чем закончилась книга три метра над уровнем неба трижды ты
Отзывы на книгу « Три метра над небом. Трижды ты »
Любопытство меня сгубило, так было интересно, чем закончится история Баби и Аче (в книге он Стэп). Фильмы я пересматривала не один раз, а вот с книгой вышел промах! Зачем здесь 700 страниц. Для чего нужно было натягивать этот сюжет, писать ненужные диалоги с людьми, которые вообще не относятся к главном сюжету.
Все было бы очень красиво, если б автор сократил произведение и уделил внимание основной линии. Это история любви Баби и Стэпа. Первое чувство, страсть, гормоны, такая любовь не ржавеет с годами. И когда спустя время у каждого появилась своя жизнь, между бывшими влюбленными остался свой маленький мир. Холить воспоминания каждый день мучительно, а сопротивляться чувствам бесполезно.
Финал для меня это просто конец истории. Не было «Вау», не было грустинки, вообще ничего не было, кроме вздоха облегчения, что наконец дочитала. Очень примитивный и скупой язык автора. Банальное развитие событий со смертельными болезнями меня уже не трогает, да и написано так топорно, что не до чувств.
Я рада, что узнала все до развязки, но мне жаль было времени на эту книгу. Советовать ее никому не буду читать! Если очень интересно, то возьмите краткое содержание в интернете, я бы так и сделала раньше, да кто ж знал..
Ну вот наконец-то и мои книги дошли до той книги, которую я ждала с самого релиза.
Рассказать без спойлеров о книге не получится, поэтому не кидайте в меня тапками. Многие ругают автора из-за самого главного хода, а я осталась довольна. Мне с самого начала Баби нравилась больше, чем Джин, но я откровенно не понимаю, зачем Моччиа понадобилось ее убивать настолько жестоким способом. Ведь достаточно было просто ввести еще одного героя и сделать ее счастливой.
У тебя своя жизнь, девушка, свадьба, но ты не можешь забыть первую любовь, которая то и дело появляется на горизонте. Потом эта встреча, и то что он узнает переворачивает его жизнь. Снова. Но при этом ты так и не можешь определиться, и продолжаешь изменять уже беременной жене. Вопрос: зачем женился, если не любишь? Ребенка можно воспитать и так, без штампа, но при этом быть честным человеком с чистой совестью, а не поступать как последний мерзавец, который спит с одной, а думает о другой. Это нечестно по отношению к Джин, какой бы не была девушка, она этого не заслужила.
Это хорошо, что автор оставил героям возможность быть вместе, пусть и таким путем, а то эта беготня героя от одной бабы к другой к середине книги мне изрядно поднадоела. В целом, неплохо, но на мой взгляд эта книга для поклонников пары Баби/Стэп, которые будут рады такому исходу, но если вам не нравится эта пара, думаю развитие событий будет вас только раздражать.
Три метра над небом. Трижды ты
Посоветуйте книгу друзьям! Друзьям – скидка 10%, вам – рубли
И теперь я смотрю, как Джин ходит по дому – по этому самому дому, на который я взял ссуду, думая, что совершаю большой шаг, но мне бы никогда и в голову не пришло, что это будет такой шаг. Что же заставило меня так внезапно принять решение? Явно не ее выходка. Вспоминая о ней, я улыбаюсь. Джин красивая, улыбчивая, всегда жизнерадостная, при этом страдает и любит меня. Она единственная в своем роде, особенная. Может, я сделал ей предложение из страха ее потерять? Из страха больше не найти такого совершенного человека. Но разве совершенство – причина любви? Если бы сейчас здесь был Полло и сидел бы со мной на этом диване, что бы он мне сказал? «Эй, Стэп, да о чем ты говоришь? Разве это нормально, чтобы такой человек, как ты, пускался в мещанские рассуждения? Итак, первое: женщины приходят и уходят, а друзья остаются. Ну хорошо, я ушел…» – Да, он бы долго меня поддразнивал. – «Черт, ну ты же Стэп, вспомни об этом!» Как бы мне хотелось, чтобы он был здесь по-настоящему, чтобы я мог внимательно выслушать его слова, потому что, несмотря на то что его уже нет, он по-прежнему единственный, кто знает меня лучше всех. – «Ну так что? Продолжай». – «А что я должен тебе сказать? Я бы никогда не подумал, что когда-нибудь ты возьмешь ссуду, купишь дом, да не где-нибудь, а в районе Камиллучча, придумаешь кучу сюрпризов, чтобы сделать предложение девушке. Если бы мне такое сказали, я бы никогда не поверил, клянусь тебе. Однако что вышло, то вышло, значит, я уже не могу спорить, ты застал меня врасплох. И это ты, который любил драки, теперь полюбил брак? Ну и ну! Но если я должен понять, почему ты так поступил, вернее, почему поступаешь так… Потому что у тебя пока еще есть время, и ты это знаешь, правда? В общем, у меня нет четкого объяснения. Я лишь знаю, что на такой шаг решаются, когда любят человека. Не думаю, что могут быть другие причины. И поэтому я спрашиваю тебя: „А любишь ли ты Джин?”».
И я смотрю на пустое место на диване и последний гипотетический вопрос моего друга все еще звучит у меня ушах:
«А любишь ли ты Джин?»
Но Полло нет, никого нет. Есть только этот вопрос, звучащий без остановки:
«А любишь ли ты Джин?»
– Эй, что стряслось? – Она стоит рядом и весело смотрит на меня, с любопытством покачивая головой. – У тебя вид, будто ты увидел призрака!
Она и сама не знает, как близка к истине.
– О чем ты думал? Ты казался таким сосредоточенным.
– О работе, о решениях, которые нужно принять…
– Хорошо, пойду на кухню. Я приготовила для тебя кое-что вкусненькое. Надеюсь, тебе понравится.
– Это сюрприз… Потому что у меня есть сюрприз.
И, больше ничего не говоря, она исчезает.
– Хорошо, пойду в кабинет.
Я встаю с дивана и иду в самую дальнюю комнату. Мне нравится этот дом, я чувствую его своим. Он полон света, окружен зеленью и яркими бугенвиллеями. Это была идея Джорджо Ренци, это он убедил меня его купить: «Не упусти его. Это хорошее приобретение. А потом, если захочешь, перепродашь. Он принадлежит моему приятелю, который мне обязан».
Я хотел сделать Джин сюрприз, и поэтому ничего ей не сказал, но, едва его увидев, она сказала: «Улетно!» – так она говорит всегда, когда у нее нет слов от радости. «Это такой дом, который я выбрала бы для себя. Но раз ты выбрал его для нас, то он еще красивее».
Потом она бродила по комнатам: сначала – по гостиной с большим камином, потом по спальне с супружеским ложем, по гардеробной, ванной. И, наконец, по смотровой площадке, на которую попадаешь с веранды. Тогда она улыбнулась. «Он прекрасный. Он новый, и мы тоже чувствуем себя здесь по-новому…» Я посмотрел на нее, до конца не понимая, что она имеет в виду. Тогда она объяснила:
– Здесь нет ни одного воспоминания, которое могло бы отдалить тебя от меня. Мы сначала начинаем вместе.
И она меня обняла и крепко прижала к себе. Тогда я понял. Когда ты приносишь человеку много страданий, эта боль не уйдет никогда, этот шрам останется на сердце, как легкий листок, который, упав в октябре с большого дерева, навсегда останется на земле. Хочешь ты или нет, никакому ветру, никакому старательному дворнику уже больше никогда не удастся очистить это сердце.
– Что такое? Что с тобой, любимая?
– Как это ничего? Ты совершенно изменилась…
– Знаю, и тебе придется с этим смириться. Мы должны научиться жить вместе.
Так она мне ответила в тот раз, через несколько месяцев, сидя на диване, когда у нее внезапно изменилось выражение лица. За минуту до того мы смеялись, уже не помню над чем. Зато печаль этого взгляда я никогда не забуду.
И сегодня, накануне нашей свадьбы, в моей жизни снова появилась Баби. Она красивая, она женственная, она мать. Мать моего сына. Должна ли узнать об этом Джин? И что я почувствовал к Баби? Хочу ли я снова ее увидеть? Когда мы коснулись друг друга, я почувствовал ее кожу, ее запах, который остался все тем же – аромат духов «Карон», которые она не меняла с тех пор, с тех первых дней, с нашего первого поцелуя…
– Милый! Я тебя звала! Ты не слышал?
Я едва успеваю закрыть страничку, пока Джин ходит вокруг стола, что-то разыскивая.
– Ничего, я только что закончил разговаривать по скайпу насчет завтрашнего собрания. Все в порядке.
– Тогда пойдем к столу, а то все остынет.
– Да, конечно. Только помою руки, я быстро.
Я иду в ванную. Как только вхожу, закрываю дверь и останавливаюсь перед зеркалом. Вот я уже и лгу. Ставлю руки на раковину. У меня не хватает смелости посмотреть на себя в зеркало. Открываю кран с холодной водой и немного жду. Набираю воды в обе руки и несколько раз споласкиваю лицо. Закрываю кран, кладу полотенце на место и оглядываюсь. Сзади, в углу, стоит ваза с засушенными японскими цветами; на полу – весы, мой халат, шампунь и мыло в выемке душевой. Все идеально. Все в полном порядке, на своем месте, и это полная противоположность тому, что теперь происходит в моей жизни. Я выхожу из ванной и иду в столовую. По пути я вижу, как Джин зажигает свечи в центре стола. Окно открыто, на террасе горит свет. Ночь идеальна: небо ярко-синее, ждет наступления темноты. Джин подключает свой айфон к колонкам. Звучит джазовая композиция Джона Колтрейна «A Love Supreme».
– Тебе нравится, правда?
Ужасно нравится, и она это знает. Джин берет бутылку белого вина и ставит ее в середине стола. Протягивает мне штопор.
– О чем ты думаешь? О любви?
Закрываю глаза, держа в руках бутылку.
«…О чем ты думаешь? О любви?»
Нет, я не в состоянии ни о чем думать, Джин, но ты, разумеется, не можешь себе этого представить. Так что я срезаю фольгу, защищающую пробку, потом открываю штопор, ввинчиваю в затычку металлическую спираль, закрепляю зажим на верхней части горлышка и начинаю выкручивать пробку. Потом закрепляю второй зажим и извлекаю ее целиком. Я нюхаю пробку, делаю это автоматически. Наливаю вино в бокалы, и, когда в него проникает немного воздуха, принюхиваюсь лучше и понимаю, что это изумительный совиньон, крепостью в двенадцать с половиной градусов. Я его пробую: температура тоже идеальная. Джин возвращается к столу с ведерком воды и льда.
– Ну вот! – Она мне улыбается. – Можем начинать.
Рядом с ней, на тележке, все блюда, которые она приготовила, так что ей не придется больше вставать.
– Давай выпьем… – Она берет в руку бокал, который я для нее только что наполнил, и сразу же находит слова, которые кажутся ей самыми уместными: – …за наше счастье.
И она смотрит мне в глаза.
– Хорошо, – тихо отвечаю я, но в душе у меня полная сумятица.
Джин немного отпивает из бокала с белым вином и ставит его рядом со своей тарелкой.
– Отличное, холодное, идеальное.
– Но я не поняла. Может, я должна была его сначала поставить, а уже потом выпить? Некоторые так говорят, но я никогда не понимала, почему.
– Это правда. Странные легенды. Единственное, что я знаю наверняка – что при этом надо смотреть друг другу в глаза.
Джин весело улыбается, а потом, ужасно обрадовавшись, решает описать мне меню вечера.
– Так вот, я приготовила тебе мидии с перцем. Взяла такие большие, испанские, сбрызнула их белым вином, лимонным соком и приправила разными травами. Далее: сырые лангусты для тебя и на пару для меня. И, наконец, соленый сибас с картофелем фри. Тебе нравится?
– Ты гениальная, Джин.
Я беру половник и собираюсь положить ей мидий.
– Нет-нет, мне не надо…
– В магазине их было мало, а я знаю, как они тебе нравятся.
– Ладно, спасибо, но одну-то я тебе попробовать разрешу.
Я чувствую себя виноватым и хотел бы начать свою исповедь прямо сейчас. Но как ей это сказать?
«Знаешь, у меня есть сын, но мы можем от этого и абстрагироваться».
Я ем мидию за мидией, я ненасытен, а она смеется – та, которой всегда хотелось, чтобы я ел медленнее, в этот вечер ничего не говорит: похоже, она позволяет мне все. Тогда я вытираю рот, выпиваю немного вина, снова наполняю бокал и опять пью. Но я должен сказать ей, должен.
– Ужасно, серьезно. Спасибо.
Я смотрю ей в глаза и понимаю, что бы я сейчас ни сказал, это все разрушит. Хрустальный сервиз, падающий на пол вместе с буфетом, – вот каким был бы гул ее разбивающегося сердца. К тому же я еще должен кое-что понять сам. Так что я ей улыбаюсь.
– Ты приготовила фантастический ужин.
Джин безупречна, и на этот раз совиньон наливает мне она. Он кажется мне еще вкуснее, с легким фруктовым привкусом. Зато в ее бокале вино еще есть. Сырые лангусты – свежайшие, тают у меня во рту. Я беру кусок «музыкальной бумаги» – сардинского хлеба каразау, разрываю его на части и ем их одну за другой. Она смеется, качает головой, но ничего не говорит, уносит тарелки и передает мне блюдо с сибасом. Я чищу его, вынимаю косточки, удаляю жабры и передаю одну из рыб ей.
Джин продолжает смотреть на меня и есть картошку фри. А я, заканчивая чистить сибаса, даю себе время вынуть из него последнюю косточку прежде, чем решиться сказать ей.
Но я не отвечаю, не говорю даже «да».
– Ты-то знаешь, что ты меня безумно возбуждаешь. И если этот ужин тебе так нравится, то ты нравишься мне, как сто таких ужинов!
– Но ты не попробовала сибаса…
– Нет, но я поела картошку фри. Она еще горячая и такая же потрясающая, как ты.
Она обходит вокруг стола и целует меня долгим, страстным поцелуем.
– Мммм, правда, картошка вкуснейшая, совсем свежая. Но ты всегда лучше.
Мы продолжаем есть молча. Я должен ей это сказать, по крайней мере намекнуть. Вытираю рот, я уже достаточно выпил и знаю, что момент настал, потому что я даже доел последний кусок, и уже нет ничего, что могло бы меня остановить.
– Подожди! – Она поспешно встает и возвращается с двумя пиалками, полными черники, земляники и малины. – Ну вот, есть даже ягоды. Хочешь?
Я киваю, и она добавляет немного взбитых сливок в мой десерт, а затем делает то же самое со своим.
Сочетание лесных ягод комнатной температуры и прохладных взбитых сливок восхитительно. Мне ужасно не хочется все это рушить. Джин встает и снова уходит на кухню. Возвращаясь, она улыбается еще шире. Она принесла бутылку шампанского и два фужера.
– Возьми, открой ее. И следи за пробкой, смотри, куда она полетит… Если она коснется одного из нас, то это хороший знак – знак того, что мы поженимся. Но не дай ей упасть, а то мы уже опубликовали объявление о свадьбе!
Она смеется, а я, наверное, на секунду покраснел. Пробка отлетает и рикошетит далеко, на диване, я тороплюсь разлить шампанское по бокалам.
– Но с какой стати еще и шампанское?
– Я же тебе говорила, что будет сюрприз!
Она ко мне подвигается, улыбается мне, поднимает свой бокал и чокается со мной.
Она берет мою руку и прикладывает ее к своему животу. Не могу поверить, что все это происходит со мной.
– Я так счастлива! Как же хорошо, что мы уже решили пожениться, а иначе это выглядело бы как брак по залету!
Мокрыми от шампанского губами она меня целует, а потом берет за руку.
– Мы должны отпраздновать это как следует… Пойдем туда, – лукаво шепчет мне она. Я иду за ней, и, в конце концов, мне даже хочется рассмеяться. Ну и жизнь! Сегодня я обнаружил, что стал отцом дважды, и не могу произнести ни слова.
В полумраке комнаты она ведет меня к кровати, сама меня раздевает, расстегивает на мне рубашку, быстро стягивает с меня брюки, нечаянно отрывая последнюю пуговицу. Мы смеемся. На моем ремне автоматическая застежка, так что я ей помогаю. Она встает, мгновенно сбрасывает на пол свое платье, снимает лифчик и трусики, подходит ко мне и обнимает. Наши тела дрожат от желания, и она безо всякой застенчивости берет его в руку.
– Это он во всем виноват, но я его люблю, он сделал меня самой счастливой женщиной на свете… – и добавляет: – Я хочу отблагодарить его по-особенному…
Она опускается вниз, садится на корточки и начинает его целовать. Время от времени она поднимает глаза кверху и лукаво улыбается. Или она соблазнительна как никогда, или это я ее такой вижу? Она делает глоток шампанского и снова садится на корточки – так же, как и раньше, – и меня охватывает невероятная холодная дрожь. Пузырьки шампанского и она, ее губы, ее язык… Она передает мне бутылку, выходит из комнаты и гасит свет во всем доме. Потом я слышу, как она где-то возится, открывает ящики, чиркает спичкой. Возвращается в комнату, ставит передо мной стакан, я его нюхаю. Ром.
– Знаю, как он тебе нравится. Я купила ром «Сакапа» столетней выдержки, самый лучший. А вот мне лучше его не пить, алкоголь мне теперь противопоказан.
Она улыбается, она невероятно уступчива. Я пробую ром, делаю большой глоток, а потом она берет меня за руку.
– Пойдем со мной, я хочу…
И Джин ведет меня по темному дому. В гостиной, в кабинете и столовой я вижу свечи, по одной на каждую комнату. Она продолжает тащить меня за собой до тех пор, пока мы не оказываемся в моем кабинете. Отодвинув в сторону вещи на столе, она на него садится.
– Вот, ты даже и не знаешь, сколько раз я хотела сделать это, словно я твоя секретарша и хотела тебя завести.
Это слово вызывает у меня смех.
Я ее целую. А она вытягивает ноги и одну кладет на подлокотник кресла, а другую – на стоящую рядом тумбу. Она, нежная и бесстыдная, смотрит мне в глаза, потом берет в руку мой член, аккуратно направляет его в себя. И начинает двигаться.
– Ох… Что это с тобой случилось?
– Сегодня ты жутко сексуальная, ты еще никогда такой не была…
– Просто ты никогда этого не замечал.
Джин обвивает меня ногами и сильно прижимается ко мне. Она проводит рукой по столу и задевает лежащую на коврике компьютерную мышь: сдвигаясь, курсор оживляет экран.
– Ой, а так, при свете, нас увидят.
На мгновение я вижу за ее спиной открытую страницу браузера, панель инструментов; под ней – история поисковых запросов: все, что я просматривал раньше – фотографии Баби, ее жизни, свадьбы. Монитор гаснет. Джин смеется.
– Так лучше. Нас же не увидят, правда?
Я слышу, что она произносит это с трудом, ей все нравится, она будоражит меня все больше. Джин ложится животом на стол, вытянув слегка раздвинутые ноги, и снова направляет мой член в себя, продолжая возбуждать меня все сильнее. Она хватается за стол и пытается удержаться, пока я двигаюсь в ней и набираю темп.
– Подожди, не так быстро…
Джин отрывается от меня и берет стакан рома.
– Хочу, чтобы и он тоже попробовал, – говорит она.
И набирает рома, но не глотает его, а наклоняется и берет мой член в рот. Она сводит меня с ума, я горю, как в огне, но это безумное наслаждение.
– Ой, не могу больше, это потрясающе.
Тогда она снова встает, тянет меня за собой, бросает на диван, садится сверху, и я тут же проникаю в нее. Она все быстрее и быстрее, скачет на мне до тех пор, пока не шепчет на ухо:
– Мне хорошо, любимый.
Кончаю и я, вместе с ней. И мы остаемся лежать так, обнявшись, соединив губы, все еще пахнущие ромом и сексом. Я слышу, как быстро бьются наши сердца. Мы дышим в тишине, и постепенно наш пульс успокаивается. Волосы Джин упали ей на лицо, но сквозь них я вижу ее глаза и довольную улыбку.
– Нет, это ты будто обезумела, никогда такой не была.
– Я никогда не была такой счастливой.
Она крепко прижимается ко мне, и я чувствую себя виноватым. А потом крепко обнимаю ее, еще сильнее прижимая к себе.
– Да, действительно… – И я ослабляю хватку.
Я не знаю, что еще сказать. И тут же вспоминаю ту ночь с Баби, шесть лет тому назад – как мы, пьяные, занимались с ней любовью после вечеринки. Вспоминаю, как она давала мне полную волю, как наслаждалась, с каким азартом на мне скакала. Что она хотела меня, еще и еще, и отрывалась от меня только тогда, когда я уже кончал. Да, наверное, так оно и было.
– О чем ты думаешь, любимый? Эй, ты где? Кажется, далеко…
– Ты рад, что у нас будет ребенок?
– Конечно, ужасно рад. Но как так вышло?
– Ну ты у меня и дурачок, есть кое-какие предположения. Ты мне, наконец, скажешь, о чем думал?
Я пытаюсь найти хоть какой-то правдоподобный ответ.
– Я думал о том, что в этот вечер ты действительно преподнесла мне столько сюрпризов, что у меня нет слов.
– Да. Но вроде ты не показался расстроенным.
– Нет, правда. Но я не понимаю, как у тебя могли появиться такие фантазии.
– Да ты же сам дал мне про них почитать! Я имею в виду «Торговцев грезами» Гарольда Роббинса. Там была одна сцена, в которой героиня делала все то же самое, что я с тобой сегодня вечером.
– Я тогда подумала, что это твой подсознательный намек, что ты хотел показать мне, как можно заниматься любовью по-новому.
– А вот это мне не понравилось!
– Почему? Из-за пистолета или плохой девочки?
– И из-за того, и из-за другого.
– И правда. Теперь, когда я становлюсь мамой, мне нужно вести себя хорошо.
Мы продолжаем болтать, смеемся, весело шутим, доедаем лесные ягоды со сливками. Джин надевает мою рубашку, я – футболку и пижамные штаны, и мы ложимся в постель. Джин начинает фантазировать, пытаясь угадать пол нашего будущего ребенка, придумывает ему имена.
– Если будет девочка, назовем ее, как мою мать, – Франческой. А если будет мальчик, то, я думаю, – Массимо: мне всегда ужасно нравилось это имя. Что скажешь?
Не могу поверить. Такое впечатление, что жизнь делает это нарочно: два сына от разных матерей с одним и тем же именем.
– Да, почему бы и нет, можно и так. Это имя полководца…
Спонтанно мне приходят в голову слова Баби. Я выпиваю еще один стакан рома и думаю, что уже слишком много выпил, и что мне стоило бы перестать и рассказать ей все. Вот, например, так:
«Любимая, и у меня есть сюрприз. Сегодня я видел Баби…» – «И ты мне так просто об этом сообщаешь?» – «Это еще не все. Можешь себе представить, какое совпадение: у меня от нее сын, и его зовут именно Массимо».
Но я ничего не говорю. Она, веселая и довольная, продолжает болтать. А я чувствую себя ужасно виноватым, потому что понимаю, что ее радость висит на волоске, который я могу перерезать, навсегда лишив ее чудесной улыбки.
Я наливаю себе еще немного рома и выпиваю его залпом, как будто это может мне помочь. И пока слушаю, как Джин все еще щебечет о том, кого из подруг выбрать в свидетельницы, как будет проходить церемония в церкви, каким будет наше свадебное путешествие, – в глубине комнаты, на кресле, я вижу тень. Это снова он, мой друг Полло, только на этот раз он мне не улыбается. Он расстроен; он видит, в каком трудном положении я оказался, и знает, о чем я думаю, но он так и не дождался ответа на свой вопрос, и продолжает его задавать:
Он открывает коробочку, показывая ей восхитительное кольцо, и смотрит ей в глаза.
– Джин, хочешь выйти за меня замуж?
Джин прижимает его к себе, кричит как сумасшедшая: «Дааааа!» – и страстно его целует. Когда они размыкают объятия, Стэп надевает ей кольцо на палец. Джин смотрит на него; ее глаза полны слез, она волнуется, она в смятении.
И они снова целуются.
Потом Джин отходит в сторону.
– Эге… А вот эти слова я уже слышала…
– «Если ты сбежишь, я на тебе женюсь»: они тебе так понравились!
– С тобой я хочу, чтобы все было наверняка.
И они снова целуются.
И теперь я смотрю, как Джин ходит по дому – по этому самому дому, на который я взял ссуду, думая, что совершаю большой шаг, но мне бы никогда и в голову не пришло, что это будет такой шаг. Что же заставило меня так внезапно принять решение? Явно не ее выходка. Вспоминая о ней, я улыбаюсь. Джин красивая, улыбчивая, всегда жизнерадостная, при этом страдает и любит меня. Она единственная в своем роде, особенная. Может, я сделал ей предложение из страха ее потерять? Из страха больше не найти такого совершенного человека. Но разве совершенство – причина любви? Если бы сейчас здесь был Полло и сидел бы со мной на этом диване, что бы он мне сказал? «Эй, Стэп, да о чем ты говоришь? Разве это нормально, чтобы такой человек, как ты, пускался в мещанские рассуждения? Итак, первое: женщины приходят и уходят, а друзья остаются. Ну хорошо, я ушел…» – Да, он бы долго меня поддразнивал. – «Черт, ну ты же Стэп, вспомни об этом!» Как бы мне хотелось, чтобы он был здесь по-настоящему, чтобы я мог внимательно выслушать его слова, потому что, несмотря на то что его уже нет, он по-прежнему единственный, кто знает меня лучше всех. – «Ну так что? Продолжай». – «А что я должен тебе сказать? Я бы никогда не подумал, что когда-нибудь ты возьмешь ссуду, купишь дом, да не где-нибудь, а в районе Камиллучча, придумаешь кучу сюрпризов, чтобы сделать предложение девушке. Если бы мне такое сказали, я бы никогда не поверил, клянусь тебе. Однако что вышло, то вышло, значит, я уже не могу спорить, ты застал меня врасплох. И это ты, который любил драки, теперь полюбил брак? Ну и ну! Но если я должен понять, почему ты так поступил, вернее, почему поступаешь так… Потому что у тебя пока еще есть время, и ты это знаешь, правда? В общем, у меня нет четкого объяснения. Я лишь знаю, что на такой шаг решаются, когда любят человека. Не думаю, что могут быть другие причины. И поэтому я спрашиваю тебя: „А любишь ли ты Джин?”».
И я смотрю на пустое место на диване и последний гипотетический вопрос моего друга все еще звучит у меня ушах:
«А любишь ли ты Джин?»
Но Полло нет, никого нет. Есть только этот вопрос, звучащий без остановки:
«А любишь ли ты Джин?»
– Эй, что стряслось? – Она стоит рядом и весело смотрит на меня, с любопытством покачивая головой. – У тебя вид, будто ты увидел призрака!
Она и сама не знает, как близка к истине.
– О чем ты думал? Ты казался таким сосредоточенным.
– О работе, о решениях, которые нужно принять…
– Хорошо, пойду на кухню. Я приготовила для тебя кое-что вкусненькое. Надеюсь, тебе понравится.
– Это сюрприз… Потому что у меня есть сюрприз.
И, больше ничего не говоря, она исчезает.
– Хорошо, пойду в кабинет.
Я встаю с дивана и иду в самую дальнюю комнату. Мне нравится этот дом, я чувствую его своим. Он полон света, окружен зеленью и яркими бугенвиллеями. Это была идея Джорджо Ренци, это он убедил меня его купить: «Не упусти его. Это хорошее приобретение. А потом, если захочешь, перепродашь. Он принадлежит моему приятелю, который мне обязан».
Я хотел сделать Джин сюрприз, и поэтому ничего ей не сказал, но, едва его увидев, она сказала: «Улетно!» – так она говорит всегда, когда у нее нет слов от радости. «Это такой дом, который я выбрала бы для себя. Но раз ты выбрал его для нас, то он еще красивее».
Потом она бродила по комнатам: сначала – по гостиной с большим камином, потом по спальне с супружеским ложем, по гардеробной, ванной. И, наконец, по смотровой площадке, на которую попадаешь с веранды. Тогда она улыбнулась. «Он прекрасный. Он новый, и мы тоже чувствуем себя здесь по-новому…» Я посмотрел на нее, до конца не понимая, что она имеет в виду. Тогда она объяснила:
– Здесь нет ни одного воспоминания, которое могло бы отдалить тебя от меня. Мы сначала начинаем вместе.
И она меня обняла и крепко прижала к себе. Тогда я понял. Когда ты приносишь человеку много страданий, эта боль не уйдет никогда, этот шрам останется на сердце, как легкий листок, который, упав в октябре с большого дерева, навсегда останется на земле. Хочешь ты или нет, никакому ветру, никакому старательному дворнику уже больше никогда не удастся очистить это сердце.
– Что такое? Что с тобой, любимая?
– Как это ничего? Ты совершенно изменилась…
– Знаю, и тебе придется с этим смириться. Мы должны научиться жить вместе.
Так она мне ответила в тот раз, через несколько месяцев, сидя на диване, когда у нее внезапно изменилось выражение лица. За минуту до того мы смеялись, уже не помню над чем. Зато печаль этого взгляда я никогда не забуду.
И сегодня, накануне нашей свадьбы, в моей жизни снова появилась Баби. Она красивая, она женственная, она мать. Мать моего сына. Должна ли узнать об этом Джин? И что я почувствовал к Баби? Хочу ли я снова ее увидеть? Когда мы коснулись друг друга, я почувствовал ее кожу, ее запах, который остался все тем же – аромат духов «Карон», которые она не меняла с тех пор, с тех первых дней, с нашего первого поцелуя…