что такое единая нация
Новое понимание нации
Нация — одно из важнейших понятий современной политологии. Определение «национальный» в сочетаниях типа «национальный интерес», национальный лидер «, «национальная идея» и т.п. не просто закрепилось в нашем лексиконе, но и обрело довольно широкую популярность. Между тем исторически сложившаяся многозначность слова «нация» вызывает определенные трудности восприятия смысла того или иного высказывания или текста, особенно, если это непосредственное общение или полемика. Думается, пришло время переосмыслить лексическое наполнение этого слова и трансформировать его ныне существующие значения в некое новое обобщенное понимание.
Слово «нация» в современном русском языке имеет по меньшей мере три устоявшихся значения, нередко вносящих невольную путаницу в понимание сказанного. Особенно это характерно для многочисленных производных этого слова. При этом нельзя не отметить, что все три значения, по сути, являются основными как в плане общественной значимости, так и в частоте использования.
Если охарактеризовать эти значения и различия между ними предельно коротко и обобщенно, выделяя главный смысл понимания, то выглядеть это будет примерно так:
— племенное или этническое значение;
— гражданское или политическое значение;
— государственное или международное значение.
В условно первом (этно-племенном) значении, восходящем к латинскому natio («племя», «народ»), нация — это «исторически сложившаяся устойчивая общность людей, возникшая на базе общности языка, территории, экономической жизни и психического склада, проявляющегося в общности культуры». (С.И. Ожегов «Словарь русского языка») То есть это то же, что некий конкретный народ, имеющий свое историческое самоназвание, язык и культуру, не привязанные к той или иной государственности.
В качестве синонима именно этого значения слова «нация» в современной научной и политологической сферах все чаще в последнее время используется греческое слово «этнос», также обозначающее понятия «народ», «племя». Это позволяет избегать вышеупомянутой путаницы и разночтения.
Принадлежность каждого отдельного человека к той или иной нации (этносу) в русском языке обозначается словом «национальность» или все чаще употребляемым в последнее время словосочетанием «этническая принадлежность».
Каждая нация в первом (этно-племенном) значении (т.е. этнос) исторически привязана или была когда-либо привязана к той или иной территории. При этом как некий отдельный человек, так и отдельные группы людей той или иной национальности нередко оказываются оторваны от мест своего традиционного проживания, утрачивают свой национальный язык и элементы культуры, но сохраняют при этом свою этническую принадлежность (национальность) благодаря семейственности (истории своего и своей семьи происхождения), общинности (предпочтительным связям с близко живущими людьми той же национальности) или каким-то иным особенностям внешних черт и проявлений.
При этом нельзя не отметить, что слово «национальность», понимаемое как этническая принадлежность, присуще исключительно русскому языку и, соответственно, близкородственным языкам, но отнюдь не общепринятой на Западе языковой и терминологической практике. За пределами России и стран бывшего СССР под национальностью понимают не этническое происхождение человека, а его принадлежность к той или иной стране (государству), то есть к нации в двух других ее значениях: гражданско-политическом и государственно-международном. Там любой гражданин Российской Федерации независимо от его национальности считается русским, гражданин Украины — украинцем и т.п. И наши попытки как-то разделить для самих себя понятия «русский» и «россиянин» подразумевают исключительно внутренний смысловой статус, отражающий появившееся в последнее время стремление лингвистически (т.е. словесно) разграничить понятия «принадлежность к русскому этносу» и «обладание гражданством России». Впрочем, это далеко не так просто осуществить в реальной жизни, как могло бы показаться на первый взгляд. Дело в том, что большая часть нашей общей истории для всех и больших, и малых этносов нынешней России приходится на досоветский период, когда этнические различия подданных российского императора не играли сколь-либо значимой роли. Главным не сословным отличием всех подданных Российской империи официально признавалось лишь вероисповедание. (Кстати, нельзя не отметить историческую мудрость такого подхода.) В результате понятия «российский» и «русский» за прошедшие века проросли друг в друга, стали по сути синонимами и естественным образом сопротивляются подобному смысловому разграничению. Поэтому вполне можно понять позицию противников такого разграничения. Однако нельзя не признать и различий смыслового наполнения слов «русский» и «россиянин». Русский — это типичный этноним, выразитель этно-племенного значения слова «нация». Россиянин же — понятие, выражающее гражданско-политическое значение слова «нация» применительно к России и ее гражданам.
Главным отличием первого (этно-племенного) и второго (гражданско-политического) значения слова «нация» является их смысловая привязка или не привязка к понятию «государство». Первое (этно-племенное) значение оторвано от какой бы то ни было государственности. Нация-этнос не появляется с рождением государства и не исчезает с исчезновением той или иной государственности. Второе (гражданско-политическое) значение, напротив, неразрывно связано именно с государственностью. Гражданская или политическая нация возникает с появлением государства, оформляется, структурируется им и исчезает с его распадом.
Современное определение понятия «нация» в его гражданско-политическом значении выглядит, например, так: «НАЦИЯ — это народ, который создал себе зависящее от него правительство и имеет в своем распоряжении территорию, границы которой более или менее уважаются др. нациями (народ, организованный в государство). Нацию могут образовать несколько народов или части различных народов, напр. Великобритания, Швейцария. См. также Народ. Государство» (Философский энциклопедический словарь, terme.ru). Другими словами, понятие «нация» в его гражданско-политическом значении — это надэтническая и надконфессиональная (надрелигиозная) общность людей, формируемая тем или иным государством. При этом оно, это понимание, безусловно, шире представления о простой совокупности граждан, поскольку подразумевает нахождение в составе такой нации и какой-то части лиц, ограниченных в тех или иных политических правах (дети, лица без гражданства или какие-то иные пораженные в некоторых правах граждане).
В своем третьем, государственно-международном значении под нацией подразумевается любая отдельная страна, любое суверенное государство. При этом, слово «нация» в этом значении несет на себе оттенок безусловной торжественности и возвышенности, используясь, как правило, в названиях международных организаций, таких, как, например, Организация Объединенных Наций.
Все это многообразие смыслов, сошедшихся в одном слове, конечно же, порождает массу неудобств, требуя постоянных оговорок, поясняющих смысл сказанного или написанного, ибо далеко не всегда значение этого слова вытекает из контекста, особенно, если используются его многочисленные производные.
Ну, например, словосочетание «национальная политика». Как его понимать исходя из вышеупомянутых значений слова «нация»? Как политику в сфере межэтнических отношений? Или как политику формирования и развития гражданского общества? Или как государственную политику в той или иной сфере. В принципе, возможно и так, и сяк, только попутно придется расшифровывать, пояснять то или иное понимание, дабы избежать разночтений. А это не всегда получается, особенно в запале устных дискуссий. В итоге — досадное недопонимание озвученных позиций. Другой пример — слово «национализм». Наше традиционное его понимание носит ярко выраженный негативный оттенок, подразумевающий идеологию и политику разжигания межнациональной (в смысле межэтнической) вражды. С другой стороны, все чаще и чаще его начинают употреблять для обозначения политики укрепления нации (в смысле страны, государства) и защиты ее национальных (в этом же смысле) интересов. Так, например, В.В. Путина на Западе нередко называют националистом именно в этом естественном для них значении, да и сам он публично представляет себя «самым правильным, самым настоящим националистом», как это было на последнем (2018 г.) собрании Валдайского клуба. В отличие, кстати, от «пещерного национализма, дурацкого и придурочного» (продолжение путинской цитаты).
Еще один забавно-курьезный пример: словосочетание «национальное государство». В последнее время оно постоянно звучит с наших телевизионных экранов из уст самых разных экспертов. Понимается под ним, как правило, государство моноэтническое, гражданское общество которого практически полностью состоит из представителей какой-либо одной нации (этноса). Но, исходя из тождественности третьего значения слова «нация» понятию «государство», можно перефразировать это словосочетание в национальную нацию, что, естественно, выглядит как масло масляное.
Можно ли как-то улучшить, упорядочить эту ситуацию? Я думаю, да, но об этом чуть позже. А пока нельзя не упомянуть об еще одном значении слова «нация», появившемся и более-менее закрепившемся в нашем языке совсем недавно, в постсоветский период, а потому не вошедшем пока ни в какие толковые словари.
2. Новое понимание нации
Новейшая история России обогатила нашу лексику множеством неологизмов, среди которых немало относящихся и к нашей теме. Это такие, как национальная идея, национальный интерес, национальный проект, национальное достояние, национальный лидер и т.п.
Очевидно, что здесь определение «национальный» подразумевает несколько иной смысл, нежели обозначенный в приведенных выше значениях слова «нация». Я бы даже отметил, что это принципиально иной обобщенный смысл, вбирающий в себя все три перечисленные выше значения, объединенных в единое комплексное понятие, обретающее, тем самым, некое новое качество.
Нация в этом понимании — безусловно, надэтническое понятие, но не отрицающее этничность как таковую, а подразумевающее равноправную совокупность всех (любых) этносов (национальностей) в рамках данного конкретного государства. Нация в этом высшем понимании не подразумевает преимуществ какого-либо одного этноса (национальности) перед всеми остальными этносами, существующими на данной территории, фактически упраздняя или политически обесценивая представление о так называемой «титульной нации».
В нации в этом новом понимании основной государственный язык является (или должен являться) языком межэтнического (межнационального) общения. Если же исторически так сложилось, что язык государствообразующего этноса («титульной нации») уступил функцию языка межэтнического общения какому-либо другому языку, например, русскому, как это оказалось на постсоветской Украине, то вполне естественно, что именно русский язык должен был бы стать основным государственным языком этой страны. При этом, разумеется, и украинский язык также должен был быть возведен в статус государственного, как язык номинально (формально) государствообразующего этноса. То есть если бы нынешняя Украина представляла собой нормальную современную, а не «пещерную» нацию с соответственно пещерными националистами во главе государства, то основным государственным языком в ней должен был бы быть именно русский язык и уже только потом — украинский, как дань названию государствообразующего этноса и названию этого новообразованного (всего-то 27 лет назад) независимого государства. Но, разумеется, качественно это было бы совсем иное, нежели сегодня государство (нация).
Нация в этом новом понимании, — безусловно, надконфессиональное да и вообще надрелигиозное и надидеологическое понятие, равноправно объединяющее всех граждан данного государства, независимо от их вероисповедания, конфессии или какого-либо политико-идеологического мировосприятия.
Нация в этом новом понимании, — безусловно, надобщественное и надгосударственное понятие, ибо подразумевает не только все общество данного государства в целом, включающее в себя и так называемый «простой народ», и разного рода элиты; не только государственные институты и правящую страной властную политическую элиту, но и такое понятие, как исторически сложившийся социум. Это последнее, крайне важное политологическое и культурное понятие, вбирает в себя и природно-географическое, и цивилизационно-культурное, и все материально-ценностное пространство того или иного государства, как некий единый комплекс.
Таким образом, это новое понимание нации представляет собой складывающееся на наших глазах некое совершенно новое политологическое и массово-общественное понятие, вбирающее в себя и гражданское общество, и правящую властную элиту, и действующие государственные институты, и исторически сложившийся социум.
Именно в этом новом понимании слова «нация» должны восприниматься, да и воспринимаются уже естественно-стихийным образом такие понятия, как «национальное достояние», «национальные интересы», «национальный лидер » «национальная идея» и т.д. и т.п.
3. Неизбежные следствия
Появление новых понятий и пониманий — это естественный процесс постоянной эволюции общественного сознания, отражающего те или иные изменения окружающей нас среды (социума). Процесс этот происходит исподволь, незаметно, по своей внутренней логике соотносящейся с так называемым здравым смыслом. Понимая это, можно предположить, что утверждение в общественном сознании нового понимания слова «нация», повлечет за собой целый ряд весьма значимых последствий.
В языковой (лингвистической) сфере, скорее всего, произойдет постепенное освобождение слова «нация» от его изначальной этно-племенной смысловой нагрузки, подразумевающей какой-либо конкретный народ в отрыве его от какой бы то ни было государственности. Это первое, пока еще сохраняющееся значение слова «нация» постепенно все чаще и чаще будет обозначаться словом «этнос». В результате именно за ним закрепится окончательно представление о народе как о некоей исторической общности людей, имеющих свой особый язык, культурные традиции, историческую родину, самоназвание, а иногда и какие-то чисто внешние черты или особенности без привязки всего этого к какой-либо государственности. А использование сокращения «этно-» со значением «этнический» в качестве составляющей разнообразных сложных слов дает поистине неограниченные возможности для обозначения широчайшего спектра общественных явлений, чего невозможно было осуществить, используя слово «нация». Так, например, исчезнет необходимость использовать такие откровенные вульгаризмы, как приведенные выше в высказываниях Путина: «пещерный национализм», «дурацкий национализм», «придурочный национализм». Всю эту негативную смысловую нагрузку естественным образом могли бы взять на себя такие четко выверенные политологические понятия, как: «этнонетерпимость», «этнорадикализм», «этноэкстремизм», «этнотерроризм» и т.п. Вместо двусмысленного понятия «национальность» войдут в обиход такие однозначные понятия, как «этническая принадлежность» и «национальная (гражданско-государственная) принадлежность». Именно только это второе значение и должно в будущем закрепиться за словом «национальность».
Аналогичным образом должно произойти размежевание таких принципиально разных понятий, как «этническая политика» и «национальная политика». Появятся такие новые однозначно понимаемые понятия, как «этноконсолидация», «политика этносохранения», «бытовая этнонеприязнь» или «политическая этнофобия». Вместо политологического термина «национальное государство» будет использоваться выражение «моноэтническое государство», ну и так далее.
Второй сферой, в которой неизбежно появление весьма существенных следствий нового понимания нации, как цивилизационного феномена в изложенном выше комплексном понимании, является, конечно же, политология. Причем речь здесь может и должна идти и о так называемой политологии текущего момента, и об исторической политологии, занимающейся исследованием политических мотиваций тех или иных событий и социальных явлений прошлых эпох.
Что здесь особенно существенно? Прежде всего постепенное утверждение понимания о необходимости отказа от разделения нации на народ и власть. Нация в этом новом понимании есть единое целое, включающее в себя и весь народ, независимо от этнической, религиозной, сословной или политической принадлежности каждого отдельного человека, и властную элиту, и все государственные и общественные институты, и цивилизационно-культурный социум. Соответственно, любое национальное достижение, любая победа — это общая победа и народа, и элиты, и власти, как бы кому эта власть была бы не по нутру. Равно, как и любая беда, любое поражение — это общая беда (просчет, вина) и власти, и элиты, и народа — как бы кому ни хотелось сделать кого-то одного козлом отпущения.
Да, разумеется, существуют ситуации, когда народ и власть встают в жесткую оппозицию друг другу. Такая оппозиция неминуемо ведет и к расколу элит, и к расколу общества нации. Это состояние внутринационального раскола, национального кризиса, разрывающего нацию на отдельные, как правило, враждебные друг другу части. Но и в этом случае национального самораспада вряд ли правомочно рассуждать о разделении интересов, устремлений и, соответственно, ответственности власти и народа. Так, например, что ни говори, а в распаде СССР в 1991 году поучаствовали все: и власть в так называемых союзных республиках, и живущий в них народ. Многим, очень многим тогда, и мне в том числе, казалось, что порознь нам будет и лучше, и проще.
Все это должно повлечь за собой крайне важное переосмысление нашим обществом и нашей истории, и современной политики, и стратегии нашего будущего развития.
На этом, думается, тему нового понимания нации пока можно закончить. Не лишним, конечно же, было бы подробно остановиться на ряде сопутствующих тем — например, на проблеме так называемой национальной идеи, но это, согласитесь, все-таки отдельный разговор.
Национальное единство: что это такое?
12:12, 1 ноября 2013
Народное единство это:
1) когда русские должны показать свою сплоченность перед лицом национальных, религиозных и глобалистских угроз;
2) это когда все национальности должны сплотиться и стать единым народом – россиянами;
3) это когда все граждане объединены общей национальной идеей;
4) это когда все поддерживают единого национального лидер а (вождя всех народов);
5) другое
«4В»: А как сделать, чтобы народ проникся национальной идеей?
«4В»: Как у нас сейчас обстоит дело с народным единством?
«4В»: А как вы относитесь к самому термину «народное единство»?
«4В»: Что нужно делать для достижения этого единства?
— Нужно прислушиваться к мнению народа для начала, убрать политических заключенных, не преследовать инакомыслие, даже если вам не нравится иная точка зрения, иногда, может быть, даже прислушаться, либо встретиться и аргументировано обсудить. У нас сегодня ничего из этого не делается, страна не имеет никакого отношения к демократии и единству.
«4В»: Вы говорите о смене режима.
— Конечно, у нас абсолютно тоталитарный режим. Говорят о Сталине, я в то время не жила, но вижу, что сейчас творится. У Сталина были репрессии, но он еще строил великое государство, а нынешний диктатор уничтожает государство.
«4В»: А как же национальная идея?
— Ее нет, просто нет. Даже когда говорят, что мы поддерживаем план Путина до 2020 года, никто не видел этот план, даже он о нем не знает.
— Да хватит вам, чего вы людей смешите?! Кто его поддерживает?
«4В»: Рейтинги в Интернете это показывают.
— Интернет тоже организовывается, у нас если почитать троллей, то вообще все в шоколаде. Но когда выходишь на улицу, то думаешь, что эти люди, наверное, не выходят из Интернета. Он не может быть национальным лидер ом, потому что он не проводит честных выборов. Потому что, если бы хоть раз честные выборы провели, он никогда не победил бы в первом туре. А человек боится честных выборов.
«4В»: Вы сейчас привели пример войн, а в мирное время, чтобы могло нас объединить?
«4В»: Есть ли у нас сейчас в обществе народное единство, как вы считаете?
— Я думаю, да. В нашей стране и в нашем городе много здоровых сил. Я получаю уведомления о проведении массовых акций на территории города, и если раньше это были исключительно политические мероприятия, то сейчас люди хотят помогать друг другу. Когда жительница Волжского района заявила, что они хотят благоустроить дикий пляж под мостом, мне было очень радостно. Вот это настоящее гражданское общество! Вот оно самосознание народа! А потом ко мне обратились девушки, которые хотят помогать детям, оставшимся без попечения родителей. Этим детям элементарно не хватает тактильных ощущений, их надо тискать, обнимать, гладить по голове для того, чтобы они нормально развивались. Девушки спросили у меня, где в Саратове можно помогать детям. Мне было очень приятно.
«4В»: Что нужно сделать, чтобы мы осознали, что являемся единым народом?
«4В»: Как вы думаете, мы движемся в верном направлении?
— Я думаю, что в верном.
«4В»: И мы станем россиянами?
— Станем, деваться некуда. Иначе рассыплемся просто. Вот сейчас говорят: давайте отделим Кавказ. Отделим, потом другие республики, и что останется? Москва, Саратов и все? Россия всегда доказывала, что в случае каких-либо сложностей она умела мобилизовываться и всем миром противостоять внешним врагам.
Я не знаю, что такое народное единство. Я вообще никогда в жизни про это не слышал. Вернее слышать-то слышал, но никогда не видел. Я думаю, что это разводка. Главное, чтобы национальное государство было сильным, могло сопротивляться различным угрозам, чтобы у этого государства были перспективы, чтобы у наших детей были перспективы. Причем чтобы за нас никто не решал, а мы сами решали, как нам жить, куда нам газ девать. Чтобы нас никто не грабил, чтобы нас не лошили. Чтобы нас не заставляли выбирать из пенсионных фондов, которые нас потом ограбят.
СМИ: Закон о единой нации сменит название из-за «неподготовленности» общества
В рабочей группе по подготовке законопроекта поясняют, что такое понятие, как единая нация, может встретить трудности в восприятии.
Фото: © РИА Новости/Илья Питалев
Законопроект о российской нации, который разрабатывается в настоящее время, может получить другое название, пишет «Коммерсант» со ссылкой на главу рабочей группы по подготовке концепции документа академика РАН Валерия Тишкова.
Прежнее название — «О единстве российской нации и управлении межэтническими отношениями» — может быть заменено на название «Об основах государственной национальной политики», и, по словам, Тишкова,
«так спокойнее». Общество, пояснил он, «не очень подготовлено к восприятию такого понятия, как единая нация, объединяющая все национальности».
— Учитывая, что и президент предложил переложить стратегию госнацполитики на язык закона, мы решили изменить его название, — рассказал академик.
В новой концепции законопроекта, который планируется представить через месяц, будут рассмотрены понятийный аппарат, механизм разграничения полномочий между федеральной, региональными и местными властями, система мониторинга этноконфессиональных отношений в субъектах России.
Тишков сообщил, что авторы документа также проработают вопрос государственной политики по отношению к малым и коренным народам и коснутся аспектов этнологической экспертизы законопроектов. Специальный раздел, скорее всего, будет отведён российской нации.
Кто мы — толпа или единая нация?
Сергей Ачильдиев
Что способно помочь нам ощутить себя единой нацией на просторах огромной страны, от Камчатки до Калининграда? Неформальные институты. Но для этого они должны стать неотъемлемым образом нашей жизни.
Сегодня уже редко вспоминают про духовные скрепы, о которых ещё лет пять назад нам вещали с утра до ночи из каждого утюга. Какие уж тут духовные скрепы, если, по словам вице-премьера Татьяны Голиковой, 18,5 миллиона россиян считаются бедными! Это официально, а неофициально — раза в два больше. Какая уж тут духовность и что она способна скрепить, если не знаешь, как прокормить детей и себя?
Давным-давно — в 1970-е и 1980-е годы — одной из надёжных скреп служил телевизор. Народ всей семьёй прилипал к экрану, когда показывали фигурное катание, эстрадные концерты, «Голубой огонёк», отечественные фильмы… А уж когда крутили «Щит и меч», «Семнадцать мгновений весны», «На всю оставшуюся жизнь», «Место встречи изменить нельзя», — улицы городов и посёлков пустели, и милицейское начальство радостно потирало руки, потому что кривая преступности падала почти до нуля.
Но теперь телевизор мало кого объединяет. Он изменил всем лучшим заветам! Взамен пушкинского «чувства добрые я лирой пробуждал», телеящик своими программами пробуждает самое низменное — ненависть и злобу к врагам, которые почему-то плодятся, как кролики, подлое любопытство к интимной жизни прошлых и нынешних кумиров, ложную уверенность в том, будто сила человека не в его уме и таланте, а в кулаке и пистолете…
Телевидение тужится изо всех сил и всё равно с каждым годом всё больше проигрывает интернету, где каждый находит контент по своему вкусу, от ржачных анекдотов до «Мозгократии». Только за прошлый год, в сравнении с предыдущим, российская телеаудитория, по данным компании Mediascope, сократилась на 7,4 процента. Но интернет, если и научился объединять людей, то выборочно, по группам. Во всяком случае, пока.
Недалеко ушла от ТВ и культура. В последние десятилетия она ещё больше уступила свою власть над умами и душами массовой культуре. А массовая культура и массовое искусство подменяют искренность и глубину чувств дешёвыми суррогатами — поделками и подделками. Истинные культура и искусство адресованы личности, а массовые — толпе.
Ещё, конечно, есть русский язык. Единое средство общения на бескрайних просторах 11 часовых поясов Евразии. Но относимся мы к нашему языку далеко не лучшим образом. Большинство, включая даже тех, кто в силу своей профессии вроде бы должен быть культурным человеком, не знают и не любят свой язык — в устной речи страдают косноязычием и убогим словарным запасом, читают, путаясь в элементарном смысле простых слов, пишут с дикими ошибками…
По сути, единственная скрепа российской нации — Победа в Великой Отечественной войне. Именно так: не столько сама война, сколько Победа.
Дело в том, что за те неполные четыре года погибло 26 миллионов 600 тысяч человек. Это — опять-таки — официальные данные, некоторые историки называют куда большие числа. И если вникать, почему для победы потребовалась такая высокая жертвенность, быстро выяснится: чудовищные потери Красной армии (только пленных — 5,7 миллиона солдат и командиров) — это в значительной степени результат преступной политики высшего руководства страны перед войной и в 1941–1942 годах.
…А теперь вспомните вчерашний день. Улыбнулся ли вам вчера хоть кто-нибудь — на улице, в общественном транспорте, в магазине? А вы им? Просто так. Ну хотя бы ради того, чтобы вы могли себе сказать: «Какой мы улыбчивый, открытый народ!». И насколько приветливы были с вами ваши начальники, коллеги, и вы с ними?
А ещё: как вы считаете, в трудную минуту незнакомые люди на улице поспешат вам на помощь или станут снимать вас на видео? И как вы поведёте себя в аналогичной ситуации? Ну, и последний вопрос: честно ли выполняют медики свою клятву Гиппократа, а полицейские — свою клятву «Служим закону, служим народу»?
Почему-то мне кажется, что почти на все эти вопросы вы вряд ли ответите утвердительно.
Учёные, изучающие состояние нашего общества, говорят и пишут о его атомизации, об отсутствии у нас гражданской солидарности. Другими словами, речь о нашей социальной разобщённости. О том, что мы живём каждый сам по себе, сам за себя, а многие ещё и против других.
На днях в общественном туалете крупного бизнес-центра я увидел объявление, приклеенное к стене над унитазом: «Пожалуйста, не забудьте спустить после себя воду. Спасибо!». Этот листок бумаги формата А4 не только напоминает нам об элементарном бытовом правиле, которому всех нас учила мама, когда мы пересели с горшка на унитаз. Он напоминает нам о том, что надо думать о других, и тогда каждому из нас станет жить лучше и во всех отношениях приятнее, ведь другие тоже станут думать о нас.
Если не все, а хотя бы большинство из нас осознает эту не хитрую мысль, возникнет одно из проявлений той самой социальной солидарности — неформальный институт.
В культурно развитом обществе таких институтов много. От правил дресс-кода, сопровождающих вас повсюду, куда бы вы ни пошли, до правил абсолютной честности (к примеру, в Таллине 1950-х годов потерянный на улице кошелёк с деньгами клали рядом на видное место, и он там лежал, пока его не забирал хозяин). Эти институты, собственно, и превращают толпу в нацию.
Кто-нибудь наверняка скажет: я хочу быть свободным, и мне ни к чему ваши институты, которые везде и всюду вяжут меня по рукам и ногам своими требованиями! Что ж, вспомните хотя бы библейские Десять заповедей. Они накладывали на верующего ещё более суровые требования. Но именно соблюдение этих требований делало человека свободнее. Он знал: теперь, чем больше людей будут выполнять Божьи заповеди, тем больше я могу быть спокоен за себя и свою семью — нас не убьют, не обворуют, не произнесут против меня ложного свидетельства…
Но пока у нас неформальных институтов мало и социальной солидарности — тоже. У нас пока беспредел — слово, встречающееся не менее часто, чем само явление.