чем заканчивается рассказы о фандорине
Последний из романов: станет ли «Не прощаюсь» финалом для Фандорина?
Отпевать Эраста Фандорина начали еще до того, как Борис Акунин анонсировал «Не прощаюсь» — заключительную, по уверениям автора, часть его главной франшизы. Поздние книги цикла (иначе говоря, все, что вышло после «Нефритовых четок») больше прочего напоминали фанфики, по недоразумению ставшие частью канона. Очевидно, Акунина тогда занимал параллельный проект «История Российского государства»: фандориана в сравнении с Рюриком, татаро-монголами и Иваном Грозным выглядела как самоволка, нечаянный результат прокрастинации. Отлучки эти, вероятно, доставляли писателю некоторое удовольствие, но давний акунинский читатель, державший в уме композиционную стройность ну, скажем, «Коронации» или «Смерти Ахиллеса», вряд ли мог его разделить: с этого героя хотелось снять посмертную маску.
Первые реакции на «Не прощаюсь» подтверждают наблюдения за пациентом, которому роман назад прострелили голову: этот — не выкарабкается. Не отрицая справедливости отдельных замечаний, попробуем посмотреть на книгу с другого — намеченного, к слову, во многих рецензиях — угла. 8 февраля 2018 года один из ведущих российских беллетристов выпустил очень посредственный детектив — и не самый тривиальный текст о Русской революции.
Уже в самом начале «Не прощаюсь» берет неожиданную, вуди-алленовскую отчасти ноту. Акунин, подселившийся в поток сознания Масы, как будто всерьез размышляет о том, что ему не стоило сочинять эту книгу: «Может быть, лучше тот акунин воспользовался бы своим обычным сорок пятым и господин умер бы сразу». После такой невыносимо кокетливой фразы роман и более солидного автора хочется тут же подложить под какую-нибудь расшатанную мебель, но если преодолеть этот позыв, можно будет оценить протагониста в непривычном — негероическом — амплуа.
В первой части книги Фандорин перемещается в инвалидном кресле, распутывает совсем пустяковые дела и — самый болезненный укол для самолюбия этого франта — оставляет женщин равнодушными. Лучший сыщик Российской империи проспал Первую мировую и революцию и теперь смотрит на переменившийся мир глазами калеки из «Котлована». Трагическое несовпадение своего предназначения и непосредственного участия в истории осознает — и довольно топорно формулирует — сам персонаж: «Я выиграл столько боев, а войну проиграл». Фандорин, искусственно синтезированный тип либерала-государственника, ниндзя-аристократа, который превыше всего ставит privacy и долг, после 1917-го бредет по кювету — в хорошем костюме и испорченном настроении.
Уже в самом начале «Не прощаюсь» берет неожиданную, вуди-алленовскую отчасти ноту
Но он — и это главный спойлер романа — не является в этой книге единственным носителем собственного, разработанного сознания. Акунин вводит в сюжет чекиста Алексея Романова из цикла «Смерть на брудершафт»: он, может быть, не бегает по утрам по стенам и не ведет дневник благородного мужа, но так же честен, храбр и безжалостен к подлецам. Адвокат мучительной «красной правды», Романов работает на общую стереоскопию романа: имея некоторые представления о политических симпатиях автора, можно было бы ждать от книги известной тенденции, но это удивительным образом не «золотопогонная» — да и не «комиссарская» — проза. Неслучайно тот же Фандорин представляется одному из вождей «зеленых» этнографом, исследующим русский анархизм: позицию объективного наблюдателя — пусть и неравнодушного — стремится занять и сам автор. Все это не превращает «Не прощаюсь» в «Печальные тропики» или атлас политических движений времен Гражданской войны, но точно усложняет картину противостояния, развернувшегося в России после Октября. И оно явно не сводится к тому, что сам Фандорин описал как замену «плохого прошлого на ужасное будущее».
Но главное, вероятно, событие «Не прощаюсь» — и тут самое время предупредить о спойлерах — полноценный «Рейхенбахский водопад», который Акунин устраивает своему любимцу. Процитируем злодея: «Я с почетом проводил господина Фандорина в дорогу, усадил в превосходный экипаж и отправил прямиком на небо». Можно ли в это поверить? С большим трудом: слишком напоказ главный герой читает «Его прощальный поклон» Артура Конан Дойла накануне гибели, чтобы и от него правда «ничего не осталось, совсем».
«Пора и честь знать», — сообщает нам преподобный Мудзэн в финале «Не прощаюсь»: идеально закругленный финал, который освобождает автора от любых обязательств. Что бы он для себя ни решил — обживать свою мультивселенную дальше или, на манер Глуховского, сдать ее на аутсорс, — теперь, после пяти пудов динамита, фандоринский миф окончательно сформирован; история — состоялась. Да, энергия Ки распределена по циклу неравномерно, литературное вещество пузырится, но это точно не руки-базуки: честные бицепсы, «нормальный бизнес». Можно ли конвертировать этот капитал в акции, на которых выведено «Высокая Словесность»? Станем ли мы в середине XXI, скажем, века на цыпочках проходить по Аллее славы мимо фамилии Акунин? И дождемся ли, в конце концов, экранизации от BBC? Предоставим медитировать над этими вопросами Масе и Эрасту Петровичу: они оба как раз подошли к возрасту «первого совершенства».
«Не прощаюсь»: что не так с последним романом про Эраста Фандорина
Вышел роман Бориса Акунина «Не прощаюсь», который, если верить автору, завершит цикл историй про сыщика Эраста Фандорина. Егор Михайлов рассказывает, стоит ли читать новую книгу, и объясняет, чем Фандорин похож на Росомаху.
Беспокойный 1918 год, в поезд Самара–Москва садится подозрительный китаец с огромным мешком через плечо. Поскольку на обложке стоит фамилия Акунина, читатель даже из вежливости не делает вид, что попался на эту уловку. «Китаец» — это японец Маса, а в мешке лежит без сознания Эраст Петрович Фандорин. В романе «Черный город» славный и уже немолодой сыщик получил пулю в голову и погрузился в кому, счастливо проспав войну и революцию.
Кажется, Акунин был бы и рад продержать Фандорина в его летаргическом сне, да читатель не поймет. Так что сыщик просыпается, окидывает взглядом новую постреволюционную Россию с ее Реввоенсоветами и загадочными съездами Свобжентруда — и отправляется привычно раскрывать преступления, работая то на белых, то на красных, то на анархистов — кто под руку подвернется.
Главная беда нового акунинского детектива — то, что детектив не удался. Эту претензию Акунину предъявляли не раз, но в «Не прощаюсь» все совсем тоскливо. Расследование или оказывается пустяковым (пропажа мешка со швейными иголками — вот истинное дело для пожилого сыщика), или прерывается очередным deus ex machina, или тонет в мириадах исторических подробностей, которые Акунину удаются куда лучше.
Собственно, если смотреть на «Не прощаюсь» как на непритязательный исторический роман, то все вполне неплохо. Книга усеяна яркими персонажами, Акунин скачет галопом по раздираемой Гражданской войной стране, разбрасывая по сюжету факты и фотоиллюстрации (вот «Общий вид пулемета Гочкиса обр. 1914 г.», вот «Мотоциклъ съ коляской», а вот «Не любуются красой усердные крестьяне»). Но уж раз анонсирован последний роман о Фандорине, то приходится писать роман о Фандорине — и вот тут-то Акунин берет все свои штампы и выкручивает их до упора. Первыми жертвами становятся вкус и чувство меры.
Романтическая линия с трагическим послевкусием? Пожалуйста: каждому важному персонажу мужского пола Акунин щедро раздает по любовному интересу; всякий раз этот интерес заканчивается трагедией (или трагикомедией). Отсылки к классической литературе? Сверх всякой меры: одна из героинь в пределах двух страниц поминает — загибайте пальцы — Пушкина, Толстого, Достоевского, Леонида Андреева, Андерсена, Марка Твена и Джерома Клапку Джерома. Фандорин, как ему и положено, размышляет о судьбах родины, считает вслух улики, вспоминает японские афоризмы. Самое радикальное, что автор позволяет себе в новом романе, — на несколько страниц лишить сыщика его фирменного дефекта речи. Да и то очень скоро Акунин смущенно улыбается, идет на попятную, и Эраст Петрович снова начинает т-трогательно заикаться.
А вот что Акунину неожиданно удается — это фансервис, перемигивания с поклонниками. Одним из главных героев романа — и самым интересным — оказывается Алексей Романов из «Смерти на брудершафт»; встретив белого генерала, Фандорин вспоминает Белого генерала из «Смерти Ахиллеса», тянется ниточка к «Турецкому гамбиту», а финальный акт не без изящества рифмуется с «Азазелем», заставляя вздохнуть по временам, когда от книг Акунина веяло не мастеровитой скукой, а удалым романтизмом.
Главная цель нового романа — не рассказать хорошую историю, а связать покрепче все главные циклы Акунина. «Не прощаюсь» завершает (но не очень убедительно) сюжет про Эраста Петровича, перекидывает мостик к «Приключениям магистра», становится кроссовером с «Жанрами» и той же «Смертью на брудершафт». И если сам по себе роман не удался, то в роли еще одного кусочка пазла работает на удивление неплохо. За двадцать лет Акунину удалось не только написать несколько хороших, десяток сносных и пару никудышных романов, но и создать настоящую книжную вселенную на манер комиксов Marvel — недаром постаревший, седобородый, но не утративший молниеносной реакции Фандорин похож не на Холмса, а на усталого Росомаху из «Логана». А в комиксах герои никогда не умирают навсегда, история никогда не заканчивается. А если что-то пошло не так, можно взять и перезапустить. И если уж Акунин действительно не прощается со своим героем (кто, в конце концов, всерьез верит фразе «последний роман о Фандорине»?), то самое время устроить этой франшизе перезагрузку.