Эффективность лекарственной терапии психотропными средствами определяется соответствием выбора препарата клинической картине болезни, правильностью режима его дозирования, способом введения и длительностью терапевтического курса. Как и в любой области медицины, в психиатрии необходимо учитывать весь комплекс лекарственных средств, который принимает больной, так как их взаимное действие может привести не только к изменению характера эффектов каждого из них, но и к возникновению нежелательных последствий.
Существует несколько подходов к классификации психотропных средств. В таблице 1 приводится классификация, предложенная ВОЗ в 1990 году, адаптированная за счет включения некоторых отечественных лечебных средств.
Ниже приведены основные клинические характеристики и побочные эффекты перечисленных классов фармакологических препаратов.
Нейролептики
Клиническая характеристика. Препараты этого класса занимают центральное положение в терапии психозов. Однако этим сфера их применения не исчерпывается, так как в небольших дозах в сочетании с другими психотропными средствами они могут использоваться в лечении расстройств аффективного круга, тревожно-фобических, обсессивно-компульсивных и соматоформных расстройств, при декомпенсации личностных расстройств.
Независимо от особенностей химической структуры и механизма действия, все препараты этой группы имеют сходные клинические свойства: они оказывают выраженное антипсихотическое действие, снижают психомоторную активность и уменьшают психическое возбуждение, нейротропное действие, проявляющееся в развитии экстрапирамидных и вегетососудистых нарушений, многие из них обладают также противорвотным свойством.
Среди расстройств вегтативной нервной системы чаще всего наблюдаются ортостатическая гипотензия, потливость, увеличение массы тела, изменения аппетита, запоры, поносы. Иногда отмечаются холинолитические эффекты – расстройства зрения, дизурические явления. Возможны функциональные нарушения сердечно-сосудистой системы с изменениями на ЭКГ в виде увеличения интервала Q-T, снижения зубца T или его инверсии, тахи- или брадикардии. Иногда возникают побочные эффекты в виде фотосенсибилизации, дерматитов, пигментации кожи; возможны кожные аллергические реакции.
Нейролептики новых поколений по сравнению с традиционными производными фенотиазинов и бутирофенонов вызывают значительно меньшее число побочных эффектов и осложнений.
Транквилизаторы
Клиническая характеристика. В эту группу входят психофармакологические средства, снимающие тревогу, эмоциональную напряженность, страх непсихотического происхождения, облегчающие процесс адаптации к стрессогенным факторам. Многие из них обладают противосудорожным и миорелаксирующим свойствами. Использование их в терапевтических дозах не вызывает значительных изменений познавательной деятельности и восприятия. Многие из препаратов этой группы оказывают выраженное гипнотическое действие и используются преимущественно как снотворные средства. В отличие от нейролептиков транквилизаторы не обладают выраженной антипсихотической активностью и применяются в качестве дополнительного средства при лечении психозов – для купирования психомоторного возбуждения и коррекции побочных эффектов нейролептиков.
Побочные эффекты в процессе лечения транквилизаторами чаще всего проявляются сонливостью в дневное время, вялостью, мышечной слабостью, нарушениями концентрации внимания, кратковременной памяти, а также замедлением скорости психических реакций. В некоторых случаях развиваются парадоксальные реакции в виде тревоги, бессонницы, психомоторного возбуждения, галлюцинаций. Среди нарушений функции вегетативной нервной системы и других органов и систем отмечаются гипотония, запоры, тошнота, задержка или недержание мочи, снижение либидо. Длительный прием транквилизаторов опасен в связи с возможностью развития привыкания к ним, т.е. физической и психической зависимости.
Антидепрессанты
Клиническая характеристика. К этому классу лекарственных средств относятся препараты, повышающие патологический гипотимический аффект, а также уменьшающие обусловленные депрессией соматовегетативные нарушения. В настоящее время все больше научных данных свидетельствует о том, что антидепрессанты эффективны при тревожно-фобических и обсессивно-компульсивных расстройствах. Предполагается, что в этих случаях реализуются не собственно антидепрессивный, а антиобсессивный и антифобический эффекты. Есть данные, подтверждающие способность многих антидепрессантов повышать порог болевой чувствительности, оказывать профилактическое действие при мигрени и вегетативных кризах.
Побочные эффекты. Побочные эффекты, относящиеся к ЦНС и вегетативной нервной системе, выражаются головокружением, тремором, дизартрией, нарушением сознания в виде делирия, эпилептиформными припадками. Возможны обострение анксиозных расстройств, активизация суицидальных тенденций, инверсия аффекта, сонливость или, напротив, бессонница. Побочное действие может проявляться гипотензией, синусовой тахикардией, аритмией, нарушением атриовентрикулярной проводимости.
При приеме трициклических антидепрессантов нередко наблюдаются разнообразные холинолитические явления, а также повышение аппетита. При одновременном применении ингибиторов МАО с пищевыми продуктами, содержащими тирамин или его предшественник – тирозин (сыры и др.) возникает «сырный эффект», проявляющийся гипертензией, гипертермией, судорогами и иногда приводящий к летальному исходу.
При назначении ингибиторов обратного захвата серотонина (ИОЗС) и обратимых ингибиторов МАО-А могут наблюдаться нарушения деятельности желудочно-кишечного тракта, головные боли, бессонница, тревога, на фоне ИОЗС возможно развитие импотенции. В случае комбинации ИОЗС с препаратами трициклической группы возможно формирование так называемого серотонинового синдрома, проявляющегося повышением температуры тела и признаками интоксикации.
Нормотимики
Клиническая характеристика. К нормотимикам относят средства, регулирующие аффективные проявления и обладающие профилактическим действием при фазно протекающих аффективных психозах. Часть из этих препаратов является антиконвульсантами.
Побочные эффекты при использовании солей лития чаще всего представлены тремором. Нередко бывают нарушения функции желудочно-кишечного тракта – тошнота, рвота, снижение аппетита, диарея. Часто наблюдается увеличение массы тела, полидипсия, полиурия, гипотиреоидизм. Возможны появление акне, макуло-папулезной сыпи, алопеции, а также ухудшение течения псориаза.
Признаками тяжелых токсических состояний и передозировки препарата являются металлический привкус во рту, жажда, выраженный тремор, дизартрия, атаксия; в этих случаях прием препарата следует немедленно прекратить.
Следует также отметить, что побочные эффекты могут быть связаны с несоблюдением пищевого режима – большом потребление жидкости, соли, копченостей, сыров.
Побочные эффекты антиконвульсантов чаще всего связаны с функциональными нарушениями деятельности ЦНС и проявляются в виде вялости, сонливости, атаксии. Значительно реже могут наблюдаться гиперрефлексия, миоклонус, тремор. Выраженность этих явлений значительно уменьшается при плавном наращивании доз.
При выраженном кардиотоксическом действии может развиться атриовентрикулярный блок.
Ноотропы
Клиническая характеристика. К ноотропам относятся препараты, способные положительно влиять на познавательные функции, стимулировать обучение, усиливать процессы запоминания, повышать устойчивость мозга к различным неблагоприятным факторам (в частности, к гипоксии) и экстремальным нагрузкам. При этом они не оказывают прямого стимулирующего действия на психическую деятельность, хотя в некоторых случаях могут вызывать беспокойство и расстройство сна.
Побочные эффекты – наблюдаются редко. Иногда появляются нервозность, раздражительность, элементы психомоторного возбуждения и расторможенности влечений, а также тревожность и бессонница. Возможны головокружение, головная боль, тошнота и боли в животе.
Психостимуляторы
Клиническая характеристика. Как следует из названия класса, в него входят психотропные средства, повышающие уровень бодрствования, оказывающие стимулирующее действие на психическую и физическую деятельность, временно усиливающие умственную и физическую работоспособность и выносливость, уменьшающих чувство усталости и сонливости.
Побочные эффекты связаны главным образом с воздействием на ЦНС (тремор, эйфория, бессонница, раздражительность, головные боли, признаки психомоторного возбуждения) и вегетативную нервную систему (потливость, сухость слизистых оболочек, анорексия). Кроме этого, могут наблюдаться расстройства сердечно-сосудистой деятельности (аритмия, тахикардия, повышение АД), а также изменение чувствительность организма к инсулину у больных сахарным диабетом. Длительное и частое применение стимуляторов может привести к развитию психической и физической зависимости.
Форум больных и не больных F20 шизофренией, МДП (БАР), ОКР и другими психиатрическими диагнозами. Группы взаимопомощи. Психотерапия и социальная реабилитация. Как жить после психушки
Закололи в овоща в психиатрической больнице последствия
Закололи в овоща в психиатрической больнице последствия
Сообщение tamri91 » 07.02.2016, 12:49
Re: Закололи в овоща в психиатрической больнице последствия
Сообщение Malasha » 07.02.2016, 13:07
Re: Закололи в овоща в психиатрической больнице последствия
Сообщение tamri91 » 07.02.2016, 13:37
Re: Закололи в овоща в психиатрической больнице последствия
Сообщение Malasha » 07.02.2016, 23:24
Re: Закололи в овоща в психиатрической больнице последствия
лечилась сама. восстанавливалась долго. врач (терапевт) сказала, что теперь я больна НАВСЕГДА. ЭТО ТАКАЯ БОЛЕЗНЬ. НУЖНО КУПИТЬ БИНТЫ, БИНТОВАТЬ ПОСТОЯННО НОГИ, ТАК И ХОДИТЬ С БИНТАМИ! дошло как лечиться не сразу. пила аспирин курсами в две недели, душицу (кроверазжижающее, потогонное) больше чем полгода. СПАСИБО В ЖИЗНИ Я ВСТРЕЧАЛАСЬ С ВАРИКОЗНИКОМ, КОТОРЫЙ ДЕРГАЛ ВЕНЫ И ПИЛ ПО ПОЛТАБЛЕТКИ АСПИРИНА КАЖДЫЙ ДЕНЬ. только это помогло. У МЕНЯ ОТОШЛО. но я все равно пью профилактически курсом, по недельке аспирин. ПРО АСПИРИН БАБУШКЕ У КОТОРОЙ Я ЖИЛА СКАЗАЛ ХИРУРГ. ясно, что без дерганья вен мне бы не сказали ничего. взяла на себя, но и того же дерганья не допустила. а желудок, это ерунда. с ним еще проще, плотно покушать с приемом аспирина и то же восстановится.
теперь читайте литературу и срочно восстанавливайтесь.
«Психом однажды может стать каждый!» Санитарка «дурдома» о жестокости, Наполеонах и показных суицидах
Предупреждаем сразу: этот выпуск рубрики «Личный опыт» впечатлительным людям лучше не читать. В нем много жестокой, но жизненной правды. Бывшая санитарка одной из психиатрических больниц Карелии откровенно рассказала, что происходит там, за высоким забором. Как люди становятся психами, почему больные чаще всего зовут маму, как их можно уговорить работать за еду и как нужно себя вести, чтобы тебя не избили, и почему такого количества человеческого, простите, дерьма она не видела больше никогда в жизни.
Я работала санитаркой в психиатрической больнице, хотя у меня высшее образование. Был период, когда не могла найти работу, и знакомая из этой больницы предложила посодействовать в трудоустройстве. Если кто-то скажет вам, что в таком учреждении легко получить работу, пусть даже и санитаркой, это неправда. Несмотря на действительно большие и чаще всего не имеющие ничего общего с «обычной» работой нагрузки, люди дорожат своими местами, потому что неплохая зарплата и много льгот. Я готова рассказать о том, что я там увидела, хотя, конечно, не все.
В обычном медицинском учреждении пациент может запросто заглянуть в ординаторскую, поговорить с доктором. В психиатрической больнице не так: отделение, где содержатся больные, строго отделено от помещения, где работают врачи. У них свои дела: обход, назначения, заполнение истории болезни. Основное время с пациентами проводит как раз средний медперсонал (уколы, раздача таблеток), а еще больше — низший. Это мы, санитарки и санитары.
Каждый наверняка слышал такое выражение: «Родственники сдали его (ее) в психушку». Однако мало кто представляет, как сильно страдают те, кто год от года, сутки за сутками, живет рядом с психически ненормальным человеком. С тем, кто пребывает в мире, куда, с одной стороны, никому из нас нет доступа, а с другой — куда они постоянно стараются нас затянуть. Причем среди них есть и реально опасные люди, от которых никогда не знаешь, чего ожидать.
Психические больные буквально высасывают энергию из окружающих людей. Или это мы сами тратим столько энергии, чтобы создать некий щит для того, чтобы оградить от пагубного воздействия свою собственную душу? В стенах учреждения для душевнобольных крайне гнетущая и тяжелая атмосфера. Я читала, что в заброшенных дурдомах она сохраняется долгие годы, даже столетия.
Бытует мнение, что в подобных учреждениях работают жестокие люди, чуть не садисты. Это не так. Все везде и всегда зависит от человека. Конечно, эмоционально ранимые, как и слишком брезгливые люди здесь не задерживаются. Приходится каким-то образом отстраняться от того, что ты видишь и делаешь, иначе быстро сгоришь, приняв все на себя и не выдержав этого груза. Я считаю, что персонал психиатрических учреждений должны составлять хотя и стойкие, но вместе с тем и милосердные люди. Даже на санитарку такой больницы стоило бы обучать, как минимум, на каких-то курсах.
Психом однажды может стать каждый. Порой в человеке что-то ломается, и происходит непоправимое. Пациенты таких учреждений — не только пресловутые Наполеоны или те, кто получает через газеты зашифрованные послания от инопланетян. Есть история женщины, потерявшей мужа и двоих детей во время автокатастрофы, девушки, попавшей в психушку после группового изнасилования.
Опасна и депрессия, на которую родственники больного чаще всего не обращают никакого внимания. То есть не то чтобы не обращают, а говорят близкому человеку, например, следующее: «Что ты дурью маешься? Займись чем-нибудь!» Или что-либо в этом роде. А человек просто не в состоянии чем-то заняться, он нуждается в помощи, и когда эта помощь не приходит вовремя, психика больного может серьезно пострадать.
Такие «больные» сразу начинают плакать, проситься домой и говорить, что просто «так вышло». Сразу никуда и никто их не отпускает, и им приходится лежать по соседству с откровенно ненормальными людьми. А не лучше ли было подумать, какую травму способно нанести близким подобное глупое показушничество?! Как правило, эти люди к нам больше не попадают. Одной совершенной в жизни глупости им хватает, чтобы одуматься раз и навсегда.
Больше всего мне было жалко стариков обоего пола, которых родственники в самом деле порой старались спихнуть в больницу (пусть и на платную койку), лишь бы не ухаживать самим. Эти бабушки и дедушки, даже если они и потеряли связь с реальностью, не представляют никакой угрозы для окружающих. Если у кого-то из них и случаются приступы агрессии, это легко купируется специальной терапией. Другое дело, что их сыновьям, дочерям, внукам не хочется менять памперсы, кормить с ложки, терпеть какие-то причуды стариков. Многие из них мажут стены дерьмом — куда уж стерпеть такое в квартирах с крутым ремонтом!
Никогда не забуду бабушку, которая сутками сидела на кровати, думая, что это скамейка на вокзальном перроне, и со слезами на глазах повторяла: «Да когда же за мной приедет мама и заберет меня отсюда!» Многие из них почему-то зовут именно маму, и этой старушке предстояло ждать ее до конца жизни и встретиться с нею уже за неким пределом. Но ее мог бы забрать кто-то другой и позволить ей умереть не в стенах казенного учреждения. Однако этого не случилось.
С другой стороны, чей-то «вечный бред» никогда не станешь слушать, иначе сама свихнешься. Порой, да, под настроение, хочется кого-то обнять, посидеть рядом с ним, утешить, принять что-то на себя. Но вот как раз в это время некто другой, рядом, простите, обкакался! И тогда ты, конечно, идешь к нему.
«Грязной» работы, конечно, было много. Прошу прощения, но такие кучи человеческого дерьма мне никогда не забыть! Многие больные могли начать «делать свои дела» в самой непредсказуемой ситуации, не контролируя себя. Когда начинаешь убирать, как бы отключаешь реакцию сознания — действуют только руки и тогда все просто, потому что со временем в такой ситуации притупляется даже обоняние. Пациентов я за подобные «провинности» не ругала, потому что от этого, как правило, никакого толку. Хотя за день раздражение, конечно, накапливалось.
Прибегала ли я в плане уборки, скажем так, к услугам других больных? Да, но не путем угроз, а за еду. Большинство ненормальных людей очень много едят, при этом обладают огромной физической силой. «Самые сильные — это психи», — такую фразу я услышала в первый день работы. Почему сильные, объяснили: мышцы человека обладают гораздо большими возможностями, чем проявляемая ими сила. Ограничителем выступает мозг: для того, чтобы мышцы попросту не порвались. А у психически больных людей такой «предохранитель» отсутствует. Потому, к примеру, казалось бы, немощные старики и способны разрывать в клочья памперсы.
Прием пищи — это отдельная тема. Один из самых важных, знаковых моментов для пациентов психиатрической больницы — это завтрак, обед и ужин. Тут оживление начинается за час, даже за два, причем даже среди тех, кто вроде бы ничего толком не понимает. Видимо, некие биологические часы есть у всех.
Для «психов» важен не вкус пищи, а ее количество. Главное следить, чтобы никто ни у кого ничего не отбирал. Я бы не сказала, что больных кормят плохо: конечно, это не санаторий, но в целом при нашей жизни иногда и в семьях нет такого питания. Когда я впервые шла дежурить в изолятор, очень переживала, боялась. Но одна медсестра мне сказала: «Купи пару буханок хлеба в нарезке». Я так и сделала. Дашь кусок хлеба — и все будет нормально, пациент спокоен.
Проблема уважения и признания личности больного существует в любом учреждении, в том числе и в психиатрическом. Почти все санитарки, медсестры ругаются матом. Я и сама так делала, хотя раньше никогда не употребляла ненормативную лексику. Мат — простейшая энергетическая подпитка низкого качества, но такая все же лучше, чем ничего. Но я материлась «в пространство», не на больных. И еще никогда не обращалась к пожилому пациенту на ты, не заталкивала связанному или лежащему больному ложку горячей каши в рот, потому что ему придется лежать с вытаращенными глазами и с мучительным выражением лица.
Смирительных рубашек давно уже нет, но все равно связывание существует. В большинстве случаев это необходимость. К каждому больному не приставишь санитара! В дневное время неагрессивные, более-менее адекватные больные свободно перемещаются по коридору, смотрят телевизор, играют в настольные игры, а также гуляют во дворе. Ночью двери в палаты запираются снаружи, свет не гасится.
Угроза агрессии пациентов в отношении медперсонала всегда существует. И пресловутое правило никогда не поворачиваться к психическому больному спиной действительно одно из главных. В первое время меня, как новенькую, а еще зазевавшуюся, пациенты били не раз, и это всегда была в большей степени психологическая травма, потому как подобное поведение никак не было спровоцировано с моей стороны. Представьте, что к вам на улице подойдет человек и ни за что ни про что ударит вас по лицу! Вы испытаете то же самое. Потом больные постепенно привыкают к тебе, а ты привыкаешь к ним, и проблем уже гораздо меньше.
Разумеется, за больными нужен глаз да глаз! В отделении была пациентка, которая раз за разом пыталась выброситься из окна. Вопреки представлениям, решеток на окнах психиатрической больницы нет, потому что это не тюрьма. Несколько раз эта больная все-таки пробивала головой стекло и прыгала вниз. Что удивительно — никогда ничего себе не ломала, да особо почему-то и не резалась!
С врачами я не общалась, я была санитаркой. И все-таки у меня сложилось определенное мнение о нашей современной психиатрии. «Психи» особо никому не нужны. Мне кажется, задача психиатра — подобрать человеку диагноз из имеющихся в некоем списке, а потом назначить таблетки из другого списка. А тратить душевные силы на то, чтобы индивидуально подойти к пациенту, никто то ли не хочет, то ли не может.
Почему я все-таки уволилась из больницы? Потому что вне работы стала видеть, замечать, сколько вокруг ненормальных людей. Они есть везде, их можно встретить среди клиентов любого учреждения. При этом никто из них наверняка никогда не лечился в психушке. Однако, поработав в «дурдоме», всегда определяешь потенциальных пациентов по лицам, движениям, взглядам. Сейчас, получив другую работу, я стараюсь от этого отходить. И все же не отказываюсь от мысли о том, что психическое здоровье нации — под угрозой.
«Врач сказала, что хочет меня помучить»: люди о насилии в психиатрических больницах
За закрытыми дверями психиатрических больниц все еще применяется насилие: физическое, психологическое и даже сексуализированное. Пациентам, которые через это прошли, тяжело отстоять свои права, ведь их слова часто обесценивают наличием диагноза. Собрали истории людей, которые во время лечения столкнулись с жестокостью медицинского персонала.
«В психиатрии результата можно достигнуть только через «волшебный пендаль»
Светлана, 21 год
имя и возраст изменены по просьбе героини
С 2016 года я наблюдаюсь в психиатрических больницах. Свой точный диагноз узнала не сразу. В первый раз лежала в НИИ психиатрии в Москве, тогда меня лечили от депрессии. В отделении было чисто, врачи вели себя прилично, ни на кого не ругались. Впечатления об этом месте остались только положительные. В 2017 году я попала уже в другую психбольницу, поскольку от лечения, назначенного в НИИ, мне не становилось лучше. Обстановка там была хуже, но ее тоже нельзя назвать критичной.
Диагноз шизотипическое расстройство врачи поставили мне в областной больнице в Подмосковье. В 16 лет я приехала туда на лечение в женское подростковое отделение. Первое, что удивило, — жесткий, почти тюремный режим. Утром мы вставали в 6.00–6.30. Затем нас заводили в тесную, душную комнату, где мы сидели до завтрака. Лавок на всех в помещении не хватало. Из‑за лекарств многие девочки засыпали на полу. После завтрака приходила женщина, с которой мы учили уроки. Она очень строго к нам относилась. Если кто‑то говорил, что у него болит голова или клонит в сон, воспитательница сильно ругалась и кричала, что мы обязаны учиться, несмотря на плохое самочувствие.
Дальше был тихий час, затем — полдник, в который нас, как правило, кормили гнилыми яблоками. Поев, мы возвращались в неприятную пустую комнату и сидели там, не занимаясь ничем. Нам разрешали читать, но не у всех девочек с собой были книги. Иногда медработники предлагали посмотреть телевизор, но в день моего приезда в палату зашел врач, показал на одну из соседок и сказал, что она провинилась. В итоге на две недели нас всех лишили единственного развлечения. Засыпали мы где‑то в 20.00–21.30.
Последнее медицинское учреждение, где я проходила лечение, находится в поселке Медное-Власово. В первые дни после приезда мне казалось, что место в целом приличное по сравнению с прошлой больницей. Я попала во взрослое отделение, где у пациентов было больше самостоятельности: нам разрешали выходить из палаты по своему усмотрению, спать столько, сколько мы захотим.
Только через некоторое время я начала замечать странности. Например, нам выдавали сигареты три раза в день после еды, чего курящим категорически не хватало. Дополнительные сигареты можно было получить за мытье полов или уборку. Конечно, мы соглашались на эти условия добровольно, но фактически выбора у нас не было.
Однажды в отделение привезли женщину, которая чирикала, как птичка. Пациентке выдали вещи, но она начала их рвать и выбрасывать в мусорное ведро.
В другой раз медсестра замахнулась на нее из‑за проступка. Пациентка испугалась и упала на пол, за что сотрудница больницы ударила ее несколько раз ногой по спине.
Насилие применялось и еще к одной моей соседке по отделению. Девушку привезли в состоянии алкогольного опьянения. Попав в больницу, она начала возмущаться действиями персонала. Тогда другая пациентка, которая тоже лечилась от алкоголизма и была на хорошем счету у санитарок, подошла и со всей силы ударила новенькую. У нее остался синяк на лице. Пациентка, дружившая с персоналом, вообще вела себя нагло: ни за что кричала на меня и других людей в отделении, распускала руки. Несколько девушек и женщин, среди которых была и я, составили письмо к главврачу, чтобы он разобрался с зачинщицей конфликтов. В ответ на наше обращение главврач только посмеялся и сказал, чтобы мы не беспокоили его из‑за ерунды.
В какой‑то момент я рассказала о насилии в больнице матери. Она приехала и поговорила со старшей медсестрой. После их беседы ко мне в палату вбежала санитарка и начала кричать: «Разве конкретно я тебя била? Хоть кто‑то поднимал на тебя руку?» Я была в истерике, долго не могла успокоиться. Меня вызвали к старшей медсестре.
«Медработники могли надругаться надо мной и списать все на бред»
Александра, 22 года
За свою жизнь я три раза попадала в психиатрическое отделение минской больницы. В первый раз меня положили туда в 2012 году на обследование. Мне было 12–13 лет. Врачи поставили мне диагноз параноидная шизофрения.
Насилие надо мной совершалось неоднократно, но сопротивляться у меня не получалось из‑за транквилизаторов, которые мне кололи в больнице на протяжении месяца. На тот момент я настолько сильно испугалась, что не смогла рассказать о произошедшем ни близким друзьям, ни родителям.
Еще одна причина, по которой я молчала, — психологическое давление. Если человек, по мнению медработников, плохо себя вел (их раздражало, когда, например, больной плакал, жаловался на условия лечения), они угрожали, что привяжут его к кровати или запретят выходить на прогулки.
В первые же дни родители хотели забрать меня из больницы из‑за плохих условий содержания. Нас плохо кормили, помыться разрешали только раз в неделю, в ванной было окно без штор, которое выходило на соседний корпус. К сожалению, у мамы с папой ничего не получилось: администрация стала угрожать им звонком в полицию. Нам обещали зафиксировать, что самоповреждающее поведение развилось у меня из‑за плохих отношений с родителями — это было неправдой. На основании записи в карточке они обещали пожаловаться в полицию, что у меня неблагополучная семья, и пугали, что все может закончиться лишением родительских прав. В итоге я прошла полный курс терапии и только тогда вернулась домой.
Второй раз в больницу я легла в 2014 году, потому что прописанное лечение мне не помогло. Появились проблемы со сном, я начала слышать голоса. Правда, отправили меня в то же психиатрическое отделение не совсем законно, так как никто не взял согласия у моих родителей. Врач выдал направление и сказал ехать в больницу одной. В случае отказа он угрожал вызвать санитаров, чтобы «убедить» меня. Мне было безумно страшно возвращаться. После пережитого насилия в 2012 году у меня развилось посттравматическое расстройство. В первый же день моего пребывания в больнице у меня случилась истерика.
Когда я решилась рассказать родителям, они не сразу мне поверили, но через какое‑то время мама захотела написать заявление в полицию. Я ей запретила, потому что на тот момент еще лежала в больнице и опасалась, что персонал может начать действовать жестче по отношению ко мне.
После выписки страх снова победил, я не пошла в полицию. Понимала, что у насильников есть деньги, связи и хорошая репутация, а у меня — диагноз, который может обесценить любые мои показания. Кроме того, боялась, что врачи сделают много лживых записей в моей медицинской карте, из‑за которых я буду еще более беззащитной во время лечения в больнице.
В третий раз я оказалась в той же минской больнице в 2016 году: пыталась снять диагноз, потому что фактически его использовали в карательных целях. До 18 лет это можно сделать, если в процессе обследования посетить невролога и психиатра, пройти тесты и доказать, что у тебя отсутствуют симптомы заболевания. После совершеннолетия процедура усложняется.
Никаких доказательств насилия у меня не было, а он уверенно объяснял мои слова обострением заболевания. К слову, нынешний психотерапевт поставил мне диссоциативное расстройство идентичности и посттравматическое стрессовое расстройство, а не шизофрению.
В 2018 году, когда я перешла во взрослый ПНД и перестала зависеть от врачей из детской минской больницы, я все же нашла в себе силы и решила обратиться в полицию, несмотря на риски. Примерно в это же время я начала активно развивать свой инстаграм. Выкладывала посты о том, что происходит в психиатрическом отделении минской больницы. Со мной связались две девушки, которых также изнасиловали в том же отделении, и мы вместе подали заявление. В больнице провели несколько серьезных проверок. Однако в возбуждении уголовного дела мне отказали (уведомление об отказе в возбуждении уголовного дела есть в распоряжении редакции). Следователи поставили мои показания под сомнение, так как я имею психическое заболевание, и поверили врачам.
Я публично рассказала в инстаграме о насилии, только когда подала заявление. История быстро разлетелась по интернету, ее опубликовали и на форуме «Двач», где существуют отдельные обсуждения для травли людей. Мне стали угрожать. Злоумышленники присылали мой минский адрес, фото окон моей комнаты, угрожали убийством. Один раз ко мне подошли на улице и сказали, что я «конченая шизичка».
Государство почти никак не контролирует работу психиатрических больниц. Проверки проводятся крайне редко, в мою больницу государственные органы приехали только после того, как я написала заявление. Спустя год подростки, которые там лежали, писали, что условия стали лучше. Но надолго ли? Мне кажется, рано или поздно все вернется к прежнему состоянию. После пережитого я сторонюсь государственных психбольниц, как бы плохо мне ни было.
«Ситуация складывается так, что персонал озлоблен на пациентов, а пациенты — на персонал»
Петр, 30 лет
Имя изменено по просьбе героя
В первый раз я попал в чебоксарскую психбольницу в 2012 году, когда у меня была депрессия. В нее посоветовал лечь врач из психотерапевтического центра, после того как я рассказал о своих суицидальных мыслях.
Помню, однажды утром в диспансере мы стояли в очереди за таблетками. Я спокойно поинтересовался, какие медикаменты нам выдают. Медсестра отказалась объяснять, а я в свою очередь отказался принимать лекарства. В итоге меня скрутили, положили на вязки, размельчили таблетки в порошок, засыпали в рот и налили воды.
Спустя несколько лет после первого опыта пребывания в психбольнице врачи скорректировали мой диагноз и поставили псевдопсихопатическую шизофрению. В 2016 году мне снова посоветовали пройти лечение в том же месте.
В остром отделении шел ремонт, поэтому временно рядом с нами поселили пациентов подследственной палаты. Туда попадают люди, которые ждут заключение психиатра. В зависимости от решения врача одни отправляются в тюрьму, другие — на принудительное лечение. У меня случился конфликт с человеком, совершившим убийство, поскольку он вел себя агрессивно и распускал руки. Медицинские работники даже не попытались разобраться в конфликте и наказали меня уколами. От них были неприятные побочные эффекты: я не мог уснуть, долго испытывал беспричинный страх и тревогу.
Когда пациент не слушался, санитарки обращались к физически крепким мужчинам, в том числе и ко мне, чтобы мы заломили ему руки за спину, ударили и положили на вязки.
«Психиатр, смеясь, сказала: „Смотрите, я девочку до слез довела“»
Татьяна, 21 год
Имя изменено по просьбе героини
В больнице у меня возникли проблемы со сном. Вместо того чтобы их решать, врачи начали давать тяжелый препарат, от которого я иногда теряла сознание. Утром я могла выйти покурить (подросткам выдавали сигареты каждые 2 часа на общих условиях), упасть и на пару минут отключиться. Медсестры никак на это не реагировали.
В нашем отделении лежала пожилая женщина Наталья. Она часто просила у медсестер разрешения позвонить матери по стационарному телефону. Персоналу это надоело. Однажды после полдника Наталья подошла к медсестре с просьбой, та развернула женщину и толкнула в копчик. Пациентка упала на колени. Я подбежала, начала выяснять, что происходит, но медработники закрылись в своей комнате.
Насилие совершали не только санитарки и медсестры, но и некоторые пациенты. Со мной лечение проходила женщина, которая была дочерью заведующего одной из саратовских больниц. Ольга постоянно проявляла агрессию: кричала на других больных, пинала их, кидала тяжелые вещи. На все ее проступки персонал абсолютно никак не реагировал.
Спустя две недели, когда я выходила из больницы, я радовалась, потому что прощалась с этим кошмаром. Внезапно подошла санитарка и сказала: «Ну и почему ты улыбаешься? Ты сюда еще вернешься, не переживай».
К сожалению, я действительно вернулась в 19 лет. Во второй раз меня лечили от депрессии и опять же от суицидальных мыслей. Психиатр сказала, что я несу угрозу для своей жизни, и предложила вернуться в ту же больницу. Мне было безумно страшно, но врач убедила, что знает специалиста в психиатрическом корпусе, который действительно поможет добиться устойчивой ремиссии и избавиться от мыслей о суициде.
Когда я легла в больницу, пришла на прием к лечащему врачу и рассказала ей о своем психическом состоянии, в ответ услышала: «Почему у тебя депрессия? У тебя же есть жилье, молодой человек». Я впала в ступор, потому что, на мой взгляд, такие слова говорят о непрофессионализме.
Психотерапию со мной проводил мужчина. На сеансах мы обсуждали, почему я боюсь людей противоположного пола. Во время разговора я сказала, что мне страшно быть изнасилованной. В ответ я услышала: «Если не провоцировать мужчин, то все будет хорошо». Затем он стал мне доказывать, что женщина может быть сама виновата в изнасиловании, и утверждать, что «нет» у девушки не всегда значит «нет».
Терапия и прописанные таблетки мне не помогали. В какой‑то момент у меня повысилось давление и начались проблемы с менструацией от антидепрессантов. Я сказала лечащему врачу, что мой организм плохо реагирует на препараты. В ответ женщина лишь закатила глаза, но ничего не сделала.
Спустя месяц я вышла из больницы. Мне не стало лучше, мысли о суициде никуда не исчезли. С психиатром, которая предложила мне туда лечь, я договаривалась созвониться после окончания курса лечения и продолжить терапию. Когда я набрала номер, оказалось, что и я, и моя мама у нее в черном списке.
Что делать, если медперсонал в психбольницах превышает полномочия?
Психиатр, научный журналист, член экспертного совета фонда «Альцрус»
Безусловно, если у пациента выбиты зубы, а в истории болезни указано, что он был связан, то заметно очевидное несоответствие. Однако дела о насилии в психиатрических больницах сложно расследовать. Медработники всегда могут сказать, что пациенты подрались между собой. Сложно доказать обратное: камер, как правило, в психиатрических больницах нет. А в условиях пандемии доступ в отделение закрыт.
На мой взгляд, чтобы снизить уровень насилия в психиатрических больницах, нужно нормализовать общественный контроль. В таком случае у НКО появится возможность зайти в довольно закрытые учреждения и на легальных основаниях рассказать о том, что там происходит. Также необходимо разработать детальный регламент применения мер временного стеснения. В настоящий момент его нет.
