязательно хотя бы раз прошелся по «собянинской плитке» на московских тротуарах.
– Плитку придумали, потому что мэр – не москвич, и ему не дорог наш московский асфальт, – говорят оппозиционеры-революционеры. – Ату его в Няксимволь!
По такой же универсальной схеме аристократы духа ругают «лимитчика» Бирюкова за программу «Моя улица», «иногороднего» Хуснуллина – за программу реновации, «иностранца» Ликсутова – за новые дорожные развязки, а остальных «понаехавших» – еще за что-нибудь.
Если хотя бы беглым взглядом окинуть программы аристократов духа из числа метящих, например, в мэры Москвы оппозиционеров-революционеров, то окажется, что все эти программы битком набиты грандиозными политическими «рецептами» на все случаи жизни. Космический глобализм взглядов таких кандидатов поражает воображение до тех пор, пока не выясняется, что эти господа «забыли» рассказать о том, как, по их мнению, должен конкретно развиваться столичный мегаполис; как быть с Новой Москвой; как и куда переселять москвичей из становящегося все более опасным ветхого жилья в новые дома; как модернизировать инженерную инфраструктуру города; как продолжать программы «Моя улица» и «Наш двор», а также региональную программу капитального ремонта многоквартирных домов; сколько еще детских садов нужно городу; какое количество вытрезвителей должно быть на каждый миллион москвичей, и надо ли строить в столичных спальных районах собачьи площадки в дополнение к детским и спортивным.
И прочее неглобальное, скучно-заземленное да мелкотемное, которого в программах «аристократов духа» не было, нет, и, судя по всему, не будет. Потому что одно дело – орать на площадях про «прогнившую власть» и завлекать неразумных недорослей на «прогулки по Тверской» под дубинки ОМОНа. И совсем другое – управлять огромным городским хозяйством, требующим каждодневного внимания власти и упорной работы тысяч и тысяч специалистов. Но к чему нашим аристократам эта заморочка, если куда проще критиковать все и вся, обвиняя мэрию и мэра во всех смертных грехах, при этом не предлагая взамен ничего конкретного, и продолжая кормить сограждан громкими лозунгами на тему «долой всех!».
Ну, долой, а дальше-то что?
Да, Собянин и его команда – не идеальны, и ошибок у них хватает, и явных недоработок, и непродуманные прожекты у них тоже имеются, и бюрократии в иных столичных офисах хоть отбавляй. Но при Собянине в Москве появились по-европейски аккуратные пешеходные улицы, обновлены сотни парков и скверов, возродились знаменитые московские бульвары, строятся новые станции метро и кольцевая железная дорога, а на месте пустыря в самом центре столицы буквально на днях появился космической красоты комплекс «Зарядье». При Собянине власть научилась слышать и слушать москвичей, и чиновники теперь рапортуют о своей работе не только вышестоящему начальству, но, пусть нехотя, сквозь зубы, отчитываются и перед жителями своих районов. При Собянине с фасадов московских домов исчезла уродливая реклама, небо над улицами в центре столице уже не закрывают переплетения троллейбусных и прочих проводов. Да и сотни раз руганная гранитная тротуарная плитка, впервые использованная в столице при Собянине – не так уж и плоха. Хотя, очень может быть, кому-то милее кособокий асфальт на тех же тротуарах в былые времена.
Можно по-разному относиться к нынешнему московскому градоначальнику, его политическим взглядам и партийным пристрастиям. Возможно, кому-то не нравится его почти «баскетбольный» рост, и кто-то уверен, что Москве нужен мэр-карлик. Но, даже люди, не причисляющие себя к «фанатам» мэра, не могут не признать: при Собянине Москва стала красивее и чище, а жить в городе стало удобнее и безопаснее.
И что отвечают на это аристократы духа?
– Собянин – оленевод, а его команда – «лимита»! – брезгливо зажимают носы аристократы духа. – И вообще, они не москвичи!
Но откуда взялись в Москве сами критики-«аристократы»?
Они что, прямые потомки боярина Степки Кучки, зарезанного киевским князем Юрием Долгоруким, улучшенная копия которого сидит на лошади на площади напротив мэрии на Тверской? Нет? Не прямые потомки? А ведь Кучка – единственный известный нам стопроцентно коренной москвич. И, по логике отечественной либераты, княже Юрий, прискакавший в Москву из Киева, обыкновенная «лимита»! – понаехавший. А они, аристократы духа – не понаехавшие.
По данным Telegram-канала «Кремлёвская прачка», «из 239 оппозиционных муниципальных депутатов, победивших на муниципальных выборах в Москве, 118 имеют московскую прописку».
«Дорогие москвичи, голосовавшие за приезжих, теперь у вас будет все, как в Коломне и Гудкова – стильно, молодежно…», – отмечает «Кремлёвская прачка».
И ведь нет ничего плохого в том, что человек родился в провинции. Все-таки большая часть России и есть провинция, и там живут люди, наши сограждане. Да и Москва строилась, как столица быстрорастущей империи, из разных уголков которой в Первопрестольную стекались, и стекаются – далеко не самые глупые люди, веками отстраивавшие и обустраивавшие стольный град.
Плохо, когда господа, именующие себя либералами и демократами, вдруг начинают оценивать других не по реальным делам, а по штампу в паспорте и месту рождения.
Можно миллион раз обругать пресловутую «собянинскую плитку», «хуснуллинскую реновацию» и «бирюковскую Тверскую». Но после Сергея Собянина, который родом из Няксимволя, и после Петра Бирюкова, который родом из Старого Бузца, и после Марата Хуснуллина, который родом из Казани, в Москве останутся дома, парки, дороги, станции метро, пешеходные улицы, отреставрированные исторические особняки и модернизированные инженерные коммуникации.
Что останется в Москве после Алексея Навального, Дмитрия Гудкова, Леонида Волкова и иже с ними? Кадры хроники, повествующие о «прогулках по Тверской»? Или дело «Кировлеса»? Или листовки, наполненные ложью и ядом? Или протоколы тайных собраний, на которых обсуждалось, как лучше устроить «майдан» на Красной площади, да чтобы трупов побольше?
Новое в блогах
«Лимита» и советское бесправие
Так, друзья — сегодня будет очень интересный пост, который позволить взглянуть с необычного ракурса на советский строй — точнее, ещё раз увидеть то бесправие, при котором в СССР жили люди. Это бесправие наглядно видно по самому советскому языку, отдельные слова и фразы из которого дошли до наших дней. Немецкий философ Людвиг Витгенштейн прославился своей фразой «границы моего мира — это границы моего языка», и вот этот советский новояз как нельзя более точно показывает границы совкового мира.
Даже сейчас, в XXI веке люди пользуются советским новоязом — например, ругательством «придурок лагерный» — не задумываясь о том, что это прямое наследие ГУЛАГа (в сталинских концлагерях «придурками» называли тех зэков, кто занимался обслуживанием других заключенных). Или пользуются словом «лимита»— презрительно именую этим именем приезжих из других городов в столицу и совершенно не задумываясь о том, что это слово — прямое наследие совкового бесправия.
Вот в сегодняшнем посте о слове «лимита» мы и поговорим. Обязательно заходите под кат, пишите в комментариях ваше мнение, ну и в друзья добавляться не забывайте. И на телеграм-канал тоже подписывайтесь)
Крепостное право в победивщем социализме.
Давайте посмотрим, на каком фоне вообще возникло слово «лимита». Для начала пару слов о том, как общественная жизнь и трудовая миграция внутри страны была устроена в странах Запада — в этих странах люди были реальными свободными Гражданами, которые имели собственные настоящие Профсоюзы (защищающие их права) и могли самостоятельно выбирать своё место работы.
Если человеку (например, рабочему) платили мало — он подыскивал себе место получше и уезжал работать туда — никто был не вправе запретить ему это делать. Работодатели (владельцы заводов) знали о такой возможности и старались создать на своём предприятии хорошие условия — что в целом создавало в стране климат здоровой конкуренции.
А теперь о том, как всё происходило в совке. Практически сразу после прихода к власти большевики ввели прописку и паспортный режим — за нарушение которого по УК СССР полагалась уголовная ответственность. Если вдуматься — то вся страна напоминала большой концлагерь, разделённый на мелкие локальные зоны. Колхозники не могли свободно выехать из своего колхоза (до 1974 года у них даже не было паспортов), а рабочие были привязаны к своим заводам — уволиться было большой проблемой. По сути, в СССР был возрождён некий аналог крепостного права, идущий вразрез с принятой в 1948 году Всеобщей Декларацией Прав Человека.
Уровень жизни в столице СССР (да и просто в крупных городах) на порядки отличался от жизни в нищей и голой провинции, но людей из провинции туда пускали только по искусственно созданному «лимиту» — чудовищному изобретению советской системы.
Лимит прописки.
Теперь немного конкретнее о том, как всё это работало. В 1950-е годы по большей части был расформирован ГУЛАГ, ликвидирована преступная организация «Дальстрой», и в стране возник резкий дефицит рабочих кадров — бесплатных рабочих рук концлагерных заключённых стало в разы меньше. Нужно было перестраиваться со сталинской (целиком рабской) системы экономики как-то искать вольнонаёмных рабочих.
Советский кинематограф тут же стал снимать фильмы, которые пропагандируют работы в тяжелых условиях — в пятидесятые годы фильмы вроде «Девчата», «Высота», «Карьера Димы Горина» выходили десятками. Для столичных московских предприятий кадров тоже стало не хватать, и тут был придуман так называемый «лимит прописки» — предприятия подавали запрос на то или иное количество рабочих мест и количество людей, которым советские баре милостиво разрешали приехать в Москву.
Разумеется, лимитчики были ограничены в правах — они имели право работать только на одном предприятии и чаще всего только на заранее определённых низовых должностях с минимальной зарплатой — эти вакансии не пользовались спросом у москвичей. Жили лимитчики в заводских общежитиях с покоечным заселением — но даже такая собачья жизнь считалась «столичной» и престижной — за лимитные вакансии буквально дрались. Можете себе представить, какой тлен, безысходность и нищета были в провинции.
В стране всеобщей ненависти.
В этом посте нельзя не сказать о социально-психологических аспектах вопроса. В книгах и пропагандистских кинофильмах СССР был «страной всеобщей дружбы» — но на деле совок был страной тотальной зависти и ненависти. Кстати, это было понятно даже по самим темам пропагандистских фильмов — преукрашивали как раз те сферы, в которых были огромные проблемы.
Приехавших в Москву по лимиту коренные москвичи пренебрежительно именовали «лимитой». В глазах московской публики «лимитчики» считались людьми второго сорта — хотя они были такими же Гражданами, как и сами москвичи — просто им меньше повезло с местом рождения. Существовало множество расхожих стереотипов о «лимите» — якобы они и неотёсанные, и ленивые, и неряшливые, и все сплошь алкаши, а молодые женщины-«лимитчицы» — все сплошь хищницы, которые только и думают, как бы заполучить московского женишка с квартирой. Хотя по большей части это были обычные рабочие, бежавшие из умирающей провинции и честно трудящиеся на тяжёлых работах.
Так и вижу, как многие коренные москвичи смотрели на эти сцены проверки документов — опять проверяют этих, но я-то могу чувствовать себя в безопасности, я-то не такой! Наверное, чувство принадлежности к отдельной касте наполняло многих москвичей той эпохи определённой гордостью.
Вместо послесловия.
Если бы вы спросили рядового советского человека (который по утрам читает газету «Правда» а по вечерам слушает Брежнева) — что он думает о бесправии? — то в ответ услышали бы рассказы о тяжкой жизни негров в Америке под гнётом капитализма и ещё что-нибудь о несчастных детях Африки — но ни слова про сам СССР.
В совке никто даже не задумывался о том, в насколько бесправной системе живёт вся страна. «Лимит прописки» ничем не отличался от крепостного права, а отношение к «лимите» мало отличалось от отношения к чернокожим в Америке конца XIX века, но любители СССР предпочитают не замечать бревно в своём глазу — так, видимо, проще жить на свете.
А в комментариях напишите, что вы обо всём этом думаете, интересно.
Лимита
Лими́т пропи́ски — форма привлечения неквалифицированной рабочей силы на промышленные предприятия в крупных городах в СССР в 1950-80-х годах.
Привлечение рабочих «по лимиту» было результатом искусственного ограничения подвижности населения в СССР (см. прописка) и разрыва в уровне жизни между крупными городами и периферией. В крупных городах по мере роста благосостояния жителей низкооплачиваемая работа на предприятиях промышленности, строительства и транспорта не пользовалась популярностью. Закрывать вакансии за счет местных кадров становилось проблематично. В связи с этим проводилось ограниченное целевое привлечение трудовых ресурсов из соседних регионов (для Москвы — Нечерноземье, особенно, сельская местность).
Основным стимулом выступала не заработная плата, а возможность жить в городах с лучшими условиями снабжения потребительскими товарами, что было крайне привлекательно в условиях ограниченной доступности потребительских товаров. После переезда лимитчики жили в заводских общежитиях, а по прошествии некоторого времени (нескольких лет) имели право на получение постоянного жилья (ведомственного или муниципального). После этого, как правило, многие из них увольнялись с предприятий и искали более престижную работу.
Хотя в случае «досрочного» увольнения лимитчик был обязан в течение короткого срока освободить место в общежитии и покинуть город, предприятия, стесненные дефицитом кадров, редко шли на это, даже в случае грубых нарушений лимитчиками дисциплины на рабочем месте и в общежитиях. Это приводило к постепенной маргинализации и криминализации заводских общежитий, превращавшихся в подобие гетто. Необходимость строительства жилья для лимитчиков требовала нового привлечения кадров в строительную сферу, поэтому процесс роста населения крупных городов в советское время стал самоподдерживающимся. Также за счет притока более молодого населения несколько улучшалась демографическая ситуация, и вплоть до конца 1980-х во всех крупных городах сохранялся положительный естественный прирост населения. В то же время возможность использования дешевого труда людей, готовых работать за комнату в коммунальной квартире, не стимулировала руководство предприятий выносить производство из крупных городов или повышать производительность труда, а качество продукции, которую выпускали люди, откровенно «отбывающие время» у станка, год от года становилось все хуже.
На что в СССР были готовы провинциалы ради жизни в Москве
Современным «понаехавшим» такие жертвы даже не снились.
Помните, сколько проблем у главной героини фильма «Москва слезам не верит» случилось из-за квартирного вопроса? Вы, конечно, можете сказать, что дело было в чувствах: мол, не любил Рудольф провинциалку Катю. Но правы будете лишь отчасти, ведь в столице нашей родины выживать всегда было трудно, поэтому стратегию поведения часто определяли вовсе не чувства.
Пока Рудольф думал, что Катерина — дочь профессора, все шло хорошо, так как вопрос жилплощади этот факт решал автоматически, но, когда выяснился реальный статус возлюбленной, разум над чувствами возобладал. А статус у Кати был, по меркам коренных москвичей, позорный — «лимитчица».
Советская кабала
«Лимита» или «лимитчики» — так в СССР 50-70-х годов презрительно называли провинциалов, которые приехали в столицу на заработки. От современных «понаехавших» этих людей отличало то, что их движение к лучшей жизни было строго регламентировано и находилось под контролем государства. Приезжие работали «по лимиту»: на определенных должностях, чаще всего без возможности карьерного роста и изменений в заработной плате. Программа эта была принята государством в связи с тем, что москвичи не хотели выполнять низкоквалифицированную работу, а в условиях индустриализации нужно было поднимать производства, строить дома и т. д.
«По лимиту» обычно выполнялся низкоквалифицированный труд. Это были рабочие заводов, фабрик, строек, отделочники квартир и т. п. В общем, эти люди делали все то, что москвичи считали недостойным.
Главным бонусом для лимитчиков было жилье, которое государство им предоставляло. Разумеется, речь об общежитии. Возможность занимать квадратные метры была напрямую связана с работой: если человека увольняли с завода, то он автоматически оказывался на улице. Конечно, современные «покорители столицы» тоже должны постоянно работать, чтобы платить за съемное жилье, но им и в страшном сне не снились те кабальные условия, на которые шли советские лимитчики. Правда, были и бонусы: добросовестно трудящиеся могли рассчитывать на получение отдельной квартиры (когда-нибудь).
Работать, чтобы жить
Теряя работу, лимитчик терял жилье и временную прописку, без которой в Москве тогда нельзя было находиться больше семи дней. Даже если оставались запасы денег, была возможность «перекантоваться» у знакомых, людям приходилось покидать столицу. Паспортный режим проверялся строго, и за его нарушение предполагались серьезные наказания, вплоть до уголовной ответственности. Конечно, в тюрьму за прогулки по столице без прописки сажали нечасто, но злостные нарушители режима вполне могли попасться под горячую руку милиционеров.
Чаще всего люди не хотели уезжать из Москвы, которая сулила больше перспектив, даже если пока они были туманны, поэтому придумывали разные хитрости. Ближе к 80-м годам стали очень распространены фиктивные браки, которые заключались ради прописки.
Низший сорт
Москвичи относились к «лимите» пренебрежительно по ряду причин. Во-первых, несмотря на то, что «по лимиту» чаще всего брали на самые низкооплачиваемые должности, коренные жители сетовали на нехватку рабочих мест и связывали проблему с притоком провинциалов. Во-вторых, был стереотип о том, что за пределами Москвы жизни вообще не существует, и порядочные люди из глубинки приехать не могут.
«Ты пойми главное — мы в Москве живем! А Москва — это большая лотерея. Здесь можно сразу все выиграть», — утверждала Людмила из фильма «Москва слезам не верит». За такие установки москвички и презирали приезжих.
Были к «лимите» и совершенно оправданные претензии. Во-первых, общаги, где жили рабочие, действительно часто становились чем-то вроде притонов. Там собирались маргинальные кампании, проводившие вечера вовсе не за чтением Есенина вслух. Во-вторых, подобная жизнь заставляла людей становиться куда более изворотливыми и приспособленными, чем коренные жители, которым и жилье, и работа давались по праву рождения. Провинциалов часто называли «рвачами», указывая на то, что они готовы на любые подлости, лишь бы остаться в Москве. Каждую вторую приезжую девушку подозревали в меркантильности и желании заполучить прописку любой ценой.
Разумеется, не все провинциалки были хитрыми, беспринципными и ленивыми. Подобный стереотип стал для местных жителей своеобразной психологической защитой от натиска менее избалованных и более конкурентоспособных «москвичей». На деле многие добивались всего своими силами. Именно их, кажется, коренные жители столицы не любили особенно.
Почему москвичи не любили лимиту, и что это такое
Сегодня представить Москву без метро, многих тысяч километров развязок и дорог невозможно. Но строили дома, заводы и метро не москвичи, а приезжие. Почему же их тогда не любили и что значит обидное «лимитчик», мы вам расскажем.
Комсомольцы — первая почетная лимита
80 лет назад население Москвы насчитывало порядка 5 миллионов человек, а генеральный план развития столицы на 1971-90 годы предполагал 8 миллионов жителей. К слову, сегодня число жителей Москвы перевалило за 12 миллионов. Город растет быстрее других. Необходимо строить новые микрорайоны, разбивать парки, скверы и прорубать тоннели метро. Как и сегодня, так и тогда коренные москвичи не стремились идти на стройку. Тогда стали активно приглашать иногородних, привлекая их будущей столичной пропиской. Был утвержден норматив привлекаемой рабочей силы, так называемый лимит. Отсюда и пошло слово «лимитчик». Вот только поначалу это слово не звучало пренебрежительно и оскорбительно.
Тяжелый самоотверженный труд первых метростроевцев почитали и восхваляли. Не каждый способен вкалывать в темных забоях и жить по-спартански в общежитиях, а после работы еще и учиться на рабфаке, получая профессиональное образование.
Можно вспомнить фильм режиссера Ю. Егорова «Добровольцы» по роману Е. Долматовского. Добровольцев-комсомольцев особенно уважали, их даже встречали на вокзалах. Так же самоотверженно комсомольцы ушли на фронт Великой Отечественной войны, когда Родина позвала.
Кто не мог стать «лимитчиком»
В советское время прописка значила многое. В 1932 году ввели такую паспортную систему, согласно которой документы получали не все: колхозникам они не полагались. Это позволяло контролировать приток жителей в города. Крестьянин на селе был привязан к своему месту работы и проживания и уехать никуда не мог.
Увидеть фото жизни на селе можно, пройдя по ссылке. В случае нарушения — штраф, если повторно — уголовное наказание сроком до 2 лет в исправительной колонии. Проживание без прописки каралось так же: сначала предупреждали, а при повторном правонарушении — трудовые работы в течение полугода.
Как лимите стать москвичом
Без московской прописки устроиться на работу было невозможно (стройка не в счет), а лимитчикам дозволялось трудиться только на конкретном предприятии, и то часто без права повышения. Лимита честно трудилась на благо Москвы и Родины, но не все собирались возвращаться к себе в провинцию. Некоторые искали способы закрепиться в столице. Кто-то пополнял ряды преступников, а кто-то пытался выйти замуж за москвича. Если во время работы лимитчик успевал заключить брак с москвичкой, то мог уже не возвращаться на свою малую родину. Бывало, семьи создавались и по взаимному чувству, но иногда москвичи наталкивались на авантюристов. Все это не способствовало позитивному имиджу приезжих рабочих. К тому же, часто они были замечены в каких-то пьяных хулиганских потасовках и нарушали покой и порядок москвичей.
Из нашей статьи можно узнать, чем так до сих пор популярные панельные советские дома.
На старых фото можно увидеть, как развлекалась молодежь в СССР.