Чего больше всего боялся первобытный человек

Все за сегодня

Политика

Экономика

Наука

Война и ВПК

Общество

ИноБлоги

Подкасты

Мультимедиа

Что в нас от первобытных предков?

Современный человек больше боится змей и пауков, чем электрических розеток или ездящих по улицам автомобилей, хотя сегодня, скорее, они представляют реальную угрозу.

Дэвид Басс (David Buss) в своей книге «Эволюционная психология» приводит это как один из примеров того, что многие наши страхи и предпочтения уходят своими корнями в каменный век. Понять, сколько общего у мозга современно человека с мозгом охотников и собирателей помогают социологи, генетики, антропологи, приматологии, археологи и историки. Важные факты помогает обнаружить также наблюдение за современными племенами охотников и собирателей, чья жизнь напоминает существование наших предков. У каждого из этих источников есть свои сильные и слабые стороны: например, археологические не обманывают, но их очень мало, а психологические и социологические данные легче подтасовать. Чтобы сделать обобщающие выводы, следует учесть исследования специалистов всех отраслей.

Во-первых: выжить

Согласно так называемой охотничьей гипотезе, основным импульсом для развития человека стала охота, которая положила начало изменениям в биологии, поведении и социальной жизни. Употребление в пищу мяса изменило строение пищеварительного тракта, сделало более прочной эмаль зубов и обеспечило организм необходимыми для развития витаминами А и B12. Развитию нашего мозга, как полагает антрополог Ричард Рэнгем (Richard Wrangham), благоприятствовала более калорийная, подвергшаяся термической обработке пища, а также потребность в использовании инструментов. Взаимодействие и организованность охотников каменного века превратилась в зачаток иерархии все более сложных социальных образований, укрепила межчеловеческие связи и способствовала развитию языка, культуры и религии. Психологи уверены, что именно благодаря охоте появились альтруизм и дружба. Как говорит гипотеза щедрости, если кому-то везло с добычей, и он не мог сам съесть все мясо, ему было выгодно поделиться им с соседом в надежде на то, что тот однажды предложит разделить собственную добычу или позаботится о детях дарителя. Человек не гнушался также остатками мяса, брошенного хищниками, о чем свидетельствуют каменные орудия, служившие для освежевания и следы на костях.

Исследования также показывают, что некоторые племена охотников и собирателей получали больше калорий не от охоты, а из растений, сбором которых занимались женщины. Но, как говорит большинство ученых, охотничья гипотеза лучше объясняет многие элементы социально-психологических изменений.

Недавно на страницах журнала Science антрополог Марк Дибл (Mark Dyble) из Университетского колледжа Лондона заявил, опираясь на свои исследования двух народов из Африки и с филиппинского острова Лусон, что цивилизационный скачок человечества произошел благодаря принципу равноправия полов, который работает в племенах охотников и собирателей. Это становится возможно, когда женщины добывают столько же пищи, сколько мужчины. В племенах, которые живут в более суровом климате, это сделать сложно, поэтому и позиция женщин оказывается там ниже. Так что эгалитаризм затрагивает не всех охотников и собирателей в равной степени.

Помимо метода добычи пропитания нашим предкам был очень важен выбор места обитания: легкий доступ к пище и воде гарантировал репродуктивные успехи. От этого явления у нас осталось положительное влияние природных красот на самочувствие и психику. Но вода, буйная растительность, мягкий климат привлекали также тех, кто мог представлять для человека опасность. Поскольку выживание стоит на первом месте, многие сохранившиеся до сих пор страхи связаны с такими созданиями, как ядовитые пауки или опасные змеи. По тому же принципу нас пугает темнота и звуки, которые издают охотящиеся хищники, а маленькие дети боятся чужих мужчин. Кроме того человек испытывает отвращение к экскрементам, которые могут быть источником паразитов и возбудителей болезней, не любит ассоциирующийся с ядовитыми вещами горький вкус, запах гнили или плесени, сигнализирующий, что пища несвежая. Психологи предполагают, что утренняя тошнота у беременных и их чувствительность к запахам — это тоже результата биологической адаптации: женщины таким образом лучше выявляют опасные для плода продукты, а рвота способствует выведению токсинов. «Чтобы некоторые поведенческие привычки изменились, возможно, понадобится пять-десять тысяч лет. При этом большинство адаптационных механизмов, которые помогали нам выжить, уходят корнями в глубокую древность, — говорит эволюционный психолог Петр Сороковский (Piotr Sorokowski) из Вроцлавского университета. — Это касается также механизмов, призванных обеспечить репродуктивный успех».

Во-вторых: хорошие гены

Передача своих генов, а, значит, репродуктивный успех, зависит от выбора партнера. Исследования Дэвида Басса, который изучил около 40 разных культур, показывают, что оба пола повсюду придают большое значение любви, которая значительно повышает шансы на прочность союза. Требования к партнеру при этом отличаются. Хотя человеческая психика формировалась миллионы лет, а мы теперь живем в совсем другом мире, где существует равноправие, а женщины контролируют свою фертильность, эволюция все же выделяет женский пол, который придирчиво относится к выбору пары. Женщины ищут состоятельного партнера с высокой позицией, который одновременно будет заботливым, щедрым и трудолюбивым. Мужчины могут использовать две стратегии: остаться с одной женщиной, чтобы получить постоянный доступ к сексу и помогать ей воспитывать общих детей, что обеспечит уверенность в отцовстве и лучшую выживаемость потомства. Или обращать внимание на юный возраст и здоровье женщин, пытаясь оплодотворить как можно больше партнерш, но рискуя при этом, что некоторые дети, воспитывающиеся матерями в одиночестве, не выживут.

Демонстрация молодости и здоровья — это внешний вид: белые зубы, подвижность, гладкая кожа. Пропорции тела могут быть разными. В первобытных племенах мужчины, например, не любят слишком худых женщин, и не всегда делают выбор в пользу тех, кто уступает им по росту. Исследования Петра Сороковского в намибийском племени химба показали, что примерно 30% мужчин предпочитают более высоких партнерш, возможно, потому, что они сильнее и могут лучше работать. В Папуа — Новой Гвинее вопреки распространенному правилу, что мужчины обычно выбирают женщин с более светлым оттенком кожи, сильный пол предпочитает более смуглых дам. «Наши исследования также показали, что концепция уродливости более универсальна, чем концепция красоты. Например, папуасы из племени яли, когда им предложили фотографии польских мужчин и женщин, отбирали как непривлекательные те же самые лица, что поляки. Интересно, что традиционные народы, особенно местные женщины, как и дамы из западных обществ, очень заботятся о своей красоте. Женщины из племени химба рассказали, что тратят на ежедневной утренний туалет до трех часов. СМИ на них в этом плане не давят, значит, это не новое явление, а старый адаптационный механизм».

Из-за риска сомнений в отцовстве мужчины ценят в кандидатках на роль жены верность и целомудрие (эти черты уже не так важны для временных любовниц). Одновременно они ведут себя собственнически по отношению к своим женам и агрессивно к потенциальным соперникам. Во всех культурах отцов уверяют, что новорожденный похож на них или кого-то из их семьи, тогда они занимаются ребенком охотнее. Биология здесь в очередной раз проявляет хитрость: статистически дети в первый год жизни, действительно, больше похожи на отца, чем на мать. Сомнения в отцовстве имеют такие сильные корни, что в некоторых культурах работает так называемое непрямое наследование: мужчина передает накопленные ресурсы не своим детям, с которыми у него общая половина генов, а детям сестры — с которыми его объединяет лишь четверть генов.

Многоженство приживается там, где у мужчин есть больше возможностей прокормить многочисленное потомство и накопить состояние, которое они могут передать наследникам. Пастухам, которые могли увеличить свои стада, было легче это сделать, чем живущим одним днем охотникам и собирателям или крестьянам, которые не могли бесконечно делить на части свои поля. Однако последние исследования показывают, что различия в позиции женщин в разных культурах объясняются не только типом хозяйствования в конкретной культуре.

В-третьих: стратегия размножения

«Многие психологи-эволюционисты долго недооценивали влияние культуры на эволюцию поведения, однако появляется все больше доводов в пользу того, что оно очень существенно, — подчеркивает Петр Сороковский. — Например, папуасы племени яли в отличие от других народов такого типа после зачатия первого ребенка живут отдельно и несколько лет воздерживаются от сексуальных контактов. Это адаптационный обычай, так как смертность в семьях, где дети появлялись на свет каждый год, превышала 30%».

Состоятельные общества, которые развиваются благодаря колонизации новых земель, отличаются большим естественным приростом, тогда как у племен, живущих в трудных условиях, детей не так много. Они умирают от недоедания, а женщины после очередных родов сталкиваются с инфекциями, которые ограничивают фертильность. Регулирование перерывов между родами — это лишь один из способов увеличить шансы детей на выживание.

«Определенной стратегией служит регулирование пола отпрысков посредством детоубийства или недостаточного ухода за детьми какого-то пола, — рассказывает Марчин Пшибыла. — Например, у подчиняющегося масаям племени мукогодо ценятся дочери, потому что благодаря замужеству они могут продвинуться вверх по общественной лестнице и, следовательно, получить шансы на относительно безопасное материнство. При исследовании доисторических захоронений, можно обнаружить, что в менее зажиточных обществах среди молодежи был значительный перевес девушек. Это значит, что мальчики гораздо чаще умирали в раннем детстве, потому что за ними меньше следили».

Даже в западном мире, где выживаемость младенцев всегда была гораздо выше, очень долго не оставляли или убивали слабых и больных детей. Родители более охотно вкладывали силы в здоровых детей, у которых было больше перспектив передать гены дальше. Хотя сейчас мы стараемся сохранить жизнь всем детям, явление детоубийства не исчезло, и в нем можно усматривать определенные биологические корни. Жертвами становятся обычно новорожденные или младенцы, а убийцами выступают или очень молодые одинокие матери, которые могут родить еще детей, или их партнеры, которые не хотят инвестировать в чужие гены (некоторые племена разрешают женщине вступить в новый союз, только если она избавится от детей, появившихся в предыдущем).

С одной стороны, существующее в культуре представление о злой мачехе и отчиме можно понять с биологической точки зрения. С другой, уже в глубокой древности практиковалось прагматичное усыновление. До сих пор на некоторых островах Тихого океана 30% детей воспитывается у приемных родителей: их отдают бездетным теткам или богатым соседкам. «Идущая вразрез с эволюционными концепциями практика неродственного усыновления переживает ренессанс во всем мире. Это связано с тем, что до сих пор на свет появляется много нежеланных детей, одновременно увеличивается группа людей с бесплодием, у которых есть естественная потребность заботиться о потомстве. Это очередной пример, как биология влияет на культуру, а культура — на биологию», — говорит Петр Сороковский.

В-четвертых: свой — это свой

Следующая полученная от предков и биологически закодированная в нас черта — это кумовство. У первобытных племен взаимодействие с родственниками — обычная практика, но на Западе за пределами личной сферы такое поведение осуждается. Однако лишь официально, потому в реальности семейные связи, например, на рабочем месте — это явление нередкое. В каждом обществе основа таких отношений одна: они увеличивают репродуктивные шансы членов нашей семьи. Альтруистическое поведение не обязательно распространяется только на «братьев по крови», ведь мы становимся донорами крови, костного мозга, подаем милостыню. «Мозг награждает нас за сотрудничество с другим, даже незнакомым, человеком чувством удовлетворения. Это тоже наследие эпохи охотников и собирателей, когда было важно делиться пищей, — говорит Марчин Пшибыла. — Сейчас идея обмена продолжает работать, только на совсем других принципах и в других сферах, например, в интернете. Это показывает, как трансформируются сформировавшиеся на предыдущих этапах эволюции схемы».

Почему мы так легко адаптируем культурно и биологически обусловленное поведение к новым обстоятельствам? «Потому что люди относятся к культурным явлениям, как к своим генам, — объясняет Пшибыла. — Американские антропологи Роберт Бойд (Robert Boyd) и Питер Ричерсон (Peter Richerson) приводят в качестве примера ученых, которые отказываются от генетического воспроизведения и сосредотачиваются на увеличении количества публикаций, которыми они наводняют мир, как будто это их гены».

Современный homo sapiens многое унаследовал от охотников и собирателей каменного века. Но повторяя схемы их действий, он дополняет их и приспосабливает к новым условиям. То, что мы продолжаем бояться пауков больше, чем автомобилей, делает нас не пещерными людьми, а теми, кто умеет использовать опыт выживания древних предков. Однако незыблемых схем не существует. Если даже принять, что человек всегда хотел выжить и оставить в мире свои гены, моделей, каким способом он может этого добиться (как выбрать партнера, устроить семейную жизнь, сколько завести детей), мы унаследовали великое множество.

Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ.

Источник

Физика города: какие фобии человек бережно хранит с первобытных времен

Иллюстрация: Полина Бреева

Все мы чего-то боимся. Кто – темноты, кто – змей, кто – привидений, а кто – одиночества. Мы попросили наших друзей из Детского центра научных открытий «ИнноПарк» объяснить, откуда берутся фобии. Оказалось, что их корни уходят далеко в прошлое.

Фобия – это неконтролируемый страх, который возникает в стрессовой ситуации. Зачастую тревога вызвана неприятными воспоминаниями при повторении события, которое вас напугало когда-то давно. В то же время ученые полагают, что фобии правомерно называть эволюционными эмоциями, так как они появились у человека в первобытные времена.

Первые люди боялись заходить в пещеру из-за темноты. Они не видели, есть ли внутри зверь или другой враг. Память об этом мы пронесли через все этапы эволюции. Поэтому многие до сих пор боятся неосвещенных помещений. Особенно это касается детей до 13 лет, так как в младшем возрасте они еще не могут контролировать свои эмоции.

Боязнь привидений также имеет историческое объяснение. Предки верили, что их родственники продолжают жить и после смерти. Однако они лишаются материального тела, а вместе с ним и земных радостей. Из зависти они пытаются забрать тех, кто остался в этом мире. Так что, когда мы вглядываемся в мутный силуэт за окном, на самом деле нас страшит скорый финал.

«Городской репортаж»: Как избавиться от фобий

Немало страхов взрослых людей коренится в детстве. Потрясение от первой встречи с ужом или история, рассказанная бабушкой, заставляет нас подворачивать одеяло конвертиком, чтобы никто не заполз и не укусил нас во сне.

Акрофобия (боязнь высоты) имеет смешанную природу. Древние люди были вынуждены много лазить по деревьям. Если родители корили детей неспособностью забраться на верхушку, у тех откладывалось ощущение неполноценности. Впоследствии подростки даже не пытались вскарабкаться по стволу из убеждения, что им и правда не удастся. Мы бережно сохранили эту тревогу до сих пор.

Недавно обнаружился сравнительно новый страх – боязнь мобильных телефонов. Мы беспокоимся, что нам позвонят в неудобное время или, наоборот, не позвонят, когда мы ждем. Нам страшно остаться без телефона, так как это хранилище ценнейшей информации. Вместе с тем полная наша доступность для других благодаря сотовой связи и интернету на смартфоне делает нас уязвимыми, что тоже заставляет беспокоиться.

Анастасия Соколова, Детский центр научных открытий «ИнноПарк»

Каждый день, просыпаясь утром, мы погружаемся в город, полный фактур, звуков и красок. Пока мы идем на работу и гуляем в парке, нам в голову приходит миллион вопросов о том, как же все вокруг нас устроено в этом огромном мегаполисе. Почему под нами дрожит земля, когда под нами проезжает поезд метро? И может ли в Москве произойти землетрясение? Какими видят нас люди из космоса?

Мы предложили коллегам из Детского центра научных открытий «ИнноПарк» дать ответы на наши вопросы и разъяснить, сколько велосипедистов нужно для освещения столицы, какие оптические иллюзии можно увидеть в городе и как начать экономить энергию, не выходя из дома. Так появился проект «Физика города». Новые вопросы и новые ответы ищите на нашем сайте по понедельникам и четвергам.

Источник

Мифы о первобытном человеке

В 50 — 60-е гг. прошлого века в СССР была довольно популярна одна песня, называемая «Неолитической». Ее пели в нескольких вариантах (которые по содержанию для историка еще более причудливы, чем оригинал), но оригинальный текст таков:

Но это, конечно, просто песня для развлечения. Понятно, что автор и не собирался претендовать на ее научность. Однако в целом в современном обществе очень распространен ряд устойчивых, но ошибочных представлений о первобытных людях и первобытной эпохе. Рассмотрим основные из них.

Популярное современное изображение первобытных людей

На самом деле это — лишь фантазия художников конца XIX — начала XX вв., увлеченных вопросами эволюции человека, которые в то время обсуждались в просвещенном обществе особенно активно. О происхождении людей, о выделении разумного и творческого человеческого общества из природной среды тогда говорили и спорили настолько же увлеченно, как в середине прошлого столетия о покорении космоса и будущих контактах с инопланетянами. И столь же увлеченно фантазировали на эту тему, отражением чего стала серия книг о первобытных людях французского писателя Ж. Рони-старшего (1856 — 1940): «Вамирэх», «Эйримах», «Борьба за огонь», «Пещерный лев», «Эльвор с Голубой реки». От писателей не отставали и художники, изображавшие на бумаге постепенное превращение обезьяны в человека: постепенное выпрямление, постепенное освобождение от шерстного покрова, приобретение человеческих черт лица и др. С тех пор в обществе и устоялось представление о первобытных людях как о существах полуобезьяньего-получеловеческого типа: волосатых, сутулых и имеющих будто подкошенные ноги, не многим более выпрямленных, чем горилла во время передвижения на двух ногах. Как ни странно, иногда и в некоторой научно-популярной литературе, и в некоторых музейных реконструкциях описывается не в полной море, но в значительных чертах такой полуживотный облик людей первобытного общества. Настолько распространившийся сто лет назад, когда еще только начиналось пристальное изучение первобытных людей, стереотип въелся в массовое сознание.

То, что первобытные люди были сгорбленными и коротконогими, даже без всяких специальных исследований не выдерживает критики. Ведь на таких неуклюжих ногах человек не смог бы ни убежать от хищного зверя, ни ловко драться с тем. В то же время руки, пригодившиеся бы, чтобы быстро залезть на дерево, уже не настолько длинны, как у обезьяны. Получается, с таким телосложением первобытный человек был бы совершенно неповоротлив и не мог бы противостоять быстрым и ловким хищникам, которые, конечно, не замедилили бы воспользоваться такой легкой добычей. Тогда первых же появившихся на планете людей просто съели бы хищные звери еще прежде чем они достигли бы половой зрелости, и человечества вообще бы не существовало. В действительности же исследования показывают, что Homo erectus, к которым относятся знаменитые питекантропы, синантропы, гейдельбергские люди и др., хотя и имели несколько «обезьяноподобную» голову, однако по строению туловища и конечностей были даже более совершенны, чем современный человек. Они держались абсолютно прямо («erectus» в переводе с латинского языка и означает «выпрямленный»), а передвигались на двух ногах очень быстро, бегали как современные атлеты-спринтеры. На это указывают особенности строения костей их ног. Некоторые формы Homo erectus, например, африканский человек работающий — Homo ergaster, имели очень высокий рост (около двух метров). Вероятно, из-за меньшего, чем у современного человека, объема мозга (850 — 1200 см³.), на черепе Homo erectus оставалось место для разрастания костей вообще и верхней челюсти в частности, а более покатая лобная кость не «сплющивала» лицо, как у современного человека, поэтому отсутствовал выраженный подбородочный выступ. Это и придавало голове Homo erectus несколько «обезьяноподобный» вид.

Что касается «волосатости» — пожалуй, самого распространенного и устойчивого мифа о первобытных людях, то он не подкреплен совершенно никакими научными данными и является фантазией от начала и до конца. Просто потому, что волосы ни в какой природной среде, где могли бы обитать люди, не сохраняются в течение тысяч лет. Все найденные останки людей каменного века представлены только костями, а их волосы, как и остальные ткани тела, разложились еще при жизни их соплеменников. Мумия Эци, найденная в альпийском леднике, не рассматривается, поскольку это был человек эпохи энеолита, то есть, уже переходного периода от камня к металлу, и он, естественно, был представителем Homo sapiens, биологически ничем от нас не отличавшимся. Таким образом, были ли люди первобытной эпохи волосатыми, по визуальному изучению археологических находок установить невозможно. Генетические же исследования показывают, что гену, отвечающему за «безволосость» человека, не менее двух миллионов лет. Так что, вполне вероятно, что уже на питекантропах шерсти росло не больше, чем на современных людях. Само по себе отсутствие густого волосяного покрова на теле человека является, по всей видимости, приспособлением к прямохождению: при ходьбе на двух ногах, при вертикальном положении туловища тело сильно разогревается, и отсутствие шерсти позволяет излишку тепла быстро уходить во внешнюю среду. А это означает, что человек лишился волосяного покрова, как только встал на две ноги. Иначе в тропиках, а летом — и в умеренных широтах, ему, чтобы не перегреться, пришлось бы большую часть времени ходить на четвереньках, как животным.

Отчасти это утверждение может быть справедливым для эпохи неолита — новокаменного века, когда появилось производящее хозяйство. Люди в эту эпоху стали разводить домашних животных и выращивать съедобные растения, что вынуждало их переходить к оседлому образу жизни и селиться достаточно скученно в местах, наиболее удобных для хозяйствования (вблизи водопоев, регулярно увлажняющихся естественным образом низин, которые можно было вспахивать, и т.д.). Это создавало определенный дефицит традиционно используемых ресурсов, приводило к тому, что первобытные племена начинали за них бороться. Кроме того, когда появилась возможность не добывать всю пищу охотой и собирательством, а самолично разводить животных и выращивать растения, люди по своей весьма алчной натуре поняли, что проще все готовое отобрать у соседей. И там, где в силу каких-то причин, например, особенно высокой плотности населения, ситуация становилась крайне напряженной, вспыхивали межплеменные конфликты и войны.

Неандертальцы. Музейная реконструкция

Опасность для первобытных людей со стороны диких животных существовала, и это подтверждают находки человеческих останков со следами зубов хищных зверей. Однако в популярных романах и кинофильмах, где первобытные племена будто ведут целую войну с опасными животными, она, конечно, преувеличена, чтобы впечатлить зрителя или читателя. Первобытные люди, постоянно находясь в дикой природной среде, хорошо знали все повадки животных, в том числе опасных, и умели правильно избегать неприятных последствий от встречи с теми. Ведь животные руководствуются в поведении почти исключительно инстинктами, и предугадать их поведение в той или иной ситуации опытному человеку нетрудно. И поныне у некоторых африканских племен охотники, чтобы не утруждать себя подкрадыванием к живой антилопе, с помощью копий отгоняют от их добычи леопардов и даже львов. Эта работа достаточно рискованна, но считается вполне обыденной. В целом опасность для первобытных людей со стороны крупных животных была немногим более велика, чем для работающих в дикой природе современных людей (например, лесничих). Просто сейчас, с наличием современных средств охоты, хищники все же больше боятся людей, но и в первобытное время вооруженный копьем взрослый человек был достаточно опасной добычей, на которую рискнул бы броситься лишь очень голодный зверь.

Людям современности известно, что в минувшие столетия нравы человечества были намного более жестокими, чем сейчас. Ведь всего каких-то пятьсот лет назад в Европе свирепствовала «охота на ведьм», инквизиторы пытали еретиков, по Востоку прокатывались орды грозной конницы, грабившие и сжигавшие города, забиравшие в рабство тысячи людей. Складывается простая логика: если уже тогда человечество было таким жестоким, то десять тысяч, сто тысяч, миллион лет назад оно тем более должно было быть крайне свирепым, и, как можно заключить из советского фильма «Человек ниоткуда», каждый добропорядочный член общества должен был поедать своих друзей. На самом деле у жестоких нравов людей Средневековья и эпохи древних цивилизаций были свои, типичные именно для этих веков, причины: человеческий труд уже был высокопроизводительным по сравнению с эпохами первобытно-общинного строя и варварства, но быт еще оставался весьма тяжелым и опасным. В цивилизационные эпохи человек мог быстро разбогатеть, возвыситься над своими сородичами, и так же быстро разориться, все потерять, умереть с голоду либо стать жертвой эпидемии или войны. Поэтому в эпохи древних цивилизаций и Средневековья общество весьмо жесткими мерами поддерживало порядок в своей среде: ведь много было преступников и тунеядцев, желающих воспользоваться плодами чужого тяжелого труда, были войны за богатства и производительные земли. Это надо было сдерживать, с этим надо было бороться. В первобытном обществе же, особенно в палеолите, преступники, люди, бросающие вызов общине, встречались очень редко. Поэтому в лютых мерах поддержания общественной дисциплины у первобытных людей нужды не было. В палеолите люди, вообще, жили общинами в 20 — 30 человек, половину которых составляли еще не способные на преступление дети. Члены общины с младенчества хорошо знали друг друга, друг другу полностью доверяли, по сути были одной большой семьей. За пределами жилища уже находился суровый дикий мир, не прощающий ошибок, и каждому со всей очевидностью было понятно, что без сплоченности, без соблюдения порядка в общине, без коллективного труда шансы на выживание крайне малы. А все имущество общины было общим, поэтому даже воровство просто не могло зародиться. Каждый брал ту вещь, которая в данный момент нужна была ему больше, чем другим. Поэтому преступления если и бывали, то лишь как из ряда вон выходящий случай. Соответственно, и каких-то определенных наказаний за них предусмотрено не было. В крайних случаях, как это наблюдается у аборигенов Австралии, человека, категорично пошедшего против воли общины или убившего соплеменника, могли изгнать или «условно» лишить жизни, т.е., после проведенного определенного обряда считать его формально умершим. У племен, стоящих на неолитическом уровне социального развития, встречается и смертная казнь за некоторые тяжелые преступления, но, так как сами эти преступления встречаются по вышеуказанным причинам редко, она столь же редко и применяется.

Положение женщины в первобытном обществе тоже отнюдь не было дискриминационным. Вообще, патриархальные отношения, когда родоплеменная власть стала сосредотачиваться в руках мужчин, стали складываться лишь к концу неолита, но и установление патриархата вовсе не означало немедленной потерей женщиной всех прав. Бесправие женщин — явление, характерное для древних цивилизаций и Средневековья, когда в хозяйстве уже полностью стало доминировать значение мужского труда. В палеолите и раннем неолите женщины обладали не меньшими общественными правами, чем мужчины; женщину почитали как мать, воспитателя, смотрителя домашнего хозяйства. Женщина поддерживала огонь в жилище, без которого нельзя было бы приготовить пищу или согреться, женщина занималась приготовлением еды, на которое у мужчин, проведших весь день на охоте, могло уже не остаться сил, женщина сторожила жилище, пока мужчины добывали пищу, женщина изготовляла одежду. Женщины и сами добывали пищу, собирая съедобные растения, восполнявшие недостаток в еде в случае неудачной охоты. Небрежный уход за жилищем, домашним очагом, недосмотр за детьми в первобытную эпоху мог обернуться катастрофой для всей общины, поэтому женский труд ценился наравне с мужским, а значит, и женщина обладала равными правами. И об уважении первобытных людей к женщине свидетельствуют находки «палеолитических венер» — статуэток из кости или других природных материалов, выполненных в форме женского тела с выраженными женскими половыми признаками.

В пользу того, что первобытные люди жили все же несколько дольше, чем можно предположить, основываясь лишь на анализе находок костей, говорит и тот факт, что люди были и в первобытную эпоху широко распространены даже в весьма суровых по природным условиям областях, например, в Восточной Сибири. Значит, человеческий род не пресекался, место умерших постоянно занимали подрастающие поколения. Но если бы большинство первобытных женщин жило всего лет 25 — 30, больше половины из них не оставили бы достигшего половой зрелости потомства. Ведь первобытные женщины, как и современные, не могли рожать детей каждый год всю половозрелую жизнь: в условиях сурового быта, частого недоедания их организм непременно требовал отдыха. А половина родившихся детей умирала от простудных болезней, несчастных случаев и прочих многочисленных опасностей для детского организма, не достигнув возраста, в котором сами могли бы продолжать род. Еще должен был пройти срок, чтобы выкормить рожденного ребенка (воспитать-то его в случае смерти родителей могли и другие члены общины). Таким образом, первобытные люди в среднем должны были жить столько, сколько было бы достаточно, чтобы оставить после себя хотя бы двух — трех достигших половой зрелости потомков, иначе в тех условиях человечество просто выродилось бы.

Наконец, здоровье первобытных людей все же было крепче, чем у людей современных. Если младенец рождался слишком слабым, с организмом, естественным образом мало устойчивым к инфекциям, холоду, жаре, то такой ребенок умирал в течение если не первых месяцев, то первых лет жизни. В первобытных условиях, особенно в палеолите, при всем желании никак нельзя было полностью защитить ребенка от сквозняков и сырости в жилище, от укусов распространяющих инфекционные болезни насекомых, а когда он подрастал — быстро излечить травмы, которые он получал во время игр. Поэтому достигали половой зрелости только сильные, устойчивые к неблагоприятным факторам окружающей среды люди, которые затем давали такое же сильное потомство. Большинство современных детей (да и взрослых тоже) в первобытных условиях просто не выжили бы долго.

Тоже распространенная даже в научной среде относительно людей раннего палеолита точка зрения. На этом завязан сюжет романа Ж. Рони-старшего «Борьба за огонь». Однако если хорошо логически сопоставить все факты, становится понятно, что она несостоятельна. Во-первых, постоянно хранить и поддерживать огонь гораздо сложнее, чем его добывать. Ведь нужно постоянно за ним следить, добавлять топливо, переносить во время переселений. А кроме этого, заниматься и другими весьма тяжелыми и занимающими очень много времени делами того времени: охотой, собирательством, обустройством жилища. В Юго-Восточной Азии есть племена, которые, вместо того чтобы регулярно добывать огонь, хранят тлеющие угли в особых вместилищах, однако это слишком сложная технология, недоступная для людей палеолита.

Кроманьонцы — палеолитические люди современного типа

И здесь мы переходим к факту, который почему-то многие исследователи не хотят замечать: тому, что орудия труда первобытные люди изготовляли в большинстве случаев из кремня — минерала кристаллического строения, который легко обработать ударами, чтобы придать ему нужную форму. А кремень, как известно, при ударе по нему более твердым камнем дает весьма обильные искры. Поэтому как только человек стал изготовлять каменные орудия, он открыл и способ добычи огня: достаточно разложить сухой трут и, ударяя по кремню, направлять на трут сыплющиеся искры.

Источник