что такое когнитивная регуляция

06.12.202320.04.2022 admin 0 Comments

ОСОБЕННОСТИ КОГНИТИВНОЙ РЕГУЛЯЦИИ ЭМОЦИЙ В ЗАВИСИМОСТИ ОТ УРОВНЯ ВОСПРИНИМАЕМОГО СТРЕССА И ПСИХОЛОГИЧЕСКОЙ АДАПТАЦИИ

Учреждение образования «Гомельский государственный университет имени Франциска Скорины», Магистрант первого курса

Республика Беларусь, город Гомель

Стресс – неотъемлемая часть жизни современного человека. Ритм жизни эпохи постиндустриального общества накладывает повышенные требования к личности, и стремление этим требованиям соответствовать приводит к повышенному переживанию стресса. Выделяют биологический и психологический стресс. Основоположник биологического подхода – Г. Селье дал следующее определение стрессу. Стресс есть неспецифический ответ организма на любое предъявленное ему требование [1]. Это значит, что стресс возникает на любое требование окружающей среды, вне зависимости от характеристик этих требований. Та реакция организма, которая возникает и при давлении руководителя на подчиненного, и при нападении хищного зверя, как раз и является стрессом. Физиологический стресс вызывается стрессовыми ситуациями, а именно тяжелой работой, болью, испугом, унижением, потерей близкого человека, конфликтами и т.д. Под психологическим стрессом имеется в виду нечто иное. Психологический стресс зависит в основном от осознания человеком своей ответственности за себя и стрессовое событие, своего отношения к нему, т.е. от когнитивных процессов [2, с. 142]. Однако сложно встретить лишь физиологический или лишь психологический стресс, чаще мы видим, что оба вида стресса проявляются, дополняя друг друга. Но, именно психологический стресс наиболее подвержен произвольной регуляции.

Для того чтобы успешно функционировать, людям необходимо как-то со стрессом совладать. От этого во многом зависит уровень его психологической адаптации. Психологическая адаптация – это приспособление к условиям жизни и жизнедеятельности, адекватность психической деятельности человека заданным условиям среды и его деятельности в тех или иных обстоятельствах [3, с. 152]. Психологическая адаптация – важный фактор успешности личности. Если же человек не смог в полной мере адаптироваться к среде, то результатом может стать расстройство адаптации.

Расстройство адаптации или расстройство приспособительных реакций является одним из самых распространенных психических расстройств во всем мире, однако в Беларуси оно редко диагностируется. По определению МКБ-11 расстройство адаптации – это неадаптивная реакция на определенный психосоциальный стрессор или множественные стрессоры (развод, болезнь или инвалидность, социально-экономические проблемы, конфликты дома или на работе), которая обычно возникает в течение месяца после стрессора. Расстройство характеризуется: 1) обеспокоенностью стрессором или его последствиями, включая чрезмерное беспокойство, повторяющиеся и тревожные мысли о стрессоре, или постоянные размышления о его последствиях, а также 2) неспособностью адаптироваться к стрессору, который вызывает значительные нарушения в личной, семейной жизни, социальных, образовательных, профессиональных или других важных областях функционирования человека. Симптомы не обладают достаточной специфичностью или серьезностью, чтобы оправдать диагноз другого психического или поведенческого расстройства, и обычно проходят в течение 6 месяцев, если стрессор не сохраняется в течение более длительного периода времени [4].

В процессе регуляции эмоционального состояния важнейшую роль имеют именно механизмы когнитивной регуляции эмоций. Именно наш образ мыслей и конкретные размышления предопределяют будущие действия и оказывают непосредственное влияние на эмоциональное состояние организма. Когнитивная регуляция эмоций – это регуляция эмоций при помощи когниций, позволяющая контролировать эмоции, находящиеся под воздействием стрессовых событий [5, с. 65]. Н. Гарневски и В. Крайг выделяют девять стратегий когнитивной регуляции эмоций:

1. Самообвинение (self blame) – мысленное возложение вины за переживаемое событие на субъекта;

2. Обвинение (обвинение других; blaming others) – мысленное возложение вины за испытываемое на другого человека или окружающую среду;

3. Принятие (acceptance) – мысленное принятие и примирение с произошедшим;

4. Перефокусировка на планирование (refocus on planning) – размышление о способах справиться с событием;

5. Положительная перефокусировка (positive refocusing) – обращение к мыслям о радостных и приятных событиях, вместо обдумывания стрессового;

6. Сосредоточение (руминация или концентрация на мыслях; rumination or focus on thought) – обдумывание чувств и мыслей связанных с событием;

7. Позитивный пересмотр (positive reappraisal) – мысли о позитивной значимости события для личностного роста;

8. Помещение в перспективу (putting into perspective) – мысли, преуменьшающие серьезность события или подчеркивающие его относительность по сравнению с другими событиями;

9. Катастрофизация (catastrophizing) – мысленное преувеличение ущерба от события [5, с. 65; 6, с. 1314-1316].

Ряд исследований показал, что некоторые из этих стратегий, а именно самообвинение, обвинение, сосредоточение и катастрофизация, связанны с депрессией и другими психическими расстройствами [7; 8; 9; 10]. В то время как другие, т. е. принятие, перефокусировка на планирование и позитивный пересмотр, связаны с оптимизмом, чувством собственного достоинства и низкой тревожностью [11].

Какие из стратегий когнитивной регуляции эмоций снижают уровень дезадаптации в стрессовых ситуациях, позволит установить дальнейшее исследование с использованием опросников «Когнитивная регуляция эмоций» (CERQ) и Adjustment Disorder –New Module 8 (ADNM-8). CERQ разработан Н. Гарневски и В. Крайг и адаптирован на русский язык О. Л. Писаревой и А. Гриценко. Он направлен на выявление стратегий когнитивной регуляции эмоций. Опросник Adjustment Disorder –New Module 8 (ADNM-8) проходит процесс адаптации. Опросник направлен на выявление степени выраженности симптомов расстройства адаптации [12].

1. Селье, Г. Стресс без дистресса. – М.: Прогресс, 1979. – 124 с.

2. Юнусова, С.Г. Стресс. Биологический и психологический аспекты / С.Г. Юнусова, А.Н. Розенталь, Т.В. Балтина // Учен. зап. Казан. ун-та. Сер. Гуманит. Науки. – 2008. – №3. – С. 139-150.

3. Тюрина, Н.В. Понятие адаптации в современной психологии / Н.В. Тюрина // Вестник АГТУ. – 2007. – №5. – С. 152-157.

4. 6B43 Adjustment disorder [Электронный ресурс]: электрон. данные. – ICD-11 for Mortality and Morbidity Statistics (December 2018), 22 декабря 2018. – Режим доступа: https://icd.who.int/browse11/l-m/en#/http://id.who.int/icd/entity/264310751 (свободный доступ). – Дата доступа:15.02.2018.

5. Писарева, О.Л. Когнитивная регуляция эмоций / О.Л. Писарева, А. Гриценко // Философия и социальные науки: Научный журнал. – 2011. – №2. – С. 64-69.

6. Garnefski, N. Negative life events, cognitive emotion regulation and emotional problems / N. Garnefski, V. Kraaij, Ph. Spinhoven // Personality and Individual Differences. – 2001. – №30. – С. 1311-1327.

7. Anderson, C. A. Behavioral and characterological styles as predictors of depression and loneliness: review, refinement, and test / C. A. Anderson, [et al.] // J. of Personality and Social Psychology. – 1994. – Vol. 66, No 3. – С. 549–558.

9. Sullivman, M. J. L. The Pain Catastrophizing Scale: devel-opment and validation / M. J. L. Sullivan, S. R. Bishop, J. Pivik // Psychology Assesment. – 1995. – No 7. – С. 524–532.

11. Carver, C. S. Assessing coping strategies: a theoretically based approach / C. S. Carver, M. F. Scheier, J. K. Weintraub // J. of Personality and Social Psychology. – 1989. – Vol. 56. –С. 267–283.

12. Kazlauskas, E. A Brief Measure of the International Classification of Diseases-11 Adjustment Disorder: Investigation of Psychometric Properties in an Adult Help-Seeking Sample / E. Kazlauskas, G. Gegieckaite, J. Eimontas, P. Zelviene, A. Maercker // Psychopathology, 51. – № 1. – 2018. – С.1–6.

Источник

Буланова И.С. | АКТУАЛЬНЫЕ НАПРАВЛЕНИЯ ИССЛЕДОВАНИЙ КОГНИТИВНОЙ РЕГУЛЯЦИИ И САМОРЕГУЛЯЦИИ ПОЗНАВАТЕЛЬНОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ

кандидат психологических наук, доцент кафедры психологии и педагогики Волгоградского государственного университета, г. Волгоград. Email: bis_m@mail.ru

Материалы VI Всероссийской научно-практической конференции «РЕБЕНОК В СОВРЕМЕННОМ ОБРАЗОВАТЕЛЬНОМ ПРОСТРАНСТВЕ МЕГАПОЛИСА»

Исследование выполнено в рамках гранта РФФИ № 19-013-00236 «Нормативная регуляция и саморегуляция просоциального поведения»

В статье представлена систематизация современных теорий в области когнитивной регуляции познавательной деятельности. В ее основу положена степень, в которой данные процессы соотнесены с механизмами регуляции или саморегуляции. Рассмотрены теории «когнитивного закрытия», «открытого/закрытого мышления», исследования в области метакогнитивных процессов познания, исследование Я-схем в процессе познавательной деятельности.

В условиях увеличения доступности информационного пространства, ориентации на самообразование, непрерывности образования в течение жизни, роль регуляционных процессов познавательной и учебной деятельности существенно возрастает. Проблема регуляции познавательной деятельности не является новой для психологии. Она рассматривается сквозь призму различных подходов (деятельностного, системного и пр.), областей научного психологического знания (общей, социальной психологии, педагогической психологии) и включает в себя широкий спектр психологических явлений. В качестве регуляторов познавательной деятельности изучаются мотивация, воля, психические процессы, эмоции, ценности, личностные особенности и пр.

Особый круг вопросов связан с когнитивными механизмами регуляции познавательной деятельности. Интерес сосредоточен на том, какие когнитивные процессы и явления лежат в основе приобретения и переработки информации, познания окружающей действительности и открытия новых знаний (Леонтьев А.Н., Дрозина В.В., Фадина Г.В). В современной психологии накоплен достаточно богатый материл в данной области. Несмотря на это, представляется недостаточной систематизация теорий и направлений исследований, которые зачастую представлены в рамках различных подходов.

Ключевым критерием такой систематизации может являться степень, в которой когнитивные процессы, лежащие в основе познавательной деятельности, соотнесены с процессами регуляции или саморегуляции. Психология саморегуляции является перспективной областью научного знания, позволяет подходить к изучению психических процессов интегративно, делая акцент на психических ресурсах реализации активности субъекта. В отличие от регуляции, саморегуляция подразумевает определенным образом организованный процесс внутренней психической активности, который связан с инициацией, построением, поддержанием и управлением произвольной активности. Применительно к познавательной деятельности процесс когнитивной саморегуляции – осознание, овладение и управление процессом получения и организации знаний.

В первую группу исследований можно включить работы, в которых преимущественно рассматриваются когнитивные механизмы регуляции. В них процесс приобретения и обработки знаний рассматривается как контролируемый извне и/или неосознаваемый.

В зарубежной психологии наиболее интересные исследования в рамках этой группы посвящены организации процессов познания в условиях неопределенности (Bar-Tal D., Labin D., Dijksterhuis A., Knippenberg A., Kruglanski A., Schaper). Неопределенность понимается достаточно широко как сложность и разнообразие мира. Она может быть представлена на уровне личности (личностная неопределенность, диффузная идентичность и пр.), социальном и социокультурном уровне.

Так, например, информационная неопределенность является пусковым механизмом возникновения так называемой потребности в «когнитивном закрытии» [3]. Термин «когнитивное закрытие» ввел в обиход социальный психолог А. Круглянский в 90-ых гг. 20 века, ссылаясь на структуру принятия решения. Данная потребность связана с ликвидацией тревоги, вызванной когнитивной неопределенностью, путаницей или двусмысленностью. Потребность когнитивного закрытия — это необходимость следовать и полагаться на информацию, которая однозначна, ясна и неизменна (Кругланский, 2004). В целом, люди с высокой потребностью в закрытии, как правило, находят неопределенность крайне тревожной, и пытаются устранить ее как можно быстрее и определеннее. Они быстро «схватывают» имеющуюся информацию и жестко «замораживают» ее. С точки зрения процесса обработки информации, люди с высокой потребностью в когнитивном закрытии демонстрируют тенденцию к экономии когнитивных усилий, фиксируя информацию, которая устраняет любую двусмысленность, не воспринимая дальнейшей информации.

Еще одним интересным понятием является «открытое/закрытое мышление», введенное М.Рокичем [5]. Автор исследует то, каким образом человек организует систему знаний (научных, политических, религиозных и других систем идей). С точки зрения М.Рокича, важно не содержание знаний, а структура их организации. Если выяснить, как человек верит, каковы особенности организации системы убеждений, становится возможным понять и другие процессы получения и усвоения информации.

Исходные предположения М.Рокича в определении «открытого/закрытого мышления» сводятся к тому, что при когнитивной оценке любой социальной ситуации у человека, как правило, имеется два стимула: (1) определенные объективные характеристики ситуации, которые указывают на соответствующие ей необходимые действия, (2) факторы, не связанные с объективными требованиями ситуации (например, привычки, тревоги, страхи, иррациональные убеждения, внешний авторитет, референтные группы, социальные нормы и пр.). Базовая характеристика, определяющая степень открытости или закрытости когнитивной системы – то, в какой степени человек имеет доступ к этим двум факторам в оценке той или иной социальной ситуации и насколько он полагается на релевантные ситуации стимулы. Чем более открытая система убеждений, тем в большей степени информация оценивается в соответствие со структурными требованиями самой ситуации.

Наиболее близким понятием к такому когнитивному механизму восприятия информации является полизависимый/ полинезависимый когнитивный стиль (Беседина Е.В., Жбанкова Н.В., Плотников С.Г., Протасов В.В. и др.). Он означает относительно устойчивый способы познавательной деятельности, связанный со способностью субъекта преодолевать влияние контекста. Можно предположить, что данный механизм лежит в основе «открытого/закрытого мышления», однако не сводится к нему.

М. Рокич приводит пример с восприятием научных работ. Любая научная работа содержит не только основную информацию, но и информацию об авторе. Например, считает ли автор, что исследование актуально, важно, достаточно ли тщательно оно сделано, убедительны ли доводы. Она также содержит информацию о действиях, которые совершает автор своей научной коммуникацией — должны ли читатели считать ученого компетентным, знающим или оригинальным, стремится ли он вызвать интерес и дальнейшее изучение или он своей работой стремится подавить критику, скептицизм. Для открытой когнитивной системы эти два аспекта коммуникации видны и вполне различимы, а для закрытой — нет. Закрытая когнитивная система подразумевает неспособность различать информацию и ее источник.

Из таких характеристик закрытого мышления следует то, что внутри когнитивной системы существует изоляция между убеждениями. Чем более замкнута система, тем больше изоляция между системой убеждений, в которую верит человек и другими системами. В результате таких процессов человек не допускает мысли о том, что его точка зрения может быть ошибочной. Кроме того, с увеличением закрытости другие системы будет меньше дифференцироваться по отношению друг к другу. Другими словами, разные системы, которые являются альтернативными системе веры будут восприниматься как одинаковые.

Несмотря на то, что М.Рокич говорит о мышлении, содержательно данное понятие означают скорее особенности организации системы знаний, а не свойство мышления или протекание мыслительных процессов. Закрытое мышление автор называет также доктринальным. М.Рокич рассматривает доктринальное мышление не с точки зрения содержания доктрины, а с точки зрения организации структуры убеждений. Интерес к такому видению проблемы открывает возможности изучения процесса индоктринации в образовательном контексте.

Вторая группа теорий сосредоточена преимущественно на процессах саморегуляции.

К данной группе теорий следует отнести исследования метакогнитивных процессов (Б.М. Величковский, А.В. Карпов, М.А. Холодная, М.М. Кашапов, Ю.В. Пошехонова, Е.Ю. Савин, B. Zimmerman, J. Borkowski, M. Carr, E. Rellinger). В них речь идет о том, в какой степени процесс познания опосредован метакогнитивными процессами — навыками и умения анализа и управления собственной познавательной деятельностью, эффективным использованием индивидуальных познавательных ресурсов. Рассматриваются такие метакогнитивные процессы как целеполагание, принятие решения, прогнозирование, планирование, контроль и пр. (в соответствие со структурой деятельности). Можно также говорить о таких метакогнитивных процессах как рефлексия, понимание, моделирование, интерпретация, аргументация и пр.[1].

Одним из нерешенных вопросов в этой области является тот факт, что анализ, понимание и знание собственных познавательных процессов не всегда приводит к его контролю и регуляции. Субъект познания может осознавать свои познавательные особенности, но не использовать их на практике.

Для решения данной проблемы перспективным направлением исследования представляется изучение репрезентаций и схем самости как ядерного компонента саморегуляции познавательной деятельности. По мнению Х. Маркус, схемы самости представляют собой основанные на прошлом опыте когнитивные обобщения человека о самом себе, которые организуют и определяют обработку информации, связанной с собственным self [4]. Я-схемы — когнитивные структуры, на которых основано восприятие, организация и использование информации о себе и о мире.

Я-схемы могут характеризоваться четырьмя измерениями: аффективным (позитивная и негативная самооценка), временным (представления о себе в прошлом, настоящем и будущем, а также представления о том, каким можно стать), измерение эффективности (представления о том, что можно сделать, чтобы избежать негативного влияния), ценности (ценность я). Схемы самости определяются опытом и зависят от определенного контекста, области, сферы. В случае, если я – схема хорошо разработана в определенной области, то человек будет (1) легко обрабатывать информацию о Я в данной области (например, принимать решения), (2) предсказывать свои реакции и регулировать поведение, (3) противостоять информации, которая не соответствует схеме самости. Таким образом, применяя конструкцию я-схемы к академическому обучению в классе, авторы изучают, как различные задачи, занятия и процессы обучения активизируют разные я-схемы [2].

Изучение Я-схем в процессе познавательной деятельности позволяет говорить об обучении и познании как саморегулируемом процессе, подчеркивая его личностную значимость. Самость рассматривается как ядро саморегуляции поведения и деятельности (B. Zimmerman, J. Borkowski, M. Carr). Предполагается, что метакогнитивные процессы будут использованы в процессе саморегуляции только в том случае, если они включены в Я-схему. Поскольку схема, как когнитивная структура является не только некоторым планом, но и содержит образцы действия (Neisser U.), это позволяет говорить о некоторой прогностической ценности данного конструкта. Кроме того, репрезентации самости, Я-схемы являются конструктом, который обеспечивает связь мотивации и поведения в процессе познавательной деятельности.

Таким образом, анализ современных работ в области когнитивной регуляции познавательной деятельности позволяет говорить о двух различных механизмах — регуляции и саморегуляции. Процессы регуляции осуществляются извне, либо являются несознательными и находятся на периферии самости. Понимание ряда из таких когнитивных механизмов позволяет «пролить свет» на деструктивные проявления процессов усвоения знаний (например, индоктринации, контролируемое религиозное обращение и пр.). На современном этапе развития образования ключевую роль играют саморегуляционные процессы познавательной деятельности. Понимание данных процессов позволяет разрабатывать на практике различные метакогнитивные технологии, осуществлять коучинг познавательной деятельности в различных образовательных контекстах.

Источник

Что такое когнитивная регуляция

—> К.м.н. Старчина Ю.А., д.м.н. Захаров В.В.

Кафедра нервных болезней и нейрохирургии лечебного факультета ФГАОУ ВО Первого МГМУ им. И.М. Сеченова Минздрава России
Ключевые слова: деменция, недементные когнитивные нарушения, умеренные когнитивные нарушения, легкие когнитивные нарушения, субъективные когнитивные нарушения, профилактика, лечение, Соннован, Винпотропил, МексиВ6, Холитилин

Абстракт: В последние десятилетия возрастает интерес к недементным когнитивным расстройствам-умеренным (УКН), легким (ЛКН) и субъективным (СКН) когнитивным нарушениям (КН). Эпидемиологические исследования свидетельствуют о высокой распространенности КН в общей популяции людей пожилого возраста (10-15%) и среди пациентов на амбулаторном поликлиническом приеме (до 70%). КН-полиэтиологический синдром, ведущую роль в развитии которого играют болезнь Альцгеймера (БА), цереброваскулярные заболевания и их сочетание. УКН прогрессируют до деменции со скоростью примерно 10-15% в год; тем не менее, при коррекции сосудистых и метаболических факторов риска они долгие годы могут находиться в стабильном состоянии. Поскольку противодементные препараты не показали своей эффективности при более легких формах КН, ведущую роль в их лечении играет нейрометаболическая терапия.

Деменция представляет собой синдром тяжелого полифункционального расстройства когнитивных функций, который влияет на память, мышление, поведение и способность выполнять повседневные действия. Деменция-это конечный этап сосудистых, нейродегенеративных и других заболеваний, сопровождающихся когнитивным снижением. Клиническая манифестация КН происходит, как правило, через несколько десятков лет после начала патологического процесса в головном мозге. В настоящее время деменция является неизлечимым заболеванием, поэтому особое внимание следует уделять недементным, или додементным КН, которые имеют еще большую распространенность, и при адекватном лечении могут длительно находится в стабильном состоянии или даже регрессировать. Кроме того, КН часто сочетаются со многими соматическими заболеваниями и при ряде состояний могут быть первым и ведущим клиническим синдромом. Наличие КН затрудняет лечение соматической патологии, так как из-за когнитивной несостоятельности снижается приверженность пациента к выбранному лечению и обследованию.

Эпидемиология КН
В 2010 году глобальная распространенность деменция составила 35,6 миллиона человек, и эта цифра, как ожидается, удвоится к 2030 году и увеличится более чем в три раза к 2050 году. Кроме того, по оценкам, ежегодные затраты на деменцию составили 604 триллионов долларов в 2010 году [1,2]. С ростом распространенности деменции эти расходы, как ожидается, увеличатся на 85% к 2030 году, что сделает деменцию самым дорогостоящим хроническим заболеванием, связанным со старением.

Распространенность УКН варьируется от 12% до 18% у лиц старше 60 лет, что находит отражение в многочисленных международных исследованиях 4. Распространенность УКН увеличивается с возрастом: от 10% в возрасте 70-79 лет до 25% в возрасте 80-89 лет [7]. Многие исследования показывают, что риск БА значительно выше у женщин, чем у мужчин, и поэтому предполагается, что вероятность развития УКН у женщин также выше по сравнению с мужчинами. Практически ничего не известно о культурных и расовых факторах, влияющих на клиническую манифестацию синдрома УКН.

В России, по данным эпидемиологического исследования ПРОМЕТЕЙ, проведенного в 2004—2005 гг., распространенность КН среди 3210 амбулаторных неврологических пациентов из 33 городов 30 регионов России составила 73% (СКН — 14%, ЛКН и УКН — 44%, деменция — 25%) [8]. Следует отметить, что в исследовании использовались только наиболее простые скрининговые тесты для диагностики выраженных КН, которые могут быть недостаточно чувствительны к более легким КН.

Умеренные когнитивные нарушения
В 1997 г. R. Petersen 10 предложил термин и диагностические критерии синдрома УКН (англ. — mild cognitive impairment, MCI). В настоящее время под УКН понимают полиэтиологический синдром нарушения памяти и/или других когнитивных функций, не приводящий к социальной, бытовой или профессиональной дизадаптации. Сам пациент или его окружение предъявляют жалобы на снижение когнитивных функций, а показатели нейропсихологических тестов при синдроме УКН явно отличаются от возрастной нормы. При этом синдром УКН не приводит к существенным ограничениям в повседневной деятельности пациента, хотя освоение новых сложных интеллектуальных навыков может быть затруднительным или невозможным.

Выделяют 4 клинических варианта синдрома УКН: монофункциональный тип, при котором нарушается преимущественно какая-либо одна сфера когнитивной деятельности (амнестический тип, с преимущественным нарушением памяти, и неамнестический тип, с нарушением какой-либо другой когнитивной функции), и полифункциональный тип, при котором вовлекаются сразу несколько когнитивных доменов (выделяют, соответственно, тип с нарушениями памяти и без нарушений памяти) [13, 14]. Амнестический монофункциональный вариант, при котором страдает преимущественно память, как предполагается, связан с дебютом БА [10]. Неамнестическая форма может быть связана с цереброваскулярными заболеваниями, деменцией с тельцами Леви, болезнью Паркинсона, фронто-темпоральной деменцией, атипичной БА, или не иметь конкретной патологической основы.

Причины развития синдрома УКН сходны с таковыми при деменции, так как в большинстве случаев УКН представляют собой «продрому» её развития. Считается, что самыми частыми причинами когнитивных нарушений служат БА, цереброваскулярная патология, смешанный сосудисто-нейродегенеративный процесс, деменция с тельцами Леви, фронтотемпоральная деменция.

Прогрессирование УКН до деменции происходит со скоростью 10-15% за год и 50-70% за пять лет 11. Более быстрое прогрессирование наблюдается у пациентов более старшего возраста, с низким уровнем образования, атрофией гиппокампа и значительным сосудистым поражением головного мозга по данным МРТ, соматической отягощенностью, семейным анамнезом деменции. При адекватной коррекции сосудистых факторов риска течение синдрома УКН может оставаться стабильным в течение многих лет.

Легкие когнитивные нарушения.
У некоторых пациентов, предъявляющих жалобы когнитивного плана и обеспокоенных состоянием своих когнитивных функций, можно выявить отдельные симптомы когнитивного снижения преимущественно нейродинамического характера (снижение скорости реакции, брадифению, трудности концентрации внимания и избыточную отвлекаемость, повышенную чувствительность к интерферирующим воздействиям), подтверждаемые результатами нейропсихологических тестов, отличными от возрастной нормы, которые не формируют пока четко очерченного синдрома УКН. В 2005 году академик Н.Н. Яхно предложил, наряду с деменцией и УКН, выделять синдром легких когнитивных нарушений (ЛКН)— отдельные когнитивные симптомы, которые могут флюктуировать, не вызывают затруднений в повседневной жизни, в том числе и в наиболее сложных видах профессиональной и социально-бытовой активности, но, тем не менее, вызывают обеспокоенность со стороны субъекта и представляют собой снижение когнитивных способностей по сравнению с индивидуальной нормой 15.

Субъективные когнитивные нарушения
Субъективные КН, или субъективное снижение познавательных функций (СКН) у пожилых людей диагностируются, когда имеются лишь жалобы пациента на ухудшение памяти и других когнитивных функций по сравнению с исходно более высоким уровнем, но ни одним, даже самым чувствительным нейропсихологическим тестом не удается подтвердить объективного когнитивного снижения, хотя проблема может быть весьма актуальна для самого пациента и совершенно незаметна для окружающих. Bassett S и Folstein M [16] обнаружили, что 43% лиц в возрасте от 65 до 74 лет сообщают о субъективных проблемах с памятью, в то время как распространенность деменции в этой возрастной группе является низкой, с частотой менее 2,5% [17]. Существует немало сложностей, связанных с изучением СКН. Недавние исследования показали, что пациенты с СКН представляют собой гетерогенную группу [18], включающую вариации нормальных когнитивных функций, различные заболевания, умеренные психологические проблемы (депрессию), фактор выраженного психосоциального стресса в повседневной жизни, и собственно пациентов с повышенным риском развития деменции. Edmonds E и соавт. [19] показали, что субъективные когнитивные жалобы в ряде случаев могут способствовать гипердиагностике СКН, поскольку когнитивно сохранные люди склонны переоценивать когнитивные проблемы, в то время как пациенты с УКН и объективным дефицитом памяти часто недооценивают свои когнитивные проблемы. Кроме того, пациенты с УКН и положительными биомаркерами БА в ликворе чаще недооценивали свои когнитивные проблемы, в отличие от пациентов с отрицательными значениями биомаркеров БА. Значительные корреляции были найдены между субъективными когнитивными жалобами и симптомами депрессии.

СКН, тем не менее, все больше признаются в качестве потенциального показателя самых ранних стадий когнитивного снижения и предиктора возможного прогрессирования до деменции 22. Более того, появляются свидетельства ассоциации СКН с биомаркерами БА и нейровизуализационными маркерами, такими, как атрофия серого вещества 26, гипометаболизм [27] и отложение бета-амилоида 28, в отсутствие объективной когнитивной дисфункции или депрессии. Учитывая исследования, поддерживающие роль СКН в качестве фактора риска развития БА у некоторых людей, были разработаны Диагностические критерии синдрома субъективных КН (Subjective cognitive decline initiative working group-2014):
• жалобы на стойкое ухудшение по сравнению с прошлым умственной работоспособности, возникшее без видимой причины;
• отсутствие отклонений от возрастной нормы по данным когнитивных тестов, используемых для диагностики БА и других дементирующих заболеваний с КН;
• отсутствие связи когнитивных жалоб с установленным диагнозом неврологического или психиатрического заболевания или интоксикацией [18].

Ряд авторов отмечает длительную когнитивную стабильность синдрома СКН, в исследовании Hessen E. И соавт. было показано, что прогрессирование до УКН происходит только у 9%, а до деменции-у 5% пациентов на протяжение 6 лет [31]. Предикторами прогрессирования были исходно низкий уровень амилоида β42 в ликворе и снижение памяти в первые 2 года наблюдения. 86% пациентов оставались когнитивно стабильными на протяжение всего периода наблюдения, что свидетельствует о неврологической «доброкачественности» СКН. Eckerström M и соавт. показали, что фактор стресса и симптомы депрессии были почти в два раза более распространены среди пациентов с СКН по сравнению с пациентами с УКН, а в отношении положительных биомаркеров БА наблюдалась обратная зависимость-при УКН их распространенность составила 35%, а при СКН-14,4%, что свидетельствует о необходимости тщательной оценки психологического и эмоционального состояния пожилых пациентов с когнитивными жалобами [32].

Диагностика
Диагностика недементных КН включает в себя сбор анамнеза, тщательную оценку жалоб пациента, определение степени независимости пациента в повседневной жизни и обязательную верификацию наличия КН-проведение нейропсихологического обследования. Показатели нейропсихологических тестов должны быть сравнены с таковыми контрольной группы без жалоб на память, соответствующей по возрасту (и, в идеале, оцениваться с учетом полученного образования). Оценка легких степеней КН, особенно когда жалобы пациентов не подтверждаются результатами нейропсихологического обследования, может представлять собой серьезную проблему. Врач может иметь дело с пациентом с ЛКН или УКН, побочным действием принимаемых лекарственных препаратов, с эмоциональными нарушениями-в этом случае жалобы могут быть вызваны психологическим состоянием, а не органическим расстройством мозга.

Жалобы когнитивного характера, которые могут предъявлять пациенты, включают в себя ухудшение памяти, повышенную забывчивость, снижение концентрации внимания при умственной нагрузке, повышенную утомляемость, трудности подбора нужного слова в разговоре, «несвежую голову», «туман в голове». ‎У больных с синдромом ЛКН и даже УКН часто присутствуют расплывчатые и субъективные симптомы снижения когнитивных функций, которые могут быть трудно дифференцируемы от снижения производительности памяти у пожилых людей. Считается, что наиболее распространенным симптомом является снижение памяти, в соответствии с чем распространено мнение, что амнестический тип УКН-наиболее распространенная разновидность. Однако некоторые исследования утверждают, что наиболее распространенная форма УКН затрагивает сразу несколько сфер когнитивной деятельности [33].‎ ‎Менее частые симптомы включают речевые нарушения (например, трудности в подборе слов), снижение концентрации внимания и ухудшение зрительно-пространственных навыков (например, дезориентация в знакомой обстановке в отсутствие моторных и сенсорных нарушений.‎ Разграничение чисто когнитивных симптомов от тех, которые могут быть обусловлены различной степенью сенсорной депривации (например, потерей слуха или остроты зрения), которые сосуществуют у одного и того же пациента, может быть очень сложным.

‎Депрессия-распространенное расстройство в популяции пожилых людей (примерно 15%), которое часто сопровождается расплывчатыми соматическими симптомами, тревожностью и жалобами на неспособность сосредоточиться и плохую память. Эти пациенты обычно отрицают снижение фона настроения, но часто жалуются на симптомы нарушения сна, ангедонию, потерю аппетита и отсутствие мотивации. Депрессия может сопровождаться когнитивной дисфункцией, которая регрессирует при успешном лечении эмоциональных расстройств.‎ ‎Связь между депрессией и БА сложна и неоднозначна. Данные Фрамингемского исследования свидетельствуют об эпидемиологической ассоциации: риск развития БА и деменции увеличивается на 50% у пациентов, имеющих депрессию в начале исследования‎ [‎‎34‎‎]. ‎‎Во время 17-летнего последующего периода наблюдения у 21,6% участников, которые имели депрессию в начале исследования, развилась деменция, по сравнению с 16,6% тех, которые не имели эмоциональных нарушений. ‎В другом исследовании было отмечено особенно пагубное влияние депрессии: один эпизод депрессии в анамнезе увеличивал риск развития деменции на 87-92%, тогда два или более эпизода увеличивали риск деменции почти в два раза (но не влияли на риск развития УКН)‎ ‎ [‎‎35‎]. Учитывая вышесказанное, обязательным является скрининг эмоциональных нарушений у пожилых пациентов с когнитивными жалобами с использованием общепринятых шкал депрессии и тревоги (шкала депрессии Бека, госпитальная шкала депрессии и тревоги, шкала депрессии Гамильтона, шкала тревожности Спилбергера).

Для проведения нейропсихологического тестирования следует использовать методики, направленные на оценку памяти, управляющих лобных и других когнитивных функций, которые имеют возрастные нормативы. Распространенные скрининговые шкалы для оценки когнитивных функций, такие, как Краткая шкала оценки психического статуса (КШОПС), могут быть недостаточны чувствительны на стадии недементных когнитивных нарушений. Более информативной является Монреальская шкала оценки когнитивных функций (МоCa-тест), с помощью которой можно диагностировать УКН. Для диагностики ЛКН следует использовать только стандартные нейропсихологические тесты на отдельные когнитивные функции (память, внимание, речь, праксис и др.)[14]. Тем не менее, невозможно оценить степень тяжести когнитивных нарушений, основываясь только лишь на результатах нейропсихологических тестов. Ключевой момент-критерий самостоятельности пациента в повседневной жизни, наличие социальной, бытовой и профессиональной дизадаптации, оценить который можно после беседы с родственниками пациента. При наличии выраженных затруднений хотя бы в одной из перечисленных сфер должен быть поставлен диагноз деменции. При УКН пациент может испытывать незначительные затруднения, по сравнению с прошлым опытом, в некоторых сферах, но эти затруднения не ограничивают его независимость. ЛКН не влияют на самостоятельность пациента и не вызывают дизадаптации.

Обязательным в диагностике когнитивных нарушений является проведение нейровизуализации, предпочтительно МРТ, для верификации органического поражения головного мозга. Цель нейровизуализации-выявление атрофических изменений в гиппокампе и височной доле головного мозга, лакунарных инфарктов, перивентрикулярного и субкортикального лейкоареоза, постинсультных изменений, а также исключение потенциально обратимых причин когнитивного снижения-опухолей, хронической субдуральной гематомы и т.п. Примерно 5% случаев когнитивных нарушений являются потенциально обратимыми, поэтому в ряде случаев необходимо проведение лабораторных тестов и дополнительных параклинических методов диагностики. Причинами потенциально обратимых когнитивных нарушений могут быть дефицит гормонов щитовидной железы, дефицит витамина В12 и фолиевой кислоты, дефицит витамина D, гипергомоцистеинемия, диcметаболические нарушения при сахарном диабете, почечной и печеночной недостаточности.

Биомаркеры болезни Альцгеймера, изученные за последние два десятилетия, можно разделить на два класса: (1) визуализация накопления амилоида и тау-протеина в головном мозге, изменения объема мозга и снижение обмена веществ в мозге и (2) показатели содержания соответствующих белков в спинномозговой жидкости. В начале 2017 года в документе «Факты и цифры болезни Альцгеймера 2017 года» [36] Ассоциация болезни Альцгеймера предложила включить исследование биомаркеров в критерии болезни Альцгеймера 1984 года, установленные Национальным институтом неврологических и коммуникативных расстройств и инсульта и Ассоциацией болезни Альцгеймера и связанных с ними расстройств. Положительные значения биомаркеров у пациентов с нормальными показателями когнитивных функций и УКН позволят диагностировать доклиническую стадию болезни Альцгеймера и начать как можно более ранние профилактические и терапевтические мероприятия. Возможно, это позволит перевести болезнь Альцгеймера из разряда заболевания, ведущего к бесповоротной потере когнитивных функций, независимости пациента и смерти, в разряд хронического заболевания, такого же, как сердечно-сосудистые заболевания, СПИД или некоторые виды рака, которые можно оптимально контролировать с помощью раннего вмешательства [36].

Лечение
В настоящее время не разработано четких рекомендаций по лекарственной терапии недементных КН. Доказана важная роль коррекции всех сосудистых факторов риска, включающая адекватную антигипертензивную терапию, прием статинов при гиперлипидемии, прием антитромбоцитарных препаратов после инфаркта миокарда и инсульта, и непрямых антикоагулянтов при фибрилляции предсердий, контроль сахара крови при сахарном диабете [37, 38]. ‎Результаты исследования с участием 361 пациента с БА, сосудистой или смешанной деменцией свидетельствуют, что прием центрально действующих ингибиторов ангиотензин-превращающего фермента может снизить скорость ухудшения когнитивных функций у больных с деменцией, независимо от уровня артериального давления‎ ‎ [39‎‎]. ‎При назначении антигипертензивной терапии пациенту с КН следует оценивать наличие и степень атеросклеротического поражения прецеребральных и церебральных сосудов. Если имеются множественные, пусть и гемодинамически незначимые атеросклеротические бляшки, не следует стремиться при антигипертензивной терапии к достижению нормотензии, в ряде случаев допустимым может быть уровень артериального давления 140-150/85-90 мм рт.ст. Исследование University of Michigan Health and Retirement Study с участием более 5000 пожилых людей показало, что агрессивное снижение АД у пациентов старше 65 лет уже не имело никаких дополнительных преимуществ в плане профилактики инсульта и сердечно-сосудистых событий, напротив, увеличивался риск падений [40].

Чрезвычайно важна коррекция имеющихся эмоциональных нарушений, с учетом их высокой распространенности среди пожилых людей. При выборе антидепрессантов следует помнить, что трициклические антидепрессанты обладают большим количеством неблагоприятных побочных эффектов вследствие холинолитических свойств и могут даже усугублять степен КН. Следует отдавать предпочтение современным антидепрессантам из групп селективных ингибиторов обратного захвата серотонина, серотонина и норадреналина.

Еще один важный пункт профилактики прогрессирования КН-это своевременная коррекция нарушений слуха и зрения (консультация сурдолога, подбор слухового аппарата, операции по поводу катаракты и подбор очков). Сенсорная депривация ухудшает состояние когнитивных функций и способствует быстрому прогрессированию когнитивных расстройств вплоть до деменции 42.

Уже доказанной можно считать роль умеренной интенсивности физических упражнений в середине жизни и сохранение длительной, желательно пожизненной интеллектуальной активности для профилактики развития и прогрессирования когнитивных нарушений. Наибольший интерес представляют в этом плане занятия йогой, медитация, танцы, пение, пользование компьютером, активное участие в социальной жизни, занятия хобби и ремеслами 46.

Очень важна для пациентов с начальными стадиями КН достаточная продолжительность и хорошее качество сна, так как во время сна происходит консолидация знаний, полученных в течение дня. Нарушения сна (инсомния, апноэ сна, изменения продолжительности сна, фрагментация сна) являются независимыми предикторами развития КН и появляются задолго до их манифестации 50. Апноэ сна вызывает гипоксию структур головного мозга, наиболее чувствителен к которой гиппокамп. Использование традиционных снотворных препаратов ограничено у пациентов с КН; так, например, установлено, что частое применение бензодиазепинов на 20-50% увеличивает риск развития деменции у пациентов старше 60 лет [51,52]. Препаратами выбора в лечении нарушений сна у пациентов с КН могут стать мелатонинергические лекарственные средства. Кроме нормализации сна, обсуждается также потенциальное положительное влияние мелатонина на когнитивные функции [53,54]. Безрецептурным препаратом, облегчающим засыпание и нормализующим структуру сна, является Соннован, содержащий 3 мг мелатонина. Соннован принимается за 30-40 минут до сна, обладает антистрессовым, адаптогенным и анксиолитическим эффектом, не вызывает симптома «сонного похмелья».

В настоящий момент предполагается, что наибольший эффект в плане профилактики развития и прогрессирования недементных КН может быть достигнут путем воздействия сразу на несколько факторов риска, включая физическую активность, диету, сосудистые факторы риска, а также проведение когнитивных тренировок, о чем свидетельствует первое в своем роде рандомизированное контролируемое исследование Finnish Geriatric Intervention Study to Prevent Cognitive Impairment and Disability (FINGER), проводимое под руководством профессора Мии Кивипелто из Каролинского института в Стокгольме, Швеция [55]. В исследование были включены 1260 человек из Финляндии, в возрасте от 60 до 77 лет, которые были рандомизированы в группу многодоменного вмешательства или контрольную группу, которая получала только регулярные медицинские советы. Участники не имели существенных когнитивных нарушений, но обладали несколькими факторами риска их развития. В группе вмешательства программа была сосредоточена на четырех основных областях: физические упражнения, рекомендации по питанию на основе финских Рекомендаций по питанию, предоставляемых диетологами, когнитивный тренинг, и управление метаболическими и сосудистыми факторами риска на основе Национальных руководящих принципов, что включало регулярные измерения артериального давления (АД), веса, индекса массы тела, окружности талии и бедра, медицинских осмотров, а также рекомендации по изменению образа жизни. Через 2 года в группе вмешательства было отмечено улучшение на 25% общего когнитивного балла (глобального показателя когнитивных функций-z) по сравнению с контрольной группой (P = 0,03). Преимущество было особенно заметно в областях способности к обработке информации (улучшение на 150%, P = 0,029) и исполнительных функций (улучшение на 83%, р = 0,039) по сравнению с контролем.

Мультитаргетным действием в отношении КН обладает препарат Мекси В6, содержащий в составе этилметилгидроксипиридина сукцинат (ЭМГПС, 125 мг), органическую соль магния с высокой биодоступностью в виде лактата дигидрата (327,6 мг) и витамин В6 в виде пиридоксина гидрохлорида (10 мг). ЭМГПС обладает ноотропным, антиоксидантным, антигипоксическим, антиконвульсантным, антитромботическим, анксиолитическим действием [65,66]. Входящий в состав МексиВ 6 ЭМГПС относится к производным 3-оксипиридина, водорастворимого антиоксиданта биогенного типа, ингибитора свободнорадикальных процессов. ЭМГПС модулирует активность мембраносвязанных ферментов, рецепторных комплексов (бензодиазепинового, ГАМк, ацетилхолинового), что способствует их связыванию с лигандами, сохранению структурно-функциональной организации биомембран, транспорта нейромедиаторов и улучшению синаптической передачи. ЭМГПС, не являясь ГАМК, способствует повышению содержания этого нейротрансмиттера в головном мозге и улучшает его связывание с ГАМК-рецепторами, а также увеличивает концентрацию в головном мозге дофамина путем активизации дофаминовых нейронов в центральной нервной системе. ЭМГПС повышает резистентность организма к воздействию различных повреждающих факторов при патологических состояниях (шок, гипоксия и ишемия, интоксикации этанолом и антипсихотическими лекарственными препаратами [66]. Включение пиридоксина и магния усиливает нейропротекторный потенциал ЭМГПС. Магний, входящий в состав МексиВ6, обладает рядом важнейших метаболических эффектов: активирует передачу сигналов от рецепторов внутрь клетки, а работа этих сигнальных путей обеспечивает пластичность нервных процессов, долговременную память, адаптацию к стрессовым ситуациям, противодействует снижению работоспособности, слабости, развитию заболеваний ЦНС [65]. Магний принимает участие в энергетическом метаболизме – не только в митохондриальном синтезе АТФ, но и в реактомных путях метаболизма углеводов: регулировании секреции инсулина и гликолизе, что имеет существенное значение для профилактики повреждения и сохранности функций ЦНС при глюкозотолерантности, инсулинорезистентности, сахарном диабете, нерациональной диете [65]. К сердечно-сосудистым эффектам магния относят поддержание адекватной систолы, профилактику тромбообразования, поддержание структуры соединительной ткани сосудов. Магний обладает и рядом иммунологических эффектов, в частности, противовоспалительным действием [65].

Прием МексиВ 6 обычно начинают с 1–2 таблеток 1–2 раза в сутки, постепенно увеличивая дозу до 1 таблетки 3 раза в сутки, с целью достижения терапевтического эффекта. Максимальная суточная доза не должна превышать 6 таблеток в сутки, возможно проведение повторных курсов терапии длительностью от 2 до 8 недель.

Также среди препаратов с доказанным нейротрофическим и нейротротективным действием в лечении КН, не достигающих степени деменции, широко используется холина альфосцерат (Холитилин). Попадая в ткань головного мозга, холина альфосцерат становится донатором холина-предшественника ацетилхолина, важнейшего для когнитивных функций нейромедиатора, и глицерофосфата-предшественника фосфатидилхолина, необходимого компонента нейрональной мембраны [67]. Кроме того, препарат оказывает дозозависимое холиномиметические действие, стимулируя выделение ацетилхолина из пресинаптической щели и способствуя восполнению ацетилхолинергического дефицита в головном мозге [67]. Получено подтверждение наличия у холина альфосцерата нейропротективного действия, не связанного непосредственно со стимуляцией холинергических нейронов. На животной модели была показана его способность замедлять течение астроглиоза и препятствовать разрушению фосфорилированных нейрофиламентов, предупреждая гибель нейронов [67,68]. Лечение, по возможности, следует начинать с парентерального введения препарата (по 1000 мг в сутки внутримышечно или внутривенно) на протяжении 2–3 недель с последующим переходом на пероральный прием по 1200–1600 мг в сутки, курсами продолжительностью до 6 мес. Возможно проведение повторных курсов лечения и комбинирования с другими вазоактивными и нейрометаболическими препаратами.

Таким образом, КН, не достигающие степени деменции-широко распространенное в популяции пожилых пациентов состояние. Несмотря на гетерогенность своей природы, в большинстве случаев они являются продромальной стадией более тяжелой степени КН-деменции. Раннее их выявление, адекватная коррекция всех сосудистых факторов риска, изменение образа жизни, лечение с использованием вазоактивных и нейрометаболических препаратов позволят замедлить прогрессирование КН, а в ряде случаев и вызвать длительную стабилизацию когнитивных функций.

Список литературы:
1. Schaller S, Mauskopf J, Kriza C et al. The main cost drivers in dementia: A systematic review. Int J Geriatr Psychiatry 2014; 30:111–129.
2. Wimo A, Jönsson L, Bond J et al. The worldwide economic impact of dementia 2010. Alzheimers Dement 2013; 9:1–11.e3.
3. Busse A, Hensel A, Gühne U, Angermeyer MC, Riedel-Heller SG. Mild cognitive impairment: long-term course of four clinical subtypes. Neurology. 2006 Dec 26. 67 (12):2176-85.
4. Di Carlo A, Lamassa M, Baldereschi M, Inzitari M, Scafato E, Farchi G, et al. CIND and MCI in the Italian elderly: frequency, vascular risk factors, progression to dementia. Neurology. 2007 May 29. 68 (22):1909-16.
5. Ganguli M, Chang CC, Snitz BE, Saxton JA, Vanderbilt J, Lee CW. Prevalence of mild cognitive impairment by multiple classifications: The Monongahela-Youghiogheny Healthy Aging Team (MYHAT) project. Am J Geriatr Psychiatry. 2010 Aug. 18 (8):674-83.
6. Larrieu S, Letenneur L, Orgogozo JM, Fabrigoule C, Amieva H, Le Carret N, et al. Incidence and outcome of mild cognitive impairment in a population-based prospective cohort. Neurology. 2002 Nov 26. 59 (10):1594-9.
7. Roberts RO, Geda YE, Knopman DS, et al. The Mayo Clinic Study of Aging: design and sampling, participation, baseline measures and sample characteristics. Neuroepidemiology. 2008. 30(1):58-69.
8. Захаров ВВ. Дофаминергическая и норадренергическая терапия когнитивных нарушений. Журнал неврологии и психиатрии. 2006; № 9:43-47.
9. Petersen R.S., Smith G.E., Waring S.C. et al.Aging, memory and mild cognitive impairment. Int Psychogeriatr 1997; 9:37—43.
10. Petersen RC. Mild cognitive impairment as a diagnostic entity. J Intern Med. 2004.Sep;256(3):183-94.
11. Petersen RS, Smith GE, Waring SC et al Mild cognitive impairment: clinical characterization and outcome. Arch. Neurol. 1999, 56: 303–308.
12. Petersen RC, Knopman DS, Boeve BF et al. Mild cognitive impairment: 10 years later. Arch Neurol. 2009, 66: 1447–1455.
13. Парфенов ВА, Захаров ВВ, Преображенская ИС. Когнитивные расстройства. Москва, 2014, 192с.
14. Захаров ВВ. Эволюция когнитивного дефицита: легкие и умеренные когнитивные нарушения. Неврология, нейропсихиатрия и психосоматика.2012;(2):16-21.
15. Яхно НН. Когнитивные расстройства в неврологической клинике. Неврологический журнал.2006;11(Прил. 1):4—12.
16. Bassett SS, Folstein MF. Memory complaint, memory performance, and psychiatric diagnosis: a community study. J Geriatr Psychiatry Neurol. 1993; 6:105–111.
17. Matthews FE, Arthur A, Barnes LE, et al. A two-decade comparison of prevalence of dementia in individuals aged 65 years and older from three geographical areas of England: results of the Cognitive Function and Ageing Study I and II. Lancet. 2013; 382:1405–1412.
18. Jessen F, Amariglio RE, van Boxtel M, et al. (Subjective Cognitive Decline Initiative (SCD-I) Working Group. A conceptual framework for research on subjective cognitive decline in preclinical Alzheimer’s disease. Alzheimers Dement. 2014 Nov;10(6):844-52.
19. Edmonds EC, Delano-Wood L, Galasko DR, Salmon DP et al. Alzheimer’s Disease Neuroimaging Initiative Subjective cognitive complaints contribute to misdiagnosis of mild cognitive impairment. J Int Neuropsychol Soc. 2014; 20:836–847.
20. Reisberg B, Shulman MB, Torossian C, Leng L, Zhu W. Outcome over seven years of healthy adults with and without subjective cognitive impairment. Alzheimers Dement. 2010;6:11–24.
21. Jessen F, Wiese B, Bickel H, Eiffländer-Gorfer S, Fuchs A, Kaduszkiewicz H, Köhler M, Luck T, Mösch E, Pentzek M, Riedel-Heller SG, Wagner M, Weyerer S, Maier W, van den Bussche H. for the AgeCoDe Study Group. Prediction of dementia in primary care patients. PLoS One. 2011;6:e16852.
22. Dufouil C, Fuhrer R, Alpérovitch A. Subjective cognitive complaints and cognitive decline: Consequence or predictor? The epidemiology of vascular aging study. J Am Geriatr Soc. 2005;53:616–621.
23. Mitchell AJ, Beaumont H, Ferguson D, Yadegarfar M, Stubbs B. Risk of dementia and mild cognitive impairment in older people with subjective memory complaints: Meta-analysis. Acta Psychiatr Scand. 2014;6:1–13.].
24. Jessen F, Feyen L, Freymann K, Tepest R, Maier W, Heun R, Schild HH, Scheef L. Volume reduction of the entorhinal cortex in subjective memory impairment. Neurobiol Aging. 2006;27:1751–1756.
25. Saykin AJ, Wishart HA, Rabin LA, Santulli RB, Flashman LA, West JD, McHugh TL, Mamourian AC. Older adults with cognitive complaints show brain atrophy similar to that of amnestic MCI. Neurology. 2006;67:834–842.
26. Striepens N, Scheef L, Wind A, Popp J, Spottke A, Cooper-Mahkorn D, Suliman H, Wagner M, Schild HH, Jessen F. Volume loss of the medial temporal lobe structures in subjective memory impairment. Dement Geriatr Cogn Disord. 2010;29:75–81.
27. Mosconi L, De Santi S, Brys M et al. Hypometabolism and altered cerebrospinal fluid markers in normal apolipoprotein E E4 carriers with subjective memory complaints. Biol.Psychiatry. 2008; 63:609–618.
28. Perrotin A, Mormino EC, Madison CM, Hayenga AO, Jagust WJ. Subjective cognition and amyloid deposition imaging: A Pittsburgh Compound B positron emission tomography study in normal elderly individuals. Arch Neurol. 2012; 69:223–229.
29. Amariglio RE, Becker JA, Carmasin J, Wadsworth LP, Lorius N, Sullivan C, Maye JE, Gidicsin C, Pepin LC, Sperling RA, Johnson KA, Rentz DM. Subjective cognitive complaints and amyloid burden in cognitively normal older individuals. Neuropsychologia. 2012; 50:2880–2886.
30. van Harten AC, Visser PJ, Pijnenburg YA, Teunissen CE, Blankenstein MA, Scheltens P, van der Flier WM. Cerebrospinal fluid Aβ42 is the best predictor of clinical progression in patients with subjective complaints. Alzheimers Dement. 2013;9:481–487.
31. Hessen E, Eckerström M, Nordlund A, et al. Subjective Cognitive Impairment Is a Predominantly Benign Condition in Memory Clinic Patients Followed for 6 Years: The Gothenburg-Oslo MCI Study. Dement Geriatr Cogn Dis Extra. 2017 Jan-Apr; 7(1): 1–14.
32. Eckerström M, Berg AI, Nordlund A et al.High Prevalence of Stress and Low Prevalence of Alzheimer Disease CSF Biomarkers in a Clinical Sample with Subjective Cognitive Impairment. Dement Geriatr Cogn Disord. 2016;42(1-2):93-105.
33. Яхно Н.Н., Локшина А.Б., Захаров В.В. Легкие и умеренные когнитивные расстройства при дисциркуляторной энцефалопатии. Клин геронтол 2005;11(9):38—9.
34. Saczynski JS, Beiser A, Seshadri S, Auerbach S, Wolf PA, Au R. Depressive symptoms and risk of dementia: the Framingham Heart Study. Neurology. 2010 Jul 6. 75(1):35-41.
35. Dotson VM, Beydoun MA, Zonderman AB. Recurrent depressive symptoms and the incidence of dementia and mild cognitive impairment. Neurology. 2010 Jul 6. 75(1):27-34.
36. Alzheimer’s Association. 2017 Alzheimer’s Disease Facts and Figures. Alzheimers Dement 2017; 13:325-373.
37. Парфенов В А, Старчина Ю. А., Яхно Н. Н. Эпросартан (теветен) в профилактике повторного инсульта и когнитивных нарушений. Неврологический журнал, 2007, 1: 46–51.
38. Парфенов В. А., Хасанова Д. Р. Ишемический инсульт. М.: МИА, 2012, 288.
39. Gao Y, O’Caoimh R, Healy L, Kerins DM, Eustace J, Guyatt G, et al. Effects of centrally acting ACE inhibitors on the rate of cognitive decline in dementia. BMJ Open. 2013. 3(7): e002881.
40. James PA, Oparil S, Carter BL, PharmD1, et al. 014 Evidence-Based Guideline for the Management of High Blood Pressure in Adults Report From the Panel Members Appointed to the Eighth Joint National Committee (JNC 8). JAMA. 2014;311(5):507-520.
41. Amieva H, Ouvrard C, Giulioli C, Meillon C et al. Self-Reported Hearing Loss, Hearing Aids, and Cognitive Decline in Elderly Adults: A 25-Year Study. J Am Geriatr Soc. 2015 Oct;63(10):2099-104.
42. Uchida Y, Nishita Y, Tange C, Sugiura S.The Longitudinal Impact of Hearing Impairment on Cognition Differs According to Cognitive Domain. Front Aging Neurosci. 2016; 8: 201. Published online 2016 Aug 22.
43. Fritze T, Teipel S, Óvári A, Kilimann I et al. Hearing Impairment Affects Dementia Incidence. An Analysis Based on Longitudinal Health Claims Data in Germany. PLoS One. 2016; 11(7): e0156876.
44. Jefferis JM, Mosimann UP, Clarke MP. Cataract and Cognitive Impairment: A Review of the Literature.Br J Ophthalmol. 2011 Jan; 95(1): 17–23.
45. Roberts RO, Cha RH, Mielke MM, Geda YE et al. Risk and protective factors for cognitive impairment in persons aged 85 years and older. Neurology. 2015 May; 84 (18):1854-1861
46. Andel R, Crowe M, Pedersen NL, Fratiglioni L et al.Physical exercise at midlife and risk of dementia three decades later: a population-based study of Swedish twins. J Gerontol A Biol Sci Med Sci. 2008 Jan;63(1):62-6.
47. Ahlskog JE, Geda YE, Graff-Radford NR, Petersen RC et al. Physical Exercise as a Preventive or Disease-Modifying Treatment of Dementia and Brain Aging. Mayo Clin Proc. 2011 Sep; 86(9): 876–884.
48. Gelber RP, Redline S, Ross SW et al. Associations of brain lesions at autopsy with polysomnography features before death. Neurology. 2015 Jan 20; 84(3): 296–303.
49. Yaffe K, Laffan AM, Harrison SL, et al. Sleep-Disordered Breathing, Hypoxia, and Risk of Mild Cognitive Impairment and Dementia in Older Women. JAMA. 2011;306(6):613-619.
50. Chang WP, Liu ME, Chang WC. Sleep apnea and the risk of dementia: a population-based 5-year follow-up study in Taiwan. PLoS One. 2013 Oct 24;8(10):e78655.
51. Gomm W, von Holt K, Thomé F et al. Regular Benzodiazepine and Z-Substance Use and Risk of Dementia: An Analysis of German Claims Data.J Alzheimers Dis. 2016 Sep 6;54(2):801-8.
52. Billioti de Gage S, Bégaud B, Bazin F et al. Benzodiazepine use and risk of dementia: prospective population based study. BMJ. 2012 Sep 27;345: e6231.
53. Srinivasan V. Melatonin, oxidative stress and neurodegenerative disorders. Ind. J. Exp. Biol. 2002. Vol. 40. No 6. P. 668–679.
54. Cardinalli DP, Brusco L, Liberczuk C, Furio AM. The use of melatonin in Alzheimer’s disease. Neuro Endocrinol Lett. 2002. Vol. 23. Suppl. 1. P. 20–23.
55. Ngandu Т, Lehtisalo J, Solomon A, Levälahti E, et al. A 2 year multidomain intervention of diet, exercise, cognitive training, and vascular risk monitoring versus control to prevent cognitive decline in at-risk elderly people (FINGER): a randomised controlled trial. Lancet. Published online March 12, 2015.
56. Дамулин И.В. Болезнь Альцгеймера и сосудистая деменция. Под ред. Н.Н. Яхно. М 2002.
57. Russ TC, Morling JM. Cholinesterase inhibitors for mild cognitive impairment. Cochrane Database Syst Rev 2012;9:CD009132.
58. Diniz BS, Pinto JA, Gonzaga MCG. To treat or not to treat? A meta-analysis of the use of cholinesterase inhibitors in mild cognitive impairment for delaying progression to Alzheimer’s disease. Eur Arch Psychiatry Clin Neurosci 2009;259:248–56.
59. Russ TC. Cholinesterase Inhibitors Should Not Be Prescribed for Mild Cognitive Impairment. Evid Based Med. 2014;19(3):101
60. Захаров ВВ, Локшина АБ, Стаховская АВ. и др. Опыт применения комбинированного препарата Винпотропил на ранних стадиях дисциркуляторной энцефалопатии. Журнал неврологии и психиатрии им. С.С. Корсакова. 2007. Т. 107. № 9. С. 76–78.
61. Воробьева ОВ, Тамарова ЕС. Эффективность Винпотропила в терапии начальных проявлений цереброваскулярной патологии. Журнал неврологии и психиатрии им. С.С. Корсакова. 2010. Т. 110. № 9.С. 39–42.
62. Захаров ВВ. Применение Винпотропила при дисциркуляторной энцефалопатии с недементными когнитивными нарушениями. Журнал неврологии и психиатрии им. С.С. Корсакова. 2010. Т. 110. № 11. С. 13–16.
63. Захаров ВВ, Локшина АБ. Сосудистые когнитивные нарушения и инсульт. Эффективная фармакотерапия.2016. Т25 №3. С. 14-20.
64. Лагунин АА. Отчет по синергичному действию винпоценина и пирацетама в составе комбинированного препарата Винпотропил (Канонфарма продакшн, Россия).
65. Громова ОА, Торшин ИЮ, Федотова ЛЭ и соавт. МексиВ 6 как результат фортификации этилметилгидроксипиридина сукцината магнием и пиридоксином: протеомные эффекты. Неврология, нейропсихиатрия и психосоматика. 2016;8(4):38–44.
66. Котова ОВ. Дисциркуляторная энцефалопатия: новые возможности комбинированной терапии. Эффективная фармакотерапия. 2013.Т32. №3. С64-70.
67. Tayebati S., Di Tullio M., Tomassoni D., Amenta F. Neuroprotective effect of treatment with galantamine and choline alphoscerate on brain microanatomy in spontaneously hypertensive rats. J Neurol Sci. 2009 15;283(1-2):187-194.
68. Камчатнов ПР, Евзельман МА, Морозова ЮА. Возможности комбинированной терапии пациентов с хроническими расстройствами мозгового кровообращения. Поликлиника. 2017. № 2. С.73-78.

Субъективные и недементные когнитивные нарушения

К.м.н. Старчина Ю.А., д.м.н. Захаров В.В.

Умеренные когнитивные нарушения
В 1997 г. R. Petersen 12 предложил термин и диагностические критерии синдрома УКН (англ. — mild cognitive impairment, MCI). В настоящее время под УКН понимают полиэтиологический синдром нарушения памяти и/или других когнитивных функций, не приводящий к социальной, бытовой или профессиональной дизадаптации. Сам пациент или его окружение предъявляют жалобы на снижение когнитивных функций, а показатели нейропсихологических тестов при синдроме УКН явно отличаются от возрастной нормы. При этом синдром УКН не приводит к существенным ограничениям в повседневной деятельности пациента, хотя освоение новых сложных интеллектуальных навыков может быть затруднительным или невозможным.

Прогрессирование УКН до деменции происходит со скоростью 10-15% за год и 50-70% за пять лет 12. Более быстрое прогрессирование наблюдается у пациентов более старшего возраста, с низким уровнем образования, атрофией гиппокампа и значительным сосудистым поражением головного мозга по данным МРТ, соматической отягощенностью, семейным анамнезом деменции. При адекватной коррекции сосудистых факторов риска течение синдрома УКН может оставаться стабильным в течение многих лет.

СКН, тем не менее, все больше признаются в качестве потенциального показателя самых ранних стадий когнитивного снижения и предиктора возможного прогрессирования до деменции 23. Более того, появляются свидетельства ассоциации СКН с биомаркерами БА и нейровизуализационными маркерами, такими, как атрофия серого вещества 24, гипометаболизм [27] и отложение бета-амилоида 30, в отсутствие объективной когнитивной дисфункции или депрессии. Учитывая исследования, поддерживающие роль СКН в качестве фактора риска развития БА у некоторых людей, были разработаны Диагностические критерии синдрома субъективных КН (Subjective cognitive decline initiative working group-2014):
• жалобы на стойкое ухудшение по сравнению с прошлым умственной работоспособности, возникшее без видимой причины;
• отсутствие отклонений от возрастной нормы по данным когнитивных тестов, используемых для диагностики БА и других дементирующих заболеваний с КН;
• отсутствие связи когнитивных жалоб с установленным диагнозом неврологического или психиатрического заболевания или интоксикацией [18].

Очень важна для пациентов с начальными стадиями КН достаточная продолжительность и хорошее качество сна, так как во время сна происходит консолидация знаний, полученных в течение дня. Нарушения сна (инсомния, апноэ сна, изменения продолжительности сна, фрагментация сна) являются независимыми предикторами развития КН и появляются задолго до их манифестации 49. Апноэ сна вызывает гипоксию структур головного мозга, наиболее чувствителен к которой гиппокамп. Использование традиционных снотворных препаратов ограничено у пациентов с КН; так, например, установлено, что частое применение бензодиазепинов на 20-50% увеличивает риск развития деменции у пациентов старше 60 лет [51,52]. Препаратами выбора в лечении нарушений сна у пациентов с КН могут стать мелатонинергические лекарственные средства. Кроме нормализации сна, обсуждается также потенциальное положительное влияние мелатонина на когнитивные функции [53,54]. Безрецептурным препаратом, облегчающим засыпание и нормализующим структуру сна, является Соннован, содержащий 3 мг мелатонина. Соннован принимается за 30-40 минут до сна, обладает антистрессовым, адаптогенным и анксиолитическим эффектом, не вызывает симптома «сонного похмелья».

Источник

Онлайн портал info.epubbooks.ru

что такое когнитивная регуляция

ОСОБЕННОСТИ КОГНИТИВНОЙ РЕГУЛЯЦИИ ЭМОЦИЙ В ЗАВИСИМОСТИ ОТ УРОВНЯ ВОСПРИНИМАЕМОГО СТРЕССА И ПСИХОЛОГИЧЕСКОЙ АДАПТАЦИИ

Буланова И.С. | АКТУАЛЬНЫЕ НАПРАВЛЕНИЯ ИССЛЕДОВАНИЙ КОГНИТИВНОЙ РЕГУЛЯЦИИ И САМОРЕГУЛЯЦИИ ПОЗНАВАТЕЛЬНОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ

Что такое когнитивная регуляция

Добавить комментарий Отменить ответ

ОСОБЕННОСТИ КОГНИТИВНОЙ РЕГУЛЯЦИИ ЭМОЦИЙ В ЗАВИСИМОСТИ ОТ УРОВНЯ ВОСПРИНИМАЕМОГО СТРЕССА И ПСИХОЛОГИЧЕСКОЙ АДАПТАЦИИ

Буланова И.С. | АКТУАЛЬНЫЕ НАПРАВЛЕНИЯ ИССЛЕДОВАНИЙ КОГНИТИВНОЙ РЕГУЛЯЦИИ И САМОРЕГУЛЯЦИИ ПОЗНАВАТЕЛЬНОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ

Что такое когнитивная регуляция

Вам также понравится

Хоть что то хорошее

Чдд и чсс что это

что такое метрика для ребенка

Добавить комментарий Отменить ответ