что такое глубинный народ
Эдакая «темная материя» социума, не поддающаяся контролю, статистическому анализу и политической агитации, но имеющая непреодолимую силу «культурной гравитации, которая соединяет нацию и притягивает (придавливает) к земле (к родной земле) элиту, время от времени пытающуюся космополитически воспарить».
Всякие попытки сделать социальный портрет представителя этого «глубинного народа» обречены на провал. Как справедливо заметил в своей статье один из критиков: «…«глубинный народ» Суркова локализовать невозможно. Это не описание какой-то определенной социальной группы, у него нет никаких профессиональных, демографических или локальных характеристик».
Разумеется, ни в таком, ни в каком-либо другом образе глубинный народ найти нельзя. Но то, что в России есть люди, составляющие эту «культурную гравитационную массу», нет сомнений.
В тюркском языке есть такое понятие как «импрам». Оно означает «простой народ». Лишь самые великие ханы и цари удостаивались уважения импрама. Чувство глубинной связи с простым народом, с его надеждами и чаяниями, с его незатейливой, но великой природой – вот что отличает истинного царя. Такая связь, если она есть и ощущается царем и народом, не нуждается в политическом оформлении. Она основана на взаимном доверии, прежде всего, на осознании внутреннего органичного единства.
И в такой схеме нет места для партий, дебатов, политических интриг. Именно это и вызвало столь бурную болезненную реакцию у всех политиков, аналитиков, оппозиционеров, привыкших считать себя главными выразителями народных чаяний. Сурков показал, что вся эта свора народу абсолютно не нужна. А значит, все их надежды подбить народ на бунт становятся напрасными, лишая их шанса дорваться до власти этим путем.
Так вот, вернемся к понятию глубинный народ. Кто это конкретно? Как они выглядят? Чем занимаются? Что их отличает?
Никаких внешних отличительных признаков импрама нет. Это не обязательно крестьянин или рабочий, не обязательно бедный, не обязательно демонстративно религиозный. Я вполне допускаю, что это может быть и ученый, и педагог, и управленец, да кто угодно! Главные отличия – внутри.
Это, прежде всего, внутренняя цельность и самодостаточность, придающая человеку свободный, независимый взгляд, чувство собственного достоинства, независимо от социального уровня, рода деятельности или каких-то внешних регалий. Простота в общении с людьми, ненавязчивость, способность к нормальному, конструктивному диалогу. Способность понимать других людей, видеть за внешними признаками их индивидуальную природную суть.
«Глубинный народ» Владислава Суркова
Сурков в среде нашей властной «верхушки» считается интеллектуалом. Статьи его приятно читать. В последней своей статье он выступает не только как политолог, но и как политический философ (вводя понятие «глубинный народ»), даже как политический философ. Начинает Владислав Юрьевич с того, что в русской истории выделяет 4 периода, связанные с формами государственного управления. Бердяев в русской истории, например, выделял 5 периодов: киевский, ордынский, московский, перебуржский и советский, и надеялся, что будет еще и шестой, новый период. Вот какие периоды выделяет Сурков: 1) период Ивана Третьего (XV–XVII века), 2) период Петра Великого (XVIII–XIX века), 3) период Ленина(ХХ век) и 4) период Путина (XXI век). В каждом из этих периодов государственные модели управления, по Суркову, «сменяя друг друга, ремонтируясь и адаптируясь на ходу, век за веком обеспечивали русскому миру упорное движение вверх».
И это важно осмыслить. Поэтому Сурков и пишет: «Необходимо осознание, осмысление и описание путинской системы властвования и вообще всего комплекса идей и измерений путинизма как идеологии будущего». Описание этого нового периода в русской истории, пишет Сурков, « должно быть исполнено не в стиле двух пропаганд, нашей и не нашей, а на языке, который и российский официоз, и антироссийский официоз воспринимали бы как умеренно еретический». Но для создания такого языка нужен политический мыслитель, умеренно еретический и в то же время умеренно официозный.
Может ли выступить в роли такого политического мыслителя Сурков? Кто знает. В какое-то время на эту роль, кажется, претендовал А.Г. Дугин, но он, видимо, оказался все-таки еретическим более, чем требовалось.
Еще несколько цитат из статьи:
«Глубинного государства в России нет, оно все на виду, зато есть глубинный народ»; «На глянцевой поверхности блистает элита, век за веком активно (надо отдать ей должное) вовлекающая народ в некоторые свои мероприятия – партийные cобрания, войны, выборы, экономические эксперименты. Народ в мероприятиях участвует, но несколько отстраненно, на поверхности не показывается, живя в собственной глубине совсем другой жизнью. Две национальные жизни, поверхностная и глубокая, иногда проживаются в противоположных направлениях, иногда в совпадающих, но никогда не сливаются в одну», «Глубинный народ всегда себе на уме, недосягаемый для социологических опросов, агитации, угроз и других способов прямого изучения и воздействия. Понимание, кто он, что думает и чего хочет, часто приходит внезапно и поздно, и не к тем, кто может что-то сделать»
Достоинство «путинизма»: «Умение слышать и понимать народ, видеть его насквозь, на всю глубину и действовать сообразно – уникальное и главное достоинство государства Путина. Оно адекватно народу, попутно ему, а значит, не подвержено разрушительным перегрузкам от встречных течений истории. Следовательно, оно эффективно и долговечно»; «Современная модель русского государства начинается с доверия и на доверии держится. В этом ее коренное отличие от модели западной, культивирующей недоверие и критику. И в этом ее сила»
ИЛЛ: Илья Глазунов, «Новодевичий монастырь», Холст, масло. 118,5×199. 1999 год.
Нажмите «Подписаться на канал», чтобы читать «Завтра» в ленте «Яндекса»
Русская идея: «глубинный народ» и «явный народ»
Недавно явившийся манифест Константина Богомолова, – да, всколыхнул, возмутил общественное внимание. Однако содержательно – вещь все же довольно вторичная. Если сравнивать с тезисами о «суверенной демократии» и «глубинном народе» у такого мастера в жанре «русской идеи», как Владислав Сурков. Но вот в чем безусловное достоинство манифеста, так это в привлечении взгляда к вопросу, для российского сознания всегда важнейшему: о народной идентичности, которая, по сути, есть вместе с тем идентичность и культурная, и политическая.
Интересно, что вопрос такой поднимается у нас теперь исключительно представителями «властного сектора». По факту. Как-будто оппозиция, и либералы, и левые, – все они о народе уже давно все поняли. А между тем вопрос так вопросом и остается. И ходят вокруг него русские и не только русские умы вот уже сколько столетий. В сущности, вопрос этот и есть магмовое ядро того, что зовется у нас «русской идеей». И в каких-бы универсальных понятиях мы на мир не смотрели, а эта «русская идея» все равно откуда-нибудь да возникнет, – хотя бы и из какой-нибудь подворотни. И всей нашей универсальной стройности представлений конец положит.
Это как в «Записках из подполья» у Достоевского: посреди возведенных идеальных и благоразумных конструкций появится вдруг некий персонаж «с ретроградной и насмешливой физиономией» и предложит: а не столкнуть ли нам, господа, все это благоразумие – к черту? И непременно же сыщутся ему сторонники.
Так получается, что не обойти «русскую идею» стороной никак. Разочароваться в ней можно, разозлиться на нее, – легко; но вот обойти, – это, пожалуй, не выйдет. А если так, – то и стоит ли отдавать ее в полную аренду «государевым людям»? Но вот посмотреть, каким образом они «русскую идею» пристроили, – это пожалуй, стоит.
Как всем известно, в сегодняшней России власть и ее партии представляют себя, а вместе с тем и страну, – как «суверенную демократию». Это такое «интуитивное» единство власти и народа. Особый, уникальный вариант единства, не разменивающийся на подражание международным демократическим стандартам. Концепция «суверенной демократии» в ее отечественном варианте была разработана влиятельным российским идеологом, Владиславом Сурковым в 2005 году. Незадолго до стратегически-определяющего доклада президента Владимира Путина в Мюнхене (2007 г.), когда была озвучена инициатива по расхождению политических путей России и Запада. Позже, в 2019 году, из «суверенной демократии» появляется, как логичное ее продолжение, – концепт «глубинного народа». Авторство так же принадлежит В. Суркову. Этот «глубинный народ» принципиально отличен от народов классических демократий, важнейшие гражданские свойства которых: свободно избирать свою власть, внимательно и критически присматривать за ней и – переизбирать ее. Для «глубинного народа» основная черта – не контролировать, а напротив, всецело доверяться власти. Периодически позволяя вовлекать себя во властные инициативы: партсобрания, войны, голосования или экономические реформы. Но и это вовлечение по сути поверхностно. «Глубинный народ» отстранен от активных исторических ролей в свою внутреннюю, недосягаемую для изучения жизнь, – он всегда «себе на уме» и не желает выходить наружу. Быть деятельным субъектом истории ему не свойственно и не интересно, он доверяет эту роль всецело, – верховному правителю. И здесь раскрывается главная задача, высший сакральный смысл государства «суверенной демократии»: «… содействовать доверительному общению и взаимодействию верховного правителя с гражданами» – как пишет мастер Владислав Сурков.
Сложно не заметить, что установка на «доверительность» народа и власти сопровождается очевидной прогрессией полицейско-силовых практик государства «суверенной демократии». Но возможно, это и есть имманентное свойство «суверенности»? А «государев слуга» в своей бронированной униформе, – возможно, это и есть главный персонаж «глубинного народа», его герой и собирательный образ? Ибо кто еще так безостаточно вверяет власти свою судьбу, да и судьбу всей страны, – как не он?
Если слышишь, как говорят: «глубинный народ», – то самым естественным образом взгляд начинает искать нечто соответствующее понятию «глубины», нечто архаичное, с корнями, с историей. Нечто такое, что напрочь не схоже с окружающим пост-индустриальным пейзажем. И по меньшей мере пара подобных интересных явлений недавно встретилась.
Вот январь 2021 года, город Новосибирск. Метро, как символ мегаполисной цивилизации. Люди приезжают, выходят на нужной станции, – собираются на гражданский митинг. Реализовать свое естественное конституционное право. Но вдруг, перекрывая доступы к выходу из метро наружу, на главный городской проспект, – самая настоящая «стена щитов». Большие прямоугольные металлические щиты, как у древнеримских солдат времен расцвета Империи. Их держат «люди в черном», – шлемы с забралами. Как будто иллюстрация из другой эпохи, странным случаем вброшенная в наш мир. Неспешно идущие, спокойные горожане, киоски с кофе и фаст-фудом, мобильный интернет в смартфонах, и, – стена щитов. Вопрос: кем ощущают себя в этот момент «государевы слуги»? Может быть, действительно легионерами, последним оплотом императора и сената? Или наемными викингами-варягами на службе у византийского басилевса? Или же боевыми спартанцами в несокрушимой фаланге?
Еще картина, – в тех же примерно обстоятельствах. Новосибирск, мирный митинг, люди идут в сторону городского центра по небольшой улочке, – центральный проспект перекрыт «людьми в черном». Но в какой-то момент движение народа замедляется, а потом, разбившись на небольшие потоки, – все начинают поворачивать во дворы ближайших домов, обходя возникшее на пути препятствие. Это препятствие – самая настоящая баррикада-засека, ощетинившаяся ветками и обрубками стволов. Сделана из свежесрубленных по краям улочки кленов и тополей. И полностью улочку преграждает. Выглядит очень добротно, подлинно, по-славянски аутентично. А ведь скорее всего, именно таким вот способом наши древние предки, племена каких-нибудь угличей или кривичей, – тоже ставили на лесных дорогах заслоны от заезжих отрядов хазар, печенегов и прочих лихих людей. Что 2021 год – не вопрос. Наследие предков – это всегда святое.
Так вот являет себя «глубинность». Стены щитов, баррикады-засеки, – в общем, нормальная реконструкция «Повести временных лет». Так значит ли это, что «люди в черном», – это и есть те самые настоящие «глубинные люди»? А вот здесь надо вспомнить слова мастера Владислава Суркова: подлинный «глубинный народ» не выходит наружу, не являет себя вовне, – пусть даже и в самом исконно-державном формате. Главнейшее свойство этого народа – быть «себе на уме», в дольний мир не высовываться. И еще, как уместно добавляет в манифесте своем К. Богомолов, – обладать совершенным терпением. А терпение нужно – для ожидания. Ибо некогда сойдет и на всех нас, россиян, – исцеляющая терапия.
В общем, настоящие «глубинные люди» те, которых меньше всего заметно. Это самые не-явные люди. Они не выходят на митинги и не пишут длинных постов в соцсетях, – хотя комментировать они любят очень. Они не придают значения выборам и своим голосам. Некоторые из них говорят: зачем ходить выбирать, если от нас ничего не зависит? Но это не главный мотив их не-явности. А главное в том, что они искренне не понимают, зачем нужно вообще что-то выбирать, держать позицию, убеждение? Все это для них – лишь поверхность. И она изменчива. Так стоит ли усилий? В них, в «глубинных людях», – будто нашла воплощение известная мудрость Экклезиаста: «и это пройдет». Они будто лишены своей внутренней формы, а потому довольно безразличны и к тому, в каких формах будет пребывать мир окружающий. И очень благодарны всем тем, кто избавляет их от этих странных вопросов, наподобие: в какой форме общества вы хотели бы жить? И особенно благодарны тем властям, которые таких вопросов не задают в принципе. Без приязни они посмотрят на всякого, кто станет их всерьез о чем-то расспрашивать. Ибо длинные ответы они не любят.
И еще: глубинные люди» чрезвычайно скользки для определений. У них почти всегда есть указание на так называемое «второе дно». Первое свое дно они практически всегда готовы небрежно демонстрировать. На первом дне совершенно ничего стоящего и интересного нет, — но это их и не смущает. Ибо они будто намекает тем самым: это все несущественно, неважно; а вот там, дальше, глубже, – там-то и запрятан клад с кощеевой иглой. Но если у кого-то хватает терпения добраться и до этого второго дна, – то там тоже ничего стоящего не обнаруживается. Второе дно есть, а на нем – ничего. И под ним ничего. А «глубинные люди», – они только посмеиваются.
Высшая степень неопределимости, – когда не существует самого предмета, который определяем.
Если мы соглашаемся с тем, как представлена «русская идея» через бренд мастера В. Суркова, – то мы прямо здесь же «русскую идею» и теряем. «Глубинный народ», виртуозно дополненный образом «отцепленного вагона» из манифеста К. Богомолова, – это рассказ про отсутствие. Нет, «глубинные люди», конечно же, существуют, – и они хорошо нам знакомы. Можно сказать, они и создают ту весьма узнаваемую атмосферу, которой заполнена большая часть нашего повседневного, привычного мира. И ощущение от нее действительно очень напоминает то, как если бы мы уже попали в «отцепленный вагон». Но только вот нет за этим никакой идеи. Ни русской, ни какой-то еще.
Если же ищем идею, то обращаться стоит не к народу «глубинному», а, напротив, – к народу «явному». К тем, кто имеет дело с мыслеформами, императивами и образами. Ведь что есть «идея» в прямом своем значении, как не образ, который еще не воплотился в реальность? Обращаться стоит к тем, кто видит смысл в проявлении футурологических гипотез российского бытия; кто требует этих проявлений и задает неудобные вопросы. «Свобода* политзаключенным», «свобода выборов», «справедливый суд», «уважение гражданских прав», – что это для россиян, как не гипотетическая футурология?
Так получается, что все сколько-нибудь заметные российские народные проявления, – они прямо оппозиционны действующему порядку вещей. Так же, как идеальный конструкт оппозиционен привычному реализму. Митинги никогда не собираются за существующую власть, но всегда – против той или иной инициативы власти. «Явный народ» – это народ очевидной оппозиции.
В свое время философ Николай Бердяев создал один из своих главных трудов, – «Русскую идею». А содержанием сделал именно историю протестов, говоря о мятежных раскольниках, Чаадаеве и декабристах, об опальных литераторах, разночинцах-народниках и русских марксистах. Если где и находил философ жизнь «русской идеи», то как раз в оппозиции внутренних образов будущего, – к фактической данности настоящего. За первыми – многоликость народного русского креатива, за второй – государева власть.
В общем, получается довольно парадоксально: «явные люди» живут идеями, которых в реальности еще нет, а «глубинные», «скрытые» люди существуют в реальности, где идеи отсутствуют. Впрочем, так наверное всегда в нашей русской жизни.
lsvsx
lsvsxВсё совершенно иначе!
Истина где-то посередине. Так давайте подгребать к ней не теряя достоинства.
Про глубинный народ, про русских до мозга костей
Знаете, как только я услышал словосочетание «глубинный народ», мне захотелось написать на эту тему. Зацепил меня этот термин, отозвался чем-то родным и знакомым.
Мне, в общем-то, даже всё равно, что именно имел в виду Сурков. Для меня эта фраза наполнена своим, личным смыслом. Возможно эти смыслы совпадают, возможно нет – но это не столь уж важно.
Глубинный народ – это пока даже не термин, это больше на уровне чувств, ощущений.
Чтобы понимать, что такое «глубинный народ», нужно быть русским до мозга костей, до корневых смыслов.
Например, нужно чтобы тебе мама или бабушка в три-четыре года читала русские былины.
Потому что волхвы, которые пришли к Илье Муромцу в тяжкую годину «испить водицы» – это глубинный народ.
И сам Илья, который тридцать лет и три года лежал на печи, а потом пошёл защищать Матушку-Русь – тоже глубинный народ.
А больше всех глубинный народ – это Микула Селянинович, который сильнее всех богатырей (но этого никто, кроме Муромца, понять не может).
Ещё нужно смотреть старый фильм «Александр Невский». Где под музыку Прокофьева «Вставайте люди русские» народ на клич князя выбирается из хижин, землянок, выходит из леса – с дубьём, топорами, рогатинами – и идёт воевать.
Этого никогда не понять такому «русскому», как Клим Жуков, который заявляет «А не нужно было сопротивляться Наполеону, потому что плодами победы воспользовались дворяне». А Прокофьев говорит «На родной Руси не бывать врагу»!
Потому что для Жукова и таких как он, бредящих про «классен кампф убер аллес», Василиса Кожина – это «дура, которая воюет за чужие интересы». А для меня – это глубинный народ.
Потому что для Жукова и таких как он, Родина сводится к «яхте Абрамовича». А для меня – это лозунг РЖД «Россия живёт просторами». Не вместится русская душа во что-то меньше России! Чахнут эмигранты на чужбине, ибо душе их тесно.
Для них «Классовая борьба всегда важнее отражения агрессии иностранного империализма», а для меня понятно, что борьба против империализма (как высшей стадии капитализма) важнее просто классовой борьбы. Потому что архивраг страшнее просто врага.
Для Сёмина «столбики не важны», а для меня «У России нет никаких границ, у России есть только горизонт» Растеряева.
Растеряев – это глубинный народ, а Сёмин, чей папа ставил памятники белочехам – нет. И никогда не будет. Он даже не поймёт, о чём я. Для него я всегда буду «сумасшедшим», а для меня он всегда будет убогим, обделённым, обрезанным (не в иудейском смысле). Верхние чакры у него закрыты, наглухо. Он и сердцем не чует, и тыковкой с космосом не связан. Да и босиком по земле никогда не ходил, чтобы силы набраться (оттого и хилый такой).
Потому что для Жукова и таких как он, Минин и Пожарский – фашисты-солидаристы. А для меня они – глубинный народ.
Тут недавно г-н Сёмин выдал текст про Карбышева. Вот только Карбышев воевал за Россию не только во Второй мировой, но и в Первой.
Как и Жуков (Георгий Константинович, а не однофамильное чмо). И, представьте себе, имел Георгиевские кресты 4-й и 3-й степени от «классово неправильного» царизма.
И оба они 100% воевали бы и за современную Россию. А этих клоунов, которые сегодня пытаются торговать их именами, одновременно заявляя про «два Отечества», оба поставили бы к стенке.
В том числе и потому что у Кости Сёмина, лицемерно на камеру плачущего про (давно снятую) доску Маннергейма, папа поставил в Екатеринбурге памятник белочехам. Белочехам! Который до сих пор стоит, не разбит гневной рукой пламенного борцуна Кости, и почему-то белоказачьего папу идейный сыночек не клеймит в своих телепроповедях.
А потом они говорят «иностранная интервенция не страшна, свои капиталисты хуже».
И почему я, как и весь глубинный народ, при этом испытываю сильнейшее желание выбить им все зубы, чтобы такого больше не говорили?
Может потому, что у меня на подкорке, на уровне генетической памяти записано «захватчик добрым не бывает»?
Может память предков рассказывает мне, как угоняли в Степь захваченных русских рабов?
Может я прекрасно помню русскую девушку с картины Глазунова (и раздавленных брёвнами русских князей)?
Может я помню рассказы своей прабабки, как она всю войну прятала в погребе двух молодых евреек (это же их нужно было ещё и кормить, хотя сами голодали!), а в это время в хате жил немецкий унтер-офицер?
Или может потому, что я всё никак не могу разобраться в архивах, входил концлагерь в Линце, в котором сидела моя бабушка, в ведомство Дахау или всё-таки в Маунтхаузен?
В общем, с точки зрения шестёрок Ходорковского, я неправильный и сумасшедший. Потому что не верю, что добрые захватчики после свержения Путина построят нам коммунизм (что-то я не заметил, чтобы жизнь иракских или афганских пролетариев улучшилась после оккупации), и не готов встречать их цветами.
Всем этим мажорам, детям позднесоветской номенклатуры, никогда не державшими в руках ничего тяжелее микрофона, не понять, почему такие как я (и вообще большинство населения) Они и тогда, когда вокруг была разруха девяностых, себя чувствовали хорошо. А иногда даже лучше, чем сейчас – их номенклатурные предки могли беспрепятственно воровать, а сейчас уже не могут. Поэтому срочно, кровь из носу, им нужна революция! Для поддержания привычного уровня потребления.
Они не ходили на ночные махачи с укронациками. Им никто не угрожал, что будет пытать их семью у них на глазах.
И таких как я, которые никогда не поведутся на «Классовая борьба всегда важнее отражения агрессии иностранного империализма», в России подавляющее большинство. Мы и есть глубинный народ.
Именно поэтому, когда Сурков озвучил этот термин, и началась такая паника среди всех врагов Руси – они не связаны с глубинным народом, не чувствуют его, не понимают и оттого боятся и ненавидят.
Им не понять Гоголя, вложившего в уста умирающего на костре Тараса Бульбы слова «Постойте же, придет время, будет время, узнаете вы, что такое православная русская вера! Уже и теперь чуют дальние и близкие народы: подымается из Русской земли свой царь, и не будет в мире силы, которая бы не покорилась ему!
А уже огонь подымался над костром, захватывал его ноги и разостлался пламенем по дереву… Да разве найдутся на свете такие огни, муки и такая сила, которая бы пересилила русскую силу!»
Но если вы думаете, что «глубинный народ», это что-то древнее, архаичное, то вы ошибаетесь. Они тоже ошибаются.
Они не читали Олега Дивова «Лучший экипаж Солнечной». Там где вернувшийся на Землю флот застаёт Россию после ядерной бомбардировки и думает, что там никого нет. А потом оказывается, что огромное количество русских выжило, выбралось из глубины и уже восстанавливает жизнь заново и даже развивает новые технологии.
Они не читали Максима Жукова «Оборона тупика». Вы говорите, что наш путь тупиковый? Посмотрим, возможно (а может и наоборот). Но это наш тупик, и мы его никому не отдадим!
Глубинному народу важны «столбики» (границы), которые не важны Сёмину. Потому что это Хартланд, потому что это «лебенсраум», потому что каждый километр этой земли полит кровью русских. Каждый!
Глубинному народу есть до всего дело. Он внимательно следит одним глазом, чтобы Курилы не отдали. Потому что там рыба. И чтобы тайгу не выпилили. Даже если он последний хипстер, который никогда в жизни не ходил в поход и не был в лесу. И чтобы китайцы не выпили наш Байкал. Даже если он на Байкале никогда не был и не будет, и воды оттуда не собирается пить. Чтобы было, про запас.
Глубинный народ стоял по колено в крови под Нарвой. Глубинный народ бил таких милых сердцам Жукова и Соколова французов от границы и до Смоленска. Глубинный народ продолжал воевать в горящих танках. И глубинный народ самостоятельно сделал в соседнем дворе мурал с лётчиком Филиповым. Глубинный народ слишком хорошо помнит, какой ценой ему обходится каждый приход «несущих благо» западных цивилизаторов.
Наши люди каждый день воюют и гибнут на Донбассе. И когда какой-нибудь очередной Рудой пишет «было бы лучше, если бы Россия проиграла украинскую игру», то единственное, что мне хочется – это запихнуть ему его слова обратно в глотку. Потому что после такого он мой личный враг, невзирая на свои идеологические убеждения (которых у этой шавки Ходорковского на самом деле нет).
И если я вдруг встречу его где-то вживую – можете сразу вызывать полицию и сажать меня на 15 суток. Ибо не сдержусь.
Вот такой у нас с ними душевный и концептуальный разговор получился. Пусть и дальше считают меня сумасшедшим.
Предупреждая очередные дебильные вопросы «Почему ты не в окопе?». Потому что пехотинец из меня, к сожалению, посредственный. А вот разбираться в экономике и жечь словом я умею. Поэтому руководство меня и приставило к этому делу. Чтобы не забивать гвозди микроскопом.
Знаете, кого Гитлер считал своим главным врагом? Не Черчилля, не Рузвельта и даже не Сталина – Левитана!
А у меня на Донбассе был позывной «Советское Информбюро». Может я и не столь велик, но нервов гадам тоже портил, порчу и продолжу портить порядочно (и не только текстами). Даже если мне и дальше придётся спать по 4-5 часов в сутки, как последние пять лет. Ежедневно. До Победы!