что такое декарбонизация в экологии

Обратная сторона декарбонизации

Тренд на декарбонизацию, или простыми словами отказ от сжигания ископаемого топлива и углеводородов ради сокращения выбросов CO2 в атмосферу, набирает популярность. Термин взяли на вооружение не только экологи, но и чиновники всех рангов, пытающиеся «не отставать от трендов». И те и другие так увлеклись продвижением модной идеи, что мало кто спешит разобраться: действительно ли отказ от углеводородов принесет нужный эффект?

Скрытые цели

Проблема глобального потепления действительно существует, ее уже нельзя не признать, отмечает директор Института проблем глобализации Михаил Делягин. «Но гораздо большая проблема, что во всех публичных проявлениях ее касающихся, она крайне вульгаризирована (до «гретинизма»), политизирована и монетезирована. Прежде всего это касается т. н. «климатического перехода», провозглашенного ЕС и активно поддержанного новой администрацией США», – говорит эксперт.

На климат напрямую влияет выброс парниковых газов. Стремления экологов, политиков и чиновников вполне прозрачны: избежать глобальной катастрофы. А вот дальше начинается самое интересное: под прикрытием заботы об экологии начинается манипулирование сознанием общественности, лобби различных групп влияния и монетизация темы.

Парижское соглашение об изменении климата, регулирующее меры по снижению содержания углекислого газа в атмосфере с 2020 года, подразумевает ограничение роста температуры выше 1,5 градусов Цельсия до 2050 года.

«Заявленные программой «климатические цели» недостижимы. Ни по срокам, ни по технологическим ограничениям, которые на сегодняшний день являются непреодолимыми, ни по финансовым ограничениям», – отмечает Делягин. По его данным, на достижение ограничения потепления потребуется 50 трлн долларов, которые можно найти разве что запустив дополнительную эмиссию.

Электромобиль с «двойным дном»

Одна из ключевых лоббистских тем, которая уже сейчас активно продвигается под прикрытием декарбонизации – электромобили. Однако при детальном изучении становится понятно, что массовый переход на этот вид транспорта не улучшит, а только ухудшит ключевые экологические показатели.

«Наиболее контрастную картину абсурда демонстрирует электромобилизационная телега, которая очевидным образом пытается бежать впереди лошади «декарбонизации», – говорит Делягин.

По данным агентства Блумберг, из-за перехода на электродвигатели спрос на никель, алюминий и железо к 2030 году вырастет в 13–14 раз. На литий, графит и другие элементы, необходимые для электрических аккумуляторов, – в 9–10 раз. Таким образом, добыча сырья, от которой в перспективе планировалось уходить ради сохранения экологии, только возрастет.

При массовом переходе на электромобили резко возрастет потребление электроэнергии. По данным из открытых источников, в Англии это порядка 10 %. А за счет чего будет осуществляться увеличение ее производства? Не стоит думать, что это будет исключительно «зеленая» и безопасная энергия. Эксперты говорят об увеличении генерации традиционной энергетики (то есть углеводородной). Согласитесь, выглядит абсурдно: увеличивать потребление углеводородов под лозунгом декарбонизации и отказа от них.

«Это при, мягко говоря, нерешенной проблеме утилизации всего, что связано с аккумуляторами, при необходимости огромных мощностей хранения для «зеленой энергии» и т. д. На сегодняшний момент вся зеленая энергетика субсидируется и требует, как показал уже имеющийся негативный опыт, дублирования. И ту и другую функцию сегодня выполняет традиционная энергетика. Что колоссальным образом увеличивает нагрузку на углеводородную генерацию и с точки достижения целей декарбонизации является абсурдом», – подчеркивает ученый.

В чем реальная цель декарбонизации

Получается, что реальность, которая стоит за лозунгами о декарбонизации, вообще никаким образом не коррелирует с заявленными экологическими целями. Напомним, главная экологическая задача для всего мира – остановить глобальное потепление и выбросы в атмосферу парниковых газов. То, что сейчас нам преподносят в рамках пакета мер по декарбонизации, выполняет эту задачу ровно наоборот.

«В нынешнем виде программы ускоренной декарбонизации выглядят, с одной стороны, расистскими, а с другой, совершенно бессмысленными с точки зрения заявленных целей. Никакой связи с реальными климатическими и экологическими проблемами эти программы не имеют», – делает выводы эксперт.

Так почему идея стала столь популярна? Ответ прост: она превратилась в действенный политический и финансовый инструмент, который ловко используют как отдельные экологи-активисты, так и целые корпорации.

«В самой простой и очищенной от деталей логике это выглядит так: мир делится на «чистых» и «нечистых». Запад объявляет себя белым и пушистым (точнее, пушисто-зеленым). А остальное человечество в разной степени – чумазым. И чумазые должны заплатить «чистым» за свою чумазость. Точнее даже произвести для «чистых» необходимую им «грязную» энергию и ресурсы и заплатить за это огромные штрафы, предоставляющие возможность «чистым» быть «чистыми». «Чумазые», в случае их лояльности, смогут поторговаться о степени чумазости и сроках наступления неизбежной расплаты за нее. Досадно, но похоже, мы – Россия в своей «климатической» повестке вступили именно на этот путь», – делает вывод ученый.

Реальных механизмов нет

Но если уйти в сторону от политики, лоббирования и манипулирования общественным мнением, что остается? Есть ли реальные технологии, которые позволятдобиться поставленной цели и прогресса в экологических вопросах? Увы, но пока ни одно государство не завило о существовании технологий, которые помогли бы достичь заявленных климатических целей. И речь не только об экономической эффективности, но и вообще о реально применимых механизмах.

Еще одна важная проблема, о которой нельзя забывать при решении любой задачи, в том числе экологической, – вопрос цены. 50 трлн долларов надо откуда-то взять. Просто напечатать нужную часть денег уже не получится ни у одного государства: в условиях нынешней чувствительности мировых финансовых рынков это приведет к моментальному обвалу или неконтролируемой инфляции.

Однако есть свет в конце туннеля. Помочь в решении глобальных задач может Россия. «У России, так уж исторически сложилось, есть уникальные ресурсы и природные предпосылки стать спасителем человечества от климатической катастрофы. Мы и на сегодня являемся нетто поглотителем углеродной эмиссии. Для этого необходимы действительно прорывные исследования факторов влияния на климат, эффективные и экономически не абсурдные вложения в сокращение и предотвращение наиболее опасных для климатического равновесия выбросов. И прекращение бессмысленной и беспрецедентной травли традиционной энергетики, единственной способной дать человечеству необходимый ресурс управления климатом», – подчеркивает Делягин, добавляя, что если Запад хочет выжить, то он должен России помочь и за это заплатить.

Кто будет отстаивать интересы России

Однако пока что складывается ощущение, что у многих представителей российской власти ум затуманен декарбонизацией. И это не дает им реально взглянуть на ситуацию и встать на защиту интересов российской индустрии на международном уровне.

«Вызывает некоторое недоумение, что люди, назначенные отвечать за защиту интересов России на этом важнейшем направлении, разделяют вышесказанное целепологание. При всем уважении Анатолий Борисович Чубайс, по факту, никак не является представителем России в международных организациях, включая климатические. Скорее его можно считать спецпредставителем некоторых «международных» организаций в России. Что также полезно при правильном понимании функционала… Главное следить за руками», – заключил эксперт.

Фото: ФедералПресс / Елена Ельцова

Источник

Как очистить воздух в стране и не платить Европе карбоновый налог

Трансграничный европейский карбоновый налог

Подлинной причиной появления углеродной повестки в риторике политиков развитых государств по всему миру является желание заставить бизнес вкладывать средства в модернизацию производства. Условный Apple должен не хранить триллион долларов в банке, а инвестировать его в экономику. Почему бизнес не вкладывает деньги в экологизацию производства без принуждения со стороны государства? Дело в том, что крупнейшие производственные концерны во многих технологических аспектах практически достигли совершенства. Бизнес создает продукцию нужного качества с оптимальным приемлемым уровнем доходности, и, соответственно, расходы на мероприятия по повышению энергоэффективности производства лишь увеличат себестоимость и окупаться не будут. Однако при кажущемся экономическом балансе это ведет к стагнации мировой экономики, что не выгодно ни США и Европе, ни России.

Декарбонизация — сокращение объема выбросов (углеродного следа) при производстве продукции — стала тем самым логичным поводом заставить собственников модернизировать заводы. Глобальное потепление, вызванное увеличением выбросов СО₂, усилиями политиков и СМИ превратилось в мировое социальное зло, на борьбу с которым благословляют и рьяные экологи, и умеренные чиновники, и простые граждане, напуганные прогнозами апокалиптических природных катастроф.

Как ни парадоксально, новые требования в стратегической перспективе — это большой плюс, так как модернизация экономики стимулирует появление новых рабочих мест, новых технологий и логистики, новой добавочной стоимости. Деньги теряют статус главной религии капитализма. Теперь во главе угла стоит декарбонизация. Это и доход как результат снижения «зеленой» налоговой повинности, и влияние — компаниям с минимальными показателями эмиссии СО₂ открываются новые рынки, и престиж — статус «эко» повышает котировки предприятий с маркером ESG на финансовых биржах.

Следствие этой политики — появление у ЕС официального повода защитить своих внутренних производителей от конкуренции со стороны России, Китая, Индии и других стран, где добываются ресурсы и себестоимость их переработки ниже. Европа нашла универсальный язык для сторонников Греты Тунберг и ее противников — язык денег.

Оценка объемов и сроки введения нового трансграничного карбонового налога разнятся: оптимисты говорят о «закручивании зеленых гаек» с 2028 года, пессимисты готовятся к убыткам уже с 2022 года. Аудиторская компания KPMG считает, что по «усредненной» модели ежегодная углеродная повинность стартует в России в 2025 году.

Если говорить о влиянии карбонового налога на жизнь обычных людей, то он является экономической угрозой прежде всего для населения стран-экспортеров, то есть для нас с вами. Конечно, когда-то в будущем страна будет пожинать плоды экономического роста за счет инвестиций компаний, деятельность которых направлена на модернизацию. Но сначала нас ждет очередной кризис. Ведь сегодня деньги в казну поступают по большей части из средств от экспортной деятельности. Если экспортная выручка сократится, о чем прямо говорит совладелец «Лукойла» Леонид Федун, это затронет возможность государства обслуживать бюджет. Деньги придется брать из других источников — например, переложив по новой традиции бремя налога на граждан. Поэтому выражение «люди — это новая нефть» близко к правде.

Может ли Россия выиграть в этой войне? Если сидеть сложа руки, то не поможет ничего. Но, к счастью, у России есть мощный научный потенциал. Необходимо сделать оптимальный выбор между безоговорочной уплатой налога и сумасшедшими тратами на технологии улавливания СО₂. Прогрессивность и эффективность решений российских ученых признаны коллегами во всем мире. Прошлым летом инновационный метод в сфере энергоэффективности стал призером международной конференции PRES’20. Его суть заключается в устранении первопричины эмиссии углекислого газа, то есть в сокращении объема сжигаемого топлива любого типа. Осталось дождаться, когда инновационным изобретением наших ученых заинтересуются отечественная промышленность и российские чиновники, ответственные за разработку программ по энергосбережению и достижению углеродной нейтральности.

Энергоэффективность как ключевой фактор экономического развития

За сложным понятием кроется простой смысл: энергоэффективность — это показатель «выгоды» от использования сжигаемого топлива. Один завод тратит на производство единицы продукции тонну топлива, а другой — две тонны. Выходит, завод №1 обладает энергоэффективностью на 100% больше, чем завод №2. От количества сжигаемого топлива напрямую зависит и уровень выбросов, поэтому повышение энергоэффективности — первый союзник в снижении карбонового следа.

В выигрыше не только экология. Энергоэффективное предприятие тратит банально меньше денег на то же самое топливо, а оборудование такого завода менее подвержено износу. Это и является ключевым фактором экономического развития не только отраслевых предприятий, но и всей экономики.

Все способы повышения энергоэффективности сводятся к трем инструментам. Первый — замена оборудования по позиции: предприятие оснащается установками, имеющими больший КПД. Чем дороже оборудование может позволить себе предприятие, тем ниже будут показатели энергопотребления, но рентабельность решения из-за затрат на переоснащение сводится к нулю. Второй инструмент — перестройка технологической схемы. Спроектировать оптимальную архитектуру в этом случае помогают высокие технологии, и лидер ом здесь по праву считается немецкая компания SAP. Такое решение дает предприятию больше плюсов, нежели замена оборудования, но все еще ведет к значительным издержкам. Также бизнесу важно не только внедрять технологии, но и получать видимый эффект. Здесь на помощь приходит компания Solomon с их «квартилями», рейтинговой системой НПЗ, ранжирующей заводы в зависимости от достигнутых показателей энергоэффективности. Метод пользуется популярностью в США и Европе. Третий путь — поиск и устранение уязвимостей в текущей схеме теплоэнергообмена без замены установок. Российские ученые соединили теорию и практику в цифровой экосистеме ANSELM. Специальное ПО в удаленном режиме находит «пробоины в работе», после чего софт с точностью 95% оценивает потери на каждом производственном участке, предлагая решения по устранению проблем. У российской науки все еще не так много «точек конкуренции» с Западом, и энергоэффективность, пожалуй, из тех редких направлений, где продукт отечественных ученых котируется наравне с достижениями иностранных коллег.

Можно ли достичь нулевых выбросов в масштабах мира

Желаемую стратегию развития человеческой цивилизации определяют Цели устойчивого развития ООН, принятые под занавес 2015 года. Согласно документу, одна из приоритетных задач для мирового сообщества — устранение вредного воздействия выбросов углерода, то есть восстановление баланса на планете и возвращение к прежнему состоянию, преобладающему полтора века назад.

Дискуссию о полном прекращении выбросов и возвращении к истокам оставим теоретикам, нас интересует понятие «нулевые выбросы». Что это? Технически все просто: это когда предприятие выбрасывает некий объем углекислого газа и одновременно этот же объем улавливает и перерабатывает. Карбоновый след в таком случае будет равняться нулю. И если климатическая нейтральность в определении ООН едва ли достижима, то нейтральность в такой интерпретации — реализуемая цель в масштабах не только одного предприятия, но и России в целом.

Итак, стоимость улавливания СО₂ обойдется промышленнику в 150$ за тонну. Уловить весь объем углекислого газа даже для небольшого завода значит потратить миллионы или даже миллиарды рублей. Самое время вспомнить об энергоэффективности: если сократить саму эмиссию СО₂ до минимально возможного уровня, то и затраты на «ловлю» пойдут вниз. Союз технологий «ловли» и энергоэффективности — эффективный рецепт «нулевой эмиссии».

Фото: Unsplash

Карбоновые фермы

Чтобы рассказать о технологиях улавливания СО₂, придется вернуться к школьным урокам биологии. Фотосинтез является фронтменом таких технологий: растения поглощают углекислый газ, фактически впитывая в себя карбоновый след предприятий. На этом принципе построена идея карбоновых ферм, и теоретически любой лесной массив мог бы получить подобный статус, если бы не пара «но».

Первое связано с тем, что при гибели лесного массива в атмосферу выделяется тот же объем углекислого газа, который поглощался деревьями на протяжении десятков лет их жизни. Второе — это нормативно-правовой аспект. Да, деревья поглощают выбросы, но как компания сможет «присвоить» себе это поглощение, если лес и завод — два совершенно разных актива?

Решением этих вопросов занимаются современные «карбоновые фермеры». Их главная задача состоит в разработке фитокомплексов из генетически модифицированных растений, способных поглощать больше углекислого газа, нежели обычные леса, устойчивых к огню и живущих десятилетиями. При этом важна система сертификации, которую признает государство, чтобы фитомассив на законных основаниях «ловил» СО₂ именно в копилку конкретного завода.

Сколько карбоновых ферм нужно, чтобы защитить Россию от санкций, пока точно никто не знает. Прежде всего потому, что нет универсальных методик оценки уровня улавливания углекислого газа. Считается, что леса в Европе поглощают в четыре раза больше СО₂, чем леса в России, по крайней мере на бумаге. Сейчас ученые пытаются просчитать приблизительную площадь карбоновых ферм, необходимую для достижения углеродной нейтральности. По нашим пессимистическим прогнозам, для этого может потребоваться выделение до 1% текущих лесных насаждений всей территории страны. Это оглушительная цифра. Это больше площади Бельгии. Российская компания Ctrl2go уже создала первый научный карбоновый полигон в Калужской области и разрабатывает технологию дистанционного измерения секвестрации углерода.

Декарбонизация в России в ближайшей перспективе

Больше текстов об экологии и обществе — в нашем телеграм-канале «Проект “Сноб” — Общество». Присоединяйтесь

Источник

Декарбонизация: отраслевые риски и возможности

К 2059 году Европа планирует полностью отказаться от углеродной энергетики. Но за производство продуктов с углеродным следом компании вынуждены платить налог уже сегодня. Какие меры необходимо предпринять, чтобы международные инициативы в области углеродного регулирования стали стимулом технологического развития и экономического роста?

Конец прошлого столетия ознаменовался существенными политическими и макроэкономическими трансформациями, одним из результатов которых стал глобальный пересмотр рисков и угроз, стоящих перед человечеством. В частности, на передний план вышли риски и угрозы, связанные с воздействием человеческой деятельности на окружающую среду в глобальном масштабе и, в первую очередь, на климат. Ключевая роль диоксида углерода и других парниковых газов в формировании «парникового эффекта» была установлена еще в конце XIX века шведским химиком Сванте Аррениусом. Влияние антропогенных выбросов парниковых газов на климатическую систему планеты было определено и математически смоделировано в 1960-70х годах, в том числе, благодаря работам выдающегося советского климатолога Михаила Ивановича Будыко, а с 1991 года стало предметом систематического анализа Межправительственной группы экспертов по изменению климата.

Накопление и анализ научных знаний о влиянии антропогенных выбросов парниковых газов на климатическую систему планеты позволил установить, что объем эмиссий парниковых газов в ходе промышленной революции составил более 40%, что обеспечило в 2019 году рекордное содержание диоксида углерода в атмосфере на уровне 409 ppm и привело к увеличению средней температуры поверхности Земли в 2020 на 0.98ᵒС по сравнению со средней температурой XX века, а по сравнению с доиндустриальным периодом температура увеличилась на 1.2ᵒС.

Дальнейшее развитие научных знаний в области климатических изменений к середине 1990-х годов определило необходимость принятия комплексных политических решений, направленных на обеспечение низкоуглеродного развития. Ключевое направление сокращения выбросов парниковых газов – ограничение использования ископаемого топлива, которое в настоящее время поставляет в атмосферу 37 млрд. т СО₂-экв. или 2/3 от общего объема антропогенных выбросов парниковых газов. Дальнейшее сохранение текущих темпов роста выбросов парниковых газов, связанных со сжиганием ископаемого топлива в энергетических целях, приведет к росту средней глобальной температуры к концу ХХI столетия на 4-5ᵒС, что будет губительно для большинства существующих экосистем.

Основополагающим документом, координирующим усилия международного сообщества по борьбе с причинами и последствиями глобальных климатических изменений, является Рамочная Конвенция об изменении климата ООН, вступившая в силу в 1994 году. Данный документ постулирует приоритетную ответственность экономически развитых стран за антропогенные эмиссии парниковых газов. Принятое на 22й конференции сторон РКИК ООН Парижское соглашение определяет три ключевых направления декарбонизации: (1) митигация – предотвращение глобальных климатических изменений путем сокращения выбросов и увеличения поглощений парниковых газов; (2) адаптация – предотвращение негативных последствий климатических изменений путем повышения устойчивости сообществ к факторам климатических изменений; (3) перераспределение глобальных финансовых потоков для поддержки мер по адаптации и митигации.

Бизнес играет ключевую роль в реализации данных инициатив, так как, во-первых, осуществляет операционный контроль большинства источников антропогенных эмиссий парниковых газов и владеет инструментами и методами их снижения; во-вторых, бизнес испытывает непосредственное влияние рисков, связанных с изменением климата, которые выражаются в самом широком спектре неблагоприятных явлений – от таяния многолетней мерзлоты и увеличения частоты опасных погодных явлений до формирования климатоориентированных запросов основных заинтересованных сторон – поставщиков, инвесторов, потребителей и регуляторов.

Инструменты регулирования выбросов парниковых газов достаточно разнообразны, однако их можно условно свести к трем группам: (1) ограничительные инструменты – налоги, пошлины, квоты, штрафы и др; (2) инструменты поддержки – субсидии, налоговые льготы, облигации; (3) рыночные инструменты – добровольные локальные или международные системы торговли выбросами.

Одной из недавних инициатив, выдвинутых Европейским Союзом в области регулирования выбросов парниковых газов, стало введение механизма трансграничной углеродной корректировки (СВАМ- Carbon Boarder Adjustment Mechanism).

Цель по достижению углеродной нейтральности ЕС к 2050 была анонсирована главой Еврокомиссии Урсулой фон дер Ляйен в сентябре 2019 года. Этому событию предшествовало принятие соответствующих обязательств рядом стран EC, а также утверждение в ноябре 2018 года стратегии перехода к углеродно-нейтральной экономике. Очевидно, что амбициозные задачи декарбонизации оказывают негативное влияние на европейских производителей наиболее углеродоемких отраслей – энергетики, металлургии, химической, нефтеперерабатывающей, и ряда других. Увеличение регуляторной нагрузки, и, в частности сокращение объема бесплатных квот на выбросы парниковых газов приводит к перемещению углеродоемких производств из ЕС в страны, где регулирование отсутствует или не столь значимо. По сравнению с 2003 годом, по данным World Steel Association, внутреннее производство чугуна и металлопроката в ЕС сократилось на 20% и 9% соответственно, при этом импорт чугуна за тот же период увеличился вдвое, а импорт металлопроката возрос на 18%. Аналогичная ситуация наблюдается в производстве алюминия и в ряде других отраслей. Этот негативный для экономики процесс получил название «утечки углерода».

С точки зрения глобальных целей декарбонизации, установленных Парижским соглашением, «утечка углерода» фактически сводит к нулю эффект углеродного регулирования, так как объем нетто-эмиссий парниковых газов и может возрастать из-за использования в релокированном производстве менее эффективных процессов и технологий, а также за счет дополнительных транспортных эмиссий. Для снижения этих эффектов в ЕС действует специальная директива[i], определяющая перечень отраслей, предприятия которых получают бесплатные квоты на выбросы. Основной смысл механизма трансграничной углеродной корректировки в рамках общеевропейского проекта «Green Deal» («Зеленая сделка») заключается в установлении дополнительной финансовой нагрузки для углеродоемкого импорта, которые должны уровнять условия для внутренних производителей и экспортеров и, таким образом, минимизировать риск «утечки углерода» в условиях постепенного сокращения объема бесплатных квот. Таким образом СВАМ является средством защиты интересов европейских производителей в условиях реализации амбициозной климатической стратегии.

Дополнительные средства, привлекаемые в рамках СВАМ, по оценкам Еврокомиссии, составляют от €5 млрд до €14 млрд. Они могут быть использованы для дополнительного стимулирования и поддержки низкоуглеродных технологий в период выхода из рецессии, связанной с пандемией.

Таким образом, основными предпосылками для введения СВАМ являются:

1 Защита интересов европейских производителей путем обеспечения равенства условий для экспортеров и внутренних европейских производителей в условиях планомерного сокращения выдачи бесплатных углеродных квот в европейской системе торговли квотами на выбросы парниковых газов (ЕU ETS) c 80% в 2013 году до 30% в 2020 году и планируемого в 2030 году полного прекращения выдачи бесплатных квот, а также с учетом значительного роста цен на углеродные единицы в EU ETS до €43 в апреле 2021 года.

2 Стимулирование экспортеров к снижению углеродоемкости продукции.

3 Необходимость поддержки низкоуглеродных технологий и возобновляемых источников энергии (ВИЭ) в период выхода из рецессии.

СВАМ может быть реализован в различных сценариях, которые в настоящее время активно обсуждаются с экспертным сообществом, в том числе:

• введение пошлины на импорт отдельных углеродоемких продуктов (его размер будет зависеть от стоимости выбросов СО₂ в рамках EU ETS);

• распространение действия европейской системы торговли квотами на импортные товары – в этом случае зарубежным производителям либо придется приобретать квоты, либо специально для них будет отведено определенное количество квот.

• создание дополнительного пула квот для импортеров с обязанностью приобретения их в объеме эквивалентном выбросам совокупным выбросам при производстве экспортируемой продукции.

Законодательной базой СВАМ должен стать европейский закон о климате, который планируется к принятию в 2021 году. По мнению авторов законопроекта, введение СВАМ соответствует п. 2 ст. II Генерального соглашения по тарифам и торговле (ГАТТ 1947), которое разрешает введение пошлин на ввоз любого товара, эквивалентных внутреннему налогу. Также в соответствии со статьей 20 ГАТТ, возможно применение мер, «относящихся к консервации истощаемых природных ресурсов, если подобные меры проводятся одновременно с ограничением внутреннего производства или потребления».

В то же время СВАМ может входить в противоречие со статьей 3 п.5 Рамочной конвенции ООН об изменении климата (РКИК ООН), которая не допускает использования мер по борьбе с изменением климата для ограничения международной торговли и п. 1 ст. 11 ГАТТ 1947, который запрещает введение протекционистских тарифов, дискриминацию ввозимых товаров, а также иные скрытые ограничения международной торговли.

Существенную неопределенность представляет собой методический подход к определению параметров СВАМ в части (1) охвата источников эмиссии, (2) определения факторов эмиссии, (3) наличия/отсутствия бесплатных квот, (4) возможности компенсирования углеродоемкости путем реализации проектов, направленных на сокращение выбросов или увеличение поглощения парниковых газов. В виде схемы варианты СВАМ представлены на рис. 2.

Несмотря на методические сложности 10 марта 2021 года Европейский парламент принял резолюцию, в которой высказал следующее ключевые позиции:

— СВАМ должен покрывать весь импорт продукции и товаров, подпадающих под действие EU ETS, в том числе в случае их использования в промежуточных или конечных продуктах;

— к 2023 году СВАМ должен охватить энергетический сектор и энергоемкие промышленные сектора, такие как: цементный, металлургический (сталь, алюминий), нефтепереработка, целлюлозно-бумажный, стекольный, химический (в том числе удобрения);

— СВАМ должен охватывать как прямые, так и косвенные выбросы парниковых газов;

— СВАМ должен обеспечивать возможность экспортеру доказать, что объем эмиссий парниковых газов, связанный с производством импортируемых в ЕС продуктов, ниже общемировых значений.

Инициатива по введению СВАМ в ЕС вызывает серьезные опасения в части влияния на российский бизнес, так как доля Евросоюза в совокупном экспорте РФ составляет 46% в стоимостном выражении и наибольшую часть экспорта составляют углеродоемкие товары: нефть, природный газ (в том числе сжиженный), цветные металлы (алюминий, никель, медь) и изделия из них, продукция черной металлургии (окатыши, полуфабрикаты и прокат), нефтехимии, минеральные удобрения (азотные и калийные), электроэнергия и другие.

Риски, связанные с введением СВАМ, имеют отраслевую специфику, которая определяется (1) углеродоемкостью продукции, (2) включением данной категории продукции в область регулирования. С учетом данных факторов КПМГ был проведен сценарный анализ дополнительной финансовой нагрузки, которой может подвергаться российский экспорт в страны ЕС при введении СВАМ. В сценариях также учитывали изменение доли регулируемого экспорта и прогнозную среднюю ставку налогообложения, соответствующую ожидаемой стоимости квот в EU ETS с учетом фактической доли платных квот. Базовый сценарий, обнародованный еврокомиссией, предполагает включение восьми групп продуктов, среди которых для России наибольшее значение имеют продукты черной металлургии, нефтехимии, нефтепереработки, а также алюминий. Расширенный сценарий включает возможность распространения инициативы на медь и никель. Результаты анализа представлены на рис. 4.

По результатам анализа среднегодовая дополнительная нагрузка в базовом сценарии составит 3.7 млрд Евро/год. При расширении области применения СВАМ она увеличится до 3.9 млрд Евро/год.

Сокращение связанной с введением СВАМ дополнительной финансовой нагрузки на российский экспорт может быть достигнуто при условии активного участия РФ в международном переговорном процессе. Его целью должна быть реализация наиболее благоприятного механизма введения СВАМ, учитывающего возможности компенсации углеродоемкости экспортной продукции (в том числе за счет реализации лесо-климатических проектов при условии формирования нормативной и методической базы для их осуществления).

В рамках формирования национальной системы регулирования выбросов парниковых газов наибольшее внимание должно быть уделено следующим аспектам:

1. Развитие системы мониторинга, отчетности и контроля выбросов парниковых газов и ее гармонизация с международными требованиями и стандартами. К этому относится и разработка методической базы для оценки углеродоемкости продукции на отраслевом уровне, включая коэффициенты эмиссии при потреблении электроэнергии.

2. Разработка и внедрение механизмов гибкого финансирования программ по модернизации производства и внедрению низкоуглеродных технологий, направленных на снижение углеродоемкости производства.

3. Разработка и внедрение нормативной базы, обеспечивающей реализацию проектной деятельности, направленной на сокращение выбросов и/или увеличение поглощающей способности естественных поглотителей парниковых газов. Использование результатов данной проектной деятельности для компенсации углеродоемкости экспортной продукции

4. Развитие отраслевых низкоуглеродных брендов и систем сертификации низкоуглеродных продуктов, а также стимулирование продвижения данной продукции на европейский рынок.

Данные направления, комплексно реализованные в рамках стратегии низкоуглеродного развития на государственном, отраслевом и корпоративном уровне, позволят не только минимизировать негативный эффект СВАМ, но и станут существенным стимулом для модернизации производства и повышения его эффективности за счет внедрения передовых энергосберегающих технологий и эффективного использования ресурсов. Таким образом, международные инициативы в области углеродного регулирования могут стать стимулом технологического развития и экономического роста.

Источник