что такое бурсаки у гоголя

Бурса (учебное заведение)

Бу́рса (лат. bursa — первоначальное значение — карман, кошелек) в Средние века означало, собственно, общую кассу какого-либо союза или учреждения, например монастыря, братства и т. п. Затем его стали применять преимущественно к кассе общежития учащихся и к самому помещению общежития. Такие общежития под названием бурс, возникли сперва во Франции, где большей частью на средства благотворителей (впоследствии и за плату) студентам университетов предоставлялась общая квартира с полным содержанием, причем жившие тут вместе студенты (называвшиеся Bursarii или Bursiati) находились под строгим надзором, не смели выходить без разрешения, должны были одеваться согласно предписаниям и т. п. Институт этот был распространен и в других странах, очень часто имея характер только частного предприятия. Подобные структуры существовали во Франции в конце XIX века (фр. Bourse ) и представляли собой множество безвозмездных вакансий в пансионах при учебных заведениях или стипендий для учащихся.

Содержание

Бурсы в России

От Киевской духовной академии название бурсы перешло вообще на все общежития при духовных учебных заведениях, особенно при семинариях. В первой половине текущего столетия состояние этих бурс было еще очень жалкое: крайняя неопрятность и запущенность помещений, злоупотребления при снабжении воспитанников пищей и одеждой, антигигиенические условия жизни, жестокость в обращении с воспитанниками, нерациональные педагогические приемы (застращивание, возбуждение розни между бурсаками и др.) — все это придавало бурсам отрицательный образ. Картина нравов бурсы ярко очерчена в известных «Очерках бурсы» Н. Г. Помяловского (СПб., 1865, 2-е издание, 1874), публикация которых вызвала широкий общественный резонанс.

В настоящее время термин «бурса» иногда используется в ироническом смысле к средним специальным учебным заведениям, не только к духовным.

Источник

Что такое бурса?

Содержание статьи

Киево-Могилянская бурса

В пунктах Киевской консистории 1768 p., о бурсе Киево-Могилянской академии отмечалось: «Вместо странноприимного дома, учрежден сиротопитательный дом, вообще по здешнему обыкновению называемый «бурса» от немецкого слова bursch: собрание для принятия в оный не только природных российских детей и юнош, лишившихся отцов и матерей и всякого призрения и снабжения, но и из иных стран приходящих православного греческого вероисповедания, как-то: греков, волохов, молдавцов, болгаров, сербов и поляков благочестивых. Оный сиротский воспитательный дом вот того времени, как преосвященным митрополитом Петром Могилой учрежден, и доныне приемниками эго сохраняется»

Авторы просили обязательно сохранить бурсу, которая бы существовала на средства различных пожертвований.

Вообще стоит сказать, что почти все ректоры и митрополиты проявляли заботу о жилище «для беднейших студентов» как органической части академии. Скажем, Варлаам Ясинский во время своего ректорства в 1665 — 1673 годах больше беспокоился о комфорте слушателей коллегии, чем об учителях, которые жили в Братском монастыре.

Бурса академии и других учебных заведений Украины почти никогда не вмещала всех желающих «нищенствующих» студентов, во-вторых, материальное ее обеспечение требовало, мягко говоря, лучшего, в-третьих, она также испытывала ужасных опустошений, — скажем, на протяжении XVII века. ее деревянный дом несколько раз горел. Двумстам мужчинам давали место в бурсе бесплатно; помещение было тесное, сырое, без отопления и освещения.

1719. на средства, которые завещал академии Иоасаф Кроковський, и частично из своей митрополии, митрополит Рафаил Заборовский разрешил построить новый деревянный дом бурсы вблизи Богоявленской церкви. До середины XVIII века. это здание настолько обветшало, что жить в ней было невозможно даже неприхотливым и нуждающимся юношам. В тогдашних «прошениях» бурсаков к начальству говорилось, что окна и двери сгнили, дом глубоко осел в землю, весной и зимой его заливала вода, от холода, влаги и тесноты студенты болели и умирали.

Один из преподавателей — настоятель церкви, сообщал, что от Рождества до Пасхи 1750 г. ему приходилось каждую ночь по три-четыре раза исповедовать и причащать жителей бурсы, которые умирали. Зимой 1755 г. умерло более 30 студентов. На лечение больных, ремонт печей и еду бурсаков отпускались незначительные средства, да и те порой разбазаривались нечестивцами. Больных студентов клали в специально выделенный под госпиталь дом. Уход за ними был примитивным, и надзиратели постоянно вынуждены были обращаться к администрации за помощью. Так, 22 декабря 1769 г. сеньор бурсы Андрей Михайловский с товарищами докладывал о 44 больных бурсаков и просил помощи, на что ректор Тарасий Вербицкий отпустил 20 руб. В следующем году тот же Михайловский сообщал о 29 больных бурсаков, и ректор выделил на них 12 руб.

Бурса делилась на «большую», что находилась в помещении на территории академии и поэтому называлась еще «академической», и на «малую», что располагалась в помещениях нескольких приходских церквей Подола. На «Гору», то есть туда, где жила киевская городская элита, бурсаков допускали разве что «миркувати» во время больших праздников. Студентов, живших в академической бурсе, иногда называли еще и «академиками», а вне ее — «малыми бурсаками». Академическая бурса была под непосредственным наблюдением префекта. Его помощниками назначались суперинтендант из преподавателей и сеньор студентов старших классов, которые наблюдали за поведением бурсаков, выполнением ими домашних заданий, соблюдением порядка в помещении, решали мелкие недоразумения и тому подобное. Предназначались сеньоры и для малых бурс. Большой каменный корпус бурсы и больница при ней были построены аж в 1778 году.

В связи со стремлением молодежи к знаниям, преодолевая материальные трудности, малые бурсы при церковно-приходских школах также количественно росли и на конец XVII — XVIII вв. были заметным реальным явлением. В то же время администрация академии и духовная власть не могли не видеть нищего существование школьников, поэтому позволяли им «миркувати», или попросту — попрошайничать. Почти ежедневно младшие школьники в обеденное время ходили под дворами зажиточных киевлян и пением духовных песен и кантов, что начинались словами: «Мир Христов да водворяется в сердцах ваших молитвами отец наших», выпрашивали кусок хлеба. Одни исследователи считают, что именно от этого и пошло слово «миркачі»; другие выводят его от древнего слова «миркувати», которое означало выпрашивать подачки, промышлять, еще другие — от начальных слов школьного приветствия «Мир дому этому», «Мир вам», «Мир хозяину и хозяйке». Студенты старших курсов выходили «промышлять» по вечерам. Они также пели псалмы, зарабатывая тем на пропитание, а если этим способом не удавалось добыть хлеба, то студенты позволяли и «предосудительные средства к приобретению себе пропитания», то есть воровать

На «миркування» украинских школьников и широкую сеть образования еще в середине XVII века. обратил внимание антиохийский путешественник Павел Алеппский, который в 1654 г. писал: «В этой стране, то есть у казаков, есть бесчисленное количество вдов и сирот, ведь со времен появления гетмана Хмельницкого и до сих пор не стихали страшные войны. В течение целого года, по вечерам, начиная с заката солнца, эти сироты ходили от дома к дому побираться, распевая хором приятным, таким, что захватывает душу, напевом гимны Пресвятой Деве; их громкое пение слышно на большом расстоянии. По окончании пения они получают из той избы, около которой пели милостыню деньгами, едой или другим подобным, что годилось для поддержания их существование, пока не закончат школьное обучение. Количество грамотных особенно возросла со времен появления Хмельницкого (дай Бог ему долго жить!), который освободил эти края, спас эти миллионы неисчислимых православных от врагов веры, проклятых ляхов»

Если в будни, возможно, и не все студенты из больших и малых бурс принимали участие в «миркуванни», то в праздничные дни, и особенно во время главных христианских праздников Рождества, установленного в честь рождения Иисуса Христа, что совпадало с древнеславянскими святками колядок, и Пасхи, или Пасхи — на день «чудесного воскресения» Иисуса Христа из мертвых почти не было такого бурсака и вообще школьника, который бы отказался от удовольствия ходить по домам с «звездой», с вертепом, райком, представлять диалоги и «школьные» драмы, петь псалмы и канты, декламировать в гостиной рождественские и пасхальные шуточные стихи, произносить забавные орации. Этим они вызывали у обывателей общий праздничный настрой, да и сами праздновали, получая в награду пироги и пирожки, лепешки и пончики, вареники и галушки, гречаники и плюшки, зажаренную или живую курицу, или утку, несколько монет, а то и кружку пива или рюмку водки. Кстати, за особую склонность к пиву украинских студентов, как и всех западных вагантов, их и сами себя они часто величали «пиворизами».

Про драматические спектакли и вообще о быте киевских бурсаков в давние времена и в начале XIX века. М. В. Гоголь писал, что они прибегали к разыгрыванию драм, комедий, где какой-нибудь студент-богослов «на рост немного ниже от киевской колокольни» представлял в спектакле Иродиаду, или супругу египетского царедворца Пентефрия с трагикомедии «Иосиф, патриарха. » Лаврентия Горки. В награду они получали кусок полотна, или мешок проса, или половину вареного гуся и другую всячину. Весь этот ученый люд, — с юмором продолжал писатель, — как семинария, так и бурса, между которыми была какая-то наследственная неприязнь, был чрезвычайно беден на еду, а к тому же невероятно прожорливый; так что сосчитать, сколько каждый из них лопал за ужином галушек, было бы совершенно невозможно; и поэтому добровольных пожертвований состоятельных хозяев не могло хватить. Тогда сенат, состоявший из философов и богословов, провожал грамматиков и риториков, под предводительством одного философа, а иногда приобщался и сам, с мешками на плечах опустошать чужие огороды. И в бурсе появлялась тыквенная каша»

Кроме «миркування», бурсаки получали незначительную плату за то, что пели и читали акафисты в церкви, учили начальной грамоте в церковных приходах и тем самым конкурировали с приходскими дьяками и попами. Время настоятели церквей с помощью дьяков свирепо расправлялись с бурсаками, били их выгоняли из приходских школ и приютов, уничтожали школярское принадлежности, выдавали на них городской власти, епископам и даже патриарху московскому и царю. Бывший ректор, а затем киевский митрополит Варлаам Ясинский, профессор и префект Михаил Козачинский, другие профессора академии пытались всячески защищать своих питомцев от дикости приходских попов и дьяков. Например, Михаил Козачинский добился от консистории наказание за расправу над студентами: один приходской священник целую неделю сеял муку, привязан цепью в пекарне собора, а дьяка и подьячего выпороли перед школой плетьми

Да и студенты «академической» и малых бурс позволяли себе порой грубоватые шутки, бесчинства и выходки, делали опустошительные налеты на киевские базары, лавки и погреба с продуктами, воровали дрова из мещанских дворов, иногда даже большие бревна из городской ограды, чтобы сжечь в бурсах. «Большие» и «малые» бурсаки-студенты часто решали конфликты с горожанами, бурмистрами, стрельцами с помощью кулаков и дубинок. Защищали они свою достоинство и перед администрацией, бойкотируя лекции жестоких и несправедливых профессоров, добиваясь их изгнания из академии.

Бурса в литературе

Яркую картину древней бурсы с ее причудливыми обычаями, травестийним подражанием античного Рима забавно подал В. Краеугольный в романе «Бурсак». Писатель сам учился в Черниговской или Переяславской семинарии, жил в бурсе и хорошо знал ее жизнь и выходки товарищей.

Особенно талантливое и колоритное иронично-юмористическое воспроизведение бурсацкого быта молодых киевских хулиганов и сорвиголов видим в произведениях М. Гоголя. Продолжая традиции, писатель отчасти и сам имел возможность наблюдать тех веселых «граматиков», «риторов», «философов» и «богословов» в натуральном виде.

Если роман «Бурсак». Краеугольного построен на внешнем комизме, то в повести «Вий» Н. Гоголя имеющееся глубже романтическое воспроизведение действительности вообще, ярче вычерчено человеческие характеры, их психологические переживания. Особенно запоминается образ философа Хомы Брута и сцены бурсацкого быта. Они настолько яркие и привлекательные, краски их настолько свежие, что не потеряли своего очарования и до сих пор, может, больше, чем ученые трактаты. Вот, например, как красочно подаются «групповые портреты» тех бурсаков, что спешили из бурсы через подольский рынок до своей школы, в повести «Вий»

«Грамматики были еще очень малы; идя, толкали друг друга и ругались между собой тончайшим дискантом; почти на всех одежда была если не рваной, то грязной и карманы их раз в раз были наполнены всякою дрянью, как-то: бабками, свистульками, сделанными из пер, недоеденным пирогом, а иногда и маленькими воробьями».

«Риторы шли солиднее: одежда у них был частой и совсем целой, но зато на лице всегда почти бывало какая-нибудь украшение на образец риторического тропа: или равно глаз заходило под самый лоб, или вместо губы целый пузырь, или какая-нибудь другая примета; эти говорили и божились между собою тенором».

«Философы целой октавой брали ниже; в карманах у них, кроме крепких табачных корешков, ничего не было. Запасов они не делали никаких и все, что перепадало, съедали сразу же; от них несло табаком и водкой, временами так далеко, что какой-нибудь ремесленник, проходя мимо, останавливался и долго еще нюхал, как гончая собака, воздух»

На рынке киевские перекупы боялись приглашать философов и богословов что-то купить, потому они всегда любили только пробовать, к тому же целой горстью.

Все студенты-бурсаки академии носили одинаковую одежду — какую-то «длинную подобие сюртуков, длиной по сеет время» (курсив М. Гоголя), то есть до пят, на образец дьяконской одежды. В середине XVIII века, скажем, на 200 студентов, что жили в бурсе, выдавали на три года чуйку за 12 руб. и кожух за 9 руб., а на год шапку (один рубль), летней шляпы (60 коп.), халат (2 руб. 50 коп.), три рубашки (по одному рублю), три пары белья (по 48 коп.), две пары сапог (по одному рублю), 50 пришв (по 80 коп.), постель на 50 человек (по 6 руб.). На еду для 200 бурсаков выдавали 3000 пудов ржаной муки /238/ (по 45 коп. за пуд), пшена и гречневой крупы по 50 четвертей каждой (по 7 руб.), соли 100 пудов (по 40 коп.), сала 50 пудов (по 3 руб. за пуд), на варево 80 руб., иногородним и иностранцам на различные закупки по 1 руб. 50 коп. Много это или мало — трудно судить, но жили студенты-бурсаки впроголодь, и все же учились.

Одежда студентов академии состоял из длинных плащей на вроде шинели без капюшона или капюшона с откидными длинными рукавами до пят. У богатых она могла быть летом шелковая, а в бедных исключительно из дешевой упитанной китайки, зимой из грубого сукна, обшитого по краям красным или желтым шнурком. Зимой под кирею надевали тулуп, подпоясанный цветным кушаком. Летом одевали чумарку или скин из какой-нибудь цветной материи, который застегивался металлическими пуговицами обязательно под шею. В франтов штаны были красные или голубые; шапки с цветным верхом; сапоги носили желтые или красные на высоких каблуках с подковами. Такая одежда считался «благородным» и долго не менялся, а материал для него зависел от благосостояния родителей студентов; у бедняков и сирот он был таким, каким шила та или иная школа. Постриженные студенты были коротко, под «горшок». Именно такими, с накидками-жемчужинами на плечах, изображены они на всех упомянутых гравюрах тезисов диспутов.

1784 г. Самуил Миславский приказал с процентной суммы денег, которые завещали Гавриил Кременецкий и другие лица, выдавать студентам «сиротского дома» на десять месяцев обучения в год богословам по рублю в месяц, философам по 80 коп., риторам 60 коп., студентам класса поэтики по 40 коп. Такую сумму выдавали только обездоленным юношам, которые не имели никаких средств существования. Школьникам младших классов в бурсе денег не выдавали, а поставляли хлеб, варили борщ и кашу, на масленицу с салом, в пост с маслом, покупая соль и другие продукты из процентных денег. Для этого было принято строгий учет и отчетность перед префектом и ректором.

Профессорам и учителям предписывалось бдительно следить, чтобы бурсаки младших классов, которые изучают языки, не шатались под воротами и окнами и не попрошайничавших, для чего велено ворота бурсы закрывать на замок. Одновременно предписывалось держать в порядке лазарет при бурсе, обеспечивать больных провизией, нанять двух «портомойок», чтобы они сиротам и больным стирали рубашки и белье, чего раньше не было.

Впоследствии, особенно в XIX ст., название «бурса» перешло на все духовные школы Российской империи. Она нашла отражение в романе А. Свидницкого «Люборацкие» (1862) и «Очерках бурсы» (1863) Н. Помяловського. В основном бурсы были закрытыми учебными заведениями, и их ученикам запрещалось жить на квартирах. «Все, человек до пятисот, содержались в огромных кирпичных домах, построенных во времена Петра I, — вспоминал о свою бурсу М. Помяловський. — Эту черту не следует упускать из внимания, поскольку в других бурсах частные квартиры рожают типы и быт бурсацкого жизни такие, которых нет в закрытой школе.»

Источник

Что такое «бурса» и «институт благородных девиц»?

Рассказываем, где и чему учились герои классики

Средняя школа — настолько привычное место, что кажется, она всегда была такой, как сейчас: с просторными классами, четким расписанием занятий, звонками и переменами. Поэтому на уроках литературы нас нередко ставили в тупик названия заведений, в которых учились персонажи классических книг.

Мы решили собрать самые интересные старинные школы и рассказать, что это такое и кто там учился.

Бурса

— А поворотись-ка, сын! Экой ты смешной какой! Что это на вас за поповские подрясники? И этак все ходят в академии? — Такими словами встретил старый Бульба двух сыновей своих, учившихся в киевской бурсе и приехавших домой к отцу. Николай Гоголь «Тарас Бульба»

Среди героев Николая Гоголя сразу несколько студентов бурсы, самые известные из них — Хома Брут («Вий») и братья Остап и Андрий («Тарас Бульба»). Во вступлении к «Вию» автор дает красочное описание Киевской академии, где холодная война семинаристов и бурсаков не прекращается уже несколько поколений. Но кто же такие бурсаки и чем они отличались от товарищей по несчастью?

В дореволюционной системе образования так назвались студенты духовных училищ, состоящие на полном пансионе. Следовательно, бурса — это та же семинария, но с общежитием. Здесь изучали богословие, риторику и философию. Положение бурсаков было незавидным. Из-за скудного финансирования ученики жили в тяжелых антисанитарных условиях, где частенько голодали и донашивали ветошь.

Весь этот ученый народ, как семинария, так и бурса, которые питали какую-то наследственную неприязнь между собою, был чрезвычайно беден на средства к прокормлению и притом необыкновенно прожорлив; так что сосчитать, сколько каждый из них уписывал за вечерею галушек, было бы совершенно невозможное дело; и потому доброхотные пожертвования зажиточных владельцев не могли быть достаточны. Николай Гоголь «Вий»

У студентов существовало несколько способов поправить свое финансовое положение: пожертвования, о которых пишет Гоголь, обучение детей и выступления с церковными гимнами и балаганами в дни религиозных праздников. Чтобы заработать побольше, бурсаки кочевали от хутора к хутору. Во время одного из таких походов Хома Брут и встретил панночку.

Лицей

Благослови, ликующая муза, / Благослови: да здравствует лицей! / Наставникам, хранившим юность нашу, / Всем честию, и мертвым и живым, / К устам подъяв признательную чашу, / Не помня зла, за благо воздадим. Александр Пушкин «19 октября»

Большинство современных лицеев специализируется на точных предметах. И это не имеет ничего общего с теми учебными заведениями, к которым когда-то принадлежал воспетый Пушкиным Царскосельский лицей.

Проект школы для будущих просвещенных чиновников был разработан Михаилом Сперанским в самом начале XIX века. Изначально в Царском селе должны были учиться не только дворянские дети, но и великие князья Николай и Михаил Павловичи. После падения Сперанского Александр I не позволил младшим братьям поступать в лицей, но не тронул ни программу учебного заведения, ни финансирование, которое планировалось выделять на его содержание. Студенты изучали различные дисциплины, начиная с «нравственных» (Закон Божий, этика, политическая экономия) и заканчивая точными науками (математика, статистика, физика и космография), в этот список также входили курсы фехтования, верховой езды и плавания.

Помимо Царскосельского, в России существовало еще семь лицеев подобного типа, во многих из них образование приравнивалось к университетскому.

Институт благородных девиц

Прошло два дня, и институтская жизнь снова вошла в прежнюю колею. Потянулись дни и недели, однообразные донельзя. Наступало сегодня, похожее как две капли воды на вчера.

Занятия шли прежним чередом. Крикливый голос инспектрисы и несмолкаемое «пиление» Пугача наводили ужасную тоску. Я взялась за книги с жаром, граничившим с болезненностью. Лидия Чарская «Записки институтки»

Полное название этих учебных заведений — Закрытые женские институты Ведомства учреждений императрицы Марии. В отличие от тех же бурсаков, институтки ассоциируются с хорошими манерами, спокойствием и беззаботной жизнью. Тем удивительнее кажется, что девочек привилегированного сословия и богатых мещанок воспитывали так же сурово, как и мальчиков. Конечно, лохмотья никто из них не носил, напротив, ученицы таких институтов славились своей аккуратностью в одежде, однако скудный рацион, плохо отапливаемые комнаты и ледяная вода для умывания делали жизнь учениц весьма и весьма непростой.

В образовании уклон делался на языки и этикет. Телесные наказания не были приняты, зато поощрялось различного рода психологическое давление: бойкоты и прилюдное унижение провинившейся. Девочки существовали в очень маленьком закрытом обществе, где для эмоций просто не было повода. Чтобы хоть как-то исправить эту ситуацию, институтки придумали традицию обожания, объектами которого становились старшие ученицы и преподаватели.

Подростков собирали всюду. Их брали из «нормальных» детдомов, из тюрем, из распределительных пунктов, от измученных родителей и из отделений милиции, куда приводили разношерстную беспризорщину прямо с облавы по притонам. Комиссия при губоно сортировала этих «дефективных», или «трудновоспитуемых», как называли тогда испорченных улицей ребят, и оттуда эта пестрая публика распределялась по новым домам.

Так появилась особая сеть детских домов-школ, в шеренгу которых стала и вновь испеченная «Школа социально-индивидуального воспитания имени Достоевского», позднее сокращенная ее дефективными обитателями в звучное «Шкид». Григорий Белых и Л. Пантелеев «Республика ШКИД»

Школа имени Достоевского для трудновоспитуемых была открыта в 1920 году, когда в стране активно действовали банды беспризорников, и стала одним из десятков учебных заведений, где воспитывались бывшие малолетние бандиты. Однако у истоков знаменитой «Шкиды» стояли педагоги Виктор Николаевич Сорока-Росинский и его жена Элла Андреевна Люмберг, сделавшие школу на Старо-Петергофском проспекте, 19 уникальной.

Несмотря на сложный контингент учеников, Сорока-Росинский ввел систему самоуправления, практиковал наказания, но не опускался до розг, и считал игру самой важной частью воспитания ребенка. Индивидуальный подход здесь был скорее необходимостью, чем модной новинкой: в «Шкид» попадали и те, кто едва умел читать в свои пятнадцать лет, и те, кто свободно владел одним-двумя европейскими языками. Создание и существование школы было похоже на полосу препятствий.

Из шестидесяти педагогов, в разное время работавших в «Шкиде», надолго тут задержались только десять. Но старания этих людей дали свои плоды: среди выпускников школы были инженеры, писатели и режиссеры.

Источник

Бур­са­че­ство, бурса и бур­саки, семи­на­рия и семи­на­ри­сты — тра­ди­ци­он­ная тема рус­ской лите­ра­туры. Несмотря на все пери­пе­тии исто­рии, духов­ные школы по сей день суще­ствуют, дей­ствуют и обу­чают моло­дых людей, жела­ю­щих послу­жить Церкви. В про­из­ве­де­ниях рус­ских писа­те­лей Д.И. Фон­ви­зина, Н.В. Гоголя, Н.С. Лес­кова, А.И. Куп­рина и др. бур­саки явля­ются геро­ями. Помимо этого о духов­ных шко­лах и их уче­ни­ках напи­сано немало про­из­ве­де­ний в XX и XXI в.

До сих пор опре­де­ле­ния «бур­сац­кой худо­же­ствен­ной прозы» в лите­ра­ту­ро­ве­де­нии не дано. Про­блема состоит в выборе точ­ного назва­ния для дан­ного лите­ра­тур­ного явле­ния — «бур­сац­кая худо­же­ствен­ная проза» или «семи­нар­ская худо­же­ствен­ная проза». Необ­хо­ди­мость выбора можно объ­яс­нить, во-пер­вых тем, что неко­то­рые про­из­ве­де­ния, вроде «Очер­ков бурсы» Н.Г. Помя­лов­ского, опи­сы­вают быт духов­ного учи­лища, а не духов­ной семи­на­рии, и сле­до­ва­тельно все про­из­ве­де­ния, опи­сы­ва­ю­щие жизнь духов­ных школ, обо­зна­чить «семи­нар­ской худо­же­ствен­ной про­зой» было не верно. Во-вто­рых, если обра­титься к тол­ко­вым сло­ва­рям рус­ского языка, то слову «бурса» дается сле­ду­ю­щее толкование:

Н.В. Гоголь в «Тарасе Бульбе» заме­чает, что сыно­вья Тараса, «недавно выпу­щен­ные семи­на­ри­сты», учи­лись «в киев­ской бурсе». Нам пред­став­ля­ется, что тер­мин «бур­сац­кая худо­же­ствен­ная проза» более под­хо­дит для обо­зна­че­ния осо­бого явле­ния рус­ской лите­ра­туры, поскольку поз­во­ляет дать наи­бо­лее пол­ное опи­са­ние раз­ных по ста­тусу духов­ных учеб­ных заведений.

Выде­ле­ние «бур­сац­кой худо­же­ствен­ной прозы» в осо­бое тек­сто­вое един­ство обу­слов­лено сле­ду­ю­щими фак­то­рами: автор про­из­ве­де­ний — бур­сак (ака­де­мист, семи­на­рист или вос­пи­тан­ник духов­ного учи­лища), цен­траль­ный пер­со­наж также явля­ется бур­са­ком, про­бле­ма­тика про­из­ве­де­ния свя­зана с бур­сац­кой жиз­нью. Сам сюжет про­из­ве­де­ний бур­сац­кой прозы раз­во­ра­чи­ва­ется в сте­нах бурсы, будь это духов­ное учи­лище, семи­на­рия или ака­де­мия, т.е. все собы­тия так или иначе свя­заны с духов­ной шко­лой, в кото­рой учится глав­ный герой. Для про­из­ве­де­ний бур­сац­кой прозы харак­те­рен свое­об­раз­ный язык, вклю­ча­ю­щий в себя про­фес­си­о­наль­ную цер­ков­ную и бур­сац­кую лек­сику [см. 5]: в тек­сте встре­ча­ются жар­го­низмы (напри­мер, афед­рон), цер­ков­но­сла­вя­низмы (к при­меру, зело, ничтоже сум­ня­шеся и др.) и про­фес­си­о­наль­ные тер­мины, отно­ся­щи­еся к духов­ному обра­зо­ва­тель­ному учре­жде­нию, его быту или цер­ков­ному устрой­ству (поно­марь, брат, тра­пез­ная, инспек­тор, деж­пом, тро­парь, кондак, китель, послу­ша­ние, отец, регентши и др.). Здесь сле­дует отме­тить, что кон­но­та­ция у неко­то­рых слов может быть как поло­жи­тель­ной, так и нега­тив­ной: напри­мер, «брат» — может быть руга­тель­ством, а может быть и обра­ще­нием к чело­веку; или «тро­парь» и «кондак» — могут озна­чать как бого­слу­жеб­ные тек­сты, так и выго­воры: обыч­ный и стро­гий; слово «отец» также может иметь зна­че­ние обра­ще­ния к свя­щен­но­слу­жи­телю, так и зна­че­ние обра­ще­ния к про­стому товарищу.

Одна глав­ная тема, кото­рая объ­еди­няет тра­ди­ци­он­ную бур­сац­кую прозу, напи­сан­ную в X1X в., и совре­мен­ную бур­сац­кую прозу — это про­ти­во­сто­я­ние и/или про­ти­во­по­став­ле­ние чело­века системе духов­ного обра­зо­ва­ния. В про­из­ве­де­ниях в неко­то­рых слу­чаях это про­ти­во­по­став­ле­ние и про­ти­во­сто­я­ние акту­а­ли­зи­рует архе­типы трикс­тера и контр-трикстера.

Между тра­ди­ци­он­ной и совре­мен­ной худо­же­ствен­ной бур­сац­кой про­зой обна­ру­жи­ва­ются боль­шие раз­ли­чия в содер­жа­нии и про­бле­ма­тике, в стиле, в пер­со­на­жах. Это обу­слов­лено соци­ально-куль­тур­ным и исто­ри­че­ским кон­тек­стом эпохи: духов­ные школы за две­сти лет (с момента появ­ле­ния бур­сац­кой прозы) изме­ни­лись в луч­шую сто­рону. Про­блемы, кото­рые были акту­альны для той эпохи, сего­дня утра­тили свое значение.

К совре­мен­ной бур­сац­кой худо­же­ствен­ной прозе сле­дует отне­сти про­из­ве­де­ния, кото­рые были напи­саны и опуб­ли­ко­ваны в XX и XXI вв.: «Совре­мен­ные очерки бурсы» А.Б. Черт­кова (1965), «Новей­шие очерки бурсы» Н. Бернса (2008, 2014), «Alma Matrix, или Слу­же­ние игу­мена Тра­яна» А. Кукуш­кин и М. Гурова (2011, 2012) и «Легенда о Чер­ном деж­поме» А.В. Щепёт­кина (2014).

Сле­дует отме­тить, что в группу про­из­ве­де­ний, отно­ся­щихся к тра­ди­ци­он­ной бур­сац­кой худо­же­ствен­ной прозе мы вклю­чили только те, кото­рые наи­ме­нее автобиографичны.

Мему­а­ров, напи­сан­ных быв­шими бур­са­ками про бурсу немало: «Из дале­кого про­шлого» Д.Н. Мамина-Сиби­ряка, «Шесть лет в Кру­то­гор­ской семи­на­рии» И.А. Арда­шева, и в наше время мас­сив этих днев­ни­ко­вых запи­сей и мему­а­ров пополняется.

Нас инте­ре­сует бур­сац­кая худо­же­ствен­ная проза, поэтому мы сосре­до­то­чи­лись на худо­же­ствен­ных про­из­ве­де­ниях. Мы исхо­дим из того, что у мему­ар­ной лите­ра­туры есть свои типич­ные при­знаки, кото­рые отли­чают ее от лите­ра­туры худо­же­ствен­ной: «фото­гра­фич­ность, собы­тий­ность, ретро­спек­тив­ность, непо­сред­ствен­ность автор­ских суж­де­ний, живо­пис­ность, доку­мен­таль­ность» [7. С. 525].

Мно­гие про­из­ве­де­ния бур­сац­кой худо­же­ствен­ной прозы имеют отча­сти авто­био­гра­фи­че­скую основу («Очерки бурсы» Н.Г. Помя­лов­ского), но они отли­ча­ются от мему­а­ров худо­же­ствен­ным вымыс­лом. Это поз­во­ляет выде­лить кор­пус бур­сац­кой худо­же­ствен­ной прозы для даль­ней­шего исследования.

Осо­бен­но­стью тра­ди­ци­он­ной бур­сац­кой худо­же­ствен­ной прозы явля­ется ее кри­ти­че­ское отно­ше­ние к бурсе.

Исклю­че­нием явля­ется повесть «Бурса» В.Т. Нареж­ного, где бурса опи­сана мало, хотя и с при­су­щими нега­тив­ными явле­ни­ями: побо­ями и голодом.

Во всех дру­гих про­из­ве­де­ниях духов­ные школы пред­став­лены в крайне отри­ца­тель­ном свете. Это обу­слов­лено дей­стви­тельно тво­рив­ши­мися в сте­нах духов­ных учеб­ных заве­де­ний ужа­сами. Несо­мненно, жест­кость и пьян­ство, кото­рые опи­саны у Помя­лов­ского, Ники­тина, Ворон­ского и Нареж­ного дей­стви­тельно харак­терны для духов­ных учеб­ных заве­де­ний XIX в. Именно из-за этого в тра­ди­ци­он­ной бур­сац­кой худо­же­ствен­ной прозе так часто появ­ля­ются образы дома–бездомья, дома–антидома, мира–антимира.

Дей­стви­тельно, бурса в тра­ди­ци­он­ной бур­сац­кой прозе выгля­дит местом мрач­ным, непри­ят­ным, пол­ным опасности:
«Стены с про­мерз­шими насквозь углами грязны — в черно-бурых поло­сах и пят­нах, в пле­сени и ржав­чине; пото­лок под­перт дере­вян­ными стол­бами, потому что он давно про­гнулся и без под­по­рок гро­зил паде­нием; пол в зим­нее время посы­пался пес­ком либо опил­ками: иначе на нем была бы посто­ян­ная грязь и сля­кость от снегу» [11. С. 5] — так начи­нает свои очерки Н.Г. Помяловский.

У И.С. Ники­тина опи­са­ние семи­на­рии мало чем отличается:
«Вокруг обтер­тых … стен стоят дере­вян­ные, топор­ной работы кро­вати. Про­стынь на них нет; подушки заса­лены … На полу пыль и сор … Доски стерты каб­лу­ками … Сквозь раз­би­тые … стекла поря­дочно наду­вает холо­дом» [8. С. 132–133].

А.С. Ворон­ков также сле­дует за преды­ду­щими авторами:
«На дворе морозно, бур­саки тол­кутся в сун­дуч­ной, в раз­де­валь­ной, в клас­сах, в кори­до­рах. От пыли пер­шит в горле, сле­зятся глаза, сте­лется сизый туман … На полу ошметки гряд­ного снега, лужицы, мусор, ском­кан­ная бумага, вся­кое дрянцо. Озор­ной, ярыж­ный бур­сац­кий демон раз­вле­ка­ется. Скот­ство, вши, рвань, обломы, обор­моты, кулач­ники…» [2, с. 94].

Род­ной дом здесь при­об­ре­тает для бур­са­ков осо­бую цен­ность: «Мне вспом­ни­лись наши зна­ко­мые поля, покры­тые жел­тою рожью, моя свет­лая, уют­ная горенка и тем­ный куд­ря­вый сад» [8. С. 89]. Герой Ники­тина — Васи­лий Бело­зер­ский — про­ти­во­по­став­ляет свет­лому дому даже ком­нату в доме про­фес­сора, нахо­дя­щу­юся вне бурсы. Это гово­рит о том, что бур­саки все, что свя­зано с бур­сой вос­при­ни­мают отри­ца­тельно, счи­тают негод­ным для жизни.

Источник