что такое гений места
Genius loci
Genius loci (рус. Гений места (добрый гений, дух-покровитель) ) — латинское крылатое выражение.
Согласно римской мифологии у каждого мужчины существовал свой гений, или дух-хранитель (у женщин эти духи назывались юнонами). У каждого уголка земли, здания и заведения также существовал свой добрый дух или гений. Однако в отличие от человеческого его представляли в виде змеи и называли гением места (лат. genius loci ).
Термин встречается у Вергилия в Энеиде
Замер Эней. А змея, извиваясь лентою длинной,
Между жертвенных чаш и кубков хрупких скользила,
Всех отведала явств и в гробнице снова исчезла,
Не причинивши вреда и алтарь опустевший покинув.
Вновь начинает обряд в честь отца Эней и не знает,
Гений ли места (лат. Genius loci ) ему иль Анхиза прислужник явился [2]
Комментируя эти строки Вергилия, грамматик IV в. н. э. Сервий пишет: «Nullus enim locus sine genio est» (лат. Ибо нет места без гения ). Данную фразу использовал Эдгар По в качестве эпиграфа к рассказу «Остров феи».
Примеры использования и цитирования
Петр Вайль назвал «Genius loci» цикл своих ТВ-передач, в котором рассказывал о чудесных местах в мире.
См. также
Примечания
Полезное
Смотреть что такое «Genius loci» в других словарях:
Genius loci — est une locution latine pouvant être traduite en français par « Esprit du lieu »[1]. L utilisation dans la culture populaire de la locution fait généralement référence à l atmosphère distinctive d un lieu, l « esprit de l… … Wikipédia en Français
Genius loci — Genius Gen ius, n.; pl. E.
genius loci — [jē′nē əs lō′sī΄] n. [L, the (guardian) spirit of a place] the general atmosphere of a place … English World dictionary
Genius loci — Votivstein für I(upiter) O(ptimus) M(aximus) und den Genius Loci von Caius Candidinius Sanctus, Signifer der 30. Legion, für sich und die seinen, (CIL XIII, 8719) Der lateinische Begriff genius loci bedeutet wörtlich übersetzt „der Geist des… … Deutsch Wikipedia
Genius loci — Este artículo o sección necesita referencias que aparezcan en una publicación acreditada, como revistas especializadas, monografías, prensa diaria o páginas de Internet fidedignas. Puedes añadirlas así o avisar … Wikipedia Español
Genius Loci — Der Begriff genius loci (lateinisch: genius = (Schutz )geist, loci = Genitiv Singular von locus = Ort) bezeichnete ursprünglich in der römischen Mythologie den – häufig in Form einer Schlange dargestellten – Schutzgeist oder die Schutzgottheit… … Deutsch Wikipedia
génius lóci — géniusa lóci m (ẹ̄ ọ̑) knjiž. značilnosti, posebnosti kraja: nove hiše v vasi nimajo geniusa loci; genius loci planinske pokrajine … Slovar slovenskega knjižnega jezika
genius loci — gè·nius lò·ci loc.s.m.inv., lat. BU scherz., colloq., chi è molto affezionato a un luogo e promuove iniziative per animarlo e valorizzarlo <
genius loci — noun Etymology: Latin Date: 1605 1. the pervading spirit of a place 2. a tutelary deity of a place … New Collegiate Dictionary
Гений места
 |
| Помпеи. Дом Веттиев. Гений места и лары |
Крылатое выражение genius loci, которое в Древнем Риме означало «дух-покровитель места», чаще всего применялось именно к пейзажу. На фресках домашних святилищ можно видеть две ипостаси этого духа: человеческая фигура, совершающая обряды, и змея, ползущая к алтарю. Змея в античной культуре – символ подземного (нередко и водного) мира. Вылезающее из земных расселин существо воспринималось как древний хозяин обитаемого им места. Римские авторы упоминают о гении места в одном ряду с мифическими существами дикого и домашнего мира: «Затем воздвигни алтарь из дерна и призови Фавнов и Ларов и гениев места к зеленой пище».
Франческо Петрарка, живший в XIV веке, еще до возникновения садовой культуры Ренессанса, рассказывал, что вдохновение, «гений места» посещает его на двух лужайках загородного имения: одна «тенистая, пригодная только для занятий и посвященная нашему богу Аполлону»; другая, заросшая виноградом, расположена посередине реки. Английский поэт XVIII столетия Александр Поуп в «Послании к лорду Берлингтону» упоминает «гений места» как настроение пейзажа, его изначальный характер:
Пусть гений места даст тебе совет;
Тот, кто потока направляет след,
Иль гордый холм поднимет до небес,
Иль обратит в театр уступов дольних срез;
Мелькнет в селе, займет полян широкий вид,
Соединит леса, а краски оттенит;
То разорвет, а то направит линий строй,
Художник рощ твоих, работ твоих герой.
Перевод Б. Соколова
 |
| Богородицк. Вид развалин жилища Эхи. Акварель А. Болотова |
Русский садовод Андрей Тимофеевич Болотов, работая в парке великокняжеского имения Богородицк, облюбовал низину, в которой слышно было сильное эхо. И он решил сделать гением места придуманную им героиню по имени «Эха», украсив «Эхоническую долину»развалинами «жилища Эхи».
 |
| Веймар. Парк Ильм. Алтарь с надписью: Гению сего места |
Иногда садовый гений места принимал зримый облик. В веймарском парке Ильм, устроенном при участии Гете, стоит круглый античный алтарь, обвитый огромной мраморной змеей. Это дух-властитель, поднявшийся из земли и поедающий жертвенный хлебец. О римских обрядах напоминает и надпись на алтаре: «Гению сего места».
 |  |
| Царское Село. Памятник Гению места. Реконструкция 1990-х годов |
Мистическое значение слова «гений» угасло вместе с живым подражанием античной культуре. Воспитанники царскосельского Лицея первого выпуска, продолжая древнюю традицию, поставили в саду плиту с надписью «Гению места». Через много лет ее возобновили, и это вызвало вопросы — на каком основании здесь поставлен памятник Пушкину. «Директор лицея, Броневский, успокоил высшее начальство, объяснив, что к Пушкину памятник не имеет никакого отношения. Доска осталась на месте и при переводе лицея в Петербург была увезена и поставлена там в лицейском саду».
Историю с «гением места» вспомнил Иннокентий Анненский на закладке царскосельского памятника поэту:
 |  |
| Царское Село. Памятник Пушкину. Скульптор Р. Бах. Открытка начала ХХ в. |
Ощущение того, что Пушкин не просто был гением, но и стал «гением» Царского Села в изначальном, античном смысле, выражено и в стихотворении Анненского «Бронзовый поэт». В ночи он превращается в живого и веселого Пушкина-лицеиста.
 |  |
| Архангельское. Памятник Пушкину. Надпись Увижу сей дворец. | Архангельское. Памятник Пушкину. Надпись: Толчков не чувствуешь в волнениях мирских. |
 |
| Архангельское. Памятник Пушкину. Надпись: Ты понял жизни цель. |
Представление о гении места, восходящее к античности, в культуре Нового времени сливалось с представлением о «гении императора», высшем начале, олицетворяющем его особу. В Архангельском память о визите Екатерины II отмечена маленьким храмом, на фронтоне которого написано: «D. EKATERINAE.» – «Божественной Екатерине». Пушкину же здесь посвящен бюст со стихами, написанными им после приезда в имение. В этом парке сошлись две традиции – подражание античному культу императора и духовный символ, «памятник нерукотворный».
От северных оков освобождая мир,
Лишь только на поля, струясь, дохнет зефир,
Лишь только первая позеленеет липа,
К тебе, приветливый потомок Аристиппа,
К тебе явлюся я; увижу сей дворец,
Где циркуль зодчего, палитра и резец
Ученой прихоти твоей повиновались
И вдохновенные в волшебстве состязались.
Ты понял жизни цель: счастливый человек,
Для жизни ты живешь.
А. Пушкин. К вельможе
С пейзажным «гением места» связано и народное почитание святых и магических мест. В течение XIX века возник культ нижегородского озера Светлояр, которое считали местом исчезновения от вражеских глаз легендарного города Китежа. Туда тянулись толпы паломников, которые надеялись во сне увидеть Китеж и приобщиться к его благости.
 |  |
| К. Горбатов. Китеж. 1913 | Озеро Светлояр. Богомолье |
На нашей памяти в России возник культ деревьев, пришедший из восточных стран. Возле увешанного ленточками развесистого дерева в Новом Иерусалиме монахи поместили надпись, взывающую к разуму прихожан. Но почитание этих деревьев – с явным преобладанием подростковых страстей и уклоном в любовную магию – принимает пышные и причудливые формы. Несмотря на охрану и ботаническую ценность, уникальное дерево гинкго в городском саду Таганрога увешано ленточками, а ограда исписана любовными признаниями.
 |  |
| Таганрог. Городской сад. Дерево гинкго | Таганрог. Городской сад. Дерево гинкго и надписи |
 |
| Таганрог. Городской сад. Дерево гинкго. Ограда |
С гением места связана традиция похорон в саду или на красивой видовой точке. Оставаясь в пейзаже навсегда, человек распространяет на него черты своей личности. Посетитель Коктебеля видит с одной стороны залива скалу с подобием профильного портрета Волошина («. И на скале, замкнувшей зыбь залива, // Судьбой и ветрами изваян профиль мой»), с другой – вершину, на которой похоронен поэт.
 |  |
| Вид на Коктебель и Карадаг от могилы Волошина | Таруса. Надгробие Борисова-Мусатова. Скульптор А. Матвеев |
Над излучиной Оки в Тарусе похоронен художник Виктор Борисов-Мусатов. Оба выбрали эти места сами, желая слиться с пейзажем. Вероятно, воспоминания о могиле Мусатова через много лет вызвали у другой тарусской жительницы, Марины Цветаевой, пожелание быть хотя бы условно, в литературной форме быть похороненной неподалеку, на староверческом кладбище.
 |
| Таруса. Мемориальный камень. 1988 |
Я бы хотела лежать на тарусском хлыстовском кладбище, под кустом бузины, в одной из тех могил с серебряным голубем, где растет самая красная и крупная в наших местах земляника. Но если это несбыточно, если не только мне там не лежать, но и кладбища того уж нет, я бы хотела, чтобы на одном из тех холмов, которыми Кирилловны шли к нам в Песочное, а мы к ним в Тарусу, поставили, с тарусской каменоломни, камень:
«Здесь хотела бы лежать Марина Цветаева».
Рассказ «Хлыстовки» был опубликован в 1961 году, и вскоре один из поклонников Цветаевой, киевский студент Семен Островский приехал в Тарусу, чтобы осуществить ее пожелание. Благодаря энтузиазму, которым он сумел заразить начальника каменоломни и рабочих, самодельный камень-памятник был установлен, но вскоре увезен и разбит. Страсти вокруг «самодеятельного камня» отразились в переписке Ариадны Эфрон:
 |  |
| Таруса. Б. Ахмадулина и А. Золотов на открытии памятника Цветаевой 18.10.06 | Таруса. Памятник Цветаевой. Скультор Б. Мессерер. 2006 |
Начинающий поэт Островский писал о скромности возвигаемого памятника: «Я знал, // Не монумент безмерный, // А просто камень должен стать. // Пожизненный, // А не посмертный. // Ведь здесь // Хотела б ты лежать». Через много лет его идея осуществилась руками «хороших скульпторов», но при этом утратила свою романтическую прелесть. На речном откосе, неподалеку от могилы Мусатова, с 1988 года стоит огромный гранитный камень с цветаевской строкой, подавляющий своим размером и блеском. А в центре городка по проекту Бориса Мессерера, супруга поэтессы Беллы Ахмадулиной, воздвигнут памятник Цветаевой высотой в два человеческих роста.
 |  |
| Живерни. Сад Клода Моне | Живерни. Сад Клода Моне |
С представлением о «гении места» связано и восприятие пейзажей, вдохновлявших поэтов, живописцев, философов. Усадьба в Живерни связана не только с картинами, но и с личностью Клода Моне. Такими местами в России стали Пушкинские горы, «лермонтовские» Кисловодск и Тамань, блоковское Шахматово. Андрей Белый находил тончайшие соответствия между пейзажами мест, где рос и становился поэтом Александр Блок, и образами его стихов.
 |
| Шахматово. Пейзаж у храма в Тараканове |
Меня поразило различие пейзажей под Крюковым и под Подсолнечной; один стиль пейзажа до Крюкова: стиль ковровых лугов, очень ровных, пересеченных лесами, всегда белоствольными, с малой неровностью почвы, с обилием деревень; от Поварова до Подсолнечной стиль изменяется: пейзажи становятся резче, красивей и явно дичают; лугов уже меньше; леса отовсюду (теперь их повырубили); больше гатей, оврагов и рытвин; деревни — беднее; их — меньше; уже не Московская, а Тверская губерния; Русью Тверской уже веет (Тверская же Русь — не Московская Русь) — тою Русью, которая подлинная и о которой А. А. так чудесно сказал:
О Русь моя, жена моя, до боли
Мне ясен долгий путь.
Здесь, в окрестностях Шахматова, что-то есть от поэзии Блока; и — даже: быть может, поэзия эта воистину шахматовская, взятая из окрестностей; встали горбины, зубчатые лесом; напружились почвы и врезались зори:
И вдоль вершин зубчатых леса
Засветит брачная заря.
Ты живешь над высокой горой.
Гора та — за рощицей, где бывает закат, куда мчалися искры поэзии Блока.
Андрей Белый. Воспоминания об Александре Блоке
 |  |
| Шахматово. Вид с веранды усадебного дома | Шахматово. Пруд |
Кузьма Петров-Водкин, уроженец волжского городка Хвалынска, получил свои первые «космические» впечатления на холмах, окружающих излучину огромной реки. Пейзаж этот действительно уникален – город окружает цепь из девяти белых холмов, возникших из донных отложений древнего моря.
Планетарные пейзажи были вновь открыты в Хвалынске ценителями творчества художника. И окрестные яблоневые сады воспринимаются теперь как ожившая картина Петрова-Водкина «Полдень».
 |  |
| Хвалынск. Яблоневый сад | К. Петров-Водкин. Полдень. 1917 |
© Борис Соколов, текст и фото, 3.11.07
Genius loci (часть 1)
Genius loci: фигуры, символы этимологии
Genius loci, дух места или дух-хозяин является универсальным концептом, который в той или иной форме мы встречаем практически во всех культурах – от самых простых до самых изощренных и дифференцированных. В римской традиции дух места изображался в виде антропоморфного существа (genius), классическим атрибутом которого был рог изобилия (сornucopia) и фиал, неглубокое блюдо без ручки для ритуальных возлияний (patera). Часто в группу входило изображение змеи, а иногда и алтарь для принесения жертв. Вся группа представляла собой единое целое: момент обряда, жертвоприношения, результатом которого является получение положительного результата – защиты, помощи, приобретения благ.
Латинское слово genius восходит к индоевропейскому корню *ǵenh₁-, что имело значение «рождать», откуда древне-иранское ĵánati, санскритское jī́janat, с тем же значением – рождать, греческое γίγνομαι, становиться. От этой же основы происходит латинское genus, греческое γένος, латинское jánas – все со значением «род», «родство». Отсюда логически вытекает термин gēns – люди, то есть «рожденные». Таким образом, genius означает нечто рожденное, родовое и человеческое. Но именно потому, что речь идет о «родовом», то есть обобщающем цепочку индивидуумов, воспроизводящихся (или производящихся) в контексте одного и того же, рода, антропологический статус такого «человека» иной, нежели в случае индивидуального субъекта. Genius – это обобщающий и обобщенный субъект, включающий в себя живое и мертвое, отдельное и цельное. Поэтому в латинском gēns используется лишь во множественном числе – люди. Отдельный человек homo не является gēns, но находится внутри этой обобщенной субъектности.
Однако в случае формы genius речь идет о единственном числе. Если gēns это множество индивидуумов, принадлежащих к единому роду, то genius – это индивидуум, но не обычный, а тотальный – это множество, ставшее единством, коллектив, обретший свойство отдельной личности. Поэтому антропоморфность духа (genius) следует рассматривать в особой оптике: это не просто отдельный человек, это такой человек, который включает в себя и живое и мертвое, и цельное, и отдельно, то есть это «тотальный человек», своего рода интегральная личность. В обычном языке термин гений (genius), применяется к людям, которые демонстрируют наделенность качествами (прежде всего в искусстве или науке), намного превосходящими обычных индивидуумов. В таких людях проявляется нечто большее, чем отдельный человек – сам обобщенный дух, интегральная личность, включающая в себя целостно и полно те свойства, которые с гораздо меньшей интенсивностью и концентрацией распределены среди обычных людей. Гений в этом смысле это своего рода «всечеловек». Именно так мы должны понимать антропоморфизм в изображении всей группы genius loci.
Этимология второго члена этого выражения locus восходит к индоевропейской *stel-, что дает немецкое Stelle, «место», славянское stьlati, «стелить», греческое στέλλω, «готовить», «расставлять». Латинское locus образовалось от этой индоевропейской основы через древне-италийскую форму stlokos с редукцией начального s. Основная идея индоевропейского корня сводится к выделенности, подготовленности места к чему-то. Locus в данном случае есть пространство как нечто осмысленное и выделенное, как своего рода структура или протоструктура, служащая для того, чтобы либо разместить в ней нечто, либо сама по себе являющаяся неким семантическим – упорядоченным – целым.
Поэтому в выражении genius loci речь идет о конкретном выделенном пространстве, обладающем своей собственной логикой и семантикой, в котором находится (пребывает) особый обобщенный субъект (родовое начало, genius как квинтэссенция gēns).
В целом было бы правильно интерпретировать выражение «genius loci» как нечто цельное, и выводить значение обоих слов, его составляющих, из цельной семантики. Locus становится самими собой в присутствии genius, и обратно – genius обнаруживает себя только в контексте locus; оба понятия поясняют и семантически утверждают друг друга.
Феодализм духов
Римская религия в силу своей политической ориентации и имперского централизма упорядочила (при Императоре Августе) культ genii loci, соотнеся его с различными частями государства и переименовав в genii Augusti, то есть подчинив духов места сакральной воли божественного Императора. Так сам Император становился духом места, а местом же была вся Империя как таковая. Это отождествление религиозного культа с политикой очень важно, поскольку в римском обществе эксплицитно проявлено то политическое измерение, которое в более архаических культурах остается в имплицитном состоянии Так говоря о культе духов-хозяев у народов северо-восточной Евразии (тюрок, шире алтайцев, финно-угров, шире уральцев и палеоазиатов) этнолог Лот-Фальк[1] использовал термин «евразийский феодализм», призванный подчеркнуть что в сознании народов этого пространства вся территория поделена на зоны, каждая из которых имеет своего «господина». В пространстве Северо-Восточной Евразии существовала устойчивая идея о том, что любое пространство (леса, степи, гор, реки, ручья и т.д.) имеет своего «хозяина», то есть природный мир представляет собой феодальную Империю, где каждый феод и все вещи, к нему относящиеся (растения, животные, люди и т.д.) находится в ведении той или иной духовной сущности.
Между духами-хозяевами лесов, долин, гор, рек, болот и т.д. существует своеобразная иерархия, отчасти сходная с феодальным устройством.
Эта дистрибуция территорий между духами осмысляется как система вассальной зависимости – низшие духи зависят от высших. Более того, представление о Господине Неба, Тэнгри, и Господине Преисподней Эрлик-хане, делает всю иерархию дуальной, подобно двум треугольникам – один вершиной вверх, другой вниз. Получается суперпозиция двух Империй духов-хозяев. Тюрко-монгольская предание сообщает о падении Эрлик-хана с Неба, когда духи, последовавшие за ним, падают на землю в то или иное место (лес, дом, реку и т.д.), превращаясь в духов-хозяев Земли и подземного мира. Небесные духи также делят области Неба и воздуха. Любая зона пространства, таким образом, кому-то принадлежит, и этот «кто-то» имеет ее в своей собственности. Аутентичным (собственным – eigen) место становится тогда, когда явлен его собственник, дух-хозяин.
Лот-Фальк обращает внимание на то, что название духа-хозяина в тюркских и монгольских языках а также у черемисов, эвенков и русских, остается принципиально неизменным и так или иначе созвучно с вариациями) монгольскому äjä – бурятское ižin, ižen, iyin, äzän, äcän, äzi, калмыкское edzen, ezen, ezn, манджурское ejen, ezen, ecen, тунгусское eden, ejen, ädian, ežan, древне-тюркское idi, якутское ičči, черемисское iya, oza и т.д. Русское слово «хозяин» по Фасмеру заимствовано из чувашского χоźа, χuźа (хозяин), татарского χоǯа (учитель, хозяин, старец), что снова отсылает нас к тому же корню. Поэтому слово «хозяин» в значении «дух-хозяин», что мы и вкладываем в понятие «эйдетический хозяин», является фундаментальном концептом евразийской ойкумены и внятен самым разным народам, ее населяющим.
Связь с тюркско-монгольским культурным кругом заставляет предполагать кочевую основу этого представления о владении территориями. Это подтверждается также этимологией латинского слова feudum, «феод», земли, даваемые сюзереном своему вассалу. Оно образовано от германского fehu (стадо, овца) и далее от праиндоевропейского *peku- (скот, овца), что явно указывает на скотоводческие истоки самого термина. Как пастух управляет стадом, состоящим из живых существ, так и дух-хозяин управляет живым и подвижным пространством, данным ему в удел его духом-сюзереном.
При возникновении государства или прото-государства происходит подчинение кочевниками оседлых обществ или покорение обществ охотников-собирателей. В этом случае духовный феодализм превращается в обычный феодализм, и аристократический слой воинов-кочевников становится зримым выражением духов-хозяев. Отныне жертвы (дань, налоги) приносятся конкретным людям – элите; элита же распределяет земли и владения. Но в сознании архаических слоев вставшая на место духов-хозяев кочевая элита продолжает быть сакральной, на чем и строится кастовая система, приписывающая высшим кастам духовные и подчас божественные свойства.
Римляне придали этой архаической версии правовое выражение, отождествив «высшее божество» пространства – то есть Империи – с Императором, которому и подчинялись отдельные духи места.
При этом иерархия духов места могла распространяться и на более мелкие деления – на отдельные жилища, находившиеся под покровительством лар (lares) или пенатов (penates). Для лар существовали специальные домовые святилища – lararium. Жрецом этого культа был глава римской семьи (pater familias). Следующим уровнем были «жертвенные лары» (lares compitales), где приносили жертвы несколько домохозяйств, объединенных в соседство (vicus). Алтари, посвященные ларам или духам места обязательно присутствовали в зернохранилищах (horreum). При этом между духами места и более «высокими» божествами существовал своего рода онтологический континуум: римские божества считались духами высокого статуса, которым были подчинены более мелкие духи – так структура духовного мира воспроизводила римский политический порядок.
Эйдетическая Империя
В греческой традиции прямым аналогом было понятие «даймона» (δαίμων), который обозначил низших божеств, также континуально восходящих по иерархии к божествам более высокого порядка, которые назывались собственно «богами» (θεοί).
Nullus enim locus sine genio est[2]
В «Софисте» Платон устами «Чужестранца» дает такое определение существующего
Я утверждаю теперь, что все, обладающее по своей природе способностью либо воздействовать на что-то другое, либо испытывать хоть малейшее воздействие, пусть от чего-то весьма незначительного и только один раз,— все это действительно существует. Я даю такое определение существующего: оно есть не что иное, как способность.[4]
λέγω δὴ τὸ καὶ ὁποιανοῦν τινα κεκτημένον δύναμιν εἴτ᾽ εἰς τὸ ποιεῖν ἕτερον ὁτιοῦν πεφυκὸς εἴτ᾽ εἰς τὸ παθεῖν καὶ σμικρότατον ὑπὸ τοῦ φαυλοτάτου, κἂν εἰ μόνον εἰς ἅπαξ, πᾶν τοῦτο ὄντως εἶναι: τίθεμαι γὰρ ὅρον ὁρίζειν τὰ ὄντα ὡς ἔστιν οὐκ ἄλλο τι πλὴν δύναμις.
Эти тезисы Платон приводит для обоснования позиции сторонников существования идей (то есть самих платоников) в их споре с материалистами, учившими, что существуют только вещи. Этот спор Платон уподобляет гигантомахии, ведущейся между богами и титанами но в сфере философии – это битва за определение того, что является существующим. И для сторонников идей существующим признается то, что представляет собой силу, могущество, а это и есть изначальное значение греческого понятия δύναμις. Сила проявляется не только в действии (ποιεῖν), но и в страдании (παθεῖν). И это Платон всячески подчеркивает. Эта сила и есть то, что присутствует в месте (locus), что и является духом места или его силой. Δαίμων есть δύναμις, но одновременно он и есть сущее (τὰ ὄντα), определение сущего как присутствия. Есть только то, что наделено силой, возможностью действовать или страдать. И поэтому место никогда не бывает пустым (снова Nullus enim locus sine genio est), поскольку такое место было бы полностью лишенным силы, оно не могло бы ни действовать, ни воспринимать действия, а значит, по Платону, его не было бы, оно не было бы «сущим местом». Место делает сущим пребывающий в нем дух, как сила, как присутствие.
Так постепенно концепт genius loci приобретает все более философское и онтологическое содержание.
Концепция κλῆρος
Прокл в первой его части своего «Комментария к «Тимею»[5], рассуждает о сакральной структуре пространства. Прокл задумывается над следующим моментом: почему в некоторых мифах и преданиях рассказывается, что какой-то город дан в удел (κλῆρος), жребий, например, Афине, а затем Афине же был дан другой удел (например, Саис, где, согласно Платону, ее почитали как Изиду), а прежний удел передан какому-то другому богу. Прокл ставит вопрос: как через понятие κλῆρος (удел, жребий) бог соотносится с местом, пространством. Это даёт Проклу основание для развития развитой эйдетической модели осмысления структуры божественности пространства. Все точки пространства, все его места распределены между различными духовными сущностями, даны им в удел. Пространство мира в целом есть непрерывное покрывало из уделов богов и иных высших сущностей. При этом одни места отданы низшим божествам и духам, другие высшим, самые избранные – главным – Олимпийским. Все места распределены по лестнице эйдетической иерархии, уходящей в миры богов и идей.
У неоплатоников тема исхождения, πρόοδος, тесно связывалась с темой возврата, ὲπιστροφή. Место есть предел исхождения (нисхождения), и следовательно, точка, с которой начинается возврат (восхождение). Исхождение, становясь явным, то есть обнаруживая присутствие «эйдетического хозяина», подталкивает к возвращению. В этом есть судьба места, его дестинация, его смысл и его миссия. Вертикальная эйдетическая ось, упирающаяся в место есть тот момент, который это место конституирует. Пробужденность места (κλῆρος) означает его ориентацию на возврат; такое истинное место, экзистирующее аутентично, не просто напоминает о возврате, но приглашает к нему. Неистинное место, напротив, воплощает в себе промедление, откладывание возврата (ὲπιστροφή) и в пределе – препятствие для него. Неаутентично экзистирующее место улавливает, приковывает, замораживает, заставляет окаменеть и каменеет само. Оно ничего не являет, ни о чем не сообщает, не живет и не дает жить. Оно клейко, так как заставляет забыть о возвращении; его «эйдетический хозяин» продолжает излучать могущество исхождения, πρόοδος даже тогда, когда оно логически достигло предела. Это порождает инерцию нисхождения ниже установленной черты, мерой которой и является само наличие места, само место. Но так как ниже пути нет, мощь исхождения вдавливает место само в себя, наделяет его тяжестью, гравитацией, происходящей из творческого выброса Мировым Умом эйдетических лучей из себя самого. Эти лучи охлаждаются и меркнут, достигая линии предела. Не в силах проникнуть ниже этого предела (места), они все же пытаются это сделать, превращая место из точки начала возврата в точку промедления, noch nicht. В этом состоит внутренняя диалектика пространства.
Эта неоплатоническая теория эйдетической географии, в свою очередь, обосновывает экзистенциальный mapрing глубокой философской системой.
[1] Лот-Фальк Е. Понятие собственности и духи–хозяева в Сибири
[2] Servius Maurus. Honoratus Servianorum in Vergili Carmina Commentariorum. Oxford: Editio Harvardiana, 1965.