что такое кокошки у мужчин
Живописцы, окунитесь в ваши мысли: сеансы психоанализа с Агатой Кристи и Оскаром Кокошкой
Шведская писательница Агнета Плейель использует в качестве сюжета известную из биографической литературы историю. В 1970 году великий австрийский экспрессионист Оскар Кокошка получил заказ на портрет «королевы детектива» Агаты Кристи, без особого восторга относившейся к этой затее своих родственников. Встреча двух столпов культуры ХХ века вполне потянула на роман, который и представляет как книгу недели критик Лидия Маслова, — специально для «Известий».
Агнета Плейель
Двойной портрет
М.: ИД «Городец», 2021. — Пер. со шведского. — 176 с.
О том, как насыщенно проводили время за созданием полотна изрядно пожившие (80+) художник и модель, красноречивей всего свидетельствует сам портрет, написанный с добрым юмором в жанре дружеского шаржа. На нем Агата Кристи сильно смахивает на соотечественника Агнеты Плейель, прославившего распространенную шведскую фамилию Карлсон. Остроумия и веселья, которым искрится портрет, к сожалению, немного не хватает в книжке, в основном уводящей диалог между героями в психоаналитическую плоскость. В результате их общение часто обрастает той звериной серьезностью, с которой люди исповедуются дипломированному специалисту о самых болезненных душевных травмах.
В «Двойном портрете» Кокошка и Кристи вынужденно выступают специалистами-мозгоправами друг для друга, не испытывая поначалу особого взаимного расположения и доверия: просто надо же им о чем-то говорить во время сеансов позирования. В книге таких сеансов шесть, обрамленных вступлением-«прелюдией» и заключением, которое называется «Вернисаж и краткий эпилог». Краткость, пожалуй, действительно самое похвальное качество писательницы Агнеты Плейель, вкладывающей в голову Кокошки справедливые соображения об ограниченности речи и языка как инструмента познания человеческой души:
«Выразить в словах правду невозможно. Психоанализ — тоже язык и ходит кругами. Тупики. Объясняется только самое банальное и тривиальное, то, что уже известно. За пределы пробивается одно лишь чувство.
Бессловесное. Живопись. И музыка»
Если бы не эта пафосная и многозначительная манера автора веско выделять абзацами наиболее важные фразы, как торжественные смысловые аккорды, компактный «Двойной портрет» вообще получился бы ненамного толще рекламного буклета. В каком-то смысле он и действует по маркетинговому принципу, заманивающему потребителя громкими именами: не будь Оскар Кокошка и Агата Кристи знаменитостями и культурными авторитетами, их диалоги автоматически утратили бы в глазах читателя значительную часть увлекательности.
Кроме существенной для ортодоксального психоанализа темы фекалий (связанной у фрейдистов с богатством, а за работу над портретом Агаты Кристи Кокошка запросил солидный гонорар) много внимания в «Двойном портрете» уделяется детским травмам. Кокошка проницательно зрит в самый фрейдистский корень, когда перед началом работы требует детскую фотографию писательницы, на которой уже прочитывается неординарность героини и ее мировоззрения: «Взгляд обращен вовнутрь и вместе с тем почти мучительно наблюдающий. От него ничто не укроется. Будто девочка смотрела в себя и одновременно держала внешний мир под немилосердным наблюдением».
С этой детской фотографией эффектно зарифмован один из финальных эпизодов романа, рассказывающий о последних днях жизни 86-летней Агаты Кристи, незадолго до смерти попытавшейся войти в зеркало в поместье Уинтербрук и расколовшей стекло лбом: «Она увидела себя в зеркале лет в пять или шесть. Изображение было очень отчетливым. Она вошла в стекло, чтобы пообщаться с этой девочкой. Объяснить произошедшее каким-либо более удовлетворительным образом она не могла».
Зато очень хорошо объяснимым итогом общения художника и писательницы, на протяжении книги рассказывающих друг другу «о некоторых событиях своей жизни», становится не портрет сам по себе (никому особенно не нужный), а психотерапевтическое возвращение в детство: «Он — мальчик с пролетарской окраины Вены, который оплакивает умершую белку. Она — девочка, которую в четыре года поразила молния любви, отчего ей пришлось бежать». Что же касается портрета, то в описании уже готовой картины наконец прорываются юмористические нотки, которые в процессе работы были приглушены взаимным недовольством Кокошки и Кристи. Родственники писательницы разглядывают получившуюся картину с плохо скрытым удивлением:
«Не полное сходство с мамой, замечает миссис Хикс. Заостренная голова и мощный подбородок больше напоминают вас самого, не так ли, мистер Кокошка? Миссис Хикс слышала, что художники в основном изображают самих себя, наверное, вы так и поступили?»
Дочь Агаты Кристи, не улавливающая банального портретного сходства, немного упрощает механизм творчества и не понимает хитрой диалектики, которую на протяжении романа выстраивает Агнета Плейель, сама женщина очень взрослая и, видимо, отлично знающая, как может человек надоесть самому себе, слишком плотно общаясь сам с собой на протяжении долгой жизни. Эта усталость от самих себя и становится главным психологическим сюжетом между героями романа, глядящимися друг в друга, как в зеркало, и испытывающими парадоксальную гремучую смесь отвращения и любопытства.
Живописный диагноз. Как патологическая анатомия и психоанализ повлияли на творчество Климта, Шиле и Кокошки
Вена рубежа XIX–XX веков, интеллектуальный центр умирающей Австро-Венгерской империи, стала местом синтеза передовой науки и самого утонченного искусства. Юлия Кузьмина рассказывает о том, как идеи создателя патологической анатомии Карла фон Рокитанского вдохновляли Густава Климта на орнаментальные портреты, а психоанализ и гештальтпсихология повлияли на методы Оскара Кокошки и Эгона Шиле — центральных художников австрийского экспрессионизма.
Истоки нового искусства
Вена рубежа веков была совсем не похожа на современную, ее наполняло бурление жизни. Лихорадка социального и политического раздробления создала плодородную почву для культуры. Ее духовные новаторы — в музыке и философии, в экономике и архитектуре и, конечно, в психоанализе — порывали с историческим мировоззрением, прокладывая дорогу в будущее. Как правило, Вена того периода ассоциируется с идеями Зигмунда Фрейда, но на самом деле его идеи были итогом, а если не итогом, то воплощением всей культурной жизни столицы.
Фрейдовские открытия были бы невозможны без открытий в области медицины и биологии. Революционные изменения в медицине проходили при непосредственном участии патологоанатома Карла фон Рокитанского, руководившего тогда медицинским факультетом в Венском университете. Его принцип конкретного подхода, включавшего реальную диагностику, вывел медицинское обследование на новый уровень. Он решительно порвал с традиционными представлениями о медицине и с классическим врачебным образованием. Рокитанский смотрел не просто на организм в целом, а на источник симптомов; куда важнее стала конкретика — осмотры больных и анатомические исследования. Чтобы узнать истину, нужно искать глубже того, что лежит на поверхности, — эта идея была востребована в неврологии, психиатрии, психоанализе и литературе рубежа XIX–XX веков.
Читайте также
Влияние Рокитанского стало распространяться благодаря его главному ассистенту Эмилю Цукеркандлю и через учеников, например Артура Шницлера. Эмиль Цукеркандль был анатомом и антропологом, а также мужем небезызвестной Берты Цукеркандль-Шепс, хозяйки самого влиятельного литературного салона Вены в эпоху модерна и, по словам композитора Штрауса, частого ее посетителя, «одной из умнейших женщин Вены».
Берта Цукеркандль. Австрийская национальная библиотека. Бильдархив
Например, на портрете Адели Блох-Бауэр ее платье украшено не просто декоративными элементами, а символами мужских и женских клеток. Эти образы плодородия акцентируют репродуктивный потенциал натурщицы.
Г. Климт. Портрет Адели Блох-Бауэр I. 1907
А в картине «Надежда I» темно-синие одежды одного из персонажей украшены орнаментальным изображением сперматозоидов, подчеркивающих беременность героини.
Г. Климт. Надежда I, 1903
На психобиологическую направленность искусства не мог не повлиять Зигмунд Фрейд и его круг. Фрейдистские открытия, точнее — научное обоснование и исследование бессознательного, сыграли особую роль в дальнейшем развитии психиатрии.
Фрейд без стеснения обратился к теме, до этого закрытой, — половому поведению, которое является неотъемлемой частью психики человека с самого рождения.
Кроме того, он выдвинул теорию, что нормальная психическая жизнь и расстройства психики образуют непрерывный ряд, и расстройства представляют собой лишь крайние формы нормальных психических процессов.
Для изучения психики Фрейд попытался применить метод Рокитанского, то есть «докопаться до сути» путем исследования болезни. В рамках психоанализа метод нашел воплощение в разговорах, разборах снов, поисков ассоциаций. Фрейд заключил, что прежняя модель психики, где особое место отводилось влиянию среды, была упрощенной. Понимание роли внутренних, инстинктивных побуждений легло в основу новых представлений о принципах бессознательного, к которым вскоре обратятся венские художники-экспрессионисты Густав Климт, Оскар Кокошка, Эгон Шиле.
Самоанализ и эротизм
На фоне событий, разворачивающихся в мире психиатрии, себя проявила Венская школа искусствознания, которую, кроме описания и анализа искусства, стала интересовать биология зрительного восприятия и участие глаз и мозга зрителя в «создании» произведений.
Исследование реакции зрителя на арт-объекты стало фундаментом когнитивно-психологической теории искусства. Искусствовед Алоиз Ригль одним из первых открыл, что для завершенности произведения необходимо участие зрителя — его восприятие и эмоции. Таким образом, зритель с собственным накопленным опытом способен так или иначе интерпретировать произведение искусства. Другой теоретик, Эрнст Гомбрих, позднее назвал это явление «вкладом зрителя».
Обратившись к психологии, теория искусства начала признавать разницу между материальным миром и его обликом, а впоследствии и разницу между тем, что мы видим в природе, и тем, что запечатлено в художественных произведениях.
Может быть интересно
Искусствовед Эрнст Крис под влиянием жены Марианны Рие увлекся психоанализом и даже стал практикующим психоаналитиком. Он сместил акцент психоаналитической критики с психобиографии художника, чем занимался Фрейд, на эмпирические исследования процессов восприятия художника и зрителя. Крис поднял проблему искажения с целью передачи психики портретируемого и реакции зрителей на такие искажения.
Эрнст Гомбрих был продолжателем идей Криса и провозгласил, что искусство без участия зрителя невозможно. Основой его искусствоведческого подхода была гештальтпсихология, синтезированная с психоанализом и механизмом зрения. Гештальтпсихология — то, чем жила Вена рубежа веков. Главный ее принцип — «целое больше суммы частей», важнее передать цельный образ, общую форму и эмоциональное впечатление, чем по деталям собирать целое.
Тенденции к освоению внутреннего мира человека для живописи стали подспорьем в противостоянии недавно появившейся фотографии. Живопись как имитация реальности давно перестала быть актуальной, потому художники судорожно искали ответы на собственные вопросы.
Взгляд внутрь человеческой души стал определяющим для всего, что происходило на рубеже веков. Еще Климт, но больше последующее поколение — Оскар Кокошка и Эгон Шиле — обратили внимание на бессознательный компонент психики. Ученые от Рокитанского до Фрейда заложили основы нового, динамического взгляда на человеческую психику, а художественные произведения эпохи объединили открытия, касающиеся инстинктивной стороны человеческой жизни.
Особенной чертой венского модерна была склонность к самоанализу, которая проявилась во всех научных направлениях.
Фрейд разбирал собственные сны, анализировал контрперенос — чувства, вызываемые пациентом у терапевта, а венские писатели и художники погружались в мир инстинктов. Шницлер посредством диалогов и внутренних монологов своих героев хотел понять собственную сексуальность. В автопортретах Эгона Шиле мы видим тотальное, дотошное исследование тела и критический разбор своего внутреннего мира.
Тенденция к синтезу знаний стала довлеющей: Шницлер, учившийся у Рокитанского и работавший с Цукеркандлем, описывал собственное ненасытное либидо. В отличие от Фрейда и его научного подхода, Шницлер пошел по другому пути, который дал ему больше возможностей. В его работах проявляется обостренное внимание к эротике и женской сексуальности, что так и не удалось понять Фрейду.
Шницлер писал о сексе с беспрецедентной откровенностью и стал голосом «аморального» поколения. Отправной точкой самоанализа для изучения связи эмоций и оргазмов был дневник сексуальных отношений и переживаний, который он вел с семнадцати лет и потом использовал в литературных работах. Позже он пошел дальше — к сфере сновидений и гипноза в «Новелле о снах» (1925).
Фрейд уважал способность Шницлера изображать «недооцениваемый и порицаемый эротизм». Фрейд отстаивал, что либидо свойственно всем людям, несмотря на их социальное положение, и призывал к равенству, а вот Шницлер раскрыл особенности психологии так называемой гризетки (süßes Mädel), представительницы рабочего класса. Этот социальный тип стал порождением сексуальной морали буржуазного общества рубежа веков, когда обеспеченные юноши искали сексуальных приключений за пределами своего «высокого круга».
Героини новелл Шницлера поразительно похожи — раннее половое созревание, множество любовников, разбитое сердце и грустный финал.
К сожалению, научный свет не считался с изучением внутренних сущностей поэтами и писателями, в отличие от венских искусствоведов, которые увидели в экспрессионизме новаторство и освобождение от сковывающих традиций. Работы Оскара Кокошки и Эгона Шиле отличались переменчивым представлением о прекрасном.
Гомбрих в статье Kokoschka in his time отмечал, что
«роли, которые когда-то принадлежали живописцу, медленно, но верно забирал себе фотограф. Так живопись начала искать себе альтернативные ниши. Одной из таких альтернатив стала декоративная роль живописи — отказ от натурализма в пользу формальной гармонии. Другой альтернативой стал упор на поэтическое воображение, способное делать живопись чем-то большим, чем иллюстрация, с помощью запоминающихся символов вызывая у зрителя ощущения, похожие на сон. Причем эти две роли оказались вполне совместимыми, и работы некоторых мастеров рубежа XIX–XX веков одновременно играли и ту, и другую роль. Одним из таких мастеров был, разумеется, Густав Климт, картины которого вызывали особенно бурные споры в художественной среде Вены».
Реализм в классическом понимании слова терял актуальность, так появился «внутренний» реализм, основой которого стало эмоциональное начало. Чтобы его наглядно воплотить, были необходимы абсолютно новые формы — и искусство сделало шаг в сторону эмоции и впечатления, страсти и абстракции, оно отошло от социума, чтобы проникнуть во внутренний мир человека, вывернуть его наизнанку и показать, иногда иронично, иногда с жестокостью, вселенную, которую представляет собой отдельно взятый человек.
Человек и его подсознание — то, что он прячет, — становятся полем для свершения творческого акта. Важно открыть в себе тайное, запечатанное общественными нормами, сломать барьеры, выстроенные историей, культурой и политикой.
Оскар Кокошка: живопись как диагноз
Оскар Кокошка отказался от декоративности и поверхностной эротичности. Подобно консервному ножу, он вскрывал кистью своего портретируемого, пытаясь по жестам и мимике угадать истинный характер личности.
С 1906 года Кокошка под влиянием Густава Климта и Огюста Родена начинает рисовать обнаженных подростков. Идея о том, что сексуальность и агрессия свойственны не только взрослым, но и детям, появляется еще у Фрейда. Но если Фрейд это разбирает на физиологическом уровне полового созревания, то Кокошка пытается понять эмоционально-чувственную сторону взросления, когда интерес к телу и эмоциям начинает бороться с детским стеснением. Подросткам в его работах присущи неловкая поза и застенчивость.
О. Кокошка. Стоящая обнаженная с рукой у подбородка, 1907 
О. Кокошка. Играющие дети, 1909
Продолжение эта мысль получила в экспрессионистской поэме о его первой любви «Грезящие юноши» (1908), где Кокошка через сны описывает мир эротических фантазий подростков. Первоначально поэма была задумана как детская книга, в которой лирический герой пишет о своей возлюбленной и описывает семь собственных сновидений, которые разворачиваются в сказочном райском саду.
Читайте также
Однако то, что он поднимает в поэме проблемы детской сексуальности, слияния сексуальности и агрессии, включает отсылки к библейским сюжетам, делает это произведение глубоко психологическим. К тексту он сделал восемь литографий, которые поместил слева от узкой колонки текста. Все живые существа в саду всегда изображены парами — олени, птицы, зайцы, а лирический герой и его возлюбленная практически всегда поодиночке, и встречаются они только во снах. Это новое понимание образов Адама и Евы, которые изгнаны из Рая и вступают со страхом во взрослую жизнь.
Эта работа важна не только как воплощение новых идей о подростковом сексуальном созревании, но и как пример переходного этапа от модерна к экспрессионизму. Свойственная Климту линейность и орнаментальность еще сохраняются у Кокошки, но уже приобретают нервные изломы.
Определяющей чертой экспрессионизма является не только то, что изображено, но и как: Кокошка работал в живописи подобно скульптору, он не строил композицию или форму, а именно лепил — динамика его мазков и их густота имеют экспрессивное значение.
Процесс работы художника и эмоции, которые вызывают у него портретируемые, становятся для художника важнее, чем детальное изображение человека. В портрете своего друга Эрнста Рейнхольда он в спешке даже забывает написать пятый палец на левой руке. Мазки и соскобы на картине привлекают внимание — они выражают не столько бессознательные чувства портретируемого, сколько реакцию художника.
О. Кокошка. Портрет Эрнста Рейнхольда, 1909
Через изображение другого Кокошка пытался познать собственную природу, потому процесс работы был так важен. Художник любил изображать жесты людей, их руки, но ему было важнее показать общее впечатление от жеста, чем детально прописать руку.
Кокошка не использует интерьер, создающий фон для модели, а помещает каждого из портретируемых в живописное пространство — некую инфернальную сферу, жуткую и неземную. Фон не организованная правильная архитектура, а наэлектризованное пространство.
Трезвый психологический реализм Кокошки был рожден его въедливой наблюдательностью. Его удивительной особенностью было предвидение: через портреты, наблюдая за лицами и жестами, подобно социологу или врачу, он видел, как условия среды влияют на характер человека. Эта особенность проявилась в портретах Огюста Анри Фореля и Людвига фон Яниковского.
О. Кокошка. Портрет Огюста Анри Фореля, 1910
Форель был известным венским психологом. Перед нами он предстает болезненным человеком, а по его рукам можно сказать, что он перенес инсульт. Но в реальности инсульт Форель перенесет только через два года после написания портрета. Тонкое и чуткое отношение к человеку позволило Кокошке предсказать ишемию.
Яниковский на портрете кажется абсолютно неуравновешенным человеком, с выражением ужаса, характерного для психологического срыва. Ассиметрично изображены уши, испуганные глаза. Позже, после написания портрета, у него и вправду развился психоз.
О. Кокошка. Портрет Людвига фон Яниковского, 1909
Если Кокошка интересовался чужой психикой, то Эгон Шиле больше внимания уделял изучению собственной. Он неутомимо раскрывался в своих графических работах. Особенно его занимали страхи и тревоги.
Может быть интересно
Он демонстрировал свое тело страдающим и больным. Он всегда выступал как жертва любви. Например, на одном из автопортретов Шиле изобразил только голову, что наталкивает на аналогию с Олоферном, который тоже был жертвой любви к Юдифи и поплатился за свое сексуальное влечение жизнью.
Э. Шиле. Автопортрет (голова), 1910
Такое отношение к половой жизни сохранилось у него навсегда. Когда в 1911 году он познакомился с Валери Нойциль, бывшей натурщицей и любовницей Климта, их сразу связали теплые любовные отношения. Ей было всего семнадцать лет.
Э. Шиле. Портрет Валли Нойциль, 1912
В рисунке «Смерть и дева» 1915 года мы опять видим неотделимость любви от страха. Если в рыжеволосой девушке чувствуются пылкость и коварство, то у Шиле печальный, болезненный вид, в его образе совершенно не ощущается возбуждение.
Шиле уважал графику Климта и пытался его копировать. Он, как и Климт, писал обнаженных женщин, но если у первого они — воплощение сексуальности и эротической свободы, то у Шиле они тяготятся своей чувственностью.
Для Шиле автопортреты служили способом осознания себя мужчиной. Страх, живший в нем, породил две сущности его духа, которые он пытался отразить в автопортрете с двойником. Двойник — это призрачное подобие героя, выражение его внутреннего Я — то самое, о чем писал Фрейд. Порой двойник может быть защитником, а иногда и предвестником смерти — зависит от того, куда заведут человека его подсознательные желания.
Собственно, такая рука затащила в омут психоанализа всех деятелей культурной жизни Вены рубежа веков. Пройдя путь от Рокитанского до художников-экспрессионистов, эта идея постепенно изменялась и у каждого приобретала особые черты. Психологические и биологические открытия направили художников в еще незнакомый им мир бессознательного. Экспрессионисты не использовали искусство как средство изучения психики. Просто атмосфера перемежающихся открытий стала источником вдохновения для «нового» в живописи.
На коже и слизистых оболочках каждого человека обитает разнообразная кокковая флора. Гонококки, пневмококки и другие являются патогенными. Стрептококки и стафилококки, которые представляют большинство данной флоры, считаются условно-патогенными. Эти микроорганизмы присутствуют в небольших количествах и в своих обычных состояниях не вредны для микрофлоры человека. Однако из-за различных неблагоприятных факторов число стрептококков и других микроорганизмов стремительно растет и провоцирует воспалительный процесс.
Симптоматика
Если в мазке у мужчин обнаружено большое количество кокков, могут проявляться такие симптомы:
Но эти признаки характерны не для единичных заболеваниях. Перечисленные симптомы могут быть при уретрите (воспалении мочеиспускательного канала). Поэтому без проведения анализов установить причину воспаления невозможно. Также стоит учесть, что при осложнениях уретрита палочка кокки может находиться в предстательной железе, семенных пузырьках, яичках, а не только в уретре.
Факторы, которые сопутствуют кокобацилярной флоре:
Грамположительные кокки в мазке у мужчин выявляются после передачи инфекции половым путем.
Диагностика заболевания
После обнаружения кокков в мазке у мужчин, необходимо пройти более тщательное обследование и лечение. Если воспаление ярко-выражено, кроме кокобацилярной флоры в поле зрения обнаруживается более 20 лейкоцитов, а также более 10 клеток эпителия.
Мазок, взятый из уретры, исследуют следующими методами:
Как правильно сдавать анализ?
Чтобы получить достоверный результат, необходимо:
Как быстро вылечить заболевание (кокки в мазке у мужчин)?
Если в мазке у мужчин в большом количестве обнаружены полиморфные кокки, необходимо срочно принимать меры. Обратитесь за консультацией и назначением лечения к специалисту, если норма кокков превышена. Помните, что самолечение категорически не рекомендуется.