что такое каменный пест
Каменные песты со ступой
Пест со ступой – одно из древнейших изобретений человека, известное за 8 000 лет до нашей эры. Используется она для помола зерна и для растирания руды. В нашем музее хранятся каменные песты энеолитического и бронзового века, изготавливались они из твердых пород камня.
Каменные песты широко использовались в бронзовом веке. Вся материальная культура населения бронзового века свидетельствует, что основным занятием в это время было скотоводство в сочетании с мотыжным земледелием.
Земледелие у андроновцев практиковалось в поймах рек, рядом с поселениями. На плодородной и увлажненной почве возделывались поля, возможно, и огороды. Земли обрабатывали при помощи каменных мотыг. Из злаков выращивались просо, пшеница, урожай убирали серпами, зерно перетирали в муку зернотерками, пестами прямоугольной или круглой формы.
В экспозиции музея представлены: каменный пест со ступой, которая была обнаружено в окрестности Степняка в 1938 году и каменные песты из поселения Павловка, 2003 г.
Каменные песты использовались не только в хозяйстве и ремеслах, но и имели ритуальный характер в виде жезла.
Ю.И. Михайлов — Песты и жезлы с зооморфными навершиями: проблемы хронологии и ритуальная символика
Хронология и территория распространения. Подавляющее большинство фигурных жезлов и пестов являются случайными находками, поэтому изначально мнения специалистов относительно времени их бытования разделились. Принципиальное значение получила находка жезла с головой быка (лося?) в разграбленном погребении на р. Тарлашкын (Южная Тува). Жезл был найден совместно с ковшом, выполненным из бедра крупного животного, и бронзовым ножом. По этому ножу М.Х. Манай-оол (1963; 1968) датировал весь комплекс афанасьевской эпохой. Эта точка зрения получила поддержку специалистов (Волков В.В., 1965, с. 6; Новгородова Э.А., 1989, с. 87, 88). Н.В. Леонтьев (1975) указал на другие аналогии для этого ножа и датировал тувинские находки окуневской эпохой. В свою очередь Л.Р. Кызласов, указав на близость тарлашкынского бронзового изделия к кинжалам срубно-андроновского типа, еще ранее об этом упоминала М.Д. Хлобыстина (1970, с. 273), ограничил хронологические рамки интересующего нас комплекса XVI-XIV вв. до н.э. (Кызласов Л.Р., 1979, с. 26; 1986, с. 288). Эти абсолютные даты для тарлашкынского погребения долгое время были практически единственной попыткой более или менее строго определить хронологический горизонт бытования жезлов и пестов с зооморфными скульптурными навершиями. Находка четырех пестов, два из которых оформлены с помощью скульптурных голов животных, совместно с елунинским сосудом в разрушенной могиле из Шипуново-V позволила авторам исследований датировать этот погребальный комплекс XIX-XVII вв. до н.э. (Кирюшин Ю.Ф., Иванов Г.Е., 2001, с. 51).
Если строго подходить к комплексам в разрушенных могилах, то они прежде всего демонстрируют определенный культурный контекст для этой категории изделий в Туве и на Алтае, поскольку время бытования фигурных жезлов-пестов на обширном пространстве от Западной Монголии до Прииртышья может и не совпадать с абсолютными датами погребений. Тем не менее культурный контекст, несомненно, важен для определения реальной хронологии всей серии находок. В связи с этим обратим внимание на отмеченное И.В. Ковтуном (2001, табл. 45.-34, 35) безусловное сходство двух галек, оформленных в виде изображений животных, обнаруженных в тарлашкынском погребении и могильнике Черновая-VIII. Эта параллель может служить дополнительным аргументом в пользу отнесения тувинской находки к окуневской эпохе.
Среди изделий тувинского комплекса уже упоминался ковш, выполненный из бедра животного. В ритуальном контексте его можно сопоставить с деревянным ковшом из захоронения женщины в афанасьевском могильнике Бертек-33 (Горный Алтай). В этом погребении было также обнаружено костяное кольцо с четырьмя выступами (Савинов Д.Г., 1994, с. 47, 48, рис. 29, 34.-2), которое по аналогиям из комплексов катакомбного круга, Синташты и Верхней Алабуги, может быть датировано не ранее чем XVII в. до н.э. (или XVIII в. до н.э. с учетом новой хронологии синташтинских комплексов см. ниже). Предлагаемое сближение ритуальных атрибутов оправдано еще и тем, что в одном из погребений могильника Бертек-33 находился каменный жезл. Предполагается, что подобные изделия из афанасьевских могил типологически предшествуют фигурным жезлам (Савинов Д.Г., 1994, с. 133).
Интересующие нас каменные стержни с головами животных Э. А. Новогородова предпочитает называть пестами. В частности, именно так она определяет две находки из Кобдоского аймака. Одно из этих изделий весьма точно соответствует тарлашкынскому «жезлу», а второе оформлено скульптурным изображением головы барана. По ее мнению, эти находки свидетельствуют о существовании большого этнокультурного массива от Западной Монголии до Южной Сибири в эпоху энеолита (Новгородова Э. А., 1989, с. 87, 88). С учетом этого укажем на каменный пест с навершием в виде головы барана из Эрлитоу (уезд Яньши, провинция Хэнань, Китай). Эрлитоуская культура (согласно Чжан Гуан-чжи, около 1850 — около 1650 гг.) имеет особое значение для эпохи Шан, так как на Эрлитоу обнаружены керамические формы для бронзовых отливок и обломки тиглей. Считается, что культура Эрлитоу наиболее ярко отражает первый этап становления металлургии бронзы в Китае (Кучера С., 1977, с. 105-109, 155, табл. 5, рис. 47-14; 2001, с. 122). Для нас принципиально важен факт находки фигурного песта в комплексе, где зафиксирована развитая металлургическая традиция.
Обратим также внимание на возможные культурные соответствия к западу от предполагаемого ареала распространения фигурных жезлов. Не исключено, что районы Прииртышья не являются самыми западными территориями их бытования. По мнению В. А. Трифонова, в синташтинскую эпоху с востока на запад (от Средней Азии до Прикарпатья) распространяется традиция изготовления каменных пестов с фигурными навершиями, которые были характерны для культовой практики на Среднем Востоке (Иран, Афганистан, Маргиана и Бактрия). Контакты синташтинского и петровского населения с насельниками среднеазиатских оазисов он относит ко времени начала периода Намазга VI или даже к концу Намазга V, ссылаясь на материалы погребения из Зардча-Халифы недалеко от Пянджикента (Трифонов В. А., 1997, с. 94, 95). Среди других вещей в этом погребении были обнаружены дисковидные псалии с монолитными шипами, каменный пест фаллической формы и бронзовая булавка с изображением лошади (Bobomulloev S., 1997, abb. 3). По мнению В.А. Трифонова (1997, с. 96), фигурка на этой булавке сопоставима с изображениями лошадок на ноже из Сейминского могильника, а Е.Е. Кузьмина (2000, с. 17) считает, что стилистически она «несколько напоминает» изображения лошадей из Мыншункура, Сеймы, и упоминает в этом ряду также «навершие из Семипалатинска». Эти сближения представляются важными, если учесть мнение, согласно которому прииртышские жезлы с головами коней входят в круг памятников сейминско-турбинского культурного феномена (Самашев З., Жумабекова Г., 1993, с. 28).
На наш взгляд, булавку из Зардча-Халифы с сейминскими фигурками роднит только то, что в обоих случаях изображены лошади в статичной позе. Иконографически эти изображения безусловно разнятся. Вместе с тем тот факт, что булавка была обнаружена вместе с каменным пестом, безусловно заслуживает внимания. С. Бобомуллоев первоначально соотнес погребальный комплекс с джаркутанским периодом Сапалли и датировал 1700-1500 гг. до н.э., но затем отнес его к 2100-1700 гг. до н.э. (Бобомуллоев С., 1993; Bobomulloev S., 1997). В настоящее время специалисты удревняют не только среднеазиатские, но и синташтинские комплексы (XXI- XVIII вв. до н.э.) на основании калиброванных радиоуглеродных дат. На наш взгляд, все же больше оснований датировать синташтинские комплексы по новой микенской и европейской дендрохронологии периода бронзы А-2 — XVIII-XVII вв. до н.э. (см. Кузьмина Е.Е., 2000). С учетом этого можно предварительно определить время бытования каменных фигурных жезлов на территориях к востоку от Иртыша.
С одной стороны, особый ритуальный статус этой категории находок можно связать с культурными традициями афанасьевского населения, в погребальном обряде которого каменные жезлы и песты использовались весьма широко. С другой — прием скульптурного оформления этих каменных изделий мог отразить влияние культурных традиций Среднего Востока в синташтинский период. Кольцо с четырьмя выступами из могильника Бертек-33 удостоверяет «западные» культурные связи афанасьевцев на этом хронологическом срезе (ср. морфологически сходные украшения в синташтинских комплексах и в могильнике Верхняя Алабуга). Тем не менее в представительной серии афанасьевских жезлов и пестов отсутствуют фигурные, хотя в афанасьевском могильнике Усть-Куюм помимо пестов обнаружено каменное скульптурное изображение головы медведя (Берс Е.М., 1974, с. 25, рис. 6), и, следовательно, наличествовали все слагающие для интересующей нас категории изделий (жезлы с головой медведя найдены преимущественно в Восточной Сибири, но один у оз. Иткуль — Окладников А.П., 1950, рис. 1; Студзицкая С.В., 1969, с. 57, рис. 2.-2). На данный момент это обстоятельство может служить еще одним указанием на то, что распространение фигурных жезлов на территории Алтая связано именно с елунинской культурой, в комплексах которой представлены весьма совершенные бронзовые изделия.
По нашему мнению, изображения коней на бронзовых ножах и скульптурные головки животных на жезлах следует рассматривать как разные проявления единой изобразительной традиции. Исходя из этого фигурные песты следует датировать не предполагаемым временем бытования елунинской культуры (XIX-XVII вв. до н.э.), а хронологическим горизонтом, к которому относятся ножи с зооморфными навершиями из Елунино и Усть-Муты. Последние надежно синхронизированы с сейминско-турбинскими бронзами. Исходный импульс для формирования сейминско-турбинской металлургии датирован XVII в. до н.э. (Черных Е.Н., Кузьминых С.В., 1989, с. 261). Обратим внимание на то, что в шипуновском комплексе представлены песты с головами лошади и барана. Фигурки именно этих животных представлены на кинжалах из каракольского клада (Винник Д.Ф., Кузьмина Е.Е., 1981, с. 48, 49) и однолезвийных, выгнуто¬обушковых кинжалав из Сеймы, Турбино и Ростовки.
Под этим углом зрения еще раз вернемся к находке из Эрлитоу. Согласно серии радиоуглеродных датировок хронологические рамки культуры Эрлитоу определены 1900-1500 гг. до н.э., однако лишь с 1700-1600 гг. до н.э. в ней усматривают следы влияния «северной» традиции изготовления бронзовых изделий (Линь Юнь, 1991, с. 81, 82). Не исключено, что именно XVII- XVI вв. до н.э. и должен датироваться эрлитоуский пест с головой барана.
Уважаемые друзья! Нужна помощь. Помогите определить,что это.
Это не железо,не цвет мет, прессованный исвестняк или камень,не понятно.
Комментарии и обсуждение
Если звенит черметом то горячий камень
имеет две дырочки! одна маленькая с верху, другая большая с низу.
Павел (koppavel), Кинешма писал(а):
Если звенит черметом то горячий камень
ну да это какойто камень но не мать природа его придумала, его кто то и для чего то сделал!)
Дырочки то дырочками, а размеры то кто будет указывать.
у меня такой же звонил в форме сердца
Наверно что-то напутали?
Иван (Рупь), Липецк писал(а):
Наверно что-то напутали?
извиняюсь не на ту кнопочку нажал там2
Может это каменный пест для ступы?
Может это каменный пест для ступы?
По размеру наверно не подходит. Сергей где размер?
Иван (Рупь), Липецк писал(а):
Может это каменный пест для ступы?
По размеру наверно не подходит. Сергей где размер?
Иван (Рупь), Липецк писал(а):
Может это каменный пест для ступы?
По размеру наверно не подходит. Сергей где размер?
Фик его знает,размеров ступ много,от мизерной до трёх ведровых,а то что отверстие внутри,может для помола чего-то,для чего отверстие нужно,может через него воду добавляли,или наоборот какой нибудь сок сливали.
Пётр (shahter), Липецк писал(а):
Иван (Рупь), Липецк писал(а):
Может это каменный пест для ступы?
По размеру наверно не подходит. Сергей где размер?
Фик его знает,размеров ступ много,от мизерной до трёх ведровых,а то что отверстие внутри,может для помола чего-то,для чего отверстие нужно,может через него воду добавляли,или наоборот какой нибудь сок сливали.
Парни вы ччто не с речки что ли и никогда невидали камни с отверстиями. Так наверное кто на волге живет тот меня поддержит. Их сдесб предостаточно.
Арабский обычай утверждает, что необходимо подобный камень привязать на шеи молодых верблюдов, чтобы защитить их от злых духов и дурного глаза.
Интересные верования встречаются в использовании дырявого камня как своего рода «детектора лжи». Чтобы гарантировать, что человек говорил правду, надо было смотреть на говорящего через дырку и тогда было ясно видно – врет человек или говорит правду.
Что такое каменный пест
Фотографии ступ и пестов из музейных экспозиций
Ступы каменные для растирания охры. (Бронзовый век?) Центральный музей Тавриды. Симферополь.
Пестик каменный со следами охры. Камень для растирки охры. 2700-2200 до н.э. Краснодарский историко-археологический музей Фелицина. Краснодар.
16 Миниатюрная ступа. (Античность) Керченский историко-археологический музей. Керчь.
Античная мраморная ступа и пест. Керченский историко-археологический музей. Керчь.
Античная ступа из мрамора. Археологический музей заповедник «Горгиппия». Анапа.
Ступа с пестом для растирания красок (в порах следы красной, синей краски и золотого порошка). Камень. Национальный заповедник «Херсонес Таврический». Севастополь.
Ступа. Бронза X-XII в.в. Ступы. Мрамор IX-XIII в.в. Национальный заповедник «Херсонес Таврический». Севастополь.
Ступа с арабской надписью («Вечная слава»). Бронза XIII в. Малая Азия или Армения. Национальный заповедник «Херсонес Таврический». Севастополь.
Ступа. Бронза. Национальный заповедник «Херсонес Таврический». Севастополь.
Предметы быта российского гарнизона крепости Анапа. 5 Ступка медная. Краеведческий музей. Анапа.
Ступа и пест. Дерево. Этнографический музей. Поселок Лазаревское.
Ступка для приготовления специй. Начало XX в. Этнографический музей. Поселок Лазаревское.
Ступа для приготовления пороха. Первая половина XIX в. Этнографический музей. Поселок Лазаревское.
Ступа. Камень. Пест. Дерево. I-III вв. н.э. Краснодарский историко-археологический музей Фелицина. Краснодар.
Ступа. Камень. Таманский археологический музей. Тамань.
На трассе М-12 в Нижегородской области открыто и исследовано редкое поселение бронзового века
В ходе спасательных археологических раскопок по трассе М12 «Москва–Нижний Новгород–Казань» сотрудниками Волжской экспедиции в юго-восточной части Нижегородской области исследованы поселения эпохи бронзы «Акузово. Поселение 4» и «Акузово. Поселение 6». Это первые масштабные исследования памятников эпохи бронзы в пойме р. Пьяна, которые дали обширный материал и позволили получить новые данные по освоению этой территории в первобытное время.
Поселение «Акузово 4» занимает первую надпойменную террасу правого берега р. Пьяна. Пологий склон мыса, на котором расположено поселение, удален от старицы реки на 200 м и в настоящий момент полностью покрыт молодым сосновым лесом. Общая площадь памятника, которая была установлена в ходе разведок на этапе проектных изысканий, составляет около 9 тыс. кв.м. В ходе спасательных раскопок был исследован участок площадью 5303 кв.м, попадающий в зону будущего строительства автодороги.
Участок «Акузово. Поселение 4» в створе проектируемой автодороги
Институт археологии РАН
В раскопе исследовано три сооружения, два из которых были интерпретированы как остатки жилищ. Они были расположены в юго-восточной части памятника, тяготеющей к старице. До нас дошли основания жилищ в виде подпрямоугольных ям, длинной стороной ориентированных по линии СЗ–ЮВ и заглубленных в материк. Судя по остаткам столбовых ям по периметру, постройки имели столбовую конструкцию стен. Их площадь – 45 кв. м и 52 кв. м, в одном из них в юго-западной части исследован очаг (объект 11).
«Акузово. Поселение 4». Постройка 3 (объект 11) после выборки
Институт археологии РАН
Третье сооружение подпрямоугольной формы (объект 10), отличалось от предыдущих большими размерами – 98 кв. м, ориентировкой по линии С–Ю и отсутствием очага. У входа в жилище зафиксировано кострище, в котором найдены фрагменты глиняной обмазки и единичные находки кальцинированных костей, а внутри у входа обнаружены челюсти животного (козы?). Все эти обстоятельства позволяют предполагать иной характер использования данного сооружения, возможно, связанный с хозяйственной деятельностью или сакральной сферой.
Акузово. Поселение 4. Объект 10. Челюсти животного in situ
Институт археологии РАН
На территории памятника собрана коллекция артефактов, большую часть из которой составляют фрагменты лепной керамики. Керамика изготавливалась из глины с включениями шамота, дресвы и обжигалась на костре. Сосуды были орнаментированы узором «жемчужина», гребенчатым штампом, треугольными вдавлениями с внешней стороны, насечками по краю венчика. Прослеживаются следы от расчёсов (заглаживаний) с внешней и внутренней стороны фрагментов.
Развал сосуда в юго-западной части поселения
Институт археологии РАН
Индивидуальные находки представлены наконечниками стрел, кремневыми скребками округлой формы, каменными пестами и глиняными грузилами. Весь этот материал позволяет отнести памятник к восточному варианту поздняковской культуры и предварительно датировать серединой II тыс. до н.э.
Индивидуальные находки на территории поселения. 1 – глиняное пряслице; 2 – каменный пест
Институт археологии РАН
Второй памятник исследованный экспедицией – поселение Акузово 6, расположенный непосредственно в пойме р. Пьяна. Оно занимало дюнообразное всхолмление между двумя протоками-старицами. Современная площадка памятника всего на 1,5 метра возвышается над урезом воды старицы. Памятник имеет внушительную площадь – 17 500 кв.м, около 9 тыс. кв.м из которой попадает в зону строительства.
Акузово. Поселение 6. Вскрытая площадь памятника. Фото с квадрокоптера
Институт археологии РАН
В ходе работ в раскопе было исследовано 13 сооружений, в расположении которых читается рядность. В юго-восточной части поселения четыре постройки ориентированы длинной остью по линии СЗ–ЮВ и располагались на расстоянии от 2 до 6 м друг от друга, имели площадь от 86 до 98 кв.м. Они частично перекрывали друг друга, что может свидетельствовать об их перестройке. У всех сооружений зафиксированы тамбуры, которые ориентированы на юг и юго-запад в сторону старицы р. Пьяна.
Остальные девять построек были ориентированы по линии СВ–ЮЗ, отличались большей площадью – от 95 до 200 кв.м. – и выходили на северо-восток/северо-запад, в сторону северного старичного русла. Расстояние между этими постройками – от 4 до 10 м.
Вопрос о том, свидетельствует ли данная планиграфическая ситуация о разновременном существовании построек или связана с рельефом пока остается открытым. В дальнейшем, анализ керамической коллекции и радиоуглеродное датирование отобранных образцов позволят в дальнейшем решить эту проблему.
Удалось реконструировать два типа построек.
К первому типу относятся наземные постройки, основание которых было углубленно на 20–25 см в материк. Судя по расположению по периметру столбовых ям, у построек была столбовая конструкция стен. К такому типу относятся четыре сооружения, ориентированные по линии СВ–ЮЗ. В наземных постройках очаги не были прослежены, что может свидетельствовать об их хозяйственном назначении.
Второй тип, к которому относятся десять сооружений различной ориентировки, можно условно назвать полуземлянками – они были врезаны в материк на глубину 40-65 см и также имели столбовую конструкцию стен. Во всех этих постройках прослежены развалы сосудов, различные бытовые орудия и пищевые отходы (кости животных). Этот тип построек следует считать жилыми.
Самая большая постройка (объект 351) исследована в центральной части поселения. Это сооружение прямоугольной формы, размерами 12х17 м, углублено в материк на 50–60 см и длинной остью ориентировано по линии СВ–ЮЗ. Оно также имело столбовую конструкцию стен. У выхода, расположенного в северо-западной части сооружения, в 50 см к северу, расчищены остатки очага и большой хозяйственной ямы, заполненной бытовым мусором – в первую очередь фрагментами битой посуды.