что такое большая европа
Как родилась и умерла идея «Большой Европы» от Лиссабона до Владивостока
Концепция «Большой Европы» от Лиссабона до Владивостока была создана не в России и не в Советском Союзе, а в западноевропейской политической мысли середины XX века. Мечтой об «общеевропейском доме», в котором Россия будет полноценной частью Европы, грезили люди, стоявшие у истоков ЕС, включая президента Франции Шарля де Голля. После распада СССР, когда Россия и другие бывшие советские республики приняли демократические европейские ценности и взяли курс на стратегическое партнерство с ЕС, казалось, что Европа от Лиссабона до Владивостока может стать реальностью. Однако практически сразу между двумя частями Европы начал накапливаться конфликтный потенциал, а после большого расширения ЕС 2004 года восточно-европейские неофиты сделали всё, от них зависящее, чтобы проект «Большой Европы» был предан забвению окончательно.
«Да, вся Европа от Атлантики до Урала будет решать судьбы мира!», — заявил в своей исторической речи 1959 года в Страсбурге президент Франции Шарль де Голль. Этот лозунг, неоднократно повторявшийся с тех пор основателям Пятой республики, стал новым словом в международных отношениях. До того основой основ мировой политики была «холодная война»: противостояние двух военно-политических и идеологических блоков — советского социалистического и западного капиталистического. Де Голль же выступил против всех аксиом международных отношений того времени.
Во-первых, президент Франции поставил под сомнение единство западного мира, выступая в том числе и перед избирателями против «англосаксонского НАТО», которое является не столько защитой от «красной угрозы», сколько инструментом доминирования США в Европе, которое идет вразрез с национальными интересами европейских государств.
Во-вторых, де Голль выступил с фантастической для того времени инициативой союза Франции и Германии, бывшей вдвойне фантастической в устах человека, воевавшего против Германии в двух мировых войнах. Но генерал был тверд в своей убежденности, что только преодоление застарелой вражды крупнейших европейских стран может обеспечить вечный мир в Европе, поэтому две главные континентальные державы должны объединиться ради недопущения новой большой войны на континенте — гарантией европейской безопасности является их стратегическое партнерство, а вовсе не НАТО или Вашингтон с Лондоном.
В-третьих, стремление к вечному миру на континенте логически приводит к концепции «общего европейского дома» — Европы от Атлантики до Урала, в которой Россия является третьим неотъемлемым гарантом европейской безопасности.
В-четвертых, для де Голля, его единомышленников и последователей никогда не существовало Советского Союза — будучи убежденным правым консерватором и антикоммунистом, президент Франции всегда говорил об «извечной России», у которой могут меняться названия, вожди и идеологии, но которая была, есть и будет, поэтому национальные интересы Франции, равно как и общие интересы всей Европы, состоят в том, чтобы создавать с Россией общее интеграционное пространство.
Артикулированные Шарлем де Голлем концепции западноевропейской политической мысли первых послевоенных десятилетий стали идейной основой начала процесса европейской интеграции, закончившегося созданием Европейского союза. Они же стали реальной причиной «разрядки» в холодной войне, вершиной которой стал Хельсинкский Акт 1975 года, установивший фундаментальными нормами международных отношений принципы неприменения силы, невмешательства во внутренние дела, нерушимости границ и соблюдения прав человека.
При этом постепенное сближение стран Западной Европы с Москвой неизменно вызывало раздражение и сопротивление Соединенных Штатов и их европейских союзников: «ястребы холодной войны» десятилетиями отстаивали недопустимость прагматического взаимовыгодного сотрудничества с «империей зла», якобы грозящей всему Свободному миру и исповедующей такую «античеловеческую» идеологию, как коммунизм.
Объектами наибольшей критики Вашингтона были «восточная политика Брандта» — курс канцлера ФРГ Вилли Брандта на нормализацию отношений Западной Германии с ГДР, Советским Союзом и Польшей, а также создание единого энергетического пространства Европы, когда были построены нефте- и газотранспортные системы обеспечения Западной Европы советскими энергоресурсами. Всё это стремление к европейскому единству на экономической основе 70–80-х годов и приближению стран социалистического блока во главе с Советским Союзом к Западу с помощью «конвергенции систем» неоконсервативными «ястребами» презрительно именовалось «финляндизацией».
Что касается самого Советского Союза, то в его внешней политике с середины 60-х годов и до перестройки господствовала концепция «мирного сосуществования систем». Идея «общего европейского дома» начала активно использоваться только после прихода к власти М. Горбачева: практически она стала одним из идеологических обоснований капитулянтской внешней политики Горбачева и Шеварнадзе 1987–1991 годов, когда произошел фактический отказ от примата национальных интересов СССР и все стратегические позиции Союза в Европе за несколько лет были сданы во имя следования нескольким международно-политическим ценностям, среди которых была и «Большая Европа».
При этом в ключевых странах Запада в период перестройки у власти находились как раз «ястребы»-неоконсерваторы, исходившие из примата национальных интересов в международных отношениях, считавшие Советский Союз «империей зла», иметь дело с которой можно только для ее ослабления и уничтожения, а к «Большой Европе» относившиеся в лучшем случае как к удобному пропагандистскому фантому. Поэтому каждая уступка со стороны Горбачева — роспуск Организации Варшавского договора, объединение Германии и прочее — рассматривалась ими как очередное поражение Советского Союза и их победа в «холодной войне».
Однако уже в середине 90-х годов начинается разочарование российского общества и политического класса в европейских и американских «лучших друзьях». Поворотным моментом здесь можно считать расширение НАТО на восток, решение о котором было принято в 1995 году. В конце 80-х – начале 90-х годов советскому и российскому руководству были даны устные обещания, что вышедшие из ОВД социалистические страны в НАТО приниматься не будет — именно под эти обещания СССР сдал все свои позиции в Центральной и Восточной Европе. Теперь же Североатлантический Альянс решил принять в свои ряды не только Польшу, Венгрию, Чехию, но и страны Прибалтики, попутно ведя переговоры о членстве с Молдавией и Украиной.
Учитывая, что после окончания холодной войны, роспуска ОВД и превращения России в часть Запада в принципе отпал смысл в существовании НАТО и стало неясно, зачем нужен этот блок и против кого он направлен, расширение НАТО на восток выглядело как возрождение «санитарного кордона», призванного разделить Россию и Европу.
Сами бывшие страны Варшавского договора и, в еще большей степени, прибалтийские республики давали все основания думать, что именно так оно и есть. Ставшие в конце 80-х годов мейнстримом антисоветские настроения в этих странах плавно переросли в антироссийские, Россия была объявлена вечной угрозой, а к власти пришли люди, одержимые параноидальными фобиями в отношении Москвы. Соглашения об ассоциации постсоциалистических стран с ЕС разрывали их старые связи с Востоком, а принятие этих стран в НАТО в условиях органической русофобии новых восточно-европейских элит означало именно возникновение «санитарного кордона».
Однако это заявление российского лидер а было в конечном счете проигнорировано: членство России в НАТО резко изменило бы баланс сил и подорвало доминирование американцев в Североатлантическом Альянсе, поэтому ни о каком отношении к «проигравшим холодную войну» как к равноправным партнерам не могло быть и речи.
После же того, как в НАТО — а с ним и в Евросоюз — в 2004 году вступили 10 постсоциалистических стран Центральной и Восточной Европы, уже превращенных к тому времени Соединенными Штатами в разделяющую Европу «буферную зону», ни о какой «Большой Европе» от Лиссабона до Владивостока уже окончательно не могло быть и речи.
Подписывайтесь на Балтологию в Telegram и присоединяйтесь к нам в Facebook!
«Большая Европа» от Лиссабона до Владивостока
Концепция «Большой Европы» от Лиссабона до Владивостока рождена западноевропейцами середины XX века. Мечтой об «общеевропейском доме», в котором Россия будет полноценной частью Европы, грезили люди, стоявшие у истоков ЕС, включая президента Франции Шарля де Голля. После распада СССР, когда Россия и другие бывшие советские республики приняли демократические европейские ценности и взяли курс на стратегическое партнерство с ЕС, казалось, что Европа от Лиссабона до Владивостока может стать реальностью. Однако после большого расширения ЕС 2004 года Польша, Прибалтика и остальные неофиты сделали всё, чтобы проект «Большой Европы» был предан забвению окончательно.
«Да, вся Европа от Атлантики до Урала будет решать судьбы мира!», — заявил в своей исторической речи 1959 года в Страсбурге президент Франции Шарль де Голль. Этот лозунг, неоднократно повторявшийся с тех пор основателем Пятой республики, стал новым словом в международных отношениях. До того основой основ мировой политики была «холодная война»: противостояние двух военно-политических и идеологических блоков — советского социалистического и западного капиталистического. Де Голль же выступил против всех аксиом международных отношений того времени.
Во-первых, президент Франции поставил под сомнение единство западного мира, выступая в том числе и перед избирателями против «англосаксонского НАТО», которое является не столько защитой от «красной угрозы», сколько инструментом доминирования США в Европе, которое идет вразрез с национальными интересами европейских государств.
В-третьих, стремление к вечному миру на континенте логически приводит к концепции «общего европейского дома» — Европы от Атлантики до Урала, в которой Россия является третьим неотъемлемым гарантом европейской безопасности.
В-четвертых, для де Голля, его единомышленников и последователей никогда не существовало Советского Союза — будучи убежденным правым консерватором и антикоммунистом, президент Франции всегда говорил об «извечной России», у которой могут меняться названия, вожди и идеологии, но которая была, есть и будет, поэтому национальные интересы Франции, равно как и общие интересы всей Европы, состоят в том, чтобы создавать с Россией общее интеграционное пространство.
Артикулированные Шарлем де Голлем концепции западноевропейской политической мысли первых послевоенных десятилетий стали идейной основой начала процесса европейской интеграции, закончившегося созданием Европейского союза. Они же стали реальной причиной «разрядки» в холодной войне, вершиной которой стал Хельсинкский Акт 1975 года, установивший фундаментальными нормами международных отношений принципы неприменения силы, невмешательства во внутренние дела, нерушимости границ и соблюдения прав человека.
При этом постепенное сближение стран Западной Европы с Москвой неизменно вызывало раздражение и сопротивление Соединенных Штатов и их европейских союзников: «ястребы холодной войны» десятилетиями отстаивали недопустимость прагматического взаимовыгодного сотрудничества с «империей зла», якобы грозящей всему Свободному миру и исповедующей такую «античеловеческую» идеологию, как коммунизм.
Объектами наибольшей критики Вашингтона были «восточная политика Брандта» — курс канцлера ФРГ Вилли Брандта на нормализацию отношений Западной Германии с ГДР, Советским Союзом и Польшей, а также создание единого энергетического пространства Европы, когда были построены нефте- и газотранспортные системы обеспечения Западной Европы советскими энергоресурсами. Всё это стремление к европейскому единству на экономической основе 70–80-х годов и приближению стран социалистического блока во главе с Советским Союзом к Западу с помощью «конвергенции систем» неоконсервативными «ястребами» презрительно именовалось «финляндизацией».
Что касается самого Советского Союза, то в его внешней политике с середины 60-х годов и до перестройки господствовала концепция «мирного сосуществования систем». Идея «общего европейского дома» начала активно использоваться только после прихода к власти М. Горбачева: практически она стала одним из идеологических обоснований капитулянтской внешней политики Горбачева и Шеварнадзе 1987–1991 годов, когда произошел фактический отказ от примата национальных интересов СССР и все стратегические позиции Союза в Европе за несколько лет были сданы во имя следования нескольким международно-политическим ценностям, среди которых была и «Большая Европа».
При этом в ключевых странах Запада в период перестройки у власти находились как раз «ястребы»-неоконсерваторы, исходившие из примата национальных интересов в международных отношениях, считавшие Советский Союз «империей зла», иметь дело с которой можно только для ее ослабления и уничтожения, а к «Большой Европе» относившиеся в лучшем случае как к удобному пропагандистскому фантому. Поэтому каждая уступка со стороны Горбачева — роспуск Организации Варшавского договора, объединение Германии и прочее — рассматривалась ими как очередное поражение Советского Союза и их победа в «холодной войне».
Однако уже в середине 90-х годов начинается разочарование российского общества и политического класса в европейских и американских «лучших друзьях». Поворотным моментом здесь можно считать расширение НАТО на восток, решение о котором было принято в 1995 году. В конце 80-х – начале 90-х годов советскому и российскому руководству были даны устные обещания, что вышедшие из ОВД социалистические страны в НАТО приниматься не будет — именно под эти обещания СССР сдал все свои позиции в Центральной и Восточной Европе. Теперь же Североатлантический Альянс решил принять в свои ряды не только Польшу, Венгрию, Чехию, но и страны Прибалтики, попутно ведя переговоры о членстве с Молдавией и Украиной.
Учитывая, что после окончания холодной войны, роспуска ОВД и превращения России в часть Запада в принципе отпал смысл в существовании НАТО и стало неясно, зачем нужен этот блок и против кого он направлен, расширение НАТО на восток выглядело как возрождение «санитарного кордона», призванного разделить Россию и Европу.
Сами бывшие страны Варшавского договора и, в еще большей степени, прибалтийские республики давали все основания думать, что именно так оно и есть. Ставшие в конце 80-х годов мейнстримом антисоветские настроения в этих странах плавно переросли в антироссийские, Россия была объявлена вечной угрозой, а к власти пришли люди, одержимые параноидальными фобиями в отношении Москвы. Соглашения об ассоциации постсоциалистических стран с ЕС разрывали их старые связи с Востоком, а принятие этих стран в НАТО в условиях органической русофобии новых восточно-европейских элит означало именно возникновение «санитарного кордона».
Однако это заявление российского лидер а было в конечном счете проигнорировано: членство России в НАТО резко изменило бы баланс сил и подорвало доминирование американцев в Североатлантическом Альянсе, поэтому ни о каком отношении к «проигравшим холодную войну» как к равноправным партнерам не могло быть и речи.
После же того, как в НАТО — а с ним и в Евросоюз — в 2004 году вступили 10 постсоциалистических стран Центральной и Восточной Европы, уже превращенных к тому времени Соединенными Штатами в разделяющую Европу «буферную зону», ни о какой «Большой Европе» от Лиссабона до Владивостока не могло быть и речи.»
США выиграли эту войну в Европе. ot-lissabona-do-vladivostoka
Предлагаю некую ретроспективу упоминаний об этом стратегическом проекте Новой России.
На каких принципах и на каких условиях создается «Большая Европа от Лиссабона и Владивостока.
В.ПУТИН: Вы знаете, мы активно развиваем отношения с обеими организациями: и с НАТО, и тем более с Евросоюзом. Что касается НАТО, то эта организация сама претерпевает определенные внутренние изменения, насколько мы себе представляем. Нам нужно понять, куда мы будем вступать, если об этом идет речь, и какие задачи мы будем решать в этой организации.
Что касается Евросоюза, то мы, как Вы знаете, договорились с нашими коллегами о создании четырех общих пространств. Это общеэкономическое пространство, внутренней и внешней безопасности, гуманитарное и образовательное пространство. Это, конечно, тоже элемент сближения с объединенной Европой. Но мы должны понять, когда, на каком этапе мы можем сделать тот или иной шаг и что соответствует нашим интересам, а что не соответствует.
.
ВОПРОС: Но из Ваших слов мы можем заключить, что Вы все-таки имеете интерес к возможному членству в ЕС?
В.ПУТИН: Конечно. Но я должен сказать, что не все европейские страны являются членами Евросоюза, например, Норвегия. Богатая, самодостаточная страна, и я их понимаю, норвежцев, так же, как и понимаю, скажем, некоторые другие восточноевропейские страны, которые хотят и стремятся во что бы то ни стало вступить в ЕС, потому что полагают, что это улучшит их экономику, повысит жизненный уровень их населения. Конечно, прямо надо сказать, в значительной степени за счет донорской помощи со стороны старых членов ЕС. Такие принципы объединения России и Евросоюза невозможны по объективным обстоятельствам в силу нашей территории, населения и так далее.
Но процесс интеграции идет. И планы, которые мы формулируем с нашими уважаемыми коллегами в Брюсселе, носят совершенно конкретный характер. Давайте мы сначала добьемся решения тех задач, которые поставили перед собой сегодня.
Давайте мы реально сделаем Европу континентом без границ.
Процесс формирования Большой Европы после падения Берлинской стены продолжается, и наши усилия здесь, думаю, тоже заметны. Мы бы хотели, чтобы Европа формировалась без разделительных линий. Еще раз подчеркну: стратегическому партнерству между Евросоюзом и Россией мы придаем приоритетное значение. И шаг за шагом, последовательно и совместно с нашими партнерами решаем задачи, которые ставит перед нами всеми современная жизнь, современная реальность.
Как вы знаете, мы наметили конкретные механизмы по формированию четырех общих пространств сотрудничества: пространства безопасности, защиты прав человека, торгово-экономических и гуманитарных связей. По сути, в них зафиксированы все основные направления российско-еэсовского взаимодействия – от совместной борьбы с терроризмом и наркоугрозой до обеспечения свободных контактов между людьми.
Убежден, что согласование и принятие «дорожных карт», которые мы ожидаем от саммита, позволят серьезно продвинуться в строительстве той самой Большой Европы, о которой я сказал выше.
Я благодарен за предоставленную возможность напрямую обратиться к французской общественности накануне 60-летней годовщины победы над нацизмом.
Глубоко убежден: единая Большая Европа от Атлантики до Урала, а фактически до Тихого океана, существование которой основано на общепризнанных демократических принципах, – это уникальный шанс для всех народов континента, в том числе и для российского народа. И в реализации этого общего шанса – на мирное, благополучное и достойное будущее – европейцы, как и в борьбе с нацизмом, могут в полной мере опираться на Россию. При этом мы считаем, что усилия России по развитию интеграционных связей как со странами ЕС, так и государствами СНГ являются единым органичным процессом, который должен привести к существенному расширению общих гармоничных пространств безопасности, демократии, делового сотрудничества в гигантском регионе.
Российский народ всегда чувствовал себя частью большой европейской семьи, был связан с ней едиными культурными, моральными, духовными ценностями.
Здесь хотел бы затронуть одну, на мой взгляд, весьма важную тему. Некоторые наши соседи объясняют нежелание участвовать в продвинутых интеграционных проектах на постсоветском пространстве тем, что это якобы противоречит их европейскому выбору.
Считаю, что это ложная развилка. Мы не собираемся ни от кого отгораживаться и кому-либо противостоять.Евразийский союз будет строиться на универсальных интеграционных принципах как неотъемлемая часть Большой Европы, объединенной едиными ценностями свободы, демократии и рыночных законов.
Еще в 2003 году Россия и ЕС договорились о формировании общего экономического пространства, координации правил экономической деятельности без создания наднациональных структур. В развитие этой идеи мы предложили европейцам вместе подумать о создании гармоничного сообщества экономик от Лиссабона до Владивостока, о зоне свободной торговли и даже более продвинутых формах интеграции. О формировании согласованной политики в сфере промышленности, технологий, энергетики, образования и науки. И, наконец, о снятии визовых барьеров. Эти предложения не повисли в воздухе — они детально обсуждаются европейскими коллегами.
Теперь участником диалога с ЕС станет Таможенный, а в дальнейшем и Евразийский союз. Таким образом, вхождение в Евразийский союз, помимо прямых экономических выгод, позволит каждому из его участников быстрее и на более сильных позициях интегрироваться в Европу.
А. Рар: Из Берлина большой привет.
Но как Вы, Владимир Владимирович, рассматриваете будущее Европы через, может быть, пять или десять лет? Мы будем жить всё‑таки в Европе от Атлантики до Тихого океана – или будем жить в двух Европах? Я помню, как Вы выступили на Валдайском клубе в сентябре прошлого года, охарактеризовав Россию как некую другую Европу, «русскую Европу» с другими ценностями, нежели постмодернистский Запад, – вот как это свести вместе и какую роль в помощи построению общей Европы может сыграть такая страна, как Германия?
В.Путин: Александр! Во‑первых, добрый день! Во‑вторых, я хочу сказать, что в том, что я говорил на Валдае, нет никаких противоречий. Дело в том, что особенности России, они кардинальным, глубинным образом не отличаются от европейских ценностей. Мы все – люди одной цивилизации. Да, мы все разные, у нас есть свои особенности, но глубинные ценности одинаковые. И, мне кажется, нужно, безусловно, стремиться – я много раз об этом говорил и сказал уже сегодня – к тому, чтобы нам создавать Европу от Лиссабона до Владивостока. Если мы это сделаем, у нас есть шанс в будущем мире занять достойное место. Если мы пойдём по другому пути, если мы будем разделять Европу, европейские ценности и европейские народы, будем заниматься сепаратизмом в широком смысле этого слова, то мы все будем малозначимыми, неинтересными игроками и никакого влияния на мировое развитие и даже на своё собственное оказать не сможем.
Сейчас Россия и Евросоюз подошли к развилке, когда необходимо ответить на вопрос: каким мы видим будущее наших отношений, в каком направлении собираемся идти? Убеждён, что из событий на Украине следует сделать должные выводы и приступить к созданию на обширном пространстве от Атлантики до Тихого океана зоны экономического и гуманитарного сотрудничества, опирающегося на архитектуру равной и неделимой безопасности. Важным шагом на этом пути призвана стать гармонизация европейского и евразийского интеграционных процессов.
Такая работа тем более востребована, что сегодня Европа сталкивается с растущей конкуренцией со стороны других центров влияния современного мира. Например, недавно в Сочи на юбилейном саммите Россия–АСЕАН конструктивно обсудили с партнёрами актуальные международные вопросы, перспективы интеграционных проектов и углубления сотрудничества в Азиатско-Тихоокеанском регионе. Очевидно, что обеспечить «старому континенту» достойное место в новых международных реалиях можно, только объединив потенциалы всех европейских стран, в том числе и России.
2) Говорится всё открытым текстом, причем в обращении к народу (прямая линия в России, статья в «Фигаро» во Франции).
4) В обращении к народу он сказал, что Европа от Лиссабона до Владивостока это наш шанс занять достойное место (!), иначе мы не сможем оказать никакого влияния на собственное и мировое развитие.
Это отсылка к Де Голлю.
Вот статья работника МИДа на этот счет.
Обращаю внимание, что если в 1959 году фраза «Европа от Атлантики до Урала» звучало «абсурдистски», то сейчас Президент России шанс занять достойное место в мире видит именно в объединении с Европой.
Как бы то ни было, теперь Большая Европа от Лиссабона до Владивостока стратегический проект Новой России.
Переосмысление концепции Большой Европы в связи с украинским кризисом
Статья подготовлена за счет гранта Российского научного фонда (проект №14-28-00097 «Оптимизация российских внешних инвестиционных связей в условиях ухудшения отношений с ЕС») в Институте мировой экономики и международных отношений РАН.
БольшаяЕвропа — Greater Europe или Wider Europe?
Безусловно, серьезную проблему для концепции Большой Европы составляет неустойчивость географического определения Европы как таковой, наличие разных ментальных карт этой части света. Однако проблема в том, что различные основания для выделения границ Большой Европы часто намеренно сводятся западными экспертами к центр-периферийной схеме. В результате такие страны, как Россия или Турция, как бы «естественным» образом оказываются на окраине Большой Европы.
Альтернатива ЕС-центричному видению Большой Европы
И культурное единство Европы, и тесные взаимные экономические связи в этой части света нельзя абсолютизировать. На самом деле Большая Европа представляет собой неоднородный полицентричный макрорегион мира. Этот макрорегион состоит из нескольких частично пересекающихся субрегиональных ареалов культурной близости и экономической интеграции. При этом важно подчеркнуть, что неоднородно пространство не только за пределами ЕС, но и внутри теперь уже доминирующей в Большой Европе интеграционной группировки.
В итоге, например, испанцы или греки при безработице на родине на уровне выше 25% не в состоянии трудоустроиться в Германии или Австрии, где показатель составляет порядка 5%. В то же время в этнически родственных регионах, напротив, границы стираются даже при попытках сохранить формальный суверенитет. Достаточно вспомнить членство в Шенгенской зоне Норвегии и Швейцарии, упорно не желающих вступать в ЕС, или Союзное государство России и Белоруссии, в котором вопреки распространенной в мире логике региональных интеграционных объединений свобода движения людей с успехом опередила создание Таможенного союза.
Основные внешнеторговые партнеры России,
Германии и Великобритании в 2013 г.
Значение во внешнем товарообороте
России
Значение во внешнем товарообороте
Германии
Значение во внешнем товарообороте
Великобритании