Чахоточный румянец что значит
Значение слова чахоточный
Толковый словарь русского языка. Д.Н. Ушаков
(шн), чахоточная, чахоточное (разг.).
больной чахоткой туберкулезный. Чахоточный больной. Мне нравится она (осень), как, вероятно, вам чахоточная дева порою нравится. Пушкин.
Тоже в знач. сущ. чахоточный, чахоточного, м., и чахоточная, чахоточной, ж.
Свидетельствующий о чахотке. Чахоточный румянец.
перен. Тощий, ничтожный (книжн.). Потом принимался он за чтение колоссальных журнальных листов и вспоминал о чахоточных журналишках Италии. Гоголь. Под стол подстилают чахоточный коврик. Достоевский.
Новый толково-словообразовательный словарь русского языка, Т. Ф. Ефремова.
м. разг. Тот, кто болен чахоткой.
Соотносящийся по знач. с сущ.: чахотка, связанный с ним.
Свойственный больному чахоткой, характерный для него.
перен. Скудный, чахлый (о растительности).
Примеры употребления слова чахоточный в литературе.
В гараже Хуан латал проколотые шины, выгонял воздушные пробки из бензопроводов, вычищал наждачно твердую пыль из карбюраторов, менял диафрагмы чахоточных бензонасосов, делал всякий мелкий ремонт, о котором моторизованная публика знать не знает.
Им опять встретились и чахоточный попик, и беловолосый человек в синей рубашке.
При этом все тело слабеет, кожа становится землистого цвета, больной приобретает чахоточный вид, возникает множество разных болей, в прошлом у этого больного простуды поражали не нос или бронхи, а нервы.
Высокий немолодой офицер, с острым лисьим лицом и чахоточными взлизами черных волос на висках, разговаривал с равнодушным артиллерийским капитаном в чрезмерно длинном форменном сюртуке.
Крюкова до последнего времени находилась в обыкновенном заблуждении чахоточных, воображая, что ее болезнь еще не слишком развилась, потому и не отыскивала Кирсанова, чтобы не вредить себе.
Полковник Крачун, красавец мужчина по его собственным словам, принадлежал к маленькому чахоточному племени, симпатизирующему русским.
Гульельмо Новак, молодой мужчина с чахоточным румянцем на впалых щеках.
Первым на эстраде явился флейтист чахоточного вида и престарательно проплевал.
К концу первого месяца Дениза стала, можно сказать, настоящим членом семьи, точно так же, как и другая приказчица, маленькая, чахоточная, молчаливая женщина.
Единственным союзником Самоварника являлся синельщик Митрич, тощий и чахоточный вятчанин, появившийся в Ключевском заводе уже после воли.
Вряд ли чахоточный и больной Амар обладал и таким безошибочным глазомером и такими мускульными возможностями.
Источник: библиотека Максима Мошкова
Транслитерация: chahotochnyiy
Задом наперед читается как: йынчотохач
Чахоточный состоит из 10 букв
Модные тренды XIX века. Чахоточная барышня.
Я сделаю вид, что те несколько десятков человек, подписавшихся на меня, ждали поста именно про туберкулез.
До того как туберкулез оформился как болезнь маргиналов и стран третьего мира, он не только не делал классовых различий при выборе жертв, но и одно время считался болезнью аристократической. С чахоткой (и воспалением почек) упорно не везло Романовым — от этой болезни скончалась:
• Наталья Алексеевна, внучка Петра I (в возрасте четырнадцати лет);
• императрица Мария Александровна, жена Александра II;
• умер от туберкулезного менингита цесаревич Николай Александрович, старший брат Александра III;
• Георгий Александрович, младший брат Николая II, скончался от туберкулеза во время езды на мотоцикле (когда к нему подбежали, он лежал на земле с окровавленным лицом, а кровавый след на земле тянулся на 75 метров, но это было горловое кровотечение, так как он успел остановить мотоцикл).
А вот жена Александра I, Елизавета Алексеевна, скончалась, вопреки устойчивому мнению, от порока сердце.
Примерно до второй половины XIX века чахотку считали следствием всякого рода неумеренности, подверженности страстям, философии и потреблению пряностей и горячительных напитков, а также кофе. Воплощением чахоточного недуга была бледная тоскующая барышня, с томным взглядом и сложными думами. Барышню полагалось лечить прогулками, отказом от кофия и молочной кашей.
Женщина с начальной стадией туберкулеза легких — это практически идеал красоты XIX века: худая, с бледной кожей, румянцем, блестящими выразительными глазами [потому что все время слезятся] и, само собой, глубокими думами. Чтобы добиться такого же эффекта многие здоровые женщины капали в глаза белладонну, натирали кожу разными средствами, в том числе с содержанием свинца и мышьяка, и даже пили уксус.
И можно без особого преувеличения сказать, что именно благодаря такому отношению туберкулез и стал в XIX веке одним из самых смертоносных инфекционных заболеваний.
Значение слова «чахоточный»
2. Разг. устар. Такой, какой бывает при чахотке. Чахоточный кашель. Чахоточный румянец. □ [Константин] вглядывался в его болезненное чахоточное лицо, и все больше и больше ему жалко было его. Л. Толстой, Анна Каренина.
3. перен. Разг. Скудный, чахлый (о растительности). Елена и Инсаров отправились по узкой песчаной дорожке, обсаженной чахоточными деревцами (их каждый год сажают, и они умирают каждый год). Тургенев, Накануне. Городок лежал внизу — маленький, беленький, с чахоточной зеленью. Горбатов, Мое поколение. || Жалкий, невзрачный, убогий. Обывательские дома, совершенно те же, как во всех наших городах, с чахоточными колоннами, прилепленными к самой стене. Герцен, Кто виноват? || Слабый, угасающий (о свете, огне). Коптилки, при свете которых работали штабисты, от недостатка кислорода горели синеватым чахоточным огоньком. А. Гончаров, Наш корреспондент.
Источник (печатная версия): Словарь русского языка: В 4-х т. / РАН, Ин-т лингвистич. исследований; Под ред. А. П. Евгеньевой. — 4-е изд., стер. — М.: Рус. яз.; Полиграфресурсы, 1999; (электронная версия): Фундаментальная электронная библиотека
ЧАХО’ТОЧНЫЙ [шн], ая, ое (разг.). 1. Больной чахоткой, туберкулезный. Ч. больной. Мне нравится она (осень), как, вероятно, вам чахоточная дева порою нравится. Пушкин. || То же в знач. сущ. чахо́точный, ого, м., и чахо́точная, ой, ж. 2. Свидетельствующий о чахотке. Ч. румянец. 3. перен. Тощий, ничтожный (книжн.). Потом принимался он за чтение колоссальных журнальных листов и вспоминал о чахоточных журналишках Италии. Гоголь. Под стол подстилают чахоточный коврик. Достоевский.
Источник: «Толковый словарь русского языка» под редакцией Д. Н. Ушакова (1935-1940); (электронная версия): Фундаментальная электронная библиотека
чахо́точный (прилагательное)
1. мед. связанный, соотносящийся по значению с существительным чахотка
2. свойственный больному чахоткой, характерный для него ◆ Катю встречал на перроне долговязый мужчина с чахоточной грудью, с косым пробором над широким крестьянским лбом. Давид Маркиш, «Стать Лютовым», 2001 г. (цитата из НКРЯ)
3. больной чахоткой ◆ Какой-то чахоточный господин с бородкой сидел в кресле, а у ног, ластясь, примостилась полуголая баба с распущенными косами ― не то Лорелея, не то Муза. В. Ф. Ходасевич, «Младенчество», 1933 г. (цитата из НКРЯ)
4. перен. разг. скудный, чахлый (о растительности) ◆ И особенно тоскливо было глядеть на нависшие и набрякшие груды песка (они, кажется, могли ухнуть каждую секунду), на кустики осины с горькими зелёными побегами, на крошечные чахоточные берёзки. Ю. О. Домбровский, «Хранитель древностей», 1964 г. (цитата из НКРЯ)
чахо́точный (существительное)
1. ru тот, кто болен чахоткой ◆ Кормили солдат из больничной столовой, где чахоточным молоко с творогом полагалось. Олег Павлов, «Степная книга», 1990–1998 г. (цитата из НКРЯ)
Делаем Карту слов лучше вместе
Привет! Меня зовут Лампобот, я компьютерная программа, которая помогает делать Карту слов. Я отлично умею считать, но пока плохо понимаю, как устроен ваш мир. Помоги мне разобраться!
Спасибо! Я обязательно научусь отличать широко распространённые слова от узкоспециальных.
Насколько понятно значение слова печурка (существительное):
Болезнь страсти и печали: как писатели, художники и медики в XIX веке эстетизировали туберкулез
Если сегодня туберкулез — социальная стигма, то в XIX столетии он был окутан романтическим флером: до открытия палочки Коха считалось, что причина недуга — в экстраординарных качествах больного, недюжинном таланте и внутренних страстях, буквально сжигавших человека. Коварное заболевание не обезображивало, напротив: внешность таких людей задавала новые стандарты красоты. Болезнь эстетизировали не только писатели и художники, но и медики — об этом пишет историк Ульрике Мозер в книге «Чахотка: другая история немецкого общества», которая вышла на русском языке в издательстве «Новое литературное обозрение». Публикуем фрагмент из нее.
В XIX веке врачи распознавали чахотку по типичному «кладбищенскому кашлю», он же «кладбищенский йодль», по хронической температуре, испарине, приступам удушья и потере веса. Но лечить болезнь не умели и не понимали ее причин.
В Пруссии в 1890 году 44% всех смертельных случаев во всех возрастных группах приходилось на чахотку. Молодые люди заболевали и умирали в том возрасте, когда самая пора влюбляться, жениться, рожать детей.
«Для больного время самой большой любви совпадает со временем смерти».
Этот мифологический союз молодости и смерти, расцвета и распада завораживал художников и поэтов по всей Европе. Многие из них сами были больны.
Список тех, чью жизнь и творчество прервала чахотка на рубеже XVIII и XIX веков, длинен и полон известных имен: Кристоф Хёльти, Готфрид Август Бюргер, Карл Филипп Мориц, Новалис, Филипп Отто Рунге, Джон Ките, Адельберт фон Шамиссо, Никколо Паганини, Фредерик Шопен, Эмили и Энн Бронте.
«Следует однажды написать литературную историю чахотки, — заявил в начале XX столетия поэт и писатель Клабунд, также страдавший от этой болезни, — этот физический недуг имеет свойство менять душевный склад заболевших. Они носят на себе каинову печать обращенной вовнутрь страсти, которая разъедает их легкие и сердце».
Загадочное происхождение чахотки, скрытые поначалу симптомы способствовали эстетизации болезни и представлению о ней как о недуге натур возвышенных, художественных, тонких и чувствительных.
Чахотка была болезнью XIX века, на протяжении столетия с лишним она была воплощением страдания и породила новое, романтизированное восприятие болезни.
Считалось, что чахотка — болезнь «особенная», что она одухотворяет, украшает, делает чувствительным и восприимчивым, о чем свидетельствовали не только произведения искусства и литературы, но и медицинские труды.
Идеализированная болезнь
Романтизм трактовал болезнь не как ограничение, дефицит или недостаток: напротив, он считал ее закономерной частью бытия, более того — способом глубинного познания жизни.
Классицизм провозглашал «Прекрасное, доброе, истинное», гуманное, добродетельное и возвышенное, равновесие и гармонию, фантазию, усмиренную стилем и разумом.
Новалис писал: «Поэзия властно правит болью и соблазном — желанием и отвращением — заблуждением и истиной — здравием и недугом. Она смешивает всё во имя собственной великой цели всех целей — во имя возвышения человека над самим собой».
Учение о соках
В большинстве европейских стран, как и во Франции, не считали чахотку заразной. Врачи апеллировали к гуморальной патологии, или учению о соках, уходящему корнями в Античность. Теория этого учения изложена в сочинении «Корпус Гиппократа», тексте, который приписывают Гиппократу с острова Кос.
На самом же деле это сборник из более чем 60 медицинских текстов, сочиненных разными авторами между V веком до н. э. и I веком н. э. Все эти труды связывает убеждение, что здоровье и болезнь объясняются логическими размышлениями о природе. Во II веке н. э. римский врач Гален дополнил и систематизировал учение о соках.
Читайте также
Это учение на удивление долго не теряло популярности. Даже в XX веке на него ссылались и в литературных, и в медицинских текстах, поскольку оно предоставляло многостороннее объяснение разным болезням, охватывающее все сферы существования: духовную и телесную, природную и человеческую. Тем самым, учение стало важной предпосылкой для идеализации и метафоризации чахотки.
Кровь, слизь (флегма), желтая желчь и черная желчь — вот четыре «сока», четыре жидкости организма (на латыни — humores), поддерживающие жизненную силу, а их сочетание отвечает за здоровье и болезнь. Четырем сокам соответствуют четыре природных свойства — теплый, сухой, холодный, влажный; четыре стихии — воздух, огонь, земля, вода; и четыре вида темперамента — сангвиник, холерик, меланхолик, флегматик.
Болезнь считалась индивидуальным расстройством, следствием нарушенного равновесия телесных соков. Она возникала, если одних соков становилось слишком много, других — мало.
Согласно гуморальной патологии, чахоточный больной страдал переизбытком крови, которую надо было выкашливать.
Кровь с древнейших времен считалась жидкостью жизни, питанием для тела. Если кровотоку что-то мешает, то возникает воспаление, поднимается температура. Больным чахоткой приписывали сангвинический темперамент. Их считали вспыльчивыми, легко возбудимыми, горячими, непостоянными, переменчивыми, неуверенными, жизнелюбивыми и зачастую ведущими беспорядочный образ жизни.
Стихией чахоточных считался воздух: не случайно болезнь поражала легкие и затрудняла дыхание. Кроме того, тело больного чахоткой по мере развития болезни всё больше таяло, дематериализовалось. Воздух был символом жизни и души. Когда тело умирает, душа высвобождается.
Угасающий чахоточный больной приобретал черты бесплотного ангела. Плечи его, гласит учение о соках, приобретали форму крыльев. Последователи Гиппократа называли чахоточных больных «крылатыми личностями».
Чахотку превозносили еще и потому, что она поражала легкие, которые считались «частью верхнего, одухотворенного тела».
Заодно с учением о соках на представление о чахотке в культуре повлияло другое учение, также из времен Античности — о конституции тела. Согласно этой теории, некоторые люди, обладающие особенной, «фтизической» конституцией, могли быть больше других предрасположены к этой болезни.
В сочинении Якоба Маркса 1784 года «Изучение чахотки и средств против нее» значится следующее:
«В целом же опыт учит, что более всего извергают кровь, а значит имеют склонность к легочной чахотке те персоны, у которых мускулы груди и почти во всём остальном теле тонки, слабы и вялы, у кого красивый цвет лица, тонкая и нежная кожа, румяные щеки, кто строен, при этом имеет выступающие скулы, впалые виски, длинную шею, плечи у них выступают, будто крылья. Одним словом, это те, кто тело имеют хрупкое, а нервную систему возбудимую, и легко выходят из себя и утрачивают равновесие духа».
Чахотка как метафора
Фридрих Шлегель в своем сочинении 1795 года «Об изучении греческой поэзии» пишет, что «интересное — идеал романтической поэзии». А ведь никакая другая болезнь не делает человека настолько «интересным», как чахотка.
«Как я бледен! — говорил о себе лорд Байрон, глядя в зеркало. — Я хотел бы умереть от чахотки». «Почему?» — спросил его друг, которого он посещал в Афинах в 1810 году. «Потому что дамы станут наперебой говорить: „Посмотрите на бедного Байрона, каким интересным он выглядит на пороге смерти“».
Чахотка считалась «особенным» страданием, подчеркивающим индивидуальность больного.
В Античности ее воспринимали как болезнь противоположностей, телесных и душевных: пугающая бледность сменялась ярким внезапным румянцем, лихорадочная, бесцельная активность и эйфория — оцепенением и печалью, неудержимая жажда жизни — смертельной тоской.
Больной зачастую казался полным жизни и цветущим, хотя на самом деле угасал. Внешность чахоточного обманчива: живость — лишь проявление внутреннего конфликта, румянец, якобы знак здоровья, на самом деле — признак температуры, а приступы жизнелюбия — свидетельство близкой кончины. Симптомы чахотки похожи на признаки влюбленности или любовной тоски. До XIX века верили, что чахотка — следствие неразделенной любви.
Понятия «чахотка» и «фтизис» (истощение) описывают организм, который расходует сам себя. С этим связано представление о том, что больного чахоткой иссушают его же собственные, до предела накаленные чувства.
С Античности чахотка считалась болезнью страстных натур и недугом страстей. Но страсти чахоточного больного слишком сильны. Его жар — признак внутреннего горения, испепеляющего пламени, сжигающего его тело. Болезнь — это разрушительный костер души, в котором сгорают один за другим дни страдальца.
Чахотка ускоряет ход времени. Больного, знающего о кончине, одолевает жажда жизни, вожделения разного рода: эйфорический угар, возросший аппетит, неуемное сексуальное влечение, порочная, грешная любовь.
Пример такого проявления болезни — Маргарита Готье, «Дама с камелиями» Александра Дюма-сына, чахоточная куртизанка, самоотверженная грешница, жертвующая собой ради любимого и умирающая от чахотки.
Но пока тело больного «иссякает», тает, дематериализуется и становится прозрачным, утончаются и совершенствуются его душа и сознание и высвобождаются из телесной оболочки, одухотворяется его личность.
Может быть интересно
Ученик Гегеля Карл Розенкранц писал в 1853 году в своей «Эстетике безобразного»:
«Истощение, горящий взгляд, бледные или лихорадочно пылающие щеки больного могут дать непосредственное представление о его сущности и душе. Дух в это время уже почти отделился от плоти. Он еще не покинул тело затем только, чтобы действительно превратить его в чистый символ. Тело становится прозрачно-хрупким, дух покидает его, он уже почти сам по себе».
Превозносимая, чахотка стала признаком экстраординарной индивидуальности. «Глубоко в душе чахоточный больной знал, что причина его болезни — в его особенности».
Неслучайно повышение символического статуса чахотки совпадает с периодом, когда буржуа открывает и познает свою индивидуальность и с ликованием снова и снова ее утверждает. Он хочет узнать самого себя в своей уникальности и особости. Он погружается в себя, исследует самого себя и свой внутренний мир, пишет дневники, письма, в которых открывает свое сердце, мемуары, эти сказания о героях повседневности.
Любовь захватывает его, как нечто исключительное, любимому человеку признается он в своих страстях и слабостях. Он читает психологические романы об индивидууме с его опытом и чувствами, которые образуют целый мир. Он горд своим образованием и вкусом. Весь мир вращается вокруг него.
Всё это делает чахотку такой завораживающей для той эпохи. При этом казалось, что она поражает хрупкие, чувствительные, тонко чувствующие и печальные натуры, которым не достает прочности и жизненной силы.
Рене Теофиль Гиацинт Лаэннек, врач, практиковавший в госпитале Сальпетриер и больнице Некер, изобрел стетоскоп — важнейший диагностический инструмент до открытия рентгеновских лучей. С помощью стетоскопа Лаэннеку удалось изучить и описать целый ряд болезней: бронхит, воспаление легких и прежде всего — чахотку. Лаэннек считал чахотку неизлечимой и сам умер от нее в 1826 году.
Он писал: «Среди причин туберкулеза я не знаю ни одной более определенной, нежели печальные страсти, прежде всего, когда они слишком глубоки и долги».
Романтическая чахотка считалась болезнью души, страданием, «связанным с экзистенциальной раной». Источник болезни — в самом больном, чахотка лишь выражение его личности.
Такое представление пережило романтизм на много десятилетий. Так, Франц Кафка, после того как в сентябре 1917 года у него диагностировали туберкулез, записал в дневнике: «…рана в легких является лишь символом, символом раны, воспалению которой имя Ф.». А в 1920 году он объяснял Милене: «Я болен духом, а заболевание легких лишь следствие того, что духовная болезнь вышла из берегов».
Болезнь страсти и печали, чахотка, казалось, поражала людей творческих. Она стала стигмой чувствительных, гениальных молодых художников, избранных, для которых болезнь связана с познанием и благородством духа.
Перси Биши Шелли утешал больного туберкулезом Джона Китса: чахотка — это болезнь, «выбирающая тех, кто умеет писать такие хорошие стихи, какие писал ты».
Две французские исследовательницы истории общества Клодин Херцлих и Янин Пьерре заявляют: «Весь XIX век продолжались особенные отношения между туберкулезом, искусством и литературой». Ницше в книге «Воля к власти» пишет: наследие романтизма в том, что «кажется, невозможно быть художником и не быть больным».
Болезненная красота
Больной завораживал своей неземной, эфирной, прозрачной, тающей хрупкостью и бледностью. Так, медик Пауль Фердинанд Штрасман в 1922 году описывал чахоточную «привлекательность посредством… внешней соблазнительности: хрупкие цвета, румяные щеки, так называемые «кладбищенские розы».
Чахотка создала собственный идеал красоты. В первой половине XIX века болезненность и телесная хрупкость стали модой. Сьюзен Зонтаг называет туберкулез и вовсе «гламурной болезнью».
«Шопен заболел туберкулезом в то время, когда крепкое здоровье было не в моде, — писал композитор Камиль Сен-Санс в 1913 году, — в моде была бледность и изможденность. Княгиня Бельджойозо (одна из самых известных femmes fatales своего времени) прогуливалась по бульварам, бледная как сама смерть». Она была законодательницей чахоточной моды. Богемный Теофиль Готье в молодости «не мог считать поэтом никого, кто весил бы более 99 фунтов ».
О красоте и значимости, которыми наделяет больного чахотка, упоминали известные больные XIX века. Людвиг Тик так описывал своего друга Новалиса: он был «высок, строен, с изящными манерами, с ясными блестящими карими глазами, а оттенок его лица, особенно одухотворенный лоб, казались почти прозрачными». На очень популярной поздней гравюре 1845 года облик Новалиса становится почти девическим, он изображен юношей с по-детски мечтательным взглядом.
Фредерик Шопен также трогал женские сердца своей аристократической внешностью и необходимостью в утешении. Слабое тело, белокурые шелковистые волосы, бледная кожа, потерянный мечтательный взгляд. Если бы не нос с горбинкой и не сильный подбородок, он бы тоже выглядел женственно.
«Милый, бледный и эфирный», — описывала Шопена пианистка Генриетта Фогт, хозяйка самого популярного салона в Лейпциге. А подруга Ференца Листа, острая на язык графиня Мари д’Агу сообщала: «Шопен неотразим. Только постоянно кашляет. Но кашляет бесконечно грациозно».
Но была еще и демоническая красота «дьявольского скрипача» Никколо Паганини с его всепоглощающей мрачной романтикой. Он был пугающе сух, одевался в черное, черный цвет еще больше подчеркивал его бледное лицо со впалыми щеками и крючковатым орлиным носом, руки были необычайно длинны, с ужимками безумца склонялся он перед публикой чуть не до земли и был знаменит своими распутством. Генрих Гейне называл его «вампир со скрипкой».
Жившая в Париже русская художница Мария Башкирцева упоминает в своих дневниках 1883 года об этом культе чахотки: «Было, кажется, такое время, когда чахотка была в моде, и всякий старался казаться чахоточным или действительно воображал себя больным».
Чахоточный румянец
Есть такое выражение — оно означает здоровый вид очень больного человека. Статистика по заболеваемости туберкулёзом в России — что-то не менее пикантное. Один блок данных говорит, что смертность от туберкулёза всего за один год снизилась на 17, 3%. Россияне сейчас, по сравнению с 2016-м годом стали заражаться чахоткой в полтора раза реже. В ряде областей Нечерноземья ситуация благополучнее, чем в ряде стран Евросоюза. При этом мы можем только мечтать о показателях позднего СССР. Россия фигурирует в первой двадцатке списка ВОЗ по странам с наиболее высокой заболеваемостью туберкулёзом и смертностью от этого заболевания. И есть подозрение, что Минздрав не болезнь победил, а просто оседлал статистику.
Разрешите вас перебить
В 2018 г. смертность от туберкулёза в России составила 5, 5 случая на 100 тыс. населения. А в 2005 г. было 25 случаев. В 71 регионе добились положительной динамики в борьбе с инфекцией. Это значит, что в Архангельской области смертность снизилась вдвое, в Карелии — на 48%. В Белгородской и Рязанской областях умер 1 человек на 100 тыс. населения. Это, конечно, меньше, чем во Франции или Дании (0, 4 случая), но лучше Сербии и Румынии (2, 4 случая). По словам замминистра здравоохранения РФ Татьяны Яковлевой, темпы снижения заболеваемости в России составляют 14, 3%, а общемировые — 3%.
Однако по российским регионам статистика заболеваемости отличается в 30 раз. Среди лидер ов — Иркутская и Курганская области, Тыва и Чукотка. В разы отличаются показатели соседних Татарстана и Ульяновской области, Костромы и Вологды. Недоверие к благостной статистике рождают и регулярные сообщения пациентских организаций о перебоях с поставками лекарств и снижении финансирования. А как может улучшаться ситуация в регионах, если людям не достать лекарств?
Общественное движение «Пациентский контроль» к Всемирному дню борьбы с туберкулёзом напомнило, что по российским законам препараты для лечения заболевания предоставляются всем нуждающимся бесплатно. Тем не менее движение изучило более сотни жалоб за последние три года, в марте 2019-го отмечен их новый всплеск. Цитируются конкретные обращения. «В Кемеровской инфекционной больнице отсутствует препарат «сиртуро», говорят, что он будет не раньше чем через полгода», — говорится в одном из сообщений. «Нет препаратов, нечем лечить», — доносится из Благовещенска. «Говорят, что во всём Приморском крае нет «рифампицина». «В диспансере сказали, что нет препарата и неизвестно когда будет, — рассказал пациент из Санкт-Петербурга. — На просьбу выписать рецепт сказали, что не могут этого сделать, потому что программа не даст его напечатать из-за того, что его нет в аптеке».
В «Пациентском контроле» отмечают, что видят лишь верхушку айсберга, а главная причина перебоев — в бедности регионов. Ведь федеральный центр спихнул было на тощие провинциальные бюджеты и эту затратную обязанность — обеспечивать больных туберкулёзом препаратами. А это индивидуальные схемы для каждого пациента, по 4–6 препаратов одновременно. Выходит от 1 до 5 млн рублей в год на человека. В 2017 г. Минздрав спохватился и вернул централизованные закупки противотуберкулёзных и антибактериальных препаратов, но закупается всё равно недостаточно, а регионам таки есть куда потратить деньги.
Проблема в том, что стоит нарушить режим лечения, как вирус становится невосприимчив к препаратам, которые требуется менять, а сроки лечения требуется продлевать. Как раз в похожей ситуации мы получили резкий скачок заболеваемости туберкулёзом в постсоветские годы.
Палочка-убивалочка
Как рассказывали «АН», в советские годы заболеваемость в европейской части Союза составляла 34 случая на 100 тыс. человек (сегодня — 44 случая). Это значительно больше, чем в Германии, США или Израиле, где нормой считается 5 случаев, но всё же цветочки по сравнению с обвальным ростом в постсоветские годы. Нет других примеров, чтобы в конце XX века в Европе фиксировался скачок в 3 раза, казалось бы, давно побеждённой болезни — до 90–100 случаев на 100 тыс. человек.
За год в России ставилось до 120 тысяч новых диагнозов. Высокой оказалась и доля туберкулёза с множественной лекарственной устойчивостью и хроническими формами болезни.
Причины? Рост числа заключённых, появление прослойки бездомных, наркомания и просто обнищание населения в 1990-е, стеснённость жилищных условий людей. Пол Фармер, глава «Партнёров во имя здоровья», так описывает свои впечатления от посещения российских тюрем в конце 1990-х: «Эпидемия в сибирских тюрьмах оказалась хуже всего, что мне довелось повидать в Перу, а в некоторых аспектах даже хуже всего, с чем я сталкивался в Гаити». А ведь один больной с активной формой туберкулёза способен за год передать инфекцию 10–15 окружающим. Лечиться долго — до 6 месяцев.
Власть хватилась только в 2005–2006 гг., когда в Россию пришли крупнейшие международные фонды-доноры, а из федерального бюджета на борьбу с туберкулёзом стали выделять значительные средства. К 2014 г. удалось сбить заболеваемость на треть — до 60 случаев на 100 тыс. населения. Но с начала 2016 г. картина выздоровления снова «посыпалась».
Туберкулёз, как известно, идёт рука об руку с ВИЧ-инфекцией. И хотя в июле 2016 г. ООН признала Россию эпицентром мировой эпидемии ВИЧ, российским регионам до 30% сократили финансирование препаратов для ВИЧ‑положительных. К тому же пресловутая «оптимизация» десятками укатывает провинциальные больницы и туберкулёзные диспансеры, ослабевает контроль за развитием болезни на местах. И снижение показателей, которым так гордятся чиновники Минздрава, может оказаться очередной утратой контроля за их реальным ростом.
2016 г. был пиком бюджетной экономии и «оптимизации» медицины — урезали даже расходы на питание детей в интернатах. Тем не менее Федеральная служба исполнения наказаний (ФСИН) отчиталась о сокращении смертности заключённых от туберкулёза вдвое за неполный год.
В Ржеве (Тверская область) закрыли противотуберкулёзный диспансер под предлогом отсутствия в нём… пожарных гидрантов. Диспансер обслуживал западную часть области: Ржевский, Андреапольский, Старицкий, Зубцовский, Оленинский, Нелидовский, Западнодвинский, Торопецкий, Селижаровский, Бельский районы. В подразделении было всего 40 круглосуточных коек и 15 коек дневного пребывания, которые никогда не пустовали, а число заболевших было меньше среднероссийского показателя: 25 случаев на 100 тыс. человек.
Главврач диспансера Владислав Боборыкин объяснял, что туберкулёз — болезнь инфекционно-социальная. Пациентов на лечение приходится уговаривать, принудительно положить никого нельзя. Однако 80% поступивших через некоторое время самовольно покидают больницу или выдворяются из неё за хулиганские действия или распитие спиртных напитков. Теперь власти предполагают, что эти пациенты будут ездить в областной диспансер в Твери за 125 км, чтобы сделать флюорографию и сдать анализы. Реально ли это? Вряд ли. Куда вероятнее, что больной на болезнь «забьёт» и за год заразит ещё 10–15 человек.
Главный внештатный фтизиатр Минздрава Ирина Васильева отмечает и такой момент: до 70% россиян могут быть заражены туберкулёзом в виде латентной инфекции, но болезнь проявляется только у одного из 10 заразившихся: «Это происходит потому, что наша иммунная система может бороться с инфекцией. Срыв иммунной системы может быть вызван стрессом, плохими условиями работы, алкоголизмом».
Другими словами, болезнь скорее разовьётся у человека, попавшего в неблагополучную ситуацию, чем у довольного жизнью бюргера. Но Россия и здесь рвёт шаблоны: ситуация с туберкулёзом непрерывно ухудшается на фоне погружения в кризис, снижения реальных доходов населения, роста безработицы, налогов и штрафов, снижения доступности медпомощи. Вероятно, по той же причине придворная социология отмечает резкий рост числа счастливых россиян и их доверия к власти. Хотя ваши собственные глаза и уши сигналят, что это не так.